Ёлки-палки

Мне снился сон. Я будто смотрела ускоренную перемотку жизни девчонки, которую абсолютно точно никогда не встречала. Вот она мирно колупается в песочнице с карапузами, а вот один из них уже обливается слезами, пытаясь с криками вырвать какую-то дребедень из цепких рук мелкой хулиганки. Неясный образ расплылся бензиновой лужей — девчонка уже в школе. Из-за больших белых бантов на чернявых косичках выглядывает смуглый носик кнопкой. Первый звонок, куча ребятни. Её на большие тёплые руки подхватывает отец и с ясной белозубой улыбкой на загорелом лице кружит. Рядом задорно рассыпается в звонком смехе мать. Всё закружилось, перевернулось с ног на голову. Девчонка подросла. Такая же смуглая, как и отец, она тащила за ухо не по-пацански ревущего мальчишку. Как приставать к ней с обидными шутками вместе со своими подпевалами, делать подножки, портить её вещи, писать про неё гадости на партах — так он первый, а отвечать за свои слова — голову в песок прячет! Картинка опять рассыпалась осколками. Девчонка как была ровной, как доска, такой и осталась, да только из-под чёлки всё так же сверкали ехидством и насмешкой глаза-бусинки. Она на полторы головы возвышалась над кучкой пацанов, обступивших её в пустом коридоре. Вот один из них, взбешённый непробиваемостью и спокойствием жертвы, закончил кидать пустые предъявы и схватил ту за пионерский галстук с явным намерением поставить ей фингал под глазом, но внезапно сам схлопотал в жбан и упал головой как раз на батарею: руки у девчонки были длинные и цепкие. Остальные не пожелали оставаться в стороне и терпеть такой произвол, с нечленораздельными матами бросаясь на неё. Несколько быстрых ударов она пропустила, пока не прорвалась сквозь защиту соперника, да только белозубая ухмылка расползлась по лицу ещё шире в жутком оскале. Получив промеж ног и тут же коленом в лицо, тот свалился и катался по полу, размазывая кровь с разбитого в кашу лица. С двумя другими было посложнее. Девчонка будто получала удовольствие от того, что её защиту пробивали с обоих сторон, она щерила зубы в ненормальном веселье всё больше и больше, пока не нашла подходящий момент, чтобы уйти с линии атаки и столкнуть их лбами, швыряя на уже поднимающихся товарищей. Хриплые, ломающиеся голоса подростков, сыпавшие проклятиями, слились в один и зашумели всё сильнее и сильнее. Всё расплющилось, затем раздулось и лопнуло, как мыльный пузырь. Из мрака медленно, как в барахлящем телевизоре, проявился зал в обычной хрущёвке. На диване, залитом светом, развалилась — нет, уже не девчонка, — девушка. Она закрыла глаза, пока мать, с чувством ругаясь, промакивала ватой, вымоченной в спирте, её разбитое лицо. Она говорила что-то с досадой в строгом голосе, недовольно потряхивая кудрями, но слова связывались в неясный гомон. Когда шум достиг крайней, казалось, точки, мать дала лёгкий подзатыльник и поцеловала в лоб, что-то обеспокоенно шепча. Девушка крепко обняла мать и уткнулась носом в мягкий и теплый живот. Комната растаяла в горячих лучах солнца, только слышен был нежный, ласковый, как южный ветер, шёпот матери. Не заставляй меня беспокоиться, доча. Я же не всегда смогу за тобой приглядывать. Пожалуйста, позаботься о себе, Мадина. ... — ... к вашим услугам — свежие газеты и журналы. Благодарим за внимание! Да на здоровье. Мне не жалко. С трудом протолкнув слюну в засохшее горло, открыла глаза. Надо мной висела чистенькая белая багажная полка. Багажная полка самолёта. Внутри словно что-то упало и замерло, спину моментально прошиб холодный пот. Я замерла, не дыша и боясь даже пошевелиться. Вокруг меня галдели люди — очень много людей. Запахи от них всех шли настолько резкие и насыщенные, что казалось, будто каждый в самолёте вылил на себя как минимум флакон духов. Мозг лихорадочно выхватывал отдельные слова из общего шума, даже не пытаясь складывать их в цельные предложения. ...