Минералогия

      Последние прочитанные слова звенели в голове несколько следующих минут, пока я пытался не думать о самом страшном, чтобы не начать сходить с ума прямо сейчас. Тёплый свет комнаты внезапно стал напоминать дымку, потому что я тупо уставился в экран, чувствуя, как накатывает оцепенение, пока я с силой сжал второй рукой подлокотник дивана. Я едва удержал себя от того, чтобы бросить телефон в стенку — нет, нет, не могла же она на самом деле поступить так?! Это был глупый, на всех уровнях безрассудный и опасный поступок, который потенциально ставит под угрозу абсолютно всю миссию на Маре-1, если её обнаружат не те люди не в том месте. Да в Небытие миссию и договор, она что, проигнорировала мои слова насчёт слежки?! Она хоть понимает, какую возможность предоставила недоброжелателям? Тяжесть осознания медленно обволакивала сердце — меня ожидает очередная долгая ночь на этой, честно говоря, не стоящей того планете, и почти каждая из таких ночей связана с Реной. И абсолютно не в том плане, который был бы для меня намного более желанен. Я сбросил оцепенение, поведя плечами и переведя взгляд на большой букет розово-голубых цветов с нежными аккуратными вытянутыми лепестками, оставшийся лежать на столе, который Рена использовала то в качестве рабочей поверхности, то в качестве подставки под все её макияжные принадлежности и большое зеркало с подсветкой. Сердце ёкнуло по-настоящему болезненно в первый раз. Ладно, ладно, я разберусь со всеми этими чувствами позже — если будет, ради кого разбираться.       А Рена Тиндаль прямо сейчас очень упрямо пытается сломать себе шею и напороться на заботливо подставленный кланом Роджия нож непонятно где, там, где я при всём своём желании не смогу еë достать. Мы оба — и я, и она, понимали это. Она изначально планировала всё это, как только поняла, что в этих пещерах действительно где-то есть аквалериты, но я был слишком слеп, чтобы заметить это, почему-то предполагая, что она будет продолжать изучать всё удалённо. Неожиданно в памяти всплыло воспоминание совсем недавних дней, и я не смог удержаться от раздражённого полувыдоха-полустона…       Очередная прекрасная ночь над прибрежным морским курортом, освещенная двумя серебристыми спутниками-лунами, которые выглядели больше и красивее, чем обычно, окруженные россыпью звёзд. Солоноватый воздух всё ещё был более тяжёлым и влажным по сравнению с тем, к чему я привык, но я не могу сказать, что мне это не нравилось. Морской бриз кокетливо играл с подолом длинного тёмно-синего платья Рены, которое облегало её до середины бёдер, а снизу свободно струилось. Она лениво осматривала улицу, на которую мы только что вышли из арендованной машины. Я подошёл к ней со спины, немного наклоняясь к её уху, достаточно близко, чтобы почувствовать едва уловимый запах цветов на её волосах:       — Нам туда, — шепнул я, аккуратно поворачивая её за плечи в нужную сторону, показывая на широкую вращающуюся дверь с разноцветной светящейся вывеской сверху. Неожиданно Рена развернулась, но я не стал убирать одну из ладоней, просто сместив её ниже по предплечью. Выражение лица Рены было неуловимо нервным и при этом очевидно озадаченным.       — Ты не говорил, что мы будем под землей.       Я не менее обескураженно уставился на неё в ответ. С каждым днём что-то новое, не так ли? Честно говоря, Рена ещё ни разу не давала мне повода думать, что она боится подземных помещений. А как она пользуется парковкой в здании её отдела?.. Пользуется ли она ей? Я не успел развить мысль, оставив её где-то на краю сознания, чтобы после добавить в копилку фактов о Рене.       — Это важно? Извини, я не подозревал, что тебя о таком нужно заранее предупреждать. Что-то не так?       Рена закусила губу, уставившись на носки её туфель:       — Я… Не люблю подвалы. И подвальные помещения. Или как это называется в торговых центрах и моллах? По личным причинам. Нам обязательно именно туда идти?       Я знал, что означал этот понурый вид и тон голоса — «Я снова вспоминаю что-то страшное и неприятное из своего прошлого, но не хочу говорить об этом напрямую». И последнее, что мне теперь хотелось делать, так это расковыривать её раны тупым ножом. Иногда бывали моменты, когда её можно было расспросить напрямую, и мой внутренний голос подсказывал, что это не тот случай, по крайней мере пока. В конце концов, я вёл девушку веселиться, а не заставлять её чувствовать себя плохо. Я немного сжал её предплечье, одновременно и радуясь тонкому рукаву её платья, и в тайне разочаровываясь, что она решила прикрыть руки. Рена подняла глаза наверх, встречаясь с моей улыбкой.       — Конечно нет, если ты не хочешь. Давай я выберу любое другое казино не на минусовых этажах. Это будет просто. Вернёмся в машину?       — Да. Спасибо, Авантюрин, — и после небольшой паузы она легко дотронулась пальцами до моей руки, сразу же отдёрнув их, оставляя меня с ощущением лишь призрачного намёка на касание. — Я правда ценю это.       Как можно одновременно избегать спускаться на подземные этажи обычных зданий и при этом без колебаний отправляться в какие-то пещеры, из которых, если что-то пойдёт не так, даже её тело достать будет проблематично?! Раздражение, гнев и страх сменяли друг друга с ошеломительной скоростью, и мне пришлось снова напоминать себе о том, что от меня сейчас требуется не паникерское бездействие, а попытка взять ситуацию под хоть какой-то контроль. И я принялся тщательно перечитывать сообщение Рены, цепляясь за всю доступную оставленную информацию. В чём ей нельзя было отказать, так это в дотошности, а ведь я ещё даже не запрашивал доступа к материалам, которые она отправила Топаз. И это было настоящим благословением, которое немного спасало меня от плохих мыслей.       Топаз… Как давно она получила своё письмо — одновременно со мной или раньше? Её Тиндаль тоже поставила перед фактом «я делаю то, что делаю»? Я был осведомлён о её дружески-рабочих отношениях с моей коллегой из Каменных Сердец. Это не было секретом ни для кого, кто мог поинтересоваться карьерным путём Рены. Даже я сам встретился с нынешней начальницей лаборатории впервые на празднике по поводу успешного завершения особо крупной сделки у Топаз. Тогда я даже предположить не мог, что стану сотрудничать с ней сам…       Необходимо связаться с Топаз. Наверняка Рена прописала для неё условие ни в коем случае не высылать любые материалы, пока я не сделаю запрос самостоятельно. Интересно, как Рена предполагала проведение верификации моей личности, которую она упомянула? Так или иначе, я почти уверен, что сейчас коллега где-то на Пир-Пойнте. Время для неё не такое позднее — должна ответить. С мысли меня сбил внезапный шум шагов по коридору отеля и настойчивый стук в дверь номера:       — Мистер Авантюрин? У нас есть срочная информация от мисс Тиндаль! Указание передать вам всё в личном порядке, мистер Авантюрин.       Я сдержал раздражённый стон от излишнего шума, поднимаемого этими людьми, и в ту же секунду поблагодарил Рену за то, что в первые дни пребывания здесь она проверила все поверхности этажа и двух номеров на предмет наличия устройств слежки каким-то собственным хитрым прибором. И, смею предположить, делала это снова хотя бы раз в два дня. Я быстро поднялся на ноги и в два шага добрался до двери, пропуская подчинённых внутрь номера, от чего те слегка опешили, но не стали сопротивляться. Я знал, что они являются всего лишь маленькими винтиками в большом плане Тиндаль, но всё равно не смог не испытать раздражения и в их сторону тоже. Окинув двух людей в чёрно-красном холодным взглядом, я произнёс:       — Не поднимайте столько шума. А теперь чётко и без лирических отступлений, продолжайте. И будьте очень внимательны к своим словам, потому что если по вашей вине что-то в плане мисс Тиндаль нарушится, то поверьте, вас будут ждать трагические последствия, — иногда небольшой укол страха хорошо влияет на работоспособность младшего персонала. Топаз бы этого не одобрила, а я просто предпочитал работать без помощников, когда это возможно, но сейчас мне и вправду требовалась любая мельчайшая песчинка информации. Непонятно, сработала ли моя угроза или нет, потому что чёрные маски всё ещё закрывали лица людей, а сами они и так вытянулись по струнке, но один из них начал свой доклад:       — Да, мистер Авантюрин. По указанию мисс Тиндаль докладываю: сегодня вечером около половины десятого была начата операция «А» — название засекречено для нашего уровня доступа. Мы вышли в море на арендованном катере и остановились на координате, которую нам не разрешили точно увидеть, но по отношению к отелю — севернее на несколько километров. Нас попросили упомянуть, что это происходило не в первый раз, поскольку мисс Тиндаль проводила начальное исследование маршрута движения и также переносила некоторые вещи и оборудование. Подробности этой части нам неизвестны. Так или иначе, мисс Тиндаль произвела погружение и, предполагаем, вошла в локальный пещерный комплекс через какой-то из подводных входов. По её указанию мы ждали её возвращения в течение часа в случае непредвиденных обстоятельств, а потом, когда время вышло, сразу же отправились сюда, в отель, чтобы доложить вам о начале операции. Таким образом, мы подтверждаем, что операция действительно началась, и мисс Тиндаль сейчас выполняет свои обязанности согласно заданию Корпорации Межзвёздного Мира.       — Я надеюсь, что на протяжении всего пути вы следили за тем, чтобы за вами не было слежки, — я постарался заглянуть каждому из этих двоих прямо в душу даже через чёрную поверхность маски. В моём тоне сквозил опасный намёк, который умеют понимать все в КММ, если хотят хоть как-то преуспеть в продвижении по карьерной лестнице. Как было видно, Рена выбрала не самых бестолковых людей, но их ответ меня не порадовал:       — Мы были максимально аккуратны, мистер Авантюрин: я управлял катером, а мой коллега следил за береговой линией. Но мы должны признать, что… — подчинённый запнулся. — Что мы не может гарантировать, что нас никто нигде не заметил со стопроцентной вероятностью.       