Королевы, лошади и красные нити

— Это не конец. Рукия оторвалась от токури, который только что закончила наливать в его чашку. — Они отклонили нашу петицию, Ичиго. Совет 46 — высший орган власти в Обществе Душ, без поддержки других великих домов нам не к кому обратиться, — сказала она, довольная, что не коверкает слова. Она с щелчком поставила пустой контейнер на пол и открыла фусуму. Официантка в розовой юкате с гербом Кучики переступила порог их личной столовой, поклонилась и без слов заменила пустой токкури на свежий, после чего снова затворила за собой дверь. На столе между ними лежали остатки недоеденного ужина; Ичиго заставлял её съесть хоть что-нибудь, но оба скорее желали выпивки, чем еды. Ичиго наполнил её чашку, и она сделала то же самое для него, обмен такой же лёгкий, как дыхание. — Значит, мы убедим другие дома поддержать нас, — сказал он после ещё одного глотка напитка. — Или подождём Шинджи. Десять даже не голосовали, нам надо заставить девятерых ублюдков изменить мнение. Она вздохнула. — Я не понимаю, почему Цунаяширо поддержал петицию Шиба на восстановление, но отклонил просьбу об изменении закона о браке. Они выиграют от этого тоже, все благородные дома. — Хн. — Он налил ей ещё саке. Они вернулись в свой отряд после катастрофического голосования и попытались закончить свою работу, но после нескольких часов просматривания бумаг Ичиго уговорил её выйти из кабинета и пойти в один из трех ресторанов внутри Сейрейтея, принадлежащий Кучики. Они не просили особого обращения, но хозяйка бросила один взгляд на них и провела в уютную личную столовую на возвышении, скрытую за парой фусума. Толстые стены вокруг них приглушали звуки других посетителей и обеспечивали им какую-то степень приватности. Никто не видел, что двое высокоранговых офицеров Готея 13 были розовощекими и пьяными. — По крайней мере, мы получили бюджет, — наконец сказал Ичиго. — Это хоть что-то значит. Мы можем перестроить Угендо, а ты можешь поднять зарплату отряду. Он был прав; это было что-то. Рукия сделала ещё глоток. — Я не понимаю, почему кланы поддержали нас, — пробормотала она. — Особенно пятый дом. Ичиго издал низкий, вопросительный звук. — Почему все так его называют? — спросил он. — У них же есть имя? — Есть, — согласилась Рукия. Она подняла взгляд с чашки саке. Щеки Ичиго были розовыми, а шихакушо помятым. Её, вероятно, таким же. — Но я не знаю, какое оно, и считается, что называние имени вслух ведёт к невезению. — А? Как это может быть невезением? — Ичиго потёр висок одним пальцем. — Похоже на то, как говорить Макбет в театре к невезению? — Я не знаю, что это, — честно сказала Рукия. — Но, я полагаю, может быть. Брат никогда не произносил имени в моём присутствии, как и Йоруичи или Кукаку. — Это другая из пьес Шекспира, — проворчал Ичиго. — Это невезение, потому что… неважно. Мы просто должны поговорить с Цунаяширо и этим парнем из пятого дома и заставить их понять, почему они должны поддержать нас. Это не было настолько просто, но Рукия не исправила его. Он вскоре узнает, и она была не в настроении начинать спор. — Что задержало тебя в клинике утром? Как прошёл обход? — спросила она, сменив тему. Она подобрала маринованный имбирь палочками, а потом съела пельмень. Он был холодным и жёстким. Ичиго осторожно откинулся на зайсу, он научился после одного инцидента, что они легко опрокидывались, если он перенесет на них слишком много веса. — Обход прошёл хорошо. Они почти готовы к открытию клиники. Хотя один из банды попытался напасть на меня, когда я уходил. Она выпрямилась. — Что? — Да, — сказал он, пожав плечами. — Поэтому я почти опоздал утром. Они хотели воду из колодца на участке. Потребовалось время, но, думаю, я убедил их, что они не хотят идти против меня или начинать войну за сферы влияния. — И как ты это сделал? — Мияджима-сан сказала, что я должен вовлечь банды в защиту клиники, — объяснил Ичиго. — Они хотят воду, прямо как все остальные, и медицинскую помощь, и еду, если она им понадобится. «Вовлечь банды». Это было неплохой идеей. В воспоминаниях Рукии о далеком детстве были неорганизованные, но сильные бандиты, на которых можно было положиться, чтобы устроить хаос. Но. Он спросил Мияджиму, бывшего офицера из Руконгая не дальше третьего