Без сожалений

      Утахиме Иори уже черт знает сколько времени не может признаться самой себе в романтическом интересе к Сатору Годжо. И шутки его больше не раздражают, и поддразнивания стали приятны – внимание ведь. И вообще, Сатору – достойный молодой человек, а кроме того – сильнейший и невероятно обаятельный маг. Утахиме, конечно, стыдно. Стыдно, что по телу разливается тепло от его навязчивого «Химе!», когда тот подтрунивает над ее слабостью. Когда с высокомерной ухмылкой в очередной раз доказывает свою непобедимость.       А ей ведь хочется. Хочется, чтобы Сатору победил ее строптивый нрав. Хочется быть слабой и беззащитной обмякшей тряпочкой в его крепких руках. Руки сильные, мускулистые – и когда он качаться успевает? Его ведь то и дело на миссии отправляют. Да он... «невероятен» – хочет продолжить мысль Утахиме, но вовремя осекается. Годжо хорош, но на пъедестал его возводить все-таки не стоит. Она итак еле держит образ холодной и строгой училки перед Сатору. Еле-еле сохраняет фасад серьезности, раздражения и снисхождения по отношению к нему – еще чуть-чуть и по нему пойдет предательская трещинка нескрываемой симпатии.       Утахиме сидит в уютном камерном баре и заливает себе в горло очередную банку пива. На Киото опустился мягкий вечер, и Химе думает, что скрасит его только алкоголь. Наверняка, горьковатый пенный напиток утопит мысли о заносчивом коллеге как об объекте влюбленности. Наверняка...       Она глядит в панорамное окно бара. Перед ней снуют прохожие – одиночки и пары, угрюмые и весельчаки. Начинает накрапывать дождик. Пора домой, пока дождик не превратился в ливень и не затопил весь город к чертям.       Утахиме встает с барного стула и едва удерживается на ногах, осознавая, что добираться до дома пешком – совсем не вариант. Она роется в сумочке и достает телефон, чтобы вызвать такси. Телефон разблокирован, в нем открыты СМСки, последний диалог – с Сатору. Она краснеет, рассматривая его фотографию в кружочке. Ее и без того хмельная голова кружится еще сильнее, под ребрами порхают пьяные бабочки, низ живота стягивает приятным узелком. Листает диалог с ним за последние недели. Сообщений от него ей намного больше, чем от нее ему. И все-таки непосильная эта ноша – притворяться безразличной к самому Сатору Годжо. Неужели раньше он и вправду был ей безразличен?       «А что если...»       Не страшно, если сегодня она напишет ему. Ничего не будет, если хотя бы разок инициативу в общении проявит она. Он точно ничего не поймет – он итак уверен, что все поголовно его превозносят. Утахиме утолит жажду соприкосновения, пусть и мнимого, накупается во внимании – а Годжо умеет его дарить – и этим дело и закончится. Аппетит Химе будет удовлетворен парой сообщений, самолюбие Сатору будет подкреплено, все останутся в выигрыше. Одно маленькое сообщение.       Дальнейшие несколько часов в воспоминаниях Химе весьма расплывчаты. Она помнит обрывки поездки в такси, как выходит из машины и плетется до дверей подъезда, мокрая и продрогшая.       Вспышка, и она пытается вставить ключи в замочную скважину. Руки не слушаются.       Вспышка, и она вваливается в дверь своей квартиры, параллельно покрывая порог трехэтажным матом. Следует в гостиную, плюхается на диван, где вальяжно расположился сильнейший маг человечества. Химе сначала думает, что у нее горячка. Однако выпила она не то что бы чересчур много – от нескольких банок пива такого не привидится. Да и слишком реалистичен этот Годжо. Его поза – одна нога закинута на другую, руки распростерлись на спинке дивана, его запах – пленящий одеколон, повязка на глазах и растрепанные белые волосы. Сатору Годжо собственной персоной. Ночью, в гостиной Утахиме Иори.       У той глаза на лоб полезли.       – Сатору? – она звучит растеряно, пиво еще дурманит сознание, и мозг никак не может обработать поступившую информацию, – ты чего тут забыл, а?       – Издеваешься, Химе? Прошу, давай без спектаклей, – он имитирует раздражание, в его голосе улавливается добрая насмешка, а глаза под повязкой закатываются.       – Я серьезно, Годжо, - она начинает потихоньку трезветь, – что ты забыл в моей квартире в Киото?       – Я все понял. Вот поэтому я и не пью, Химе.       Он достает из кармана телефон и демонстрирует той ее же сообщения:       «Эй, Годжо, что делаешь?» - отправлено в 22:14       «Ты сейчас один?» - отправлено в 22:17       «Какие женщины тебе нравятся?» - отправлено в 22:22       «Ч то думаешь о брюнтках с изчящяным шрамом на лимхце?» - отправлено в 22:43       «Тебе наврено нкто не говорил об жтом раньше, но ты весьма симпатичн» - отправлено в 22:44       Выражение лица Утахиме невозможно описать словами. Она заливается краской, закрывает лицо руками и валится на бок, съеживаясь до маленького комочка. Кажется, такого позора она не переживет.       – О, Химе, не волнуйся. Это просто сообщения – с каждым бывает, так ведь? Потом ты прислала еще кое-что – сомневаюсь, что ты будешь собой гордится. Посмотри, Утахиме, там еще фотка, – с этими словами самодовольный Годжо нахально сует экран в лицо поверженной стыдом Химе, – скажу честно, я оценил.       Утахиме боится открывать глаза, но ей необходимо знать, с чем она теперь имеет дело и последствия чего ей придется ликвидировать. Она несмело отрывает ладони от лица.       — Моя первая реакция была в-а-у, — Годжо растягивает рот в ухмылке, качает головой и цокает с напускной досадой в голосе, — не понимаю, зачем скрывать такое под традиционными нарядами?       На фотографии Утахиме в одном лишь белье позирует у зеркала в ванной. Эта фотография предназначалась Секо – Утахиме была неуверенна в новом комплекте белья и спрашивала мнение подруги. Тот казался ей чересчур развратным – черное кружево по кромке, полупрозрачная ткань и чулки с пояском в комплекте. Придя с подругой к консенсусу, что белье носят для себя, она решила время от времени выгуливать «блудливый» наряд под скромным мико.       Фотография подчеркивала все, что было нужно подчеркнуть, и скрывала то, что должно было быть скрыто. Ложбинка между полных грудей манила взгляд, при этом соски были закрыты ладонями. На фотографии Химе стояла вполоборота, поэтому взору открывалась лишь часть ягодиц, а размер зеркала не позволял рассмотреть стройные ноги, обтянутые капроновыми чулками. Эта недосказанность раззадорила Сатору не на шутку. Сначала он наблюдал за потоком сообщений от Утахиме в целях посмеяться и набрать компромата для дальнейших издевок над Иори, но когда ситуация приняла неожиданный поворот в виде намеков, а затем и прямых подкатов, Годжо вступил в игру, ведь поиграть с Утахиме он давно был не прочь – правда, был уверен, что шансов у него нет, а проигрывать – не для него.       Несколько секунд Утахиме пялится в одну точку. В голове пусто. Откуда ни возьмись сладко запевает шаловливый голосок: «Валяй, Иори. Что сделано, то сделано. Терять тебе нечего.» Разум подключается не сразу, но подключается, и на том спасибо: «Как же субординация, Химе? Он твой коллега!»       Утахиме садится ровно, поворачивается к Сатору, виновато прикусывает нижнюю губу, потупив взгляд. Она не может решить, как поступить, но Годжо все решил за нее сам. Его глаза, скрывающиеся под повязкой, похотливо сканируют каждый милиметр тела Химе. Будучи больше не в силах сдерживаться, Годжо опрокидывает Утахиме на спину и нависает над ней, пылко целуя в потрескавшиеся губы. Вокруг женщины все будто бы плывет, рябит, искрится, и кажется, что мира за пределами дивана и гостиной не существует. Спор в голове Утахиме заглушают влажные звуки страстных поцелуев, и сердце наполняется вожделением и странный покоем.       