расфасуем, мужается, день, финансовая, мать, двадцать восемь... Я перевела взгляд ниже с непонятным опасением. Передо мной растянулись в две длинные шеренги сиденья, напоминающие красной обивкой в полосочку и пухленькими спинками сиденья в типичной маршрутке. Ладно. Допустим. Слева натурально храпела женщина средних лет, что-то бормоча во сне. Она пахла чем-то приторно-сладким. Боже, зачем так душиться-то? Прямо за ней, слева, расположился длинный ряд точно таких же дебильных кресел с жёсткими на вид подлокотниками. Понятно. ДА НИХУЯ БЛЯТЬ НЕ ПОНЯТНО! Я точно, совершенно и абсолютно точно помню, как отрубилась в общаге в Кишинёве после того, как доделала домашку по гармонии. Я не пью, не курю и ничего сверхъестественного не употребляю. Сейчас я не сплю. На боль реакция есть, да и снов таких я никогда не видела. Таких... подробных, детальных, чётких. Даже осознанные сны такими никогда не были. И думать так много я в снах не могу! Ебануться. Если это не сон, то как можно вообще объяснить всё сейчас происходящее?! Я не понимаю! Кто-то что-то громко передал по динамикам. Я почувствовала, что самолёт тронулся с места: шасси мерно зашуршало по асфальту. Куда я лечу, нахуй? У меня экзамен завтра! Захотелось вскочить, замахать руками, выбежать, остановить пилота, заорать, да хоть что-нибудь, но я не могла и пошевелиться, только часто дышала, окаменев от напряжения. Пиздец. Пиз-дец. ПИЗДЕЦ. На мгновение мне показалось, будто самолёт остановился. Только показалось. Двигатель шумел все громче и громче. В тот момент, когда самолёт разогнался на максимальную скорость, мы оторвались от земли. Мою бедную голову словно сплющило. Уши заложило и они, по ощущениям, свернулись в трубочку. Сердце замолотило и упало в пятки. Перед глазами пронеслась вся моя жизнь. Боже, помоги! ... Итак, по ощущениям прошёл где-то час — именно столько мне понадобилось, чтобы пройти все стадии охуевания и превозмочь желание скатиться в истерику прямо здесь и сейчас. Пока солнце медленно скатывалось к горизонту, образуя лёгкие сумерки, я перебрала все возможные версии объяснения происходящей дичи в своей голове — от того, что меня выкрали пришельцы или арабский шейх до того, что я участвую в очередном социальном эксперименте и где-то там меня ждут мои десять тысяч долларов. За этот час я поняла, что сидеть и задавать себе сейчас вопросы "зачем", "почему", "с какой целью" и выяснять все причинно-следственные связи происходящего бесполезно, поскольку ничего ровным счётом от этого не изменится, а строить беспочвенные догадки — пустая трата времени, которое у меня, судя по всему, ограничено. Самолёт когда-нибудь да сядет, а дальнейший исход событий я предугадать не могу. Пока что. Нужно сосредоточиться на том, что я уже знаю и узнать всё возможное в моём положении. Что я знаю? Я знаю, что на данный момент, похоже, меня убивать никто не собирается. Ещё мне известно, что меня зовут Света и мне двадцать годиков. Я лечу в самолёте незнамо куда и зачем. Я не знаю куда я лечу? Значит, мне нужно это узнать первым делом. Как узнать? Со мной должен быть билет на самолёт. Где его найти? Мои карманы. Я полезла в карманы серых спортивных штанов — что-то я не припоминаю, что у меня такие были, — и не нашла ровным счётом ничего. Смотрим дальше. Я облапала шуршащую светлую ветровку с синими вставками и нашла там только фантики от конфет. Вот этой куртки точно не было в моём гардеробе. Каким, интересно, образом?.. Арабский шейх мне даже одежду подогнал? Может, и ручную кладь собрал мне в дорожку? Если она и есть, то где? Либо у меня на коленях, либо под моим сиденьем или сиденьем впереди, либо на багажной полке. Так как на коленях у меня ничего нет, надо глянуть сперва под моё сиденье. Я свернулась в позу зю — почему посадочные места настолько маленькие и узкие? — и начала шарить руками по полу в надежде за что-то зацепиться. Собрав всю пыль под сиденьем, я выловила типичный базарный баул в клеточку — правда, в два раза меньше. Вариант событий, в котором ручная кладь под сиденьем не была бы моей, исключался по причине того, что я сидела в самом конце самолёта. Ну, или эту сумку здесь оставили