района, вместо неё. — У Мияджимы, похоже, хорошие идеи, — пробормотала она и налила ещё саке. — Рукия. — Ичиго толкнул её ногой под низким столом. — Я из Руконгая, Ичиго. Почему ты не спросил меня о бандах? Или не позвал пойти с тобой в обход? Мне не надо держаться рядом всё время, но Инузури был… — Как его назвать? Не домом. У неё были приятные воспоминания о Ренджи и их друзьях, но большая часть их пребывания в Руконгае прошла в отчаянной борьбе за выживание. — Я знаю Инузури, — остановилась Рукия. — Ты была занята, — возразил Ичиго. — Ты репетировала апелляцию. — Но ты даже не спросил. Он вздохнул, и ему хватило совести выглядеть пристыженным. — Я не хотел усугублять твой стресс. — Он протянул руку, когда Рукия попыталась возразить. — Клиника должна быть подарком тебе. Поэтому я не спросил. Ты и так занята управлением отрядом. — Хотя было чувство вины в связи между ними за то, что оставил её одну. — Идиот, — сказала она со вздохом, но легко. — Меня волнует клиника, и я хочу знать, что происходит. — Теперь я буду держать тебя в курсе, — пообещал Ичиго. Затем он ухмыльнулся ей. — Ишикава влюблен в Ямиджиму, — заговорщически поделился он. Рукия моргнула и наклонилась вперёд. — Правда? Как ты понял? — У неё случилась паническая атака этим утром, — тихо сказал Ичиго и рассказал ей о приступе Мияджимы и реакции Ишикавы. — Правда. И ты уверен, что у него есть к ней чувства? Он фыркнул. — Он смотрит на неё так, как я смотрю на тебя, — сказал Ичиго и потянулся к её руке. «Простофиля». Но она мягко рассмеялась. — Давай вернёмся в бараки, прежде чем они принесут нам больше саке и мы оба заработаем похмелье утром, — призвала она. — Тц. Возможно, слишком поздно. — Ичиго поднялся и предложил руку. Он был прав о похмелье, и они оба почувствовали благодарность за существование лечебного кидо на следующее утро, когда им пришлось рано вставать с кровати для встречи с другими капитанами и лейтенантами. Они искупались вместе, чтобы сэкономить время — держа руки при себе — и спешно надели свою форму, прежде чем броситься в шунпо и занять место как раз перед тем, как Кьёраку начал собрание. Рукия проигнорировала ухмылку Лизы и то, как Ренджи очень осторожно не смотрел на них. Ичиго — нет. «Они думают, что мы опоздали, потому что по-быстрому трахнулись», — проворчал он через связь. «Мы приняли идеально целомудренную ванну вместе», — жеманно отправила Рукия. Ичиго помыл ей спину, и она сделала то же самое ему, но они едва поцеловали друг друга утром после того, как кидо, примененное с умом, прогнало их головную боль от саке и хруст в шее Ичиго от неправильного сна. «Слишком целомудренную». В передней части комнаты Кьёраку говорил о совместных тренировках и объединении отрядов. — Нам придется разделить один из отрядов, так как у нас нечетное число, — сказал он, бросив взгляд на Нанао. «Ичиго! — возмущённо закричала она. Он стоял в двух шагах за ней и она не могла видеть его взгляда, но чувствовала его веселье. — Это не подходящая тема для разговора на официальном собрании». — Одиннадцатый сейчас самый большой. Их объединят с тринадцатым и пятым, — объявил Кьёраку. «Тц. Не то чтобы это собрание важно. Вся эта история об объединении с другими отрядами могла бы быть просто памяткой». Кьёраку объявил другие пары, и, что вполне предсказуемо, Исане горячо возражала против того, чтобы четвёртый был в паре с двенадцатым. Бывшая подчиненная Рукии, Кийоне, присоединилась к ним, возразив Акону — второму офицеру Куроцучи после гибели Нему на войне, — что нельзя ожидать, что её люди будут работать с отрядом, известным своими экспериментами над безвольными солдатами. «Дело не в этом!» «О, ну же, — уговаривал Ичиго. — Ты бы предпочла остаться в кровати, чем слушать эту чепуху». И это было правдой, она обожала Кийоне, но слушать её спор с Аконом было почти так же плохо, как слушать её спор с Сентаро. Но она вряд ли собиралась признаться ему в этом. Его самомнение увеличится, если она согласится, что он прав. Рукия сместила вес, незаметно почесав стопу о варадзи из-за зуда. «Это часть наших обязанностей». «Если бы у нас не было собрания, я мог бы потренироваться в кидо, — невинно размышлял он. — Но мне пришлось быстро работать». Она подавила фырканье. «Твоё кидо