Незаконные связи

Жители Четвертого Дистрикта обожают Энни. Они терпят меня. То есть поначалу. Условия моего переезда были относительно простыми. Я посещаю сеансы терапии раз в две недели у коллеги доктора Аврелиуса. После нескольких сеансов, проведенных в относительной тишине, я поняла, что она не так уж плоха. Она дает мне достойные советы, но не давит. Она дает мне ресурсы, но не перегружает ими. Через несколько недель я рассказываю ей вещи. Вещи, о которых я ни с кем больше не говорю. Вещи, которые преследуют меня. И она слушает. Просто слушает. Не вмешивается. Не оправдывается. Она просто слушает и кивает головой. 2. Я вношу свой вклад в округ. Я не целитель, поэтому о помощи моей матери в больнице не может быть и речи. Мои навыки рыбной ловли неплохие, но далеко не такие хорошие, как у уроженцев Четвертого Дистрикта. Именно Энни учит меня вязать. Это занятие помогало ей с тех пор, как ее спасли из Капитолия. Оказывается, у меня это прирожденное. Это не слишком отличается от техники завязывания узлов, которой научил меня Финник. В течение нескольких недель я обеспечиваю одеялами и одеждой перемещенных лиц в округе. 3. Я помогаю Энни. Это не то, что я когда-либо умела делать. Оказывается, Энни прекрасно справляется сама с собой. Она принимает лекарства. Она готовит нам еду, убирает в доме и приходит к ощущению нормальной жизни гораздо быстрее, чем я когда-либо могла. Но постепенно мы помогаем друг другу. Я готовлю, а она убирает. Я держу ее за руку во время ультразвукового исследования, а она откидывает мои волосы по ночам, когда меня тошнит от моих снов. Мы исцеляемся вместе. Медленно, день за днем. Наш сосед, рыбак средних лет по имени Кай Сэндстоун, каждую среду берет меня на свою лодку в обмен на уроки стрельбы из лука. Я учусь ловить, потрошить и правильно чистить рыбу, обитающую в Четвертом Дистрикте, которая полностью отличается от той, что водилась у нас в озере дома. Момент, когда я снова чувствую себя прежней, наступает не сразу. Это небольшой процесс. Не внезапный шок для моего организма. Я согласилась провести две недели на рыбацкой лодке, и впервые за долгое время, когда я проснулась, я почувствовала надежду. Как маленький цветок внизу моего живота. Это был первый раз после "Жатвы", когда мне не хотелось снова заползать в постель. Когда у Энни рождается сын, я держу ее за руку. Моя мама помогает родиться идеальному зеленоглазому мальчику, который так похож на своего отца, что мое сердце одновременно разбивается и растет, когда я смотрю на него. Однажды тихим днем, когда мы устраиваем пикник на пляже, Финн спал в объятиях Энни, и она сказала: -Хеймитч спросил, может ли он навестить Финна и познакомиться с ним. Я сказал, что сначала должна поговорить с тобой Когда я говорю “конечно”. Она просто улыбается, ее зеленые глаза сияют на солнце, и целует сына в лоб. . . . - Как ты себя чувствуешь?- Спрашивает моя мама. Это один из ее редких выходных. И еще реже она решает провести день со мной. Лютик свернулась калачиком на коленях у моей матери, когда она развалилась в плетеном кресле в гостиной. Солнечные лучи проникают в окна от пола до потолка, накрывая все оранжевым тентом. Хеймитч приезжает завтра вечером. Он садится на поезд из Одиннадцатого Дистрикта, где он процветал. Все новости, которые я слышал о Хеймитче, поступали от Плутарха или новостей. Он поднимает шумиху, в основном вкладывая свои усилия в реконструкцию Одиннадцатого Дистрикта. Похоже, что его работа состоит в том, чтобы реконструировать способ управления правительством там, наблюдая за ним как третья сторона - не из Капитолия, не из Одиннадцатого округа. Он здесь для того, чтобы гарантировать, что районные чиновники, выбранные для управления, выиграют честные и равные выборы. Я вижу его в новостях. На