террористы. Говорят, что если умереть во сне, то можно проснуться? Сейчас и узнаем. На бессмысленный психоз у меня не осталось уже сил, поэтому я без промедления расстегнула сумку. В голову прокралась дохленькая мысль, упрекающая меня в том, что я роюсь в чужих вещах — но я быстро её отмела куда подальше. Алё-улю, я сижу здесь не знаю в чьей одежде и лечу не знаю куда и зачем. Ничего воровать из сумки я не собираюсь, а если и кто заметит, то меня не выкинут прямо сейчас же из самолёта. Я всегда могу поставить её обратно, и никто совершенно ничего не заметит. Внутри не обнаружилось ничего, похожего на бомбу. В сумке валялись чёрная шапка, шарф, замусоленный в крошках пакет каких-то пресных печенек, что-то похожее на паспорт, замотанный в целлофановый пакет, кошелёк и немного мятый конверт. Это точно не моё. Ладно, раз её невероятно ответственный хозяин спокойно закинул сумку со своими документами и деньгами кому-то — то есть мне — под сиденье, при этом совершенно не парится и в ус не дует, может и его билет, совершенно ему не нужный, где-то тут валяется? Стоит проверить. В конце-то концов, что мне ещё сейчас делать? Поплакать я всегда смогу потом. Итак, билет либо в папке, либо в кошельке. В кошельке оказались только рубли, судя по всему, российские, — я лечу в Россию? — которых я за свою короткую жизнь в Молдове так ни разу и не видела. Всего я насчитала семьдесят рублей. Не очень воодушевляюще. Если я правильно помню, это где-то чуть больше одного доллара. Банковских карт в кошельке не было. Теперь документы. После того как я развернула весёлый зелёненький пакетик, в моих руках оказался красный паспорт СССР и свидетельство о рождении того же СССР. Вдруг меня замутило. Внутри черепной коробки словно что-то пошевелилось, но я списала это странное чувство на перепад давления. Сейчас я нахожусь не в той ситуации, когда я могу позволить себе раскисать из-за подобной мелочи. Справившись с лёгкой тошнотой, я раскрыла документы. Паспорт в удивительно новой и гладенькой обложке принадлежал некой Исаевой Мадине Кирилловне 1971 года рождения. Мадина Кирилловна родилась в городе Целинограде Целиноградской области и по национальности была казашкой. Я перетряхнула весь паспорт, однако билета или хоть какой-то бумажки, которая могла хоть что-то объяснить, так и не нашла. Вещи были не моими, поэтому я хотела быстренько замотать паспорт и свидетельство обратно в пакет — но мой глаз зацепился за фото на паспорте. С чёрно-белого снимка на меня с ухмылкой и поблёскивающими чёрными глазами смотрела молодая девушка примерно моего возраста, но никак не женщина, которой уже за пятьдесят. Вдруг зазудело на подкорке сознания. Я будто бы её уже видела, будто бы была с ней знакома, но не имела ни малейшего понятия, каким образом. Что-то важное у меня ускользало прямо из под носа. Возможно, у меня просто крыша едет. Я ещё раз посмотрела на дату рождения, затем на фото. Мне не показалось. Не понимаю. С такими документами пассажира никак не могли пропустить на борт. Значит, он использовал другие. А эти что, служат обманкой на случай кражи? Бред конечно, но допустим. А зачем тогда он подкинул фальшивку мне? Я не знаю никакую Мадину Кирилловну. Нет, я не понимаю. Подавив очередной порыв громко и с чувством заорать, я ещё раз внимательно просмотрела паспорт. Читать в полумраке мелкие буквы было не самым приятным занятием. Что за херь? "Вторичный пол"? Это ещё что? Что значит "омега"? Я прищурилась и прочитала ещё раз. Строчки остались на месте. Вот это уже действительно странно. Я видела советские паспорта, и абсолютно точно знаю и помню, что такой дичи там точно не писали. Свидетельство о рождении принадлежало той же самой Мадине Кирилловне. Родителей неизвестный приколист тоже не обделил "вторичным полом". У матери было вписано "бета" чуть ниже графы с национальностью, а у отца "альфа". Ну что это ещё за пиздец. Почему именно я? Я тяжело вздохнула и закинула руки за голову, закрыв глаза. Руки что-то защекотало. Если быть точнее, волосы. Длинные. Моё