хорошо». — Отчеты о миссиях в большинстве отрядов поступают с десятидневной задержкой, — доложил Кьёраку. — Самые большие задержки с отчетами наблюдаются в десятом и седьмом. «Я знаю, оно сработало для твоей головной боли, но я выучил новую технику, — настаивал Ичиго. — Твои мышцы становятся такими напряжёнными, я могу помассировать их и использовать кидо, чтобы расслабить». Звучало неплохо. Она не отказалась бы от массажа после вчерашнего стресса и головной боли, которая снова начиналась, когда голос Рангику громко возражал на ворчание Хицугаи о том, как часто она тянет время. — Тринадцатый отряд раньше лишь немного опережал десятый и седьмой, но за последние полгода сократил задержки с оформлением документов до двух дней, — протянул Кёраку. — По эффективности они уступают только первому и шестому. Они уступали тольку отряду брата! Рукия выпрямилась. Ей нужно стать ещё эффективнее, она не могла разочаровать брата. Напротив неё по диагонали выражение лица Бьякуи было каменным, но он слегка кивнул ей. «Если он скажет хоть одно слово о том, что разочарован, когда ты так усердно работаешь, я снова его побью», — проворчал Ичиго. «Ичиго!» «Тц. Это правда. Вот почему твои мышцы так напряжены. Позже я сделаю тебе массаж». Она молча простила его за угрозу избить её брата. «Было бы неплохо», — согласилась она. Ичиго ещё не закончил. «Я сниму с тебя форму и уложу на кровать лицом вниз, — сказал он ей, пока Кьёраку монотонно рассказывал что-то о приказах о форме. — Я использую немного масла и в начале согрею его так, что оно не будет холодным, когда попадёт на твою кожу». Он рассказал ей о массаже, который сделает ей: проработает каждый узел в её спине, позаботится о её ногах и руках, потому что твои руки такие сильные от размахивания Соде но Шираюки, они заслуживают этого. А потом, когда Рукия боролась с резким приливом жара к щекам, он добавил: «Дальше я переверну тебя и буду массировать бедра, а потом я закину их себе на плечи и использую язык…» «Ичиго!» «Тебе понравится», - прошептал он через связь, уговаривая, искушая. Кенпачи взглянул на неё со слишком понимающей ухмылкой. — Перестань пытаться приморозить меня к земле, принцесса, — пожаловался он и отдернул ногу от пятна льда, внезапно сформировавшегося на полу конференц-зала. Он оставил половину варадзи позади. Бьякуя бросил на неё неловкий и болезненный взгляд, и Рукия поборола желание спрятать лицо, когда Кьёраку спокойно спросил: — Всё в порядке, капитан Кучики, капитан Зараки? Позади неё Ичиго сохранял умышленно-невинное выражение лица. «Не думай, что будешь делать что-нибудь большее, чем держать меня за руку на следующей неделе», — пригрозила она, а вслух сказала: — Да, главнокомандующий Кьёраку. Мне на мгновение стало жарко. «Тц. Ты простишь меня, — предсказал Ичиго. — Когда я залезу тебе под стол ночью, когда ты потратишь слишком много времени на бумажную работу и устанешь». Зангецу ужасно влиял на него. Смех Соде но Шираюки эхом раздался в её душе, и Рукия вздохнула. Однако позже ночью у неё не было выбора, кроме как признать, что он был прав: она полностью простила его, когда он стянул хакама с её ног и заставил увидеть звезды.

***

Канун Рождества наступил слишком быстро. Куросаки и Кучики должны были вернуться в Каракуру с их дочерью менее чем через час, и они уйдут с Казуи двадцать седьмого. Урю выдохнул и оглянулся на Казуи, читавшего книгу на диване. Наставник, которого они наняли в Обществе Душ, превратил его в читателя, вместе с грудой подарков в углу ждали ещё пять книг, и Урю планировал отправить ещё больше с Куросаки на Новый год. — Папа и м… Рукия-сан скоро придут? — спросил Казуи с дивана. Он чуть не ошибся и назвал Рукию Haha перед Орихиме дважды. Его сын не знал, что Урю слышал, как он назвал Рукию Kaasan. Он скорчил гримасу; он сомневался, что Орихиме отреагирует хорошо, если услышит. — Они должны быть здесь с Ичикой через какое-то время, — сказал Урю и взглянул на стопку ткани на своих коленях. Он шил новое платье для Орихиме, светло-синее с белым цветочным акцентом. Он прятал его под штопкой, над которой тоже работал, когда Орихиме смотрела на них, плавно переключаясь. — Я только что почувствовал реяцу Куросаки, так что они наверняка у Урахары. Не терпится увидеть