Я вздохнул, потерев лоб тыльной стороной ладони. Ещё бы они могли это гарантировать. Даже Рена с её осторожностью не заметила в толпе обычных туристов соглядатая, который, видимо, был осторожен и не подходил к ней слишком близко. По позвоночнику пробежал неприятный холодок, потому что рассказ заставил меня визуализировать начало пути Рены: ночь, тёмную воду, прыжок с катера куда-то вглубь… Я сам так и не смог зайти в воду глубже, чем по колено, и то потому что Рена меня уговаривала — я не решился признаться ей, что чувствовал себя странно и некомфортно, когда представлял, как уровень воды поднимается и доходит до груди, а затем и выше… Она приняла моё нежелание контактировать с морем лишний раз, поэтому я всегда оставался на берегу. Внезапно именно картина ныряющей в полную бездонную темноту девушки с решимостью на лице (именно такой я её представил, а какой ещё она могла быть?) заставила меня испытать разочаровывающее осознание: да, я знал Рену Тиндаль, сидящую в своём кабинете, пишущую отчёт, любящую мюзиклы, видящую кошмары, боящуюся огнестрельного оружия и подземных этажей, но я не видел её, бросающую свою мирную академическую жизнь, отправляющуюся на войну, не знал Рену, которая ради успеха в сделке с Топаз могла бегать от местной полиции и властей, чтобы взять образцы почвы из рудников. Было что-то правильное в том, чтобы ходить с ней завтракать, чтобы считать ей перед сном, а потом уходить спать в свой номер или даже оставаться в той же комнате, в том, чтобы смотреть с ней мюзикл и танцевать после, наслаждаясь тем, как она позволяет мне держать её в моих руках. Было правильным даже специально подставляться неуспешному соглядатаю, чувствуя, как Рена вытягивает пистолет из внутреннего кармана пиджака, чтобы прикрыть нас обоих. И было глупо не замечать, что для неё точно таким же правильным будет отправиться посреди ночи в неисследованные никем пещеры со враждебно настроенными мафиози на хвосте в одиночку просто чтобы быть профессионалом и выполнить условия заключённого между нашими отделами договора.       И ещё она посчитала правильным положиться на мою поддержку извне. Именно эта мысль вырвала меня из тисков собственных размышлений, и я понял, что двое подчинённых ещё здесь, и пауза тянулась гораздо дольше, чем они ожидали. Хотя, конечно, по их лицам это не прочтёшь.       — На данный момент вы свободны. До возвращения мисс Тиндаль вы не покидаете отеля и ни с кем не из Корпорации не разговариваете даже чтобы обсудить природу и погоду.       Я получил заверения в том, что меня прекрасно поняли, после чего фигуры удалились из номера.       Нужно срочно выяснить, какие координаты получила Топаз. Недолго думая, я немедленно нажал на вызов, удостоверившись, что шаги стихли. После первых двух сигналов мне стало некомфортно — а что, если Топаз сейчас не доступна по каким-то объективным причинам? Не всегда расписанию в личном кабинете портала КММ можно верить. Но Рена наверняка аккуратно спросила у подруги за несколько часов до начала операции о её планах, верно? Словно вторя моим мыслям, мой звонок приняли:       — Топаз слушае-е-т, — немного растянула последнюю гласную Топаз, и я очень легко представил её, зажимающую телефон между ухом и плечом, но насколько мне было известно, она обожала портативные гарнитуры и снимала их, наверное, только на ночь. Значит, она чем-то озадачена? Неудивительно, если она получила письмо.       — Это Авантюрин. Топаз, я не буду спрашивать тебя о твоих успехах и здоровье животных, окей? Ты получила письмо от Рены?       — Какое письмо? — она легко изобразила нейтральность, и если бы я не знал, что она наверняка уже видела его, то мог бы поверить в её неосведомленность.       — Письмо от Рены с полным протоколом операции «Аквалериты». Ты должна быть в курсе, что я её тут подстраховываю.       Динамик издал неразличимый «хм», после чего собеседница требовательным тоном ответила:       — Включи камеру, Авантюрин. И покажи, что у тебя там вокруг происходит. А ещё запястья рук, лодыжки, ну, ты понимаешь, на что я намекаю?       — Она будет тобой гордиться после возвращения, — пробурчал я, понимая, что это необходимо. Может быть, Рене стоило бы работать в службе безопасности. Она была бы самым дотошным и безрассудным безопасником одновременно. Я включил камеру, медленно показывая Топаз всё, что было в номере, а также в коридоре, соседних комнатах, за окном, под кроватью, в шкафу, пока, наконец, она удостоверилась, что на мне тоже нет жучков и признаков удержания силой. Это заняло целую вечность, судя по моим ощущениям, и я видел, что Топаз, которая тоже включила камеру, утомилась от этого не меньше моего. И всё же я почувствовал небольшую толику удовлетворения при мысли о том, что пусть и по просьбе подруги, но Топаз озаботилась уточнить, не находимся ли мы тут на Маре-1 в заложниках. Значит ли это, что Рена прописала этот пункт в протоколе? Или оставила всё на совесть Топаз? Как бы то ни было, с верификацией моей личности мы закончили, оба выдохнув. Нельзя сказать, что дальше нас ждало что-то полегче, но всё же работа в сложившейся ситуации — это лучший выбор, чтобы не давать разуму строить безумные теории о возможных неудачах.       — Да, письмо я получила. Вместе с целой библиотекой ценных указаний, — Топаз сидела в кресле, и я понял, что она у себя дома, когда к ней на колени по очереди запрыгнуло сразу две кошки, совершенно непохожие друг на друга. Счетовод покрутился где-то на фоне, а потом устроился в недосягаемости камеры смартфона хозяйки.       — Ты активировала маячок? — прямо сейчас меня больше всего волновало именно это.       — Буквально за пару секунд до того, как ты мне позвонил. Сигнал… Сомнительный. Постоянно прерывается. Если честно, зная Рену, она может глушить его сама, пока считает, что всё идёт по плану. Понижает возможность перехвата. Она написала, что пусть координаты будет неточными из-за большой толщи земли над и вокруг неё, но обновляться позиция будет раз в десять минут. А она обновилась с прошлого раза только сейчас. Начнём переживать, когда сигнал будет непрерывным, — не особо сомневался в профессионализме коллеги, но уверенность её голоса меня немного удивила.       — Совсем не волнуешься за неё?       — Я? Волнуюсь, конечно. А ты?       — …И я тоже.       Топаз мягко хмыкнула, погладив одну из кошек на коленях. Если честно, я не понял, был ли это кто-то из уже знакомых пушистиков или новый.       — Ты просто не работал с ней раньше. Поверь, она удивительная. И способна на очень многое. Если ей и грозят какие-то опасности внутри этих пещер, то оценить риски правильно мы с тобой не можем, а значит, нужно доверять суждениям Рены.       Топаз была права, и к этому моменту я уже успел более-менее убедить в этом сам себя, пусть и инцидент перед входом в казино всё ещё держал меня в сомнениях. Тем временем, мысль коллеги была ещё не завершена:       — А что касается вашей тамошней враждебной группировки, так они ни в жизни не пролезут туда, куда пролезла Рена. Даже если выяснят, откуда она проникла вглубь комплекса: ты видишь её модели карт? Там, наверное, сам поисковый робот едва не потерялся. Нет никаких шансов, что они пройдут за ней следом. Кстати, я кинула тебе копию её письма. Самоудалится, если ты трижды нажмёшь на сенсорный сканер телефона большим пальцем.       — Интересно, почему она сама сразу такое мне не написала, — буркнул я, смотря на то, какую точку на поверхности выбрала Рена в качестве предполагаемого выхода.       — Так это настроить надо особым образом, забыл? У неё времени не было ещё и этим заниматься.       — Да, точно, — я немного завис, устремляя взгляд на редко мигающую точку на карте, повисшей голограммой в воздухе рядом с силуэтом Топаз. Судя по всему, пока что Рена двигалась согласно своему плану. Из-за этого я не сразу понял, что мне пытаются что-то сказать.       — Авантюрин? Авантюрин! Алло!       — Слушаю. Извини, задумался.       — С ней всё было в порядке на этой неделе? Или сколько вы там уже на М-2001… — я разделил сомнение в голосе Топаз. Да уж, «порядок» — не самое подходящее слово для описания состояния Рены, которую я знал.       — Как она любит отвечать на этот вопрос, когда не в духе: «В порядке ли? Да я король порядка». Ты её подруга, должна быть в курсе её маленьких очаровательных особенностей. Нет, не могу сказать, что она была в порядке. Поэтому и никак не могу принять эту её дурацкую операцию «А».       К моему искреннему удивлению, Топаз хихикнула. Абсолютно не к месту.       — Забавное замечание. Тогда, получается, что у неё было две операции «А» за время командировки.       Сначала мне показалось, что я не понял шутки. Потом — что я ослышался.       — Прошу прощения? Ты о чём вообще? — смена настроения собеседницы вообще не пошла на пользу моему пониманию происходящего.       — Просто забавно наблюдать за тем, как ты волнуешься, когда Рена делает то, что для нас на самом деле является обычными рабочими рисками. Ты же летел отдыхать. Половины твоей прибыли сейчас организовывает другой человек — и на него в кой-то веки можно положиться, Авантюрин! — Топаз как-то странно посмеялась, и я нахмурился.       — Ты меня на что-то провоцируешь, Топаз, и мне это не нравится. Я повторю ещё раз: я несколько раз наблюдал Рену не в самом лучшем моральном состоянии и представляю, чем ей может грозить, не знаю, приступ клаустрофобии или внезапная боязнь темноты там, куда сейчас никто не может дотянуться. Я думаю, между нами сложились доверительные отношения, Топаз, и если она пишет, что от моей внимательности и беспокойства сейчас зависит её жизнь — а она ещё и ради нашего договора туда отправилась — я не могу не волноваться.       На этот раз Топаз улыбнулась, как нормальный человек:       — Не кипятись, Авантюрин. На самом деле я рада, что вы сработались. Насчёт её состояния, — тут она посерьёзнела. — К сожалению, я не могу дать действительно ценный комментарий. Полагаю, мы даже знаем примерно одно и то же, и мы оба не врачи. Если боишься, что существуют какие-то опасности для Рены в связи с её, не знаю, расстройством, напиши Рацио. У тебя остался его контакт? Она ему доверяет. Почти безгранично, насколько я могу судить.       Упоминание Доктора не делает мне больно или неприятно, но я чувствую странную резкую пустоту в груди. Как будто бы сердце на секунду исчезло из грудной клетки, оставив после себя маленькую, незаметную, совсем не страшную чёрную дыру, которая за это самое мгновение превратило тело в желе или вату. Как будто бы тебе сделали местную анестезию, воткнув иглу в грудь. Пара секунд и затем нормальная чувствительность вернулась, и вот никакой пустоты уже нет, но я, наверное, всё равно смотрю на мир глазами несвежей рыбы.       — Да, конечно, у меня всё ещё есть его контакт. Придётся поговорить с Доком, ха-ха, ну и задачка… Я сомневаюсь, что он мне расскажет о ней что-либо добровольно.       — Ты же видел, что Рена поставила меня в копию того письма, которое тебе отправила? Хотя, наверное, это была скрытая копия… Ну, так или иначе, она тебе прямо написала, что за любой нужной информацией ты можешь обращаться к Доктору Рацио. Попробуй показать ему это, вдруг он оттает? Это же ради её блага.       Я не поверил в это по-настоящему ни на секунду, чувствуя, как сердце забилось быстрее, когда маячок Рены снова обновил данные местоположения. Указанная погрешность не могла выдержать никакой критики, но понимание того, что пока трекер обновляет координаты и потихоньку двигается, Рена почти наверняка в порядке, сгладило моё настроение. Всё будет хорошо. Наверняка всё будет хорошо.       А из Дока было бы неплохо вытянуть какую-нибудь интересную информацию, раз я действительно получил разрешение. Такое никогда не бывает лишним. Мы кратко распрощались с Топаз, пообещав друг другу мониторить ситуацию и связываться, если что-то будет идти не так, и я, едва отрывая взгляд от голограммы карты с маленькой красной точкой на ней, набрал сообщение Рацио. У меня не было никаких иллюзий по поводу его желания общаться с кем-либо собственным голосом.       