место в самом хвосте самолёта, сзади никого нет, и это точно не волосы моей соседки, у которой типичная короткая стрижка для женщин за шестьдесят. У меня, на минуточку, короткое каре. Я зажмурилась ещё сильнее. Пальцы поднялись выше и нащупали на затылке хвост, завязанный резинкой. Вот как бы вы отреагировали, если бы у вас выросли рога? А если вторая пара ушей? Не знаете? Вот и я не знаю, что мне надо сейчас думать по этому поводу. Я с неким опасением достала волосы, придавленные моей спиной к сиденью и открыла наконец глаза. Матерный поток в мыслях на короткий миг прервался и вновь забурлил с невиданной силой. Волосы были глухого чёрного цвета. Они были жёсткими и слегка вились. Я дёрнула за хвост с силой. Он не слез и не отвалился. Пиздец. Просто пиздец. Что потом-то будет? Может, крылья вырастут или копыта? Где здесь есть зеркало? … Мне казалось, что сегодня меня уже ничем нельзя удивить. Как же я ошибалась. Во-первых, в зеркале над раковиной в невероятно тесном санузле самолёта отражалась не я, а какая-то азиатка. Я избавлю читателя от всего того спектра негативных эмоций, которых мне пришлось пережить в тот миг. Когда я поняла, что отражение повторяет все мои движения, а в крохотной кабинке туалета никого кроме меня нет, мне просто, как говорится, снесло башню. Зажимала рот рукой как могла, чтобы не сорваться на крики. Я, ни разу не имевшая счастье испытать паническую атаку за свой недолгий век, получила новый незабываемый опыт. Никому не советую. Может быть, я сошла с ума? Всё вокруг — нереально, и это просто плод моего воображения? Что, если сейчас я слоняюсь где-то в Кишинёве на самом деле, а мне кажется, что я стала другим человеком? В соседнем подъезде, в моём родном городе Тирасполе, жил такой же товарищ, который всегда говорил сам с собой, быстрым шагом ходил по городу целыми днями без цели и мог спокойно прогуляться зимой по снегу в трусах и майке. Насколько я знаю, все сумасшедшие думают, что они полностью здоровы и это с окружающими что-то не так. Во-первых, я не исключаю, что я сейчас психически нездорова, а во-вторых, меня окружают вроде бы нормальные люди, которые мне вызывать дурку пока что не спешат. Это обнадёживает. После истерики, забравшей мои последние силы, я чувствовала себя просто опустошённой и разбитой. Наконец я отклеилась от стены и наклонилась к раковине, чтобы умыться холодной водой и выдуть все сопли. Страшно. Как же это чертовски страшно. Опираясь на умывальник, я опять заглянула в зеркало, свернувшись в три погибели. Там все так же на меня глазела смуглая черноглазая азиатка лет эдак восемнадцати-двадцати, только теперь зарёванная, с красным носом и глазами. Я не знаю, что происходит. Я не знаю, что произойдёт. Я не знаю, на что мне сейчас надеяться и чего мне сейчас стоит ждать. Как будто у меня выбили почву из-под ног, а теперь смотрят, мол, сама выбирайся, как хочешь. Да, наш мир непостоянен и переменчив, никто не знает, что будет завтра. Но мы знаем и даже не сомневаемся, что мы это МЫ, и что так будет всегда, вне зависимости от того, что нас ждёт завтра. У меня теперь нет и этого. Я медленно и устало опустилась на толчок и уставилась в серую дверь тупым немигающим взглядом. Я даже не знаю, сошла я с ума или нет, может я и взаправду нахожусь каким-то невообразимом образом в чужом теле, как в фильме Макото Синкая. Я с дрожью выдохнула, хлопнула носом и спрятала лицо в шершавых ладонях, стараясь ни о чём не думать. Получалось плохо. Руки, кстати, выглядели совсем иначе, чем те, к которым я привыкла: большие крупные ладони с длинными пальцами, шероховатыми большими мозолями от турника и выступающими венами на загорелой тыльной стороне. На месте двух костяшек на обоих руках были грубые наросты, похожие чем-то на пятки. Да уж, блеск, настоящие женские ручки. Я сидела и бездумно колупала мололи на ладонях. Нет ни одной культурной мысли. Трындец. Из ступора меня вывело то самое странное чувство, которое ощущается то будто внутри головы, то будто всем телом сразу. В