их? — Ага, — согласился Казуи. — Я по всем соскучился. Даже по Уэде-сан и Нагате-сенсею. Хотя он будет злиться, что я пропустил так много занятий. — сказал он под тихие звуки рождественской музыки, разносившиеся по квартире благодаря стерео в углу. Что-то о том, чего англоязычная женщина хотела на Рождество. Они решили не возвращать Казуи в младшую школу Каракуры. Хотя один из модификаторов памяти Урахары мог бы облегчить его посещение, Нагата учил Казуи выше его обычного уровня. В лучшем случае ему было бы скучно, а в худшем — он мог бы сбиться и заговорить об истории Общества душ, а не Японии. Было бы лучше, если бы он общался с детьми своего возраста — но он мог делать это на игровой площадке внизу. Урю поправил очки на кончике носа. — Ты умный, — заметил он и снова прикрыл платье, когда Орихиме посмотрела в их сторону. — Ты наверстаешь упущенное, когда вернёшься. Казуи хмыкнул. На кухне Орихиме разливала суп из огромной кастрюли в небольшие контейнеры. Она провела часы, готовя его, хотя был Рождественский Сочельник, она заявляла, что они могли бы поесть его поздним ужином рождественской ночью или на следующий день. Пахло достаточно съедобно. Урю надеялся, что она не положила чего-то… странного в него. Реяцу Куросаки потускнела, вероятно, из-за его тела, превратившегося в гигай. Они были бы у дома через несколько минут, только если они не остановятся сначала в квартире Карин, чтобы оставить вещи. Он подавил вздох и посмотрел на незаконченное платье на коленях. Прошедшие две недели с Казуи были… прекрасными. Правда прекрасными. Он наконец получил настоящую возможность узнать сына, как своего сына, а не ребенка друга. И его ребенок был ярким, и добрым, и даже весёлым. Урю снова оглянулся на него. Он был не просто хорошим читателем, он знал больше кандзи, чем многие дети его возраста, и он схватывал техники квинси так же быстро, как Урю учил его. Кухонный кран издавал шум, заполняя гостиную, пока Орихиме мыла посуду. Она, вероятно, почувствовала их прибытие, хотя ничего не сказала. Тацуки ворвалась в квартиру, используя запасной ключ, данный ей Орихиме, и сняла обувь, прежде чем повесить пальто и опустить большую сумку на кухонный стол. — Ичиго и Кучики-сан здесь? Я уже пропустила их? — спросила она. — Хорошо пахнет, Орихиме! Ты использовала рецепт куриного супа, который тебе дала моя мама? Орихиме вытерла столешницу насухо чистым кухонным полотенцем и ярко улыбнулась Тацуки. — Ага! Я приготовила большую порцию. Хотя я добавила несколько корректировок, — задумчиво сказала она. Урю закончил вышивать цветочек на подоле платья и скорчил гримасу. Разумеется. — Ты же не положила личи или вроде того? — строго спросила Тацуки. Она распаковала сумку, вытаскивая коробку крекеров с кунжутом и другие закуски, затем бутылку домашнего умешу. — От мамы, — объяснила она. — Она приготовила много литров и заставила меня пообещать, что я дам каждому из вас по бутылке. — Так мило с её стороны, — весело сказала Орихиме. — Мы можем подать его завтра, на Рождество. И нет, я не добавляла личи в суп. Я добавила мой особый порошок карри. Но только половину! Он слишком острый для Казуи. Разумеется. Урю ласково покачал головой. Ему, вероятно, придется симулировать болезнь желудка, чтобы не есть особую версию Орихиме. Тацуки была менее осмотрительной. — Порошок карри! Карри не место в курином супе, — проворчала она. — Тебе надо следовать рецепту, Орихиме! Что мне сказать маме, когда она спросит, получился ли суп правильно? Орихиме хихикнула и махнула рукой. — Я уверена, он будет нормальным, Тацуки-чан! Моя смесь карри правда хороша! От дальнейших споров их удержал звонок в дверь, раздавшийся как раз в тот момент, когда Тацуки открыла рот, чтобы ответить. Казуи спрыгнул с дивана и поспешил открыть, но Тацуки его опередила. Урю отложил штопку и новое платье Орихиме, в то время как Рукия и Ичиго всё ещё разворачивали зимние пальто и шарфы на себе и Ичике. Казуи бросился к ним обоим с таким энтузиазмом, что Рукия чуть не опрокинулась, если бы рука Ичиго не прижала её к его спине. — Я скучал по тебе! — воскликнул он и засиял, когда Ичиго присел, чтобы крепко обнять его, а Рукия прижалась к его лбу в нежном поцелуе. — Мы тоже скучали, — светло сказала она, пока