***

      Что мне известно про аквалерит? Кубическая сингония, твёрдость 8,5 по Моосу, стеклянный блеск… Фторидный минерал, цвет и прозрачность которого зависит от примесей… По неустановленным причинам основная оксидная порода самостоятельно легируется рядом редких элементов определённым образом. Я прокручивала в голове факт за фактом, стараясь не думать ни о чём лишнем, оставляя позади мой импровизированный лагерь, мою нулевую точку в этих пещерах.       Если честно, я жалела, что у меня не было возможности выбрать в качестве лагеря (на самом деле мини-склада припасов и оборудования) какой-либо большой перекресток. По крайне мере, у меня было бы несколько вариантов возвращения к нему, но до подходящей развилки идти было достаточно далеко и долго, так что этот вариант пришлось отбросить. Я оставила все вещи там, куда уровень воды не сможет подняться, но до куда я смогла дойти быстрым шагом за пятнадцать минут после того, как сняла (с большими трудностями) костюм для дайвинга. Он был взят в аренду у кого-то из местных, как и катер, но, к счастью, в курортном приморском городе такое никого не удивляет. Если честно, я старалась пока не думать о том, что вещи придётся возвращать обратно на поверхность. И по-хорошему для этого будет нужен второй костюм для дайвинга… Кстати, обычно все стандартные костюмы для погружений сконструированы таким образом, что его должен помогать надевать и снимать второй человек, так что я была безумно рада, когда нашла пусть и дорогую, но отличную альтернативную опцию. Так или иначе, он остался лежать позади вместе с некоторыми остальными вещами: глайдером, спальным мешком (на всякий случай), небольшим количеством простой еды, аккумуляторами и так далее. Конечно, я многое забрала с собой, но тяжесть рюкзака с небольшим оптимизированным кислородным баллоном пока ещё не слишком ощущалась. В отличие от тяжести походных ботинок, которые я не носила долгое время. Но на пути всегда огромной опасностью было просто споткнуться и подвернуть ногу, так что правильная обувь, фиксирующая лодыжку, с цепкой и устойчивой подошвой была жизненно необходима.       Сейчас я шла, вытянувшись в полный рост без каких-либо проблем. Своды туннелей в этой части комплекса были достаточно высокими, а сами коридоры не слишком узкими — такими, что шеренга из трёх человек могла прогуливаться по ним без стесненности. Я знала, что в какой-то момент придётся идти не так вольготно, скорее пробираясь в нужную сторону, и на это будет уходить больше времени. Так что я не тратила дополнительные минуты на рассматривание всего окружения — сейчас оно ещё не было каким-то особенно выделяющимся, в отличие от того, что должно было ждать меня впереди.       Для похода я выбрала самый мощный ручной фонарь, который только способна была найти. В такой большой мощности не было значительного смысла в небольших замкнутых пространствах, но я всё равно светила им так, чтобы видеть на как можно большее расстояние вокруг себя и впереди. Темнота — то, к чему я никогда не могла привыкнуть полностью. Да, становилось поспокойнее после парочки часов нахождения в таких условиях, но я лично всегда считала, что это только потому, что психика устаёт постоянно держать себя в напряжении. Если прислушиваться к каждому своему шагу и к эху, который этот шаг может создавать, оглядываться за спину через каждую минуту — так и с ума сойти можно. Конечно, нельзя полностью игнорировать базовые желания проверить, всё ли в порядке, но поддаваться клаустрофобии, панике и синдрому тени нельзя.       Синдром тени… Он же синдром взгляда в спину. Не лучшая мысль, которую стоит вытягивать из разума для обдумывания, пока ты шаг за шагом продвигаешься глубже в неизведанную пещеру, где ближайший выход на поверхность из доступных тебе находится километрах в шести. Была и вторая не менее веская причина отбросить все переживания как можно дальше — я пользовалась кислородной маской. А страх неизбежно приводит к повышенному потреблению кислорода. Не то что бы я совсем не могла дышать без неё, но на этом уровне воздух был достаточно тяжёлый и спёртый. Дальше должно было стать лучше, но я хотела с осторожностью использовать имеющиеся кислородные запасы, не тратя их так бездумно. Одна из опасностей, которая погубила больше исследователей, чем внезапные обрушения — токсичные и невидимые газы, которые сложно обнаружить до входа внутрь.       — …Будешь ведущим. Это не обсуждается, Тиндаль.       Хах, что ж… На этот раз место располагает к подобным воспоминаниям. Ассоциативная память отлично работает… Нейронные связи услужливо решили показать всё, что нашлось в моих воспоминаниях по хэштегу «тёмные пещеры», очевидно, пытаясь подсказать оптимальную линию поведения в уже знакомой ситуации исходя из накопленного опыта. Увы, мои нейроны сломались несколько лет назад, отдавая предпочтения тем воспоминаниям, которые я очень редко по-настоящему желаю вынимать на свет.       Сначала окружающая меня порода была более темной — я знала её состав, и там не было ничего слишком удивительного: кремний, железо, алюминий, оксиды и всё остальное. Этот минеральный состав не был в чём-то необычен, более того, я сейчас находилась во внешнем контуре распространения типичных элементов, составляющих аквалерит. Если честно, эту часть я действительно хотела пройти как можно быстрее — где-то там более глубоко должна была появиться более светлая сероватая порода, и смотреть в свете фонаря должно было стать не так страшно. Там, где я выросла, времена года чётко сменяли друг друга, составляя цикл из шестнадцати месяцев, и сезон падающих листьев был намного более тёмным, чем сезон падающего снега…       Ты была на Терре зимой в последний раз на втором курсе Академии. Да, пожалуй, это правда. Прилетела после окончания семестра на каникулы. Тогда всё было намного проще и счастливее. А сейчас разве что-то не так? Разве я не счастлива?       Нет.       Почему?       Потому что ты не помнишь. Потому что ты не знаешь на самом деле.       …Красный цвет — признак большого количества железа в местной почве, и после многих дней я терпеть не могу красный, потому что он постоянно где-то рядом, как маскировка или пятна крови… Карьер всегда был местом ожесточённых боев, но этот парень даже не носит с собой оружие… «Я клянусь, что ни разу никого не убила».       Клянёшься?       

***

      — Это всё идиотизм в высшей степени. Я не могу поверить, что два взрослых человека с полностью сформированными лобными долями приняли ряд решений, которые в итоге привели вот к этому. И как вообще…       Если честно, я не рассчитывал на разговор с Рацио через голосовую связь, но он позвонил мне самостоятельно после обмена всего лишь парочкой сообщений, потребовав как можно более полную картину происходящего. И теперь я дожидался, когда иссякнет его поток обвинений меня и Рены в недальновидности, чтобы наконец-то поговорить о реально интересовавших меня вещах. Идеальное гипсовое лицо Веритаса Рацио было непоколебимо, но голос выдавал значимое недовольство — с другой стороны, по моему опыту, это была одна из базовых настроек Дока.       Разговаривать с ним было… странно. Мне приходилось бороться с неуловимым чувством, которое я даже не мог точно определить — он разговаривал о Рене так, как будто бы знал её лучше, чем она сама, выдавая непререкаемым тоном такие суждения, которые просто неправильно слышать от третьего лица. С другой стороны… Это было ожидаемо, не так ли? Разве не ради этого я решил спросить его о неустойчивом состоянии Рены?       «Она ему доверяет. Почти безгранично, насколько я могу судить».       Мне она тоже доверяет.       — Извини, что прерываю тебя, но я хочу спросить очень конкретную вещь. Насколько опасно в её психическом состоянии отправляться на подобного рода операции?       Рацио раздражённо выдохнул:       — Не перебивай меня, я лучше знаю, в каком порядке подать информацию так, чтобы это было полезно. — Затем Док потёр свой идеально ровный гипсовый лоб, и не одна эмоция, кроме недовольства, не проникала из-под маски наружу. — Её ситуация не самая типичная, хотя и укладывается в картину посттравматического стрессового расстройства, но в то же время есть одна деталь, с которой я не мог бы разобраться при всём желании. Я рекомендовал ей обратиться к психиатру, чтобы она получила необходимое медицинское сопровождение, но она отказалась. В каких условиях она вернётся к размышлению над этой деталью, я не знаю. Её триггерные точки: оружие, в особенности огнестрельное, но в целом много что может вернуть её в травмирующую обстановку. И изучение пещер — то, что входит в этот список из многих вещей, я помню это по её рассказам.       — Что же за особенность связана с её ПТСР? — быстро спросил я, надеясь, что Доктор продолжит свой ответ по инерции, как часто случалось с самой Реной, но не тут-то было.       — Я не собираюсь тебе об этом рассказывать, игрок, потому что это не повлияет на ситуацию. И тем более, вы не в настолько близких отношениях, чтобы тебе можно было это рассказать без угрызений совести.       Против воли я сжал правую ладонь в кулак.       — Почему ты так решил?       — Она бы рассказала тебе сама, если бы это было иначе. Это логичный вывод.       На этих словах сжались и челюсти. Неприятная улыбка заиграла на моих губах. Я не собирался использовать это подобным образом, но я не смог остановиться. Разжав кулак, я зашёл в чат с Рацио, выбрал ровно одно вложение из галереи телефона, и нажал «отправить».       — Посмотри на фотографию, которую я тебе отправил. Что скажешь теперь о нашей близости?       Ради этого Рацио пришлось снять свою знаменитую маску, и я был в восторге, смотря на то, как темнеет выражение его лица, пока он наконец ядовито не ответил:       — И с какой целью ты мне это показываешь, идиот? Как я, по-твоему, должен отреагировать?       Неприятная улыбка превратилась в победную:       — Возможно, мы ближе, чем ты думаешь, Док. Не обидно?       — Мне? С чего бы? В каких, по-твоему, отношениях я и Рена Тиндаль?       Он не смог сбить улыбку с моих губ, и я не слишком колебался, отвечая ему, хотя и удивился его ответу:       — Я думал, что вы тоже в… Как бы это сказать, хахах… В близких отношениях, не так ли? Кажется, тебе нравится напоминать, что ты ближе к ней, чем многие.       — Рена — мой хороший и давний друг, которому я обязан достаточно важным для меня вещам. Мы написали много статей вместе, многие мои ученики работают у неё, но, чтобы ты там себе не напридумывал, Авантюрин, мы никогда не были парой, если тебе угодно, — мне показалось, что Док сейчас взорвётся, почти выплёвывая слова наружу.       — Будь уверен — она узнает о том, как ты используешь ваши совместные фотографии, о которых, я полагаю, она не подозревает.       И он отключил звонок, оставив меня сидеть, непонимающе уставившись в пустую стену напротив, иногда бросая взгляд на экран телефона, на котором ещё горело изображение меня и Рены, лежащих рядом в обнимку.       