этот раз меня не тошнило. Я не знаю, что это было, и даже знать не хотела, но это было приятно. Как будто тебя обнимает близкий человек, как будто обдувает тёплый ветерок, как будто тискаешь кошку. Я чувствовала словно пушистые и мягкие успокаивающие прикосновения. Странно говорить, но это действительно немного помогло мне прийти в себя, я даже чуть не заснула, сидя там, на толчке. Ну за что мне это всё? Как говорила моя мама, если ты имеешь возможность что-то изменить — меняй, а если не можешь ничего сделать, если ситуация не под твоим контролем, смирись, прими это как должное и не трепи себе нервы почём зря. Абсолютно ничего не изменится, если ты будешь психовать. Отставить панику. Итак, что конкретно сейчас происходит со мной? Если убрать все эмоции, то получается следующее: я нахожусь в чужом теле, и у меня в голове, похоже, завелись глисты, которые меня успокаивают. Надеюсь, что это всё когда-нибудь закончится и вообще это не навсегда. Что ж, для начала мне надо вернуться на своё место, а там уже и решу, что буду делать дальше. Я помыла руки с мылом, выдула все сопли из носа и ещё раз умылась. Я пока что жива, а остальное не важно. В самом деле, это же не конец света. Прорвёмся. … Судя по всему, это тело очень высокое. Странно, что заметила я это только сейчас. Пока я прошла всего два несчастных шага от санузла к своему посадочному месту, я успела собрать все углы непривычно длинными конечностями и побить проёмы своим лбом. Кое-как мне удалось просочиться через пускающую слюни соседку к стеночке. Я подняла баул с сиденья и приземлилась абсолютно без сил. Я уже было собралась заматывать обратно в целлофан кинутые в раскрытом виде в сумку паспорт и свидетельство о рождении, как опять взгляд зацепился за изображение на раскрытом развороте. Кажется, я знаю, почему мне эта фотография показалась подозрительной. Дело в том, что на фотографии была девушка, которую я только что видела в отражении зеркала. Ошибки быть не может. Те же самые даже на вид жёсткие волнистые волосы, растрёпанная чёлка, закрывающая лоб, смуглая кожа, чёрные глаза и яркие белые зубы. Это что выходит, это тело — а теперь и меня — зовут Исаевой Мадиной Кирилловной? Она села в самолёт, а потом я сразу же оказалась в её теле? А она что, в моём теперь что ли? Задаваться вопросами из разряда "как" да "почему", я полагаю, бесполезно. Как и ждать на них ответ. Тогда эта сумка принадлежит ей? То есть, теперь мне? И документы это на какое-то неопределённое время теперь мои? Я опустила напряжённый взгляд на паспорт и свидетельство о рождении. Возник закономерный вопрос. Почему у Мадины написано крупным шрифтом на обоих документах СССР, если ей лет двадцать максимум? Тут варианта всего два: паспорт может быть фейковый, и паспорт может быть настоящим, то есть действующим. Предположим, что верен второй вариант. В паспорте написано, что Мадина родилась в 1971. Учитывая то, что сейчас ей не больше двадцати, сейчас я нахожусь в начале девяностых. СССР либо уже распался, либо скоро распадётся. Бред. Но учитывая то, что я оказалась в другом теле… вполне может быть возможно, что я попала каким-то образом в прошлое. Я не думаю, что паспорт фейковый. Я сошла с ума, если я действительно в это верю? Вероятно. В любом случае, я точно смогу определить, в каком я времени нахожусь, — между восьмидесятыми и девяностыми или в своём родимом двадцать первом веке — когда выйду из самолёта. По поводу документов оставался ещё один весьма немаловажный вопрос. Что за "альфы", "беты" и "омеги"? Я что, в омегаверсе? Ну это финиш. Девяностые и омегаверс. Это даже не смешно. Я не могу говорить о том, что омегаверс не существует после всего произошедшего со мной на моих же глазах. Я верю уже во всё и всему. Может ли быть такое, что я сейчас нахожусь в параллельной реальности? Я, конечно, гуманитарий, и вообще не разбираюсь в этом всём, но учёные, насколько я помню, существование параллельных реальностей не отрицают. Вполне возможно. В таком случае, моё сверхчувствительное