Ичиго прошептал что-то, что Урю не мог услышать. Когда они наконец отпустили его, он обнял Ичику, а она хмыкнула и взъерошила ему волосы. — У Нагаты-сенсея куча заданий для тебя, — игриво пригрозила она. — Ты пропустил лекцию из трех частей об эре Кофун. Он скорчил гримасу. — Я знаю. Но Исида-сан говорит, что я умный и смогу наверстать упущенное, — возразил он. — Тц. Он прав, — сказал Ичиго, когда выпрямился. — Тацуки! Рад тебя видеть. — Рада, что мне не пришлось ждать много месяцев в этот раз, — сказала его самая давняя подруга и ударила его по руке. — Как Мацумото-сан? — Приятно тебя видеть, Кучики-сан, — формально сказал Урю. Рукия улыбнулась ему. — Я тоже рада тебя видеть. — Нерешительнее она улыбнулась Орихиме в знак приветствия. — Ты хорошо выглядишь, Иноуэ-сан. Орихиме улыбнулась, но её взгляд остался холодным. — И ты, Кучики-сан! И Ичика-чан, мне кажется, ты стала ещё выше. — Почему бы тебе не порезать яблоки, которые я принесла Ичике-чан и Казуи-куну? — предложила Тацуки Орихиме прежде, чем всё могло стать более неловким. — Сделаешь мне одолжение, Исида-сан? — тихо спросила Рукия, когда Казуи и Ичика устроились с нарезанными яблоками и виноградом на закуску. Ичиго был занят раскладыванием их подарков под деревом, которое Орихиме купила для случая, а Орихиме и Тацуки общались на кухне. — Кучики-сан? — Он поднял бровь, когда она протянула ему сложенную стопку белой ткани. — Я знаю, тебе никогда не нравились шинигами, — сказала Рукия. — И я знаю, что значит просить тебя о таком. Но ты единственный человек, которому я бы это доверила. Урю моргнул и забрал ткань. Он встряхнул её, глядя на черный кандзи 13 и стилизованный подснежник под ним. — Это твое хаори, — осторожно сказал он. — Оно порвано? — Капитан Укитаке изготовил его для лейтенанта Шиба, — объяснила она. — Он должен был стать преемником Укитаке, прежде чем… умер. После того, как Укитаке погиб на войне, главнокомандующий Кьёраку дал его мне. Он посмотрел на предмет одежды. У него были комично объёмные рукава, и оно было достаточно длинным, чтобы доходить до её колен. Кто-то, очевидно, подшил его, прежде чем отдать ей, если только парень Шиба не был необычайно низким для мужчины. — Что бы ты хотела, чтобы я сделал, Кучики-сан? Рукия сделала глубокий вдох, и на другой стороне комнаты Ичиго внезапно поднял голову, сосредоточив взгляд на ней. Не впервые Урю показалось, что они разговаривали, не говоря ни слова вслух. Они всегда были такими, с тех пор, как она впервые появилась в Каракуре, но сейчас всё казалось не пониманием, а скорее полноценным разговором, происходящим за пределами его досягаемости. Когда она посмотрела на него, она была спокойнее. Решившаяся. — Я хочу хаори, подходящее мне, Исида-сан, не то, что подойдёт Шиба Кайену. Но я не хочу просто заменять его новым. Урю провел пальцами по тяжелой белой ткани. Он мог понять: она была самостоятельной личностью, но хаори принадлежало кому-то важному для неё. — Тогда, пожалуйста, надень его, Кучики-сан, и я посмотрю, что могу сделать, — сказал он и вернул хаори ей. — В ванной есть зеркало в полный рост. Ванная была немного тесновата, но Рукия была маленькой. Они легко поместились вместе со швейным набором Исиды. По опыту Урю, форма шинигами обычно была свободной и струящейся, а поверх милого черного платья-свитера, которое носила Рукия, хаори смотрелось ещё более нелепо. Это был вызов, но Урю был готов к нему. В мгновение ока он пристегнул подушечку для булавок к тыльной стороне ладони. — Руки вверх, — приказал он, и когда Рукия послушалась, он наклонился, двигаясь с почти нечеловеческой скоростью, чтобы заколоть один боковой шов, потом другой. Она опустила руки, и он закрепил подол. Покончив с этим, Урю выпрямился и долго смотрел на объемные рукава. Кучики была миниатюрной; в каждом рукаве могла бы уместиться большая часть её тела. Он поиграл с тканью, прикалывая рукава то так, то сяк, и наконец покачал головой. — Как ты смотришь на то, чтобы совсем убрать рукава, Кучики-сан? — спросил он. — Я сделаю воротник и добавлю немного кружев для украшения. — Кулон, который она носила сейчас, тоже можно было как-то обыграть, если найти подходящие кнопки… Рукия смотрела на себя в зеркало, на белое хаори, которое облегало её тело