Чувствовать его руки там, где их быть не должно. Замечать бесстыжее скольжение голубых глаз вдоль ее изнывающего от желания прикосновений тела. Обхватить руками его голову, шею, позволив себе слиться с ним в одно целое. Это неправильно, похабно, низко, но так приятно. Бело-красное одеяние опадает на пол, обнажае молочное тело, будто древнее мраморное изваяние. Сатору останавливается, фокусирует взгляд, жадно впитывая взором каждую ее деталь, словно пытается увековечить этот образ в своей памяти. Лицо Утахиме заслуживает быть написанным Микеланджело, не меньше – подернутые блестящей пеленой угольки глаз, покрасневшие от стыда и возбуждения щеки, как у нашкодившей малолетки, разметавшиеся, словно змейки, черные пряди шелковистых волос. В ней сочетались статность и низменность, изящество и угловатость.       Он едва сдерживается – настолько ему хочется наброситься на Утахиме и иметь, иметь, иметь без передышки. Но он не хочет причинять ей боли, он желает делать ей исключительно хорошо. Глубоко вдыхает, чтобы охладить пыл. Медленно ведет губами от ее губ к шее, от шеи – к животу, пока Химе выгибается ему навстречу. Освобождает ее от нижнего белья и снова пристально и восхищенно разглядывает – теперь между ног. Она изнемогает, прикусывает губы, умоляюще смотрит и жаждет дальнейших действий. Годжо, однако, хочет как следует впечатать в сознание и эту непристойную часть своей подруги.       – Почему ты прекратил? – хнычет Иори, – пожалуйста, Сатору, не останавливайся...       – Терпение, Химе, – он уверенно склоняется над ней, опираясь на одну руку, а второй начинает трепетно и в то же время настойчиво ласкать ее промежность.       Он проникает внутрь, сначала одним пальцем, потом двумя, и двигается медленно, нарочно подразнивая и без того невероятно разгоряченную Утахиме. В общем, как и всегда. Она подается тазом навстречу его кисти, пытается насадиться на пальцы как можно глубже, но Сатору резко вынимает их, прекращая сладкую пытку.       – Какого черта!? – она рассвирепела. Как обычно. Пустота внутри ее тела раздражала.       – Химе, ты не представляешь, как сильно я тебя хочу. Но давай растянем удовольствие – мы ведь никуда не спешим. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Просто нужно немного потерпеть. Ты ведь сможешь, Химе? Ты ведь умница? – говорит он с ней как со школьницей.       Та кивает. Она готова на все, чтобы он ее трахнул. От осознания этого завтра ей станет дурно. Но это будет завтра, а сейчас надо побыть послушной, чтоб впоследствии стать выебанной.       – Тогда вставай на колени, – в нежности голоса зазвучал металл.       Химе беспрекословно повинуется и опускается коленями на жесткий ворс ковра. Она знает, что к чему, и от предвкушения сводит губы и течет между ног. Звякает пряжка ремня, брюки с трусами падают вслед за мико. Сатору наматывает волосы Утахиме на кулак, слегка надавливает на голову, побуждая податься вперед. Она вкушает твердую горячую плоть, пытаясь взять как можно глубже. Давится, кашляет, но продолжает, как бы выражая покорность, которая сводит Годжо с ума. Кто бы мог подумать, что Утахиме Иори такая. Готова распластаться под ним, встать на колени, безукоризненно принять все, что тот дает. И ей невероятно спокойно и умиротворенно, когда ее голова между его ног, а во рту – его член. С человеком, которого раньше она ненавидела, ей комфортно и безопасно. Ни отвращения, ни страха, только немного смущения и покой, покой, покой. Хочется забраться на его грудь котенком, свернуться калачиком, растворившись в его власти, и мурчать, мурчать, мурчать. Из приятного транса выводят сорвавшиеся стоном слова:       - Блять, Химе, полегче, - тянет он своим головокружительным тембром, - я такими темпами кончу сейчас.       