***

      Синдром тени, он же — синдром взгляда в спину. Насколько я знаю, некоторые учёные для написания медицинских диссертаций действительно пытались изучать его проявления: симптомы, протекание, длительность, влияние на психику, условия возникновения и так далее. И, как мне кажется, решение оказалось до боли простым — успокоительные, очень часто хватало даже слабых доз в течение нескольких дней до начала исследования закрытых пещер. Я не медик и не знаю, что это значит, ровно как и не вчитывалась в эти диссертации, но лично для себя я интерпретирую это так: повышенная возбудимость психики и общая склонность к тревожности может в условиях замкнутого пространства и недостатка света приводить к возникновению синдрома. Это не что-то опасное, просто какое-то животное начало внутри пытается быть осторожным и защитить нас от опасности, которую мы не можем увидеть позади. Я слышала, что некоторые люди чувствуют пресловутый взгляд в спину даже гуляя в лесу, так что… Это просто какая-то маленькая человеческая слабость, которую можно преодолеть. Или не обращать на неё внимание.       Я шла с ощущением чьего-то пристального взгляда, упирающегося в мою спину, уже какое-то время. Не могу сказать, что я часто была подвержена синдрому. Более того, обычно его сила угасала со временем, и я даже не успевала разнервничаться, но сейчас происходящее начинало слегка меня напрягать. Когда-то давно в детстве я по-настоящему боялась темноты. Остатки этого страха преследовали меня даже когда я была подростком, но чем старше я становилась, тем меньше пляшущие тени на стенах комнаты или палатки волновали меня. А потом… Потом у меня не осталось выбора, когда и чего бояться. Я осталась не властна над собственными реакциями, которые обычный человек более-менее умеет контролировать.       Пока что ощущение незримого спутника позади не казалось связанным с моей обычной тревожностью. Да, несмотря на то, что я… Ну… Кажется, не чувствую себя хорошо. То и дело всплывавшие на поверхность воспоминания оставляли после себя горечь во рту и легкое ощущение потери времени. Мысли о прошлом затягивали внутрь себя, как будто бы набрасывая на меня сверху тяжёлую и плотную ткань, через которую невозможно ничего рассмотреть. А вот чувство преследователя сзади наоборот заставляло меня оставаться в сознании и реальности, немного тормоша меня. Что ж…       Я сделала вдох и выдох, повернувшись назад, освещая ставший пониже каменистый пещерный свод за моей спиной. Пятно света мгновенно нарисовало картину, мало чем отличающуюся от той, что была перед моими глазами только что: тёмная порода, иногда блестящая включениями недрагоценных минералов, да и только. В этом месте проход оставался прямым метров на тридцать, и фонарик не встретил никаких серьёзных препятствий — ничего позади, конечно, не было, кроме слегка прохладных стен пещеры. Но физическое напряжение никуда не делось, наоборот, я продолжала чувствовать, как оно нарастает. Отправить «паука» посмотреть?.. Нет. Нет, ты сильнее этого, Рена, и это игры твоего разума, который просто хочет защитить тебя, но делает это неправильно. Держимся и идём дальше.       Следующая важная отметка пути была не так далеко. После того, как я пройду широкую гипсовую пещеру в получасе ходьбы, до аквалеритов останется рукой подать. Ну, я на это очень надеюсь.       Туннель начинал меняться. Во-первых, кое-где приходилось сильно наклоняться, чтобы не задевать головой потолок, и один раз даже пришлось снимать рюкзак, проталкивая его через проход перед собой, чтобы не застрять. Во-вторых, минеральный состав породы стал значительно разнообразнее — я начала замечать тут и там появляющиеся белые кристаллические проростки то в виде столбцов, то в виде таблитчатых образований. Это совпадало с моими ожиданиями, поэтому, воодушевившись, я направилась дальше с улучшившимся настроением. Из-за того, что для ходьбы приходилось прилагать усилия, я больше сконцентрировалась на том, что видела перед собой, а не на том, что фантомно ощущалось позади. Когда до заветной точки половины пути осталось что-то около шести минут нормальным шагом, я оказалась на перекрестке. Немного затормозив, я кинула взгляд на карту, сверяясь с маршрутом, и… Из соседнего туннеля раздался отдалённый шум, похожий на звук падения камней в воду, а затем — что-то вроде человеческого крика.       Я скинула рюкзак на пол, тут же внутренне обзывая себя идиоткой, потому что, если бы не мягкое тканевое дно, шум мог разнестись по коридорам дальше, и это последнее, чего мне сейчас хотелось. Подо мной что-то хрустнуло, и где-то на краю сознания возникло понимание, что я приземлилась на один из росших здесь кристаллов селенита — а это значит, я оставила очевидный след. Упав рядом с рюкзаком и аккуратно вытянув вещь, внешне напоминающую маленькую прямоугольную металлическую коробочку, я нажала на сенсор включения и расправила ножки-манипуляторы. Маленький «паук» с гладкой спинкой из синтетических кристаллитов-хамелеонов уставился на меня своей камерой, тут же определяя меня как своего обычного оператора, и подключился к моему наручному планшету. На нём высветилось моё лицо, и я быстро перестроила визор с регистрации видеоизображения на изучение теплового фона. Если где-то рядом со мной есть что-то живое и дышащее, я узнаю об этом. Вопрос только в том, не будет ли слишком поздно. В той стороне действительно была небольшая подземная речка, так что шум падения чего-то в воду мне вряд ли послышался. Насчёт странного крика я не была уверена, потому что он оборвался слишком быстро.       Я перевела маячок на режим обновления моего местоположения в реальном времени.       Холодные тёмно-синие и голубые тона на экране планшета сменяли друг друга, пока «паук», перебирая ножками, двигался в то ответвление туннелей, откуда я впервые услышала шум. Вид был однообразным, и, держа в голове настрой мгновенно среагировать на любое появление более тёплых оттенков в изображении, я всё же снова начала проваливаться куда-то дальше… Поток мыслей привёл меня к тому, что аккумулятора маячка, несомненно, хватит ещё надолго, так что не было необходимости его экономить. Более того, я могла подпитать его в случае чего. А это значит, что прямо сейчас Елена и Авантюрин видят меня. Или хотя бы просто могут видеть. Может быть, они волнуются. Может быть, даже рады, что я переключила режим маячка на автообновление. Внезапное тёплое чувство разлилось по моей груди, и я первый раз с момента того, как услышала шум, спокойно вздохнула полной грудью. Тонкая корочка холодного страха, покрывшая меня изнутри, на мгновение треснула, давая место простой мысли — эта операция не бесконечна, около половины маршрута пройдено, и там снаружи два человека, которым я небезразлична. Не я ли сама написала Авантюрину: «я доверяю тебе»? Даже если этого не было сказано напрямую, я подразумевала это, и он должен был понять, как никто другой. Память подкинула диалог, произошедший, казалось, около вечности назад, когда мы летели на Маре-1, и Авантюрин говорил какие-то дурацкие вещи про дуло пистолета в чужих руках у его сердца. Что ж, может быть, это работает, но едва ли он сам от этого проникается особым доверием к человеку напротив. И всё же он позволил мне прикрыть его, несмотря на то, что тот парень первым бы попал именно в Авантюрина, если бы я не выстрелила быстрее… И он уже сделал для меня больше, чем…       Воспоминание о том, как оружие лежало в моих руках, пронзило меня тонкой ледяной иглой от макушки до сердца, выходя насквозь где-то из-под рёбер. Я физически ощутила толчок головной боли, медленной волной прокатившейся внутри черепной коробки. Я успела подумать «терпеть это всё не могу», на мгновение зажмурившись, возвращая фокус внезапно затуманенному зрению, и, тупо уставившись на проекцию изображения с «паука», увидела два красно-оранжевых пятна. Не успев позволить мысли оформиться, я схватила рюкзак, закидывая его себе за плечи, отмечая расстояние между мной и кем-то: километр с небольшим, мать их, а у меня нет другого пути к зоне с аквалеритами, кроме как дальше через зал, ища убежища в новом пространстве туннелей… У меня не было ни малейшего сомнения в том, что появление двух людей здесь абсолютно не случайно, и нутро подсказывало, что они с огромной вероятностью здесь по мою душу.       Мало времени. Очень мало времени. И что мы умеем делать в таких случаях?       Для начала, мы умеет убегать. В трёх минутах быстрым шагом должна быть большая полость, каменный зал с высоким сводом — не знаю, насколько он на самом деле большой и широкий, но предварительный анализ говорил, что он труднопроходимый из-за гигантских сформированных колонн селенита, а это именно то, что мне нужно. Местность уже начинала намекать на то, что здесь было благоприятное место для формирования этого минерала, потому что их становилось всё больше, а размеры начинали увеличиваться. Обо всё этом я успела подумать, идя быстрым шагом, стараясь быть особенно тихой. С одной стороны, я могла бы попробовать убежать дальше своего хвоста, что потенциально могло создать слишком много шума. Да и не бегун я с тяжёлым рюкзаком, никогда не любила бег даже на короткие дистанции. Плюс, принятие такого решения означало обречь себя на особенные страдания из-за синдрома тени, даже если перевести паука на режим постоянного наблюдения за пространством туннеля позади. Как максимум — обречь операцию на полный провал, если я не смогу скрыться. Минусы перевешивали плюсы: нет, я не буду убегать бесконечно. Мне нужно встретить угрозу лицом к лицу; только так я смогу себя обезопасить. И я думаю, что смогу организовать себе преимущество.       Я затормозила шаг, буквально через пару минут оказавшись перед проёмом, подход к которому зарос белоснежно-белыми таблитчатыми и продольными кристаллами, отливающими серебристым блеском. С огромным внутренним сожалением я прошлась прямо по ним, чувствуя, как под подошвой ломаются минералы. Твёрдость по шкале Мооса что-то около двух, я думаю — легко царапаются ногтём… Гипс есть гипс. Пришлось наклониться, пролезая под столбом селенита, перекрывшего проём — кристалл был шириной в два моих запястья.       Сердце затрепетало от вида, открывшегося мне после входа в зал.       Высота потолка, как мне показалось, была не меньше метров десяти, но скорее всего свод был даже выше. Ширина не поддавалась быстрой оценке из-за того, что свет не полностью достигал краёв. Но самое главное — это кристаллы… У меня захватило дух настолько, что пару мгновений я просто стояла, впитывая вид, даже отбросив мысль о тех, кто были позади меня. Колонны и ещё больше колонн селенита, росшего от потолка в пол, от пола в потолок, не только прямо, но и по диагонали, задевая друг друга под невообразимыми углами, образовывая настоящую полосу препятствий. Ширина белоснежных столбов была самой разной, но, кажется, все они были как минимум с моё бедро, а то и обхват талии, и на многих я могла бы лежать, если бы они росли под прямым углом. Эоны, как они не разрушаются под собственным весом с такой высотой потолков?.. Свет фонаря проходил сквозь их грани, преломляясь, и мне казалось, что я смотрю на сумрачное кристаллическое море, иногда озаряемое луной… Я волевым импульсом вывела себя из состояния восторженного зеваки, вспоминая, что мне нужно сделать не мало перед прибытием сюда незваных гостей. Я уже знала, что они, разумеется, не свернули в ответвление по направлению к подводной морской пещере, откуда я пришла, отправившись прямо по моим стопам.       Так что мы умеем делать? О-о-о… Однажды мы подорвали целую шахту…       Ведь была война.