этот раз он отшлифован и вычищен, говоря о хороших людях Одиннадцатого округа. Кажется, у него все хорошо. Настолько хорошо, что я не пытался связаться с ним. Я понимаю, что до сих пор не ответила своей матери. - Я в порядке - Неужели? - Да - Ты принимаешь лекарства? Я пытаюсь быть милой с ней. Я так стараюсь. Но это та женщина, которая бросила меня и Прим после смерти моего отца. Это женщина, которая бездействовала, пока я обеспечивала семью. Затем, после смерти Прим, она не смогла вернуться со мной в Дистрикт. Должно быть, она даже не смогла бы попрощаться со мной. Моя мать, которая половину моего подросткового возраста провела в ходячей коме, была расстроена, увидев, что я стал жертвой жестокой нескончаемой боли, которой был мой разум.   - Я принимаю лекарства- . Я отвечаю . - Хорошо. А ты… ты не вредишь себе? Причиняю себе боль? Иногда. Ей не обязательно это знать. - Нет. Я в порядке Мы сидим в тишине. Руки моей матери покоятся на меху лютика. - Китнисс? - Да? - Тебе есть с кем поговорить? - У меня есть ты Она бросает на меня взгляд. - У меня есть мой доктор. И Энни. У меня есть люди - Хорошо...   - Я открываю дверь после второго стука Хеймитча. Его глаза встречаются с моими, и на мгновение в мире не остается ничего другого. Я не уверена, что делать. Мне обнять его? Предложить рукопожатие? Кивнуть? Он отвечает на вопрос за меня, обнимая меня и улыбаясь. Затем пришло время няньчится с ребенком. После легкого поцелуя Энни в щеку мальчик оказывается в его объятиях, его качают взад-вперед. Наблюдая, как он обожает Финна, я чувствую, как какая-то частичка моего сердца разбивается. Он показывает Энни подарок, который сделал для Финна. Он научился строгать в Одиннадцатом округе, где это популярное хобби. Он полностью посвятил себя этому занятию. Как завязывание узлов успокаивало Финника. Как рыбалка успокоила меня. Подарок - простой мобиль, который можно повесить на кроватку. На кусочках синей и зеленой пряжи болтаются маленькие вырезанные рыбки и морские обитатели.  Он действительно был бы хорошим отцом. Я сегодня утром порыбачила, и Энни устроила праздник. Острое рагу из креветок и сосисок подается с рисом, маслянистой зеленой фасолью и соленым хлебом. Энни - один из лучших поваров, которых я когда-либо встречал. -Каково это - обменять лук на удочку?- Спрашивает Хеймитч. - Как-то мирно- Я отвечаю Вы не можете убить кого-то удочкой. Ну, я уверена, что вы могли бы, хотя это было бы намного сложнее, чем использовать лук. Работа в море каким-то образом прояснила мой разум. - Я также научила ее вязать. У нее это получается от природы- . Энни улыбается. В Энни есть что-то, что напоминает мне Пита. Что-то глубоко внутри, почти скрытое, но оно есть. Может быть, это ее улыбка, а может быть, что-то еще. Способность найти что-то положительное, чтобы сказать о ком-либо. - Это впечатляет. Это рутинная работа - учить Китнисс делать то, до чего она сама не додумалась Я бросаю на него свирепый взгляд, но все, что он делает, это ухмыляется. - А как дела в Одиннадцатом округе? - Это было потрясающе. Люди замечательные и сильные. Мне предложили постоянную должность в их правительстве - Ты согласишься на это? Я спрашиваю.- - Возможно. Но я думаю, что я мог бы пойти домой. Там еще нужно поработать Когда Энни достает праздничную бутылку вина и наливает три бокала, она уже выглядит измотанной. К тому времени, когда ее бокал наполовину пуст, она засыпает за столом. -Иди спать. Я уложу его-. Говорю я Энни, забирая Финна у нее из рук. Она желает нам спокойной ночи, прежде чем, пошатываясь, отправиться в свою спальню. Тогда остаемся только я и Хеймитч. Он кивает Финну. - Тебе хорошо с ним - С ним все просто - Отвечаю я, когда мальчик ловит выбившуюся прядь волос и играет с ней. - Энни с ним великолепна. Она