Она действительно увлеклась – глаза Сатору полузакрыты, в темноте мерцают лишь щелки сапфиров. Он берет ее за руку и подтягивает наверх, помогает привстать и усаживает на колени. Целует вновь, руки его скользят по спине, сминают ягодицы, поднимаются вверх и окунаются в мягкость волос. Затем оказываются у нее на груди, сжимают мягкие выпуклости, раззадоривая Утахиме, доводя ее до незнакомого ей ранее предела. Тело горит, мышцы сводит. Годжо проводит большими пальцами по розовым соскам. Химе опять теряет контроль.       – А-ах, черт, – ее ладони сжимают его плечи, голова запрокидывается назад.       Сатору вновь не торопится. Обхватывает губами нежную ореолу, слегка покусывая бархатистую кожу. Спустя несколько минут Иори не выдерживает и вымаливает у Годжо, чтобы тот наконец ее трахнул. Ситуация, не вписывающаяся даже в самый развратный сон Утахиме. Ситуация, весьма часто посещавшая фантазию Сатору.       – Прошу, трахни меня уже, – она чуть ли не рыдает – от стыда не осталось и следа – низменное желание вытеснило его полностью.       – Ты хочешь этого, Химе? – вопрос риторический.       Он аккуратно, но напористо насаживает ее на себя. Когда его член входит до упора, у Утахиме в голове взрываются множественные фейерверки. Точка невозврата пройдена – Сатору внутри нее. Процессом руководит он – удерживая Химе за бедра, уверенно и размеренно он вбивается в ее естество. Белые бедра подрагивают в такт четким движениям. Стенки ее влагалища сжимаются, и, чувствуя это, Сатору резко поднимает ее, разворачивает и кладет на живот, затем приподнимает на четвереньки. Покусывает за шею, оставляя красно-фиолетовые отметины, блуждает властными ладонями по животу, подбираясь к лобку. Утахиме уткнулась головой в подушку дивана, лишь бы заглушить громкие надрывные стоны вожделения и разочарования. Наконец, он снова входит в нее – в этот раз резко и сразу же глубоко. Утахиме вскрикивает – боль и наслаждение смешались и подарили очередной фейерверк ощущений ненасытному телу. В такой позе Химе очень чувствительна – кажется, что Годжо сейчас проткнет ее насквозь, и тем не менее, она расслаблена и принимает его, двигаясь бедрами назад.       – Посмотри на меня, – произносит маг, чувствуя, что сам на пределе, когда созерцает ее затуманеный негой взгляд, – черт, Химе, ты прекрасна.       От его слов по спине побежали мурашки, сконцентрировавшись внизу живота. Его рука касается ее волос, оттягивает их, заставляя Утахиме сильнее прогнуться в спине. Женщина, до этого сбивчиво шептавшая его имя, теперь выстанывает его все громче и громче. Она содрогается всем своим существом, когда Сатору дарит ей долгожданную разрядку, кончая вслед за ней ей на спину. Она падает ничком и долго пытается отдышаться. Голова пустая и легкая. Никаких сожалений. Годжо где-то отыскивает салфетки, протирает Утахиме – даже здесь в его движениях сквозит забота. Пусть большая часть ночи размыта, одно чувство прослеживается четко и однозначно – чувство защищенности.       Годжо берет Утахиме на руки и несет в постель. Садится рядом, целует в лоб, приносит стакан воды и ставит на тумбочку у кровати – на утро. Обхватывает овал лица сонной Утахиме ладонями, с нежностью они смотрят друг на друга.       – Я могу остаться, Химе? Ты ведь не против?       Та мотает головой, мол, нет, не против, тебе здесь рады всегда. Это совсем не в стиле Годжо – оставаться на ночь после секса. Но Утахиме – исключение. Всегда была для него особенной.       – Это останется между нами, обещаю. Пока что. И за фотку не переживай. Все оставлю в конфиденциальности. Только разреши оставить ее.       Та кивает.       Вскоре Утахиме сопит в уголок одеяла, пока Сатору разглядывает ее, сидя рядом. Налюбовавшись вдоволь, он ложится к ней, прижимаясь вплотную, обнимает. «Алкоголь – не такое уж и зло» – последнее его умозаключение. Он проваливается в крепкий сон.