***

      Я осталась одна в кромешной темноте. Когда я поняла, что мне придётся сидеть в засаде, поджидая преследователей, я долго (насколько позволяли жалкие крохи убегающего времени) пыталась найти альтернативное решение, но всё говорило об очевидном — фонарь придётся вырубить, чтобы меня не увидели раньше времени. На самом деле я сделала себя фактически слепой до поры до времени, таясь на возвышении у выхода из пещеры на противоположной от входа стороне. Для того, чтобы добраться до него, пришлось почувствовать себя скалолазом. К счастью, каменная основа стен и пола и селенит позволяли опираться на себя, и я, подгоняемая страхом, смогла без больших проблем преодолеть этот путь, но я не была уверена, что справилась бы так же хорошо без рекордной дозы адреналина в крови.       Мне не нравилась такая темнота. Ощущения сравнимы с тем, когда ты сидишь в воде, которая идеально подходит твоему телу по температуре — ниже ровно настолько, что ты перестаешь чувствовать границу её соприкосновения с кожей. Если закрыть глаза, можно почувствовать что-то похожее, но скорее всего это вызовет приятные ощущения. Чувствовать стирание границ между тобой и чернотой грота под поверхностью земли было глубоко неприятно. Я стиснула зубы, чувствуя, как всё больше начинаю походить на взведённую пружину.       Когда я увидела отблеск света и слух уловил шум чьих-то шагов, то почти подпрыгнула, огромным усилием воли заставив себя подняться медленнее и отступить за одну из селенитовых колонн. Держать в правой руке взведенный пистолет было не холодно — я носила перчатки. С металлом ощутимо соприкасалась только сама подушечка указательного пальца — перчатки открывали их. По крайней мере, пока я чувствовала только это. Никаких приступов. Никаких срывов… Если бы я ещё умела это контролировать, и если бы убеждения работали.       Двое фигур вошли в зал, освещая его более слабым фонарем, чем был у меня — пока не могли меня заметить. Я надеялась, что они пройдут приблизительно тем же маршрутом, что сделала я, хотя бы попробуют. В идеале им, конечно, стоило бы увидеть непроходимый лес из минералов и пойти домой, и в глубине души искорка надежды на этот развитие сценария ещё теплилась. Мужчины переговаривались, пока не продвигаясь дальше — да, теперь я была уверена, что это двое мужчин, но расстояние мешало различить их полушепот. Пятно света застыло — они, наверное, поставили фонарь на землю, решая, что делать дальше. Время тянулось тошнотворно долго.       Прошло десять минут, прежде чем пятно света дрогнуло и начало медленно приближаться, колеблясь и танцуя на гранях идеальных колонн. Я сглотнула, надеясь, что рассчитаю время их приближения правильно — прямо сейчас я не могла в лоб посмотреть на них, опасаясь раскрыть себя раньше времени. Мне нужно, чтобы они подошли ближе.       Когда я начала различать отдельные слова в их речи, я поняла, что пора сделать ход. Сердце заходилось от волнения и адреналина — когда-то давно я почти разучилась испытывать полноценный страх за свою жизнь, но сейчас было страшно. Я сделала шаг из-за колонны, приблизительно целясь в одного из людей снизу, проходивших ту же самую полосу препятствий, что проходила и я. Но залезть ко мне я им не дам ни за что в жизни.       — А ну стоять! — крикнула я, уже полноценно прицелившись в голову одного из них. В памяти всплыл образ, заставивший меня прищуриться, а потом на меня уставились два лица. Тот, в кого я целилась, был мне знаком.       — Ну здравствуй ещё раз. Жизнь ничему не учит?       На меня ошарашенно уставился неудавшийся стрелок из переулка, которому я не так давно прострелила руку. Я была на высоте метров шести по отношению к людям внизу, и им пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть угрозу. У меня было очевидное преимущество. Им не повезло, что они нагнали меня именно здесь.       — Так вот ты где, крыса Корпорации, — холодно и раздражённо ответил мальчишка. Кажется, и ему, и его напарнику хватило ума не лезть на рожон, играя оружием. — Какого хуя ты забыла тут, а? Нам про тебя всё известно. Подстилка ты подстилкой, конечно, но мне не нравится, что ты разнюхиваешь в наших пещерах.       — У меня здесь профессиональный интерес, падла тупая, — непроизвольно зашипела я на раздражающего меня идиота. — На экскурсию пришла. Но я не помню, чтобы бронировала экскурсовода, а тем более двух. Прикрыть бы тебе рот, а то не отделаешься только подбитой рукой. Кстати, как она поживает?       Кажется, парень сплюнул на пол, снова поднимая на меня глаза. Я старалась держать в фокусе и второго человека, который пока просто осматривался вокруг, не совершая резких действий. Умное решение, но мне хотелось верить, что он не успеет заметить ничего странного и переполошиться.       — А меня подлечили уже, — хвастливо сообщил мальчишка. — Как новенькая, ха-ха-ха!       Ну, что ж, некоторые люди могут себе такое позволить. Прогрессивная часть космоса умеет быстро заживлять ткани и не самые сложные ранения, а если уж ты состоишь в околомафиозном клане, было бы удачно иметь опытного в обращении с таким прибором медика.       — Что, по-твоему, я здесь ищу? Девушка не может прогуляться по такому симпатичному пещерному комплексу? — знают ли местные про аквалериты?.. И что занимало меня особенно сильно — как меня обнаружили и не сообщили ли кому-то покрупнее?       — Этот вопрос я должен тебе задать, поганка. Что бы ты тут ни делала, нам это не нравится. Пора тебя отсюда выкурить.       Диалог не стоило растягивать. Я только потеряю бдительность и время. Но всё же…       — И как вы меня нашли? Судя по твоим сомнительным успехам, малыш, это не твоя заслуга.       Выражение лица парня сменялось то на раздражённое, то на какое-то почти горделивое. Напарник оставался недвижим, однако слишком уж настороженно вертел головой. Точно пора заканчивать.       — Как будто бы это было сложно — понять, куда мотается человек, особенно когда он проходит и проплывает один и тот же маршрут раз за разом. Ты буквально лампочку над тем подводным входом повесила. И дала много времени на расследование местности, должен признать. Мы просто вошли с другой стороны.       Так просто?.. Ну и ладно. По его трёпу я поняла, что парень ничего не знает о цели моего визита. Никто не в курсе, что я могу искать здесь, но каждый понимает, что это не просто так — у Корпорации есть какой-то план, которым она не делится. Скорее всего, клану Роджия просто нужен повод сорвать сделку, оправдавшись «тайными играми» КММ в моём лице. «Уважаемая госпожа Луче, представляете, что выяснили мои люди? На вашей территории начальница лаборатории полезных ископаемых что-то та-а-ак усердно искала… Это было согласовано с вами? Внесли ли вы потенциальные активы на вашей северной территории как пункт поднятия цены заключения договора для Корпорации?» Или что-то в таком духе… Ну нет. Подставлять Авантюрина я не буду, как и репутацию коллектива любимой лаборатории и отдела. Но хотелось кое-что ещё знать наверняка…       — И что, ваш босс одобрил такое самоуправство? Он вообще в курсе, где пропадают его подчиненные? Или ты мечтал сразу преподнести ему шпиона, чтобы доказать собственную небесполезность?       По кислой мине мальчишки я поняла, что попала в яблочко. Мы подробно обсудили с Авантюрином, что в первый раз парень действовал на эмоциях и наверняка не стал рассказывать о провале боссу, а если Роджия стало известно о самоуправстве — мальчик получил заслуженное наказание. Какая удача.       — Тебя дела нашего клана не касаются, крыса.       Полные идиоты. Я верю в то, что Роджия поручил им слежку, но полноценных доказательств того, что я тут что-то ищу, у них не было. И эти молодцы должны были их добыть. Не получится.       — Ну что ж… — рука затекла, пока я держала пистолет направленным в сторону людей внизу. — Мне очень жаль. На вашем месте я бы не двигалась — я правда очень рассчитываю, что всё пройдёт гладко. Если посмотрите чуть правее — на том обломке висит сумка… — курок опять такой холодный.       Впервые молчаливый компаньон неудачливого стрелка открыл рот:       — Двигаем, быстро! — и он дёрнулся в сторону выхода, видимо, что-то сложив у себя в уме, но тут же застыл на месте. Не успеет убежать из зала, только подставится.       Наследие… Что такое наследие?*       Что?.. О чём я думаю вообще?.. Зрение снова стало мутным на мгновение, а оружие в руках как будто бы стало весить целую неподъемную тонну. По спине прошёлся озноб… Нет, нет. Мы закончим это.       Я отступила назад на два шага, облегчённо выронила пистолет, не заботясь о его мягком приземлении, и активировала на сенсоре кнопку запуска взрывных устройств. Пришлось заткнуть уши, отпрыгнув дальше от края своего импровизированного балкона. В голове эхом звучало слово «наследие», превращаясь во что-то другое, что я не могла разобрать.       Одновременно свалилось три массивных, самых больших колонны, ломая те кристаллы, которые им попадались, или ломаясь самостоятельно. Я прижалась спиной к стене у прохода дальше, вглубь породы, слыша крики из двух голосов и чувствуя движения земли… Но если они не двигались, то наверняка будут в порядке. Просто не смогут покинуть пещеру без помощи извне — завалы должны быть такими, что обратной дорогой они пройти не смогут. Насчёт того, что они не смогут подняться, у меня были сомнения, но это точно задержит их достаточно надолго. Я даже оставила им сумку с водой.       …Красный цвет — признак большого количества железа в местной почве… Карьер всегда был местом ожесточённых боев, но этот парень даже не носит с собой оружие…       Дрожь временно взяла контроль над телом. Я медленно перевела взгляд на пистолет, оставшийся лежать на земле.       Наследие. Что такое наследие?       Мысли казались холодными, пришедшими со стороны. Голова немного кружилась. Я поняла, что слышу звуки так, как будто бы вставила внутрь беруши. Но неуверенно подняться на ноги получилось, и я с неприятным чувством подняла пистолет с пола. На людей внизу я не оглянулась, подбирая рюкзак, лежащий в проходе, и двинулась дальше, слушая хруст селенита под ногами.       