так долго казалась сломленной, а он исцелил ее Хеймитч помогает мне уложить Финна в кроватку, крутит мобиль. В оранжевом свете свечи их тени танцуют на потолке. Рыбы и осьминоги, акулы и русалки. Я нежно целую расслабленный лоб Финна и осторожно закрываю дверь. Я веду Хеймитча в “медиа-комнату”, как называет ее Энни. Это скорее фойе наверху, напротив моей комнаты. Внутри есть плюшевые разноцветные диваны, книжные полки, бильярдный стол, другие игры и телевизор, который никогда не включается. Моя любимая часть комнаты - маленький проигрыватель, для которого она приобрела десятки виниловых пластинок на выбор. Хеймитч перебирает варианты, пока я устраиваюсь поудобнее на ярко-оранжевом диване. Начинает играть проникновенная мелодия под бренчание гитар и банджо. Звучит как дома. Хеймитч пересаживается на противоположную сторону дивана, делает глоток вина из бутылки и протягивает ее мне. Почему-то, глядя на него сейчас, он такой другой - и в то же время полностью похож на человека, с которым я рассталась несколько месяцев назад. Его волосы вымыты шампунем и даже слегка уложены. У него все еще есть тень бороды, но она кажется менее неряшливой и более ухоженной. Джинсы и белая рубашка, в которые он одет, кажутся постиранными. У него нет блеска для всего тела capitol, но выглядит он хорошо. Сильный. Красивый. Должно быть, он читает мои мысли, потому что его губы растягиваются в улыбке. - Я знаю,… Я выгляжу лучше. -говорит он мне. - Не обязательно лучше, просто другой- Я отвечаю. Часть меня скучает по тому мрачному взгляду, который я так привык видеть у своего наставника. - Что ж. Я пытаюсь. Пью только по особым случаям. Принимаю лекарства по назначению. Занимаюсь спортом. Ем Его рост улучшился. На руках, которые казались тонкими и болезненными, когда я видел его в последний раз, выросли мускулы. -Ты тоже выглядишь по-другому. Лучше- Говорит он, упиваясь мной. Я играю с подолом своих отглаженных льняных шорт. - Я не была такой.. Не сначала… Я имею в виду. Я не ела первые недели здесь. Я была больна, покрыта шрамами и ...” Я мысленно возвращаюсь к своей матери. То, как ее глаза блуждали по моему истощенному телу, пока меня заставляли проходить медицинский осмотр. Слезы навернулись у нее на глаза, когда она осмотрела порезы, ушибы и шрамы от ожогов, покрывавшие мое тело. Моя мать, которая за годы работы целительницей видела сотни умирающих от голода, пыток и избиений тел, заплакала при виде меня. Ее руки дрожали, когда она обрабатывала волдыри от ожогов. - Что ты с собой сделала? Я посмотрела на нее с бледным, немигающим выражением лица и отказался отвечать.   - Да. Мой врач посадил меня на строгую диету. Чтобы убедиться, что я набрала вес. Они продержали меня в больнице неделю. Убедились, что меня не вырвет едой. Забрали все острые предметы и зажигалки. Посадили меня на лекарства. - И это помогло? Я пожимаю плечами. Это помогло временно. Это помогло, пока я была там. - Я думаю, мне нужно было немного больше времени, чтобы захотеть этого для себя Я потягиваю вино, рукава моего свитера прикрывают худшие из отметин. Отметины, которые остались, когда я обменяла зажигалку на лезвие бритвы. Я думаю о стыде, который я испытала, когда Энни вошла ко мне в ванную когда я провела лезвием по моей руке. Это было временное средство, чтобы вылечить пустоту в моей груди. Но выражение ее лица - выражение ее лица чуть не уничтожило меня. - Что ты хочешь для себя сейчас? За всю свою жизнь я ни разу не задумался о том, чего хочу для себя. Всегда был вопрос о том, как я мог содержать других и исполнять их желания. Как я могла облегчить бремя отсутствия моей матери в Прим? Чего она хотела? Что ей было нужно? Потом был Гейл, потом Пит. Потом я делал кое-что для Сноу, для Койн, для Восстания. У меня не было времени подумать о том, чего я хотел для себя или в чем нуждался. Концепция чужда и кажется неправильной. Но теперь я - это все, что у меня есть. - Я пытаюсь хотеть жить для себя. Он кивает, постукивая пальцами в такт мелодии пластинки. - Почему ты не позвонила?