и заканчивалось чуть ниже колен, а не доходило почти до щиколоток. Один рукав он приколол в более скромный колокольчик, а второй задрал и застегнул совсем. Она глубоко вздохнула. — Да, — наконец согласилась она и улыбнулась своему отражению в зеркале. — Ты можешь отрезать рукава. Это оставит ему достаточно ткани, чтобы сделать из неё детали для воротника и рукавов. — Это займет у меня несколько дней, — признался он. — Сегодня канун Рождества, и мы с Ори… Иноуэ пойдем ужинать. Она сняла хаори и протянула ему, стараясь не уколоться о многочисленные булавки, которые он использовал. — Правда? — спросила она и засияла, когда они вместе вышли из ванной. — Ага. — Его щеки горели. — Тацуки согласилась присмотреть за Казуи; я уверен, что она присмотрит и за Ичикой, если вы с Куросаки планируете сделать то же самое. — О, но… Рука легла ей на плечи, и Рукия расслабилась и прижалась к своему жениху с таким доверием, какого Урю не видел, чтобы она проявляла к кому-то другому. — Я уже попросил Тацуки, — сказал Ичиго и слегка сжал её плечо. — Она отведет их в кино и семейный ресторан, а завтра поздно утром вернет их сюда. И там есть два дежурных шинигами, которые разберутся с пустыми, чтобы нам не пришлось. Урю приподнял бровь. — Тацуки вызвалась забрать детей на всю ночь? Пожатие плеч. — Да, она сказала, что ей нравится проводить время с Казом, и она хочет получше узнать Ичику, — сказал Ичиго. Но тут они с Рукией обменялись ещё одним взглядом — таким, который говорит о многом без слов. — Разреши мне забрать его, — сказал Урю и схватил хаори, снятое Рукией. — Я увижусь с вами утром? — спросил он. Ичиго кивнул. — Мы придем к полудню с курицей. Карин сделала заказ. — С курицей? — с любопытством спросила Рукия. — Своего рода традиция, — сказал Ичиго с легкой усмешкой. — На Рождество мы всегда готовили ужин из жареной курицы. Во многих семьях так. — Как любопытно, — пробормотала она, когда Ичиго проводил её обратно в гостиную. — Сегодня у нас тоже будет курица? Урю последовал за ними, положив приколотую ткань на спинку дивана. Тацуки уже помогала Казуи собирать вещи, а Ичика натягивала пальто, её ярко-рыжие волосы были завязаны в пучок. — Нет, мы едем в кое-какое особенное место, — тихо сказал Ичиго. — Оно в Токио, так что нам придется долго добираться, но я всегда хотел взять тебя с собой. Это здание, называемое Небесным деревом… Не успел он оглянуться, как Тацуки ушла с детьми в кино, Ичиго и Рукия унеслись в вихре прощаний и обещаний принести завтра побольше печенья, и он остался наедине с Орихиме. — Я буду готова через несколько минут, — пообещала Орихиме, уже снимая фартук. — Мы идем в роскошное место? Ты не говорил. Он улыбнулся ей. Ярко-рыжие волосы Орихиме падали ей на плечи гладким водопадом, её голубые цветочные заколки удерживали несколько прядей подальше от лица. Бледно-розовый оттенок свободной блузки подчеркивал цвет её кожи. Даже в таком простом наряде и без обуви она выглядела мило. — Немного, — признался он. — Может, вечернее платье? — У меня как раз есть одно! — Она помчалась в спальню, чтобы переодеться, а Урю снова сел. Он мог бы вышить ещё два цветка на её новом платье, пока она переодевалась. Может, три, если она захочет нанести макияж. В итоге, он смог закончить ещё четыре красивых белых ромашки, прежде чем Орихиме появилась в темно-синем вечернем платье, сильно облегающем её пышную фигуру от плеч до колен, а затем распускавшемся маленьким воланом. На ней были всегда присутствующие голубые цветочные заколки, сочетавшиеся с парой голубых эмалированных сережек. Она накрасила губы помадой и держала пару туфель в одной руке и сумочку в другой. — Как я выгляжу? — спросила Орихиме, когда Урю пристально посмотрел на неё. Он не видел её нарядно одетой много лет, с окуизоме Казуи. Он встал со стула, а его щеки покраснели, когда она подошла ближе. — Ты выглядишь чудесно, Орихиме, — тихо сказал он. Она также покраснела и позволила ему помочь надеть ей пальто и придержать дверь на выходе. Дорога в ресторан была тихой, со звуками местной радиостанции, играющей на заднем плане. Он украдкой взглянул на неё, когда заезжал на парковочное место ресторана. Они никогда не были вместе взрослыми, и оттого, что Орихиме приняла его приглашение, он не