обоняние вполне оправдано местными реалиями. Мой нос уже слегка пообвык к слишком насыщенным запахам людей, но я всё ещё их чувствовала слишком остро. Вот они, прелести омегаверса. Чтоб вас всех кони драли. Правда, меня смущает то, что в паспорте Мадины указано, что она омега. Я не думаю, что для омег рост приблизительно под два метра — норма и вообще обычное явление. Кроме того, её руки явно повидали многое. Шишки на костяшках весьма приличного размера она заработала далеко не в одной единственной драке. Мадина совершенно точно не выглядела как типичная омежка в моём представлении. Может, вторичный пол здесь не имеет такого сильного влияния на человека, его поведение и характер в целом, как об этом пишут в фанфиках? Залипнув на узор в полосочку на спинке сиденья передо мной, задумалась. Я раскрыла свидетельство о рождении. Моего отца звали Исаев Кирилл Арсенович, по национальности — казах, вторичный пол — альфа; а мать, Исаева Ясминур Борисовна, была татаркой и бетой. Я, значит, теперь казашка. Вот только о казахах и Казахстане я не знаю абсолютно ничего. Проблема. Что тут ещё в сумке есть? Внутри осталось ещё письмо. Может, оно хоть как-то прольёт свет истины на происходящее. Нехорошо, конечно, читать чужие переписки, но что вы мне сделаете? На задней части конверта пропечатаны цифры от нуля до девятки и написан изготовитель — Министерство связи СССР. Раньше было лучше, да? Перевернув конверт адресной частью, я упёрлась взглядом в белый парусник в сизых пенистых волнах, пронизанных светом. На меня тут же с картинки будто повеяло сварливыми криками черноморских чаек, разухабистым шансоном на набережной, солёным южным ветром, ласкающим под нещадно палящим солнцем, раскалённым песком, ослепительно-голубым небом с редкими облаками и неповторимым одесским говором. Приятные воспоминания прервались отнюдь не приятным храпом моей соседки, о которой я уже успела позабыть. Окружающие запахи тут же нещадно впились в нос. Я отогнала наваждение куда подальше и снова уткнулась в письмо. В графе "куда" был указан город Целиноград, улица Карла Маркса, дом 5, квартира 73. Адресатом была сама Мадина. Ниже, за чертой, рядом с индексом предприятия связи чуть менее разборчиво было написано имя и адрес отправителя. Адресанта звали Исаева Э.Д., а письмо было отправлено из Казани, улица Качалова, 78, квартира 31. Исаева Э.Д. — не мать Мадины, значит это может быть сестра, племянница, тётя или бабушка по отцу. Я вынула исписанный белый листик из конверта. В нём обранужилась сложенная вдвое бумажка "билет и багажная квитанция". Маршрут — от Целинограда до Казани. Пока что мне это ни о чём особенном не говорит. Билет стоил ровно двадцать восемь рублей. Дата вылета — первое июня. Забавно. В общаге в Кишинёве я заснула тридцать первого мая ещё в своём теле. Это определённо точно не простое совпадение. В поле времени отправления по Москве еле можно было разобрать размашистое девятнадцать-десять. Посадочное место под номером сто семьдесят шесть. На обороте контрольного талона расписано, что с билетом можно делать, а что нельзя; впрочем, меня это сейчас не особо интересовало. Под всем этим перечнем стояла подпись Мадины, простая и ясная: заглавные буквы "И" да "М" с небольшой завитушкой на конце. С пунктом назначения всё понятно. Теперь письмо. Чистым и аккуратным почерком весь был заполнен небольшой лист.

Дорогая Мидишка!

Получила письмо твоих родителей. Кирилл мне написал, что он с Ясминкой не сможет меня навестить, уезжают в отпуск в Сочи. Писал ещё, что ты захотела меня, старую, повидать. Я буду рада с тобой увидеться, посмотреть, как ты выросла. Отец твой писал, что ты прилетишь ко мне ночью с 1 на 2 число. Я тебя встречу в аэропорту. Если вдруг что случится, ты можешь меня найти по адресу на конверте. Кирилл обещал дать тебе в дорогу денег на всякий случай.

Передавай мои приветы дорогим своим родителям и поцелуй их крепко от меня.

Жду твоего приезда.

С любовью, твоя бабушка Эльмира Данисовна.

Да за что мне всё это, ёлки-палки?!