- Наконец он шепчет: Почему я не позвонила? Я сохранила его номер. Я положила его на прикроватную тумбочку. Я десятки раз набирала цифры, но так и не довела дело до конца. -Я не была уверена, что ты этого хочешь - Я дал тебе номер -Да, но я не знала, было ли это тем, чего ты хотел, или это было из чувства долга. Почему ты не позвонил?- Я бросаю ему в ответ- Я уверена, что кто-то мог дать тебе мой номер- Добавляю я, прежде чем он успевает воспользоваться этим оправданием. -Я хотел, чтобы это была ты. Если ты захочешь - когда будешь готова - Итак ... ты возвращаешься в "Двенадцатый”? -Думаю, да. Думаешь,ты когда-нибудь вернёшься? Или тебе слишком нравятся солнце и песок? - Я вернусь. Когда-нибудь я вернусь. Когда я буду готова Мы наверстываем упущенное. Я рассказываю ему истории о Четвертом Дистрикте, а он рассказывает мне истории обо всем, что он сделал. Где он был, с кем встречался. Мы засыпаем вместе на диване, его рука обнимает меня, рука слегка гладит мои волосы. На следующее утро он уходит с настоятельной просьбой вернуться в Дистрикт-Одиннадцать. Он прощается с целомудренным поцелуем в мой лоб.   . . . В двухлетнюю годовщину окончания войны меня отправляют в Капитолий. Странно, как мало что меняется. Моя же команда подготовки делает мне прическу для этого случая. Они укладывают мне волосы, красят лицо и изо всех сил стараются прикрыть мою кожу. Платье без бретелек, в которое они планировали меня нарядить, просто не прикрывало ее. Мое тело - лоскутное произведение искусства из ожогов и порезов. Они импровизируют с длинными черными шелковыми перчатками. Когда я смотрю в зеркало, я не узнаю женщину, смотрящую на меня. У нас дома нет зеркал. Женщина передо мной старше, да. Она также выглядит более резкой. Менее пугливой. Темные круги, к которым я привыкла после игр, исчезли. Впалые скулы, в которые превратилось мое лицо после войны, не полные. Мои руки подтянуты и сильны. Я выгляжу здоровой. Я выгляжу нормально. Я тоже чувствую себя хорошо. Церемония долгая и утомительная. Она начинается с минуты молчания в память о погибших. На сцене я, Энни и Хеймитч. Каждый восхваляет павшего друга. Энни ясно говорит о Финнике. О его сыне. О любви, которую она до сих пор к нему питает, и о том, как он гордился бы, увидев мир таким, каков он сейчас. Хеймитч говорит о Пите. О его силе и стойкости, но прежде всего о его доброте. Как мы не можем забыть жертвы, которые он принес ради всех нас. Мои руки дрожат, когда я подхожу к микрофону. Сотни граждан наблюдают за мной со стороны, а остальная нация наблюдает за мной дома. Я потираю место на руке, где моя бритва вошла слишком глубоко. Это тонкий идеальный шрам, и что-то, что приносит мне утешение, когда я прикасаюсь к нему. Отметина, которую я пережила. Люди наблюдают за мной в толпе, осуждают меня, бросают косые взгляды. Я лезу в карман и достаю чистый лист бумаги, на котором собирался написать надгробную речь. Я написал только одно предложение. -Примроуз была слишком хороша для мира, в котором она родилась-. Я читаю вслух. Я не могла заставить себя закончить написание речи, и теперь, когда я смотрю на сотни осуждающих лиц, я жалею, что не сделала этого. Все, что я могу спросить себя, это что сказал бы Пит. Пит, который так хорошо подбирал слова, в то время как я была в лучшем случае посредственностью. Пит, который играл роль Сойки-пересмешницы, пока я паниковала и горевала. Хеймитч и Энни нервно наблюдают за мной с переднего ряда сидений. Я кладу бумажку в карман. Мои глаза встречаются с Хеймитчем, который