был уверен, считала ли она это свиданием или всего лишь ужином между друзьями. Чёрт, Урю не был уверен, что он думает. У них был общий ребёнок, но они никогда не были на свидании, и первые семь лет жизни Казуи он даже не знал, что Казуи был его сыном. — Всё в порядке, Урю? — нежно спросила она. — А… Прости, Орихиме, — огорченно сказал он и выключил двигатель. — Я просто думал. — Он вышел и поспешил к пассажирскому месту, чтобы помочь ей выйти из машины, затем проведя через двойные двери их пункта назначения. Орихиме оглядела ресторан, широко раскрыв глаза. Он выбрал один из лучших в Каракуре, и сегодня он был украшен к Рождеству сверкающими сказочными огнями и серебряными украшениями, припорошенными снегом. Полированный дубовый пол блестел под их ногами, когда они шли к стойке, а вокруг слышался гул разговоров за двумя десятками столиков. — Добрый вечер, — поздоровалась молодая женщина за стойкой. — У вас есть бронь на этот вечер, о-кяку-сама? — Да, на имя Исида Урю, — вежливо сказал он. — А! Да, на двоих на этот вечер. Могу я забрать ваши пальто? Урю помог Орихиме снять пальто, прежде чем снять собственное, и протянул их хостесс, принимая ярко-зелёный номерок в ответ, который убрал в карман. Они прошли за хостесс через ресторан к уютному месту в задней части, расположившись на мягких чёрных подушках по другую сторону тёмного деревянного стола. Другие посетители вокруг них общались друг с другом и ели с совершенно белых фарфоровых тарелок. — Выглядит очень красиво, — призналась Орихиме, когда их оставили наедине с меню. Он мягко улыбнулся ей. — Сейчас канун Рождества, я подумал, тебе может понравиться что-то получше семейного ресторана. Я был здесь пару раз, всё вкусное. — Затем он замолчал. Надо ему предупреждать её не вытаскивать бутылку вустерширского соуса или пакетик хлопьев скумбрии, которые она держала в сумочке? Может быть, не надо, пока она не попытается использовать их. Она может обидеться. — Правда? С некоторыми коллегами? — спросила она, открывая меню и просматривая его. — С некоторыми кредиторами и инвесторами. Они хотели узнать сына Рюукена. — Урю закатил глаза. Через семь лет после войны Рюукен был объявлен мертвым, а Урю только начинал свою ординатору, и кредиторы пришли к нему в черных костюмах и с фасадом почтения к его потере, требуя причитающиеся им деньги. Инвесторы хотели, чтобы он вновь открыл больницу. Урю, двадцатипятилетнему и имевшему доступ к имуществу отца всего месяц, предстояло сделать все возможное, чтобы отбиться от них. — Что ты думаешь заказать? — спросила Орихиме мягким, милым голосом, вытаскивая его из мыслей. — Я думаю о особом рождественском меню, — размышлял он. — Но если ты хочешь что-то другое, поджаренный лещ очень хорош, как и стейк рибай. Официант остановился, чтобы поприветствовать их и принять заказ, спросив об их аллергии и предпочтениях в напитках. — Не желаете винный полет в качестве сопровождения к нашему праздничному меню? — спросил официант. — Только бокал вина совиньон блан, пожалуйста, — мило ответила Орихиме. — А я буду зеленый чай, — добавил Урю. — Я за рулем сегодня вечером. — Да, кяку-сама. — Сложно поверить, что Казуи уйдет через пару дней, — мягко сказала Орихиме, когда официант оставил их с обещанием принести напитки. — Теперь он сможет остаться со мной навсегда, верно? Он потянулся к маленькому стакану воды и сделал долгий глоток, чтобы отложить ответ. Орихиме сейчас намного лучше, чем было много месяцев назад. — Дай мне поговорить с Куросаки, — тихо сказал Урю. — Нам придется записать его в школу здесь, и Казуи будет сложнее, если мы сделаем это так поздно в этому году. Может быть проще, если мы подождём нового учебного года в апреле. Орихиме развернула салфетку и аккуратно положила на колени, разглаживая её тяжёлой синтетической тканью платья. — Наверное, — неохотно согласилась она. — Но это всё ещё много месяцев. — Только три. — Он скопировал её действия. — И задержка даст тебе время всё подготовить. Казуи нужна новая одежда, знаешь, и нам нужно купить ему учебники и попросить Нагату-сенсея ввести его в курс того, чему он должен был научиться в прошлом году. — Им была нужна помощь и от Урахары в фальсификации записей или использовании модификатора памяти, чтобы избежать