***

      Разум медленно покрывался туманом. Точнее не так — он был им покрыт с момента взрывов в пещере кристаллов, но иногда через дымку можно было разглядеть и обдумать происходящее. Поворот направо. Прямо. Ещё прямо и направо… Тревожная мысль периодически перекрывала всё остальное: не пора ли появиться намёкам на аквалерит?..       Наследие…. Это всё равно что сажать семена в саду, который ты никогда не увидишь.       Спустя мгновение, делая тяжёлый шаг вперёд, я вспомнила происхождение этих строчек. Да… Один из моих любимых мюзиклов, но почему мысль такая настойчивая?       Те двое идиотов ведь живы? Я видела, что фонарь продолжал гореть, значит всё должно быть в порядке, верно?.. Если не задело фонарь, то не задело и людей тоже.       А тот мальчик жив?..       Меня ощутимо тряхнуло, и я споткнулась, уставившись в землю, освещенную холодным белым светом фонаря. Я правда не помню. Я не помню, выстрелила ли я в него.       Это был один из тех жарких летних дней. Даже не знаю, откуда вылез этот парнишка, но он был одет так, как в наших отрядах не одевались. Зона добычи — это словосочетание было пропитано болью потерь с обеих сторон. Все пропитались красной железистой пылью насквозь. А мальчик просто смотрел… Смотрел на то, как я наставляю на него оружие.       Я едва стою на ногах, вся перемазанная в красной пыли и грязи так, что даже родная мать не узнала бы моё лицо, если бы взглянула на меня. Красный цвет — признак большого количества железа в местной почве, и после многих дней я терпеть не могу красный, потому что он постоянно где-то рядом, как маскировка или пятна крови. Сегодня мне не повезло оказаться на улице в такое пекло, но неприятели могли воспользоваться этим и попытаться подобраться ближе в час, когда солнце не рождает теней… Мои руки не дрожат, когда я направляю личный пистолет кому-то в голову. И не стреляю. Я клянусь, что ни разу никого не убила. По крайне мере… Я очень надеюсь, что это так.       Карьер всегда был местом ожесточённых боев, зона добычи, в конце концов, но этот парень даже не носит с собой оружие. Или это обман?.. Почему он один? Я чувствую, как капелька пота скатывается с моего лба по грязному лицу. Безумно жарко, но солнце светит мне в затылок, при это слепя мальчишку. Холод от оружия даже помогает почувствовать себя лучше.       Я не помню, чем закончилась эта встреча. Патроны были пересчитаны мгновенно, как только я поняла, что моя память играет со мной в дурные игры, и что самое ужасное — одного действительно не хватало. Но я не могла убить безоружного человека, который даже не попытался на меня напасть или навредить мне! Эоны, я не могла!       Могла ли я?..       Ноги несли меня куда-то, и я почти не различала дороги, что было опасно (я ещё была способна подумать об этом), но остановиться было страшно. Я чувствовала себя как будто бы не в своём теле, но в то же время мне казалось, что на самом деле именно сокращения мышц в ногах и руках держат меня на плаву, пока разум захлёбывается в мутной воде тёмных воспоминаний о прошлом.       Смерть в завале под грудой камней — одна из худших смертей, с которой может столкнуться исследователь. Ты не проверила, что случилось с теми парнями… Они были не старше тебя.       Здесь так темно. Если отключить фонарь как тогда в зале кристаллов, можно полностью потерять себя, забыть, кто ты есть, и потихоньку сходить с ума, пока не закончится приступ. Это никогда не длилось дольше нескольких часов.       Ко мне вернулось ощущение взгляда в спину, но на этот раз я не могла себя заставить развернуться назад, чтобы рассеять мрак и успокоить разгоряченное воображение. При этом призрачный источник взгляда то отдалялся, то приближался, иногда практически заглядывая мне за плечо, что пробирало меня дрожью до костей. Но так же, как я не могла перестать шагать, на этот раз я не была способна посмотреть за спину.       Потому что уходила тогда тоже через свою сеть тоннелей шахт, убеждая себя всеми силами в том, что ничего не случилось… Трусиха. Мерзкий, отвратительный человек, малодушный и жестокий… Не могла обернуться, не смогла сразу признать, что что-то случилось.       Я судорожно пересчитываю количество зарядов, оставшихся при мне, а затем делаю это снова и снова, снова и снова, сбиваясь в числах, которые едва-едва дотягивали до двухзначных. Делать это приходится в полутьме жалкого ручного фонаря, чье преимущество было лишь в том, что с его помощью передвигаться можно было не на ощупь. После второго раза руки начали трястись…       Наследие. Что такое наследие?       Это всё равно что сажать семена в саду, который ты cам никогда не увидишь.       Я набросал заметки в начале песни, которую кто-то будет петь вместо меня. Америка, ты великая незаконченная симфония, ты призвала меня,       Ты позволила мне изменить мир,       Место, где даже сироты-иммигранты могут оставить свой след в истории и возвыситься…       Знакомые строчки оживили мой разум, как будто бы кто-то приложил лёд к ожогу, принося избавление от ноющей боли. И я остановилась. Вообще-то, в прошлом я смогла обернуться… И понестись со всех ног к тому месту, где я встретила странного безоружного парня. Эта мысль оказалась внезапным озарением — ну да, конечно, как только я поняла, что именно могло произойти, я рванула обратно под солнце со всех ног несмотря на то, что бежать спринт в подобную жару было просто убийственно. Картинка ожила в моей памяти, и я помню, как тогда случайно натёрла левую ногу до крови, и как больно было потом снимать ботинок… Нет, нет, важно вовсе не это.       Время моё на исходе. Я бегу, и время на исходе. Поумнеть. Поднять глаза.       Я вернулась на позицию за пятнадцать минут бега. Это было быстро, я уверена, и следы произошедшего не могли испариться так быстро. Вся надежда сосредоточилась в моём ноющем сердце — только бы не тело… Пусть там никого не окажется, пусть там никого не будет. И пожалуйста, никакой крови больше на этом проклятом красном железистом песке… Что-то важное крутилось рядом со мной прямо сейчас, пока я вспоминаю это, так близко, что… Строчки из «Hamilton» крутились у меня в голове, подталкивая к чему-то, но я отмахнулась от них, как от назойливых мух. Ну что это такое в самом деле, я ведь пытаюсь откопать в памяти то, что мой мозг лично решил похоронить много лет назад, и что не отпускает меня в кошмарах… Прятаться за любимым мюзиклом просто трусливо.       Итак, я хорошо помню, как вернулась ровно туда, где всё и произошло. Мои следы ещё были видны на песке, превращаясь скорее в мешанину отпечатков из-за моего нервного хождения туда-сюда. Ни тела, ни капли крови. Парня нет. И ни одной пули тоже. Так что я сделала?       Мне стало по-настоящему страшно, когда пришлось вернуть фокус взгляду из-за того, что я споткнулась о какой-то камень, упав и больно ушибив колени. Руки, к счастью, не пострадали благодаря перчаткам, а вот фонарь… Я почти выронила его в процессе, но какой-то рефлекс заставил меня схватить и не выпускать его, и это стало ошибкой — он бы скорее всего не пострадал, если бы просто упал на твёрдую поверхность. А я упала на него с силой, ударив внутреннюю часть правой руки о его корпус, очевидно, что-то повредив внутри. Свет стал неприятно мигать. Нет, нет, лишиться нормального света в этой дыре так далеко от выхода стало бы просто ужасной ситуацией, и на секунду меня пробил холодный пот, пока мигание фонаря не прекратилось спустя несколько секунд. Я поднялась на ноги, примиряясь с небольшой болью в содранных коленках, посветила вперёд, снова вызвала визуализацию карты, и нещадно выругалась, вытирая выступающий на лбу пот. Фонарь пришлось переложить в левую руку — правой пока что было слегка больно держать из-за ушиба. Я пропустила нужный поворот минут двадцать с лишним назад, и теперь придётся вернуться. К счастью, время у меня ещё было. Надо только обернуться и всё. Притворяясь беспечной и совершенно не напуганной, я снова осмотрела пространство впереди и по бокам от себя, как будто бы могла убедить и себя, и призрачный взгляд в спину, и дурацкие галлюцинации у себя в голове в том, что я полностью держу ситуацию под контролем и уж точно ничего не может сбить меня с поиска заветных аквалеритов… Когда я кинула осторожный взгляд вправо — так далеко скосила его, насколько смогло моё боковое зрение, то увидела, как моя тень раздваивается.       Мои ступни как будто бы обожгло кипятком — я практически подпрыгнула, и, как ни странно, это дало мне силы повернуться назад к коридору, который я только что прошла, и сделать несколько судорожных шагов вперёд, а затем ускориться, возвращаясь к нужной развилке. Показалось? Прямо сейчас я испытывала на себе опыт всех тех жутких историй, которые старые геологи любили рассказывать маленькой мне у костра ночью. Тогда я замирала в томительном страхе, укутывалась во что-нибудь тёплое, а потом боялась отходить после темноты одной от лагеря, но всё же ещё не представляла, что когда-нибудь испытаю это в одиночку.       