ободряюще улыбается мне. Я усмехаюсь. -Я не думаю, что кто-то понимает, насколько я плоха в этих вещах- Некоторые люди в толпе ободряюще смеются, в то время как другие безучастно смотрят. - Пит всегда был мастером своих слов. Моя сестра тоже. Они двое - причина, по которой я так долго выживала. Я просто девушка, у которой была пригоршня ягод и которая неплохо стреляла из лука Мои ногти впиваются в ладони. Что же делало Пита таким неотразимым? Остроумие? Обаяние? У меня нет ни того, ни другого. Все, что у меня есть, - это правда. Все, что я могу сказать, - правда. Я закрываю глаза и представляю мертвых. Пит, Финник, Ру, Трэш, Боггс, Мэдж, Прим. еще десятки всплывают в моем мозгу. Лица и голоса. -Моя сестра была нежной. Ее самой сильной стороной было сопереживание. Она всегда была вынуждена видеть в людях лучшее. Она могла так живо понять чужую точку зрения. Это было потрясающе -. Я делаю паузу, глядя на них, на мою новую семью. Энни с сыном на бедре. Хеймитч в костюме и галстуке.- Она была слишком хороша. Слишком чиста. Она заслуживала увидеть новый мир. И я скучаю по ней... -Слезы угрожают навернуться, покалывая в уголках моих глаз. У меня в горле встает комок.- Я хотелатумереть после их смерти. Я была готова. Я не видела смысла жить без них. Но я начала понимать, что я живу не вопреки им, я продолжаю жить ради них. Теперь я буду тратить на них каждый день. Посвящается Питу и Прим, Ру, Боггсу, Финнику… список можно продолжать и дальше. Все мы, выжившие в этой войне, должны жить ради тех, кто сражался за новый мир Я спускаюсь с подиума и падаю в объятия Энни и Хеймитча. . . . Я окружена незнакомцами. Люди, которых я должна знать - люди, которые явно знают меня. Все они жмут мне руку и поздравляют меня. Они благодарят меня за службу, они извиняются за мои потери. Они так рады, что меня наконец-то помиловали. Я ищу в толпе кого-нибудь, за кого можно было бы ухватиться. Джоанна в объятиях какой-то незнакомой женщины, так что она не подойдет. Я ищу Энни, хватая бокал вина. Руки Плутаха ложатся мне на плечи, прежде чем я успеваю ускользнуть. -Так чудесно видеть вас на свободе, должен признаться - мы пропустили съемки ” Сойки-пересмешницы"". - говорит он вместо приветствия. -Как прошло твое заключение? Ты хорошо выглядишь Хотела бы я снять платье и показать ему сотни шрамов и ожогов, чтобы увидеть, насколько я “здорова” на самом деле. - Странно, что Хеймитч сейчас единственный, кому отдают дань уважения. Конечно, Анобария была заинтересована в том, чтобы вернуться в центр внимания, но мы не согласились на это, учитывая ее историю с переходом на сторону Капитолия. У вас есть какой-нибудь интерес к ... - Нет!- Я даже не даю ему закончить мысль. Я делаю большой глоток вина и одариваю его ужасной улыбкой. - Было чудесно увидеть тебя, как всегда Я поворачиваюсь и ухожу. Когда подходящее время уходить? Мне нужно ждать. Я хочу вернуться в свой гостиничный номер. Я хочу плакать и быть одной. Я не хочу, чтобы все эти люди окружали меня, прикасались ко мне, заводили со мной светские беседы. Мое сердцебиение учащается с каждой мимолетной улыбкой. Мне нужно кого-нибудь найти. Меня здесь никто не знает. Я здесь никого не знаю. Я одна. Мне нужен Пит или Прим, Финник. Кто-нибудь. Мне нужен кто-нибудь. Такое чувство, что у меня из легких выкачали воздух. Мне хочется кричать, или плакать, или просто перестать существовать. Я вижу нож для разделки мяса на буфетном столе. Если я надавлю на запястья как следует, смогу ли я мгновенно отключиться? Или было бы лучше вцепиться мне в горло? Люди попытались бы остановить меня? Люди спасли бы меня? Нет, нет, я далеко продвинулся. Я принимал лекарства, мне стало лучше. Я беру еще один бокал вина с подноса официанта. Я проделал так много работы, так старался стать лучше. Почему я не становлюсь лучше? Может быть, я могла бы разбить бокал с вином и подержать осколок стекла в руке, чтобы унять боль. Я бросаюсь сквозь толпу. Я не вижу лиц, только цветные пятна и зияющие дыры там, где должны быть глаза. Все кажутся призраками. Кто-нибудь реален? Я реален? У меня кружится голова от вина и паники. Мне нужно выбраться. Может быть, свежий зимний воздух прояснит мою голову. Может быть, если я смогу дышать, со мной все будет в порядке. Я бросаюсь к двери, хватая ртом воздух.  