каких-либо вопросов. — Нам? — мягко спросила Орихиме. Верно. Казуи был его сыном, но он не имел права принимать ни одно из решений. Его щеки нагрелись, и он сделал ещё один глоток воды, прежде чем прочистить горло. — Я имею в виду, что был бы счастлив помочь тебе со всем, что нужно, Орихиме. Улыбка, которую он так любил, появилась на её губах, и Орихиме наклонила голову, локоны ярко-рыжих волос спрятали её лицо. — Спасибо, Урю, — сказала она. — Хн. Конечно. Официант вернулся с бокалом вина и чайником, который он просил принести, горячим, из расписной голубой керамики. Они говорили о несущественных вещах, пока Урю наполнял подходящую керамическую чашку и давал чаю немного остыть, пока первое блюдо подавали на безупречных треугольных белых тарелках. Но в конце концов их разговор снова перешел на Казуи, на то, как сильно Орихиме хочет, чтобы он остался до Рождества, и когда Ичиго и Рукия наконец согласятся оставить его в Каракуре, а не держать в этом месте, как она его называла, чтобы не привлекать внимания других обедающих. Втайне Урю думал о том, насколько сложным будет переходный период для всех них: для Казуи, привыкшего к частному репетитору, которого он делил только с Ичикой; для Орихиме, которой уже год не приходилось заботиться о ребенке; для Ичиго и Рукии, которые так тесно сблизились с Казуи. — Я обещаю поговорить с Куросаки и Кучики-сан об этом, — сказал он снова. — Я хочу поблагодарить тебя, — сказала Орихиме после того, как принесли десерт: итальянское тирамису с изящным кремом маскарпоне, посыпанное порошком какао. — Хм? — Ты прекрасно справлялся с Казуи прошлые две недели. Всё это время. Правда. Он привязался к тебе, и он доверяет тебе. И я никогда не смогла бы научить его тому, чему научил ты, о… его наследии и о том, как защищать себя. — Он мой сын, — сказал Урю с ноткой недоверия в голосе. Вокруг них то поднимались, то замолкали разговоры других посетителей ресторана, палочки щелкали по тарелкам, создавая фоновый шум для их беседы. Волосы Орихиме блестели в свете хрустальных люстр над головой. — О-о, ну конечно же, — запнулась Орихиме. — Да, он твой сын. «Его сын». Урю до сих пор едва верил, что это получилось из-за одной ночи так много лет назад. Долгое время он сожалел об этом, винил себя. Как он мог переспать с Орихиме, когда она встречалась с Ичиго? Куросаки был его кузеном. Его другом. — Сложно поверить, что он стал таким большим, — размышляла она, не зная о потоке его мыслей. — Мы пропустили так много с тех пор, как он начал жить в Обще… так далеко. — Да, — тихо согласился он. Одна ночь. Она пришла к его двери в слезах. Она встречалась с Куросаки, но он всё ещё был сдержанным и ворчливым, не желая даже держать её за руку, не говоря уже о том, чтобы поцеловать её. Урю удивлялся, почему он беспокоится, если его кузен не собирается проявлять никакого интереса. Орихиме рыдала в его рубашку, и он пригласил её в дом на чай, добавив немного сётю из ликерного шкафа Рюукена — не похоже, что его всё ещё не найденный отец нуждался в этом, — чтобы помочь ей успокоиться. Они поговорили, точнее, она говорила, а он слушал, с сочувствием слушал о романтических проблемах женщины, в которую был влюблен с пятнадцати лет. Потом она поцеловала его, и одно привело к другому, и… А потом она вернулась к Ичиго. — Ты не согласен, Урю? Он встряхнулся. Прошлое осталось в прошлом. — Прости, Орихиме, — извинился он. — Что ты говорила? Она простила его с яркой улыбкой. — Я гадала, сделает ли добавление порошка чили вкуснее этот тирамису. Урю подавил ласковый вздох. — Это точно было бы уникально, — согласился он. Позже он отвёз её домой. — Не хочешь зайти на чай? — спросила Орихиме, когда он остановился у входа её многоквартирного дома. Она была такой красивой в свете уличного фонаря за окном машины, волосы сверкали, а губы были мягкими, на них всё ещё оставался след от помады. Руки Урю сжались на руле. — Я лучше воздержусь. У меня ранняя смена в больнице завтра, — сказал он. — Я поменялся с коллегой, чтобы присоединиться к вам всем на рождественский обед. Орихиме схватилась за дверную ручку. — О, — мягко, мило сказала она. — Конечно. Если ты уверен. — Я увижу тебя завтра, — пообещал он. Он уехал, как только она прошла через входную дверь.