***

      Когда Рена включила постоянное обновление геолокации, несмотря на слова Топаз, мне стало гораздо спокойнее, и я позволял себе дремать на диване в её комнате, полуприкрыв глаза. По-настоящему уснуть я бы всё равно не смог, не в таких обстоятельствах. Но и отвлечься на какое-то другое занятие я тоже не сумел: работа ждала меня только завтра с утра, а поехать развлечься казалось очень плохой идеей. Не могу сказать, что я вовсе об этом не думал, но какой-то невидимой тонкой цепью меня приковало к изображению карты с небольшой движущейся точкой, символизирующей человека, которого бы я предпочёл сейчас видеть рядом с собой. Сквозь дымку сонливости разные мысли приходили в мою голову, мысли, которые у меня не было времени подробно обдумать раньше, и которые, если честно, одновременно и воодушевляли, и пугали меня.       У меня не возникало вопроса «Кто мы друг для друга?» Было бы просто по-идиотски думать подобными штампами, потому что я уверен — этот вопрос Рена себе тоже не задавала, просто плывя по течению всё то время, пока мы были вместе. Мы остановились на «друзьях», и это было по-настоящему хорошо, даже удивительно, насколько она изменила своё поведение в мою сторону по сравнению с первыми диалогами и встречами. Друг-Рена гораздо, гораздо лучше, чем Едва-Знакомая-Коллега-Рена, но невозможно было не замечать и не думать, что она пытается восполнить через наше постоянное общение. Не хочется строить из себя героя, тем более перед самим же собой, но слегка дёрганная напарница по командировке с радостью хваталась за любую вещь, которая помогала ей чувствовать себя лучше. И как её можно в этом винить? Я не мог. Да, было приятно чувствовать себя необходимым кому-то. И даже если считать, что Рена пользовалась мной, это было самое невинное использование из тех, с которыми я сталкивался за свою жизнь.       Внезапный образ возник в моей голове, и я не успел подготовиться — мозг самостоятельно решил простимулировать себя, сбрасывая дрёму и не беря во внимание то, что я не зря старался откладывать это воспоминание подальше. Губы Рены на моей шее с левой стороны, а сама она так близко, что… Аккуратные, нежные, желанные, пугающие до дрожи в коленях. Слишком мало и слишком много одновременно. Левая рука потянулась туда, где Рена касалась меня, и прикосновение подушечек пальцев было ничем по сравнению с той мягкостью. Я вспомнил и то, как раздражённо пытался смыть ощущение чужой ласки — тогда я думал, что она предназначалась не мне. Теперь я знал, что ошибся, и завершение той ночи приобретало особый смысл. Каждый из тех поцелуев был моим. От детальных воспоминаний стало волнительно и горячо — раньше я старался выбросить всё произошедшее из головы, потому что после своих извинений Рена и я больше никогда не поднимали эту тему. Но теперь после разговора с Рацио всё обрело совершенно другой смысл. Да, я и до прояснения отношений между Доктором и Реной определённо хотел сделать этот вечер особенным, но я не позволял себе по-настоящему представлять, каково это — быть ближе, чем в ту ночь, когда Рена рассказала мне так много о себе. С недавнего времени я позволял себе лишь одну навязчивую фантазию: как обнимаю её со спины, пока черные волосы распущены, и затем помогаю расстегнуть молнию на платье. Мысли о поцелуях в шею и о расстёгивании молнии были слаще «Услады», но я с силой открыл глаза, игнорируя это ощущение тепла, прокатывающееся по всему телу и сосредотачивающееся внизу живота. Хм… Так, ладно, это странно, потому что Тиндаль ушла с маршрута.       На самом деле это была не первая странность. Какое-то время назад она слишком надолго задержалась на одном месте, и я, конечно, предпочёл думать о том, что она устала и решила сделать остановку на маршруте. Это плохо стыковалось с тем, что после этой остановки сигнал о её местоположении прерывался минут пять, что знатно меня нервировало, но к счастью, это не продолжилось долго, и я снова выдохнул и расслабился (точность передачи и так была подозрительно хорошей по сравнению с началом операции, так что может же техника допустить погрешность в работе). Настолько расслабился, что позволил себе помечтать чуть больше, чем обычно, и вот очередной повод для пронизывающего беспокойства — огонёк, символизирующий Рену, вел себя ужасно подозрительно. Во-первых, что-то заставило её уйти с выбранного заранее и тщательно продуманного пути, и это явно было знаком какой-то встретившейся ей проблемы, что не обнадёживало ни на секунду. Сердце в очередной раз ёкнуло, когда огонёк резко сменил направление движения, возвращаясь назад, причём гораздо быстрее… Следующие полчаса красная точка на карте гипнотизировала меня, а я сидел, запустив пальцы обеих рук в волосы, не отрывая глаза от карты. Происходило что-то неправильное. Рена совершала странные рывки в разных направлениях, периодически останавливаясь, затем снова начинала идти с ускорением, соблюдая примерный маршрут, но превращая его не в строгую линию, а в клубок ниток, причём ниток, запутавшихся донельзя.       Каждое из предположений было хуже другого. Она может путать следы, пытаясь скрыться от встретившейся опасности: животного, человека, чего-то ещё, что могло жить в этих пещерах, но, конечно, живот сводило от страха, что её нашёл кто-то из людей Расмо Роджия. Её могло что-то напугать, в конце концов, ей могло стать плохо — то, чего я боялся с самого начала, и ещё она могла повредить что-то в своей технике, и теперь это мешало ей ориентироваться точно… Я принялся нервно ходить по комнате из угла в угол, пытаясь представить себя на её месте, и от этого становилось только хуже. Я верил в её профессионализм всей своей рациональной частью, особенно после разговора с Топаз, но эта же рациональная часть логично подсказывала, что Рена хоть и очень хороший опытный в своём деле человек, но прямо сейчас ей могло быть и страшно, и плохо по независимым от неё причинам — я слишком часто видел это за время командировки. Видел очень, очень близко, за что я в какой-то степени благодарен судьбе, но это же не позволяло мне несерьёзно относиться к тому, как её самочувствие могло повлиять на неё. До сегодняшней операции она могла попросить о помощи меня, и по крайней мере она была не одна. Сейчас же… Сейчас же она была там, где никто из друзей и близких бы не смог дотянуться до неё, в темноте, стрессе, с дурацкой миссией на плечах, и я совершенно ничего не мог сделать.       Ощущение беспомощности было тяжёлым, как груз, привязанный к самому сердцу и не дающий ему биться в правильном ритме. Больше всего на свете мне хотелось увидеть Рену спокойно спящей на кровати, вытащить её оттуда, сказать, что я сам разберусь с покупкой местных активов, что ей не обязательно проходить через всё это, если она не может… Что уже послезавтра можно будет улететь обратно на Пир-Пойнт и… Я оглянулся через плечо, кинув взгляд на букет цветов, купленный всего лишь несколько часов назад. Несмотря на ночь за окном и моё отвратительное настроение, смешанное со страхом, цветы выглядели очень живыми и оптимистичными, не растеряв своих красок. Не может ведь быть такого, что я впервые решил оказать кому-то искренний знак внимания, чтобы даже не иметь возможности получить хотя бы отказ лично?.. Это было бы в высшей степени насмешкой от судьбы.       Нет. Я собираюсь даже допускать подобной мысли — нет, ни за что. Действительно ли я не могу ничего сделать? Хотя бы что-то, чтобы не чувствовать себя таким беспомощным? Могу ли я поделиться с Реной частичкой той удачи, что не даёт мне получить дыру в груди или виске в играх не на жизнь, а на смерть? Нет, поделиться — не могу, я знаю это, чувствую каким-то шестым чувством, что это так не работает, что это предназначается только для меня. Потому что если бы это предназначалось для тех, кого я люблю, то меня бы здесь сейчас не было.       Но, может быть, всего лишь может быть… Я могу сделать другую ставку. Дрожь предвкушения опасности ощутимо прошлась по мне от макушки до кончиков пальцев как тысяча маленьких электрических разрядов — это было рискованно с того самого момента, как я подумал об этом. Потому что так игра и начинается, и крупье раздаёт карты. В спешке, чуть не споткнувшись на пороге выхода из комнаты и бросив последний взгляд на визуализацию карты с маленькой красной точкой, я зашёл в свой собственный номер. Думать о том, что ты можешь спасти чью-то жизнь или гарантировать чьё-то благополучие с помощью собственной удачи было опасной идеей. Но было уже поздно, и линию нельзя было прерывать — я ощутил тот самый азарт, когда ты подбираешь правильную комбинацию действий, чтобы в конечном итоге сорвать джекпот. А я собирался поспорить с чем-то вроде судьбы.       Когда я вернулся обратно в номер Рены, картина на карте оставалась печальной — своими собственными глазами я наблюдал, как у неё явно что-то шло наперекосяк. В правой руке я сжал собственный огнестрел. Левый карман брюк оттягивала тяжесть Опорного Камня, в честь которого я носил титул Авантюрина, заменивший мне имя. Я набрал в грудь воздуха перед тем, как сделать свою ставку.       Если пять выстрелов окажутся неудачными, то пожалуйста, пусть Рена Тиндаль вернётся на Пир-Пойнт в целости и сохранности.       Раз…       На самом деле я не жалею, что ввязался в это скучное дело с Луче и Роджия.       Два…       Я не жалею, что предложил ей быть моим другом, даже если на самом деле она не считает меня таковым.       Три…       Я не жалею, что тогда она меня поцеловала.       Четыре…       Я не жалею, что держу пистолет напротив своего виска ради Рены Тиндаль, потому что…       Пять.       .       .       .       .       .       Потому что она мне нравится сильнее, чем кто-либо в этом странном жестоком мире, и я не хочу, чтобы мир был жесток с ней снова.       Я откинул влажную прядь волос куда-то назад, облокачиваясь разгоряченной головой на стену, которая одновременно и давала необходимую прохладу, и поддерживала её от головокружения. Я медленно приходил в себя, боясь открыть глаза. Неожиданно для себя я заметил, что сжал в левой руке Опорный Камень так сильно, что мышцы ладони постепенно начали ощущать боль. Опорный Камень Сохранения, который я получил от Эманатора Клипота… Не так давно восстановленный, всё ещё содержащий силу самого Эона. Удача никогда не бывает лишней, и мне плевать, что Клипот практически не обращает внимания на смертных, даже на тех, что свою жизнь положили ради него. Судьба сказала мне — Рена Тиндаль будет в порядке, но я хочу быть уверенным. Камень тоже был холодным, и я прислонил его ко лбу, шепча, как будто бы читая молитву:       — Повелитель Янтаря…       