Я почти выхожу - у меня почти получилось, когда сильные мужские руки хватают меня за плечи. Я поднимаю на него глаза, собираясь дать отпор тому, кто пытается меня ограничить. Гейл смотрит на меня с озабоченным выражением лица. Гейл, которого я не видела с того дня, как убила Койна. Гейл, человек, которого я избегала больше, чем кого-либо другого сегодня вечером. И он просто наблюдает за мной. Изучает меня. Его рот открывается, чтобы сформулировать предложение. Извинение? Нет. Всего лишь простое: - Ты в порядке? - Мне нужно дышать. Мне нужно выбраться отсюда-. Я задыхаюсь. - Хорошо Кажется, что он пытается меня успокоить. Пытается удержать меня здесь. Его руки на мне слишком крепкие. Хватка слишком твердая. - Отпусти меня - Просто сделай вдох. Я провожу тебя обратно, только сначала постарайся успокоиться- Я чувствую себя скованной его прикосновениями. Раньше его прикосновения заставляли меня чувствовать себя счастливой. Безопасно, комфортно, а теперь это тюрьма. Он собирается держать меня здесь. Он собирается заставить меня остаться. Я не хочу оставаться. Я не хочу его. Я не хочу, чтобы его руки прикасались ко мне. Я не хочу его видеть. Я не хочу чувствовать его. Я просила его отпустить, а он не отпустил. Он не отпустит меня. - Отпусти меня!- Говорю я более решительным тоном,Я отталкиваю его, бью в грудь и убегаю. Мир расплывается, когда я несусь по улицам, не обращая внимания на гудки машин и крики замешательства. Мои легкие горят, когда я вдыхаю холодный зимний воздух. Хорошо. Я бегу, может быть, пять минут, а может, и час, прежде чем бросаюсь в переулок. Я прислоняюсь к кирпичной стене, пытаясь отдышаться. Мои руки обхватывают ноги, я сворачиваюсь в защитный комочек. Где я? Водитель заехал за мной, чтобы отвезти из отеля в особняк, где проходила вечеринка. Как долго мы ехали? В каком направлении мы ехали? Я не помню. Я понятия не имею, где я. Понятия не имею, как вернуться. Улицы кажутся относительно пустыми, никто не замечает маленькую девочку, прячущуюся в переулке. Интересно, отменят ли мое помилование после сцены, которую я устроил. На самом деле это не имеет значения. Я просто надеюсь, что я никого не слишком сильно оттолкнул со своего пути. Начинает падать снег, поблескивая в лунном свете.  Может быть, я просто умру здесь. Замкнусь в себе и замерзну до смерти во сне. Есть способы умереть и похуже. Размышляя о своем самоубийстве, я слышу, как выкрикивают мое имя и шаркают ноги. Это шторм. Я сильнее замыкалась в себе, пытаясь спрятаться. Кто-то подходит, но моя голова остается опущенной на колени. Затем воздух наполняет тихий смешок. - Это был отличный выход, который ты совершила- . Я поднимаю глаза и вижу Хеймитча, зажавшего сигарету в губах. Капли пота стекают с его лба. Должно быть, он следил за мной. Он зажигает сигарету, резко затягивается и сползает по стене, чтобы присоединиться ко мне на земле. - Пожалуйста, не заставляй меня возвращаться- умоляю я. - Не заставляй меня возвращаться. Твой маленький побег дал мне лучший предлог уйти пораньше - посмотрев ему в глаза, я понимаю, что он говорит правду. - Скольких людей я толкнула? - Ах, десять ... пятнадцать. Это не имеет значения, большинство из них были слишком пьяны, чтобы помнить Я ухмыляюсь и стряхиваю снег с ботинок. - Что с тобой случилось?- Спрашивает Он. - Я запаниковала. Я не знаю. Я просто ... там было слишком много людей. Я чувствовал, что не могу дышать Я вынимаю сигарету из его губ и делаю длинную затяжку. - Ну, тебе всегда удается держать меня в напряжении - Извините - Забудь Он забирает у меня сигарету. - Слишком много людей? -;Слишком много... Дрожь пробегает по моей спине, когда снег начинает падать более плотной пылью. Хеймитч снимает пиджак и заворачивает меня в него. - Кто-то конкретный заставил тебя сорваться? - Панику начал Плутарх. Гейл довел меня до крайности- отвечаю я - Гейл тоже последовал за тобой. Однако я отправил его не в том направлении, так что тебе не стоит беспокоиться о том, что он найдет тебя еще по крайней мере тридцать минут -. Это такое глупое открытие, что я не могу удержаться от смеха, который срывается с моих губ. - Предполагалось, что он будет ищейкой. Как ты узнал, куда я пойду? - Не уверен. Я просто знал, куда пойду, и надеялся, что ты думаешь о том же Вот оно снова - та неоспоримая истина, что в глубине души мы одинаковы. -;Как бы мне ни хотелось повторить историю о том, как прошлой зимой мы чуть не замерзли до смерти, не хочешь поймать машину и поехать домой, пока нас не нашел Гейл? Я смеюсь и киваю. Да, мне бы этого хотелось. .   От войны почти не осталось следов, кроме возведенных мемориалов. Отель, в котором мы остановились, раньше был центром приема ставок на игры. Здание построено в послевоенном архитектурном стиле и было преобразовано в отель новейшим архитектором Panems. Эффи Тринкет, которая, в конце концов, разбирается в архитектуре и дизайне интерьеров. Хеймитч провожает меня в мою комнату и желает спокойной ночи, поцеловав в щеку. Я принимаю ванну в течение часа, пытаясь расслабить кости. Я выпиваю еще бокал вина, чтобы моя кожа перестала гудеть. Я убираю все острые предметы в ящик стола, чтобы они не попадались на глаза. Я сосредотачиваюсь на своем дыхании: вдох на четыре, выдох на четыре. Я хочу успокоиться, но не могу. Мой мозг не отключается, и я хочу только одного. После нескольких часов метаний в постели я опускаю ноги на пол и начинаю двигаться. Я добираюсь до своей двери, распахиваю ее и нахожу его там. С другой стороны. Его кулак поднялся, как будто он собирался постучать. Мгновение мы смотрим друг на друга. Тепло распространяется по моему телу, как огонь, голод, по которому я так сильно скучала. Затем он приближается, прижимаясь губами к моим, и я не останавливаю его. Жар нарастает с каждым поцелуем, с каждым вздохом. Его пальцы тянутся к банту моего халата, в то время как мои пальцы тянутся к завязке его брюк. Прежде чем он тянет, его левая рука приподнимает мой подбородок, чтобы я посмотрела ему прямо в глаза. - Это то, чего ты хочешь? Я киваю, но он делает шаг назад. - Мне нужно услышать это от тебя Я смотрю на него. Он раскраснелся, волосы растрепаны, на щеках темные тени от пяти часов. - Это то, чего я хочу Он развязывает мой халат и позволяет ему упасть до лодыжек. Хеймитч просто смотрит на меня. В его глазах тот же голод и напряженность, что и у кошки, выслеживающей добычу. Его глаза следят за каждым шрамом, каждой царапиной, каждым дерном. Он опускается на колени и начинает целовать их. В последний раз, когда он видел мое обнаженное тело, у меня не было такого количества ран. Я была оболочкой человека со впалой кожей, выступающими ребрами. Я выглядела маленькой и слабой, но не настолько пострадавшей. Когда его губы достигают моего живота, он снова смотрит на меня. - Ты такая сильная... Когда слезы угрожают потечь из моих глаз, я глажу его щеки своими руками. - Посмотри на себя, такая красивая- Он поднимает поцелуи все выше и выше, до самых моих ключиц. Он прижимает меня спиной к кровати, раздвигает мои ноги и