***

      Теперь не осталось ничего, кроме страха и слёз. Я бродила по этим коридорам, преследуемая отголосками прошлого, периодически бросая взгляд на карту, но не в состоянии здраво оценить, где нахожусь. Голова болела из-за обилия слёз, которые я не могла контролировать. В этих туннелях не было аквалеритов — только я, моё второе отражение, смотрящее в спину и периодически принимающее облик мальчика, которого я видела всего минут десять, но который остался моим самым страшным кошмаром несмотря на количество смертей, с которыми я столкнулась во время той войны.       Сейчас я обнаружила себя сидящей с краю какого-то коридора с бешено колотящимся сердцем, с ручейками пота, стекающими со лба. Трясущейся рукой, которой я только что упиралась в землю, я постаралась вытереть его, не думая о том, что размажу грязь по лицу. Нужно было что-то делать, но я не знала, что и как — больше всего на свете мне хотелось убраться отсюда подальше, туда, где нет такого одиночества и теней, которые молчаливо тебя преследуют.       Хотелось, чтобы Авантюрин посчитал мне, как он это делал в последнее время перед сном.       Авантюрин…       Что такое Сохранение, Рена Тиндаль?       Снова эти холодные мысли, которые, казалось, принадлежали даже не мне самой, но которые тем не менее как будто бы разгоняли темноту в мыслях.       Что, если эта пуля и есть моё наследие?       Сколько можно?.. Я ничего не понимаю… Очередная порция солёных слёз скопилась в уголках глаз, готовясь сбежать наружу. Глаза не встречали ничего, кроме посветлевшей каменистой породы.       …А когда тебя останавливало непонимание, Рена? Ты учёная, мать твою, и всегда была, даже когда маленькой девочкой ходила в походы с дедом. Разберись с этим, ты не можешь остаться здесь ещё хоть сколько-нибудь дольше. Ты хочешь, чтобы Авантюрин посчитал тебе перед сном? Ну так выбирайся отсюда, найди ему аквалериты, и может быть всё так и будет.       Внезапное просветление не звучало так холодно, как вопросы о Сохранении, и я шмыгнула носом. Может быть, я могу попробовать ещё раз. Я попробую ещё раз понять, что стало с тем мальчиком. Вернусь туда, где мысленно остановилась в прошлый раз, и попробую вновь, сама, без голоса Рацио, который когда-то вёл меня.       Что, если эта пуля и есть моё наследие?       Я стояла, смотря ему прямо в глаза, нервно сжимая пистолет, пытаясь понять, что мне делать… Мальчик показывает мне свои руки ладонями вперёд, демонстрируя, что у него нет никакого оружия. Затем показывает на свои слегка приоткрытые губы, чтобы потом показать с помощью двух рук крест — он не может разговаривать. А затем, как будто бы это была какая-то шутка, складывает из пальцев пистолет, вытягивая указательные вперёд, а большие вверх, направляя дуло воображаемого оружия в мою сторону, как делают дети в своих играх. Я напрягаюсь, но он качает головой, вновь складывая руки в запрещающий жест, а затем снова изображает пальцами пистолет. И поднимает его в небо, изображая выстрел. После чего внимательно смотрит на меня. Я сглатываю, и…       Он целится из пистолета в небо —       Я поднимаю пистолет вверх, и мальчик делает то же самое со своим воображаемым оружием. Мы делаем свой выстрел одновременно — один настоящий и один воображаемый, изображая старую дуэльную традицию.       Я не стреляла в него!       Конечно я не убивала его, я не могла — точно не безоружного паренька, который был младше меня на пару лет, который дёрнул уголками губ, наверное, чтобы изобразить для меня улыбку и убежал… И я побежала назад, к основному посту, чтобы… Да уже не важно. Почему я вообще забыла об этом?       Так что такое Сохранение?       Я поднялась на ноги, чувствуя себя так окрылённо и хорошо, как никогда себя не чувствовала (может быть только после получения докторской степени), и как будто бы точно зная, куда мне идти, а затем сделала шаг, и ещё один, и ещё, восстанавливая темп и вытирая слёзы на глазах. Сохранение — это мои дедушка с бабушкой, всю жизнь трудившиеся ради науки и ради Терры, а ещё ради мамы, брата и меня. Это девушка, только что защитившая свою кандидатскую степень раньше, чем большинство её одногруппников, учёная, которая выбрала отправиться на родную планету, чтобы спасти записи об уникальном месторождении. Это девушка, которая изобрела новый состав криогенных сплавов, больше, чем состав — новый подход к их получению, чтобы космические корабли, бороздящие космос, были защищены надёжнее, чем было раньше. Сохранение — это девушка, которая выбирает защитить человека, который ей дорог несмотря на то, что ей страшно держать в руках оружие после всего что она видела, и это девушка, которая стреляет в небо, отказываясь забирать чью-то жизнь. Это девушка, которая до сих пор бьётся за свою программу соблюдения этического кодекса на малоразвитых планетах при добыче ценных ресурсов, та, которая ищет здесь аквалериты из-за глобального чувства долга перед Корпорацией и Авантюрином за всё то, что для неё сделали.       Сохранение — это я?       Меня всегда удивляло то, что Клипот якобы обладает янтарным телом — по крайней мере, такова была официальная позиция КММ, чьи сотрудники как мушки слетались, когда от старейшего Эона откалывались — да, буквально откалывались куски, когда он опускал молот, давая начало отсчёту новой эры… Не даром ли, потому что янтарь сохраняет нетленными органические формы жизни? Не потому ли, что ходит легенда о двух запечатанных в янтаре левиафанах, которые несли разрушения во всей вселенной, пока Клипот не обезвредил их много лет назад?..       Я, не сдерживая бег и не чувствуя никого позади, на слегка трясущихся ногах влетела в новую пещеру, которая должна была быть одним из моих последних чекпойнтов на маршруте следования, и резко затормозила, потому что мои глаза поразил вид, который я видела до этого только один раз в жизни и уж точно не в таком масштабе. Селенитовая пещера была прекрасной, но открывшийся мне вид был настоящей песней, гимном победы в моем сердце.       Низкий зал переливался всеми цветами радуги под светом моего фонаря, давая жизнь сотне бликов на стенках и потолке. Зелёный, голубой, розоватый, жёлтый… Всё вокруг пестрило аквалеритами.       Нашла.       Перед глазами застыла картина, которую я бы никогда не смогла описать, если бы меня попросили — но в то же время уже тогда знала, что ни за что не забуду промелькнувший на долю секунды образ Повелителя Янтаря, опускающего свой молот, озаряемый светом тысячи галактик…       

***

      Терпение покинуло меня уже давно, но, когда местное солнце начало всходить над горизонтом, я не смог больше сидеть в машине и вышел наружу, сбрасывая накопившееся напряжение хождением туда-сюда перед едва заметным входом в пещеру, которую Рена обозначила как точку выхода на поверхность. Огонёк на карте сообщал, что к счастью, о, Эоны, она должна была появиться под светом раннего солнца минут через двадцать. Я едва сдерживал себя, чувствуя и отчаянное сердцебиение, и желание броситься прямо в эту несчастную пещеру, чтобы встретить её… И наконец не сдержался, забив на предостерегающие окрики трёх сотрудников КММ в чёрной форме, собираясь стоять внутри хотя бы там, где ещё мог разглядеть хоть что-то. Камни неудобно впивались в подошву ботинок, но сейчас меня это волновало меньше всего.       Мелькнул свет, на долю секунды ослепивший меня, но тут же исчезнувший, и…       — Авантюрин?..       Рена казалась ужасно маленькой по сравнению с рюкзаком, который она тащила на себе — как будто бы она стала тоньше за сутки. Она, не останавливаясь, подошла ко мне, не смотря в глаза, и у меня сжалось сердце. Я легко дотянулся до неё, возможно, излишне восторженно схватив за предплечье, притягивая её к себе в объятия, чувствуя, как счастливая улыбка против воли расползается по моему лицу. Я не смогу стереть её ещё много времени — подумал я, прижимая к себе абсолютно не сопротивляющуюся Рену, нагло просовывая руки под рюкзак, чтобы это были настоящие объятия. У меня ёкнуло сердце, потому что она слабо приобняла меня за талию в ответ, сцепив руки за моей спиной в замок, как будто бы ей было тяжело сделать это из-за физической усталости.       — Привет. Как ты? — спросил я так мягко, как только мог. Хорошо, что те ребята за спиной этого не слышат.       — …       Вместо ответа я понял, что Рена расцепила импровизированный замок, чтобы залезть в карман своего походного костюма и вытащить наружу…       — Смотри, Авантюрин. Вот, это аквалерит. Я нашла их.       Она расцвела такой гордой улыбкой на уставшем лице, что сердце защемило от внезапной нежности. Камень бросал разноцветные блики на её лицо, ловя лучи света поднимающегося солнца из-за моей спины и играя искрами в её голубых глазах. И это было очень красиво.       — Эй, ты не смотришь…       — Неправда. Смотрю.       Мне показалось, что она хотела поспорить, но то ли из-за усталости, то ли из-за чего-то ещё отказалась от этой идеи и снова спрятала камень в карман. Мои руки всё это время оставались лежать у неё на талии. Неожиданно девушка покачнулась, и я придержал её, не давая упасть, и с тревогой в голосе спросил:       — Рена, как ты? Давай я помогу тебе дойти до машины, ты только аккуратно, ладно?.. Не торопись.       Девушка уткнулась мне в плечо и сказала:       — Знаешь, я кажется очень давно ничего не ела, хочу спать, но больше всего на свете я хочу посидеть где-то недалеко от тебя, и чтобы ты держал меня за руку. Можно?       Похожее на растопленный молочный шоколад тепло окутало меня со всех сторон, и я повёл её наружу, не в силах сдержать улыбку, которая рвалась прямо из моего сердца.       — Конечно. Всё, что ты захочешь — без исключений.       — И, Авантюрин…       — Да?       — Пожалуйста, посмотри на камень. Я серьёзно. Я прошла через многое, чтобы его достать.       — Как вы скажете, уважаемая начальница лаборатории.       Она уснула на заднем сиденье машины, как только мы двинулись с места, и всё время поездки обратно до отеля я держал её за руку.