впитывает меня. Тусклый оранжевый свет, исходящий от прикроватной лампы, отбрасывает тени на его лицо. В оранжевом сиянии он выглядит прекрасно. Его губы находят нервы на верхушке моих бедер, слегка посасывая его. Мои пальцы разжимаются на пушистом одеяле, голова откидывается назад от удовольствия. Я не уверена, что что-либо, что я когда-либо чувствовала, может сравниться с этим. Мои пальцы запускаются в его волосы, дергают, когда он находит идеальное местечко, притягивая его для большего. Его глаза не отрываются от моих, когда он проводит по мне языком. Даже когда он нежно, но с энтузиазмом вводит палец в меня. Я сжимаюсь от этого чувства, впиваясь ногтями в его кожу головы. Я хочу большего. Мне нужно больше. Он нужен мне. Это поддразнивание и игра не продлятся долго. Это приятно, так приятно, но это не то, чего я хочу. Я дергаю его за воротник белой майки. - Стоп Он немедленно останавливается, отстраняясь от меня. Я наклоняю голову в сторону кровати. - Иди сюда Он следует за мной, как загипнотизированный, садясь рядом со мной на кровати, но не двигаясь дальше. Я обхватываю его лицо руками, прежде чем перекинуть одну ногу через его, оседлав его. Я стаскиваю с него майку и осматриваю его торс. Он подтянут там, где раньше были кожа да кости. Толстый шрам на его животе все еще присутствует после его игр, а также несколько царапин и шишек, которых я раньше не замечала. Мои губы целуют шрам на его животе, и он издает знакомый стон. Жар разливается по моему телу, от макушки головы до кончиков пальцев ног. Я чувствую, что горю. Я снимаю с него брюки и нижнее белье, позволяя себе оценить его длину. Он одаривает меня легкой улыбкой, спрашивающей, что я планирую делать. Я провожу рукой по его члену, насаживаясь на него один, два, три раза. Он стонет, и я приподнимаю бедра. Его руки зарываются в мои волосы, когда я опускаюсь на него. Он заполняет меня так полно, что мне хочется плакать. Его руки находят мои бедра, нежно направляя меня, пока я оседлываю его. Мои ногти впиваются в его кожу, пока я гоняюсь за этим чувством экстаза. Он проникает в какое-то место так глубоко внутри меня, что я задыхаюсь, электричество бежит по моим венам. - Я хочу тебя всего. - шепчу я ему на ухо. - У тебя есть я- . Он отвечает, его большой палец танцует по моему клитору. Мое тело сотрясается, это чувство нарастает, нарастает, нарастает. Когда я сжимаюсь вокруг него и зарываюсь лицом в его плечо, чтобы заглушить крики, он переворачивает меня на спину. Он заламывает мои руки за голову, входя в меня и выходя из меня. Я чувствую это, когда мы встречаемся взглядами - чувство, настолько отличное от того, что я когда-либо испытывал. Между нами возникла связь, которую невозможно разорвать. Возможно, она всегда была здесь и только сейчас проявляется. Наши взгляды встречаются, когда он входит и выходит, он наблюдает за мной. Наблюдает, как я падаю с обрыва. Наблюдает, как я выкрикиваю его имя, а затем следует за мной.   . . . Уютно устроившись в его объятиях, в безопасности от Капитолия и всего плохого, я чувствую себя в безопасности. Тепло. Защищенная. Он гладит меня по волосам, пока я не засыпаю, и после. - Я думаю, что люблю тебя больше, чем кого-либо другого- Я шепчу в промежутке между сном и бодрствованием. - Я тоже тебя люблю-. Говорит он, целуя меня в лоб. Утром, когда его просят вернуться в Двенадцатый округ для работы над реконструкцией, мы снова садимся в поезд. Этим поездом мы ездили много раз. Однажды он сказал, что мы никогда не сойдем с поезда, никогда не сбежим. Меня пугает встреча с неизвестностью, возвращение домой, видение того, что меня ждет. Но, по крайней мере, я делаю это не в одиночку. Мы стоим рука об руку и смотрим в будущее с уверенностью, что какие бы испытания нас ни ожидали - мы есть друг у друга.