Пара вороньих перьев

      Дверь в особняк поместья Шни отворилась и в роскошный дом, едва стоя на ногах, ввалился немолодой темноволосый мужчина. Попытки отряхнуть с ботинок грязь на коврике у входа ни к чему хорошему для него не привели и мужчина встретился лицом с до блеска наполированным белым полом особняка.       - Ах, мистер Бранвен, это вы. Вам нужна моя помощь? - с вершины лестницы к пытающемуся встать гостю обратился похожий на лакея парнишка лет восемнадцати.       - Нет, нет, Уитли...спасибо. Просто позволь мне побыть здесь.       Мальчик в строгой форме отвесил поклон и быстро удалился влево по видимой снизу галерее второго этажа.       Мужчина встал, отряхнулся и попытался, насколько ему позволяло опьянение, выпрямиться во весь рост. Он был действительно уже довольно немолод и седина начала касаться его черных, как воронье крыло, волос, но стариком его назвать было всё ещё трудно. В его лице виднелась словно бы искринка, юношеский задор, но опытный человек понял бы, что это всего лишь водка стеклянит зрачки бедняги и придает краям его рта нечто вроде глуповатой улыбки. Мужчина выдохнул, заполняя пространство вокруг перегаром, который, впрочем, некому было чувствовать, и начал медленно, держась всей рукой, до плеча, за перила, подниматься наверх.       Обойдя галерею в сторону, противоположную той, в которую несколько минут назад удалился Уитли, мужчина продолжил подъем на третий этаж. Он тяжело дышал, будто бы после схватки или долгого забега, хотя прошел всего лишь десяток ступенек. Уже почти полулёжа на перилах, мужчина дотащил свое тело до третьего этажа. Пара безответных ударов в первую справа дверь, поворот ручки - и глазам мужчины предстала картина, которую, если не приглядываться, можно было бы назвать невероятно красивой.       У противоположной стены небольшого по площади, но будто бы бесконечно высокого квадратного зала-библиотеки, под картиной, изображавшей бравого охотника за сокровищами сидела женщина, возможно, даже молодая девушка, глядя куда-то вверх, на уходящие ввысь стеллажи с книгами. Руки ее в сдержанной позе покоились на коленях, а платиново-белые волосы ниспадали на неприкрытые старомодным парчовым платьем плечи.       Мужчина подошёл ближе, и картина стала куда прозаичнее. Немолодая леди, возможно, даже старше его самого, в пьяном ступоре вперила неосмысленный взгляд в одну точку, а за креслом, в котором она сидела, валялась груда одинаковых бутылок. В левом углу, который не был заметен из дверного проема, хрустел дровами камин, грозясь при отсутствии хозяйки перекинуть свои голодные рыжие языки на книги, кропотливо собранные, вероятно, основателем имения.       Окончательно лишившись сил, гость рухнул на пол, уронив свою голову аккурат на колени женщине, которая от этого взвизгнула, и, видимо, начала возвращаться в реальность, связь с которой некто, посетивший ее, начинал уже терять.       - Кто здесь... кто здесь...Жак...Жак...уйди от меня...ааа...ты не Жак! - леди нежно, насколько позволяли трясущиеся руки, обхватила голову мужчины, который от этого тоже начал немного возвращаться к чувствам.       - Уиллоу... - сказал он сиплым, севшим голосом, - нет больше Жака. Нет.       - Я знаю. Убит в камере номер 12 ИК-1 "Железная крепость". Чему я несказанно рада, как видишь, устроила в честь этого обильные возлияния!!!       Голос женщины был звонким, даже будучи замутненным спиртным туманом, а в конце она едва ли не перешла на истерический смех, который, однако, не заставлял сомневаться в искренности ее слов.       Закончив хохотать, радуясь смерти своего мужа, пьяная женщина попыталась сфокусировать взгляд на госте.       - Кроу! Воронёнок! Почему, почему ты решил посетить меня сейчас? Почему ты пьян! Неужели хочешь разделить со мной радость?       - Нет, Уиллоу. Я пью не от радости, да и не пил я от нее никогда. Моя племянница...да и твоя дочь, равно как и две другие их подруги, что гостили у тебя на прошлой недели...ещё паренёк-рыцарь, что вечно увязывался за ними...ушли.       - Они...ох, Вайсс, девочка...почему, куда? Где?       - Я не знаю. Они пропали без вести. То, что осталось от Атлезианской армии со вчерашнего дня так отображает информацию о них. Плакаты везде висят, где можно повесить. Пропали. Без вести. И ведь правда, никаких вестей. Что-то задумали, куда-то пропали, и все. Что мне ещё делать, как не пить? Моя Рубс, мелкая...ну что сейчас с ней? Я проиграл. Я пришел к тебе, чтобы разделить с тобой свою боль, но...разделю и твою радость.       - Ты прав... скажи ты мне это трезвой, я бы место себе не нашла, а сейчас вот...даже встать не выходит. Вокруг происходят ужасные вещи, но мы сейчас можем думать лишь об одном: я - о том, что моего мужа больше нет, а ты - о том, что твоей племянницы...больше нет. Прости. Разделю твою боль, насколько выйдет.       Кроу попытался встать и направиться к выходу, видимо, пересказ его же собственных слов Уиллоу все же был ему совсем неприятен, но тут же он споткнулся и упал...но в этот раз его повалила не пьяная потеря координации, а маленькая сияющая рука, торчащая из лежащего на полу вакуанского ковра. Старшая Шни упёрла сжатый кулак в подлокотник кресла, и вокруг него обрадовался глиф. Призыв. Сильнейшее родовое Проявление, которое в руках пьяной вдовы могло обрести лишь такой вид.       - Кроу, мы оба тонем...в нашей радости, в нашей боли, в потерях, в приобретениях...в свободе и в зависимости...тонем в первую очередь в этой гадкой ссанине Гримм - непривычно грязно для себя выразившись, Уиллоу указала на гору бутылок - мы определенно в одной лодке, и что с ней будет дальше, я не знаю.       Кроу встал, предприняв уже вторую с момента входа в особняк попытку выпрямиться, которая даже закончилась довольно удачно.       - Мы уже даже не в одной лодке, Уиллоу. Мы вместе барахтаемся в открытом море. Давай уж тогда хотя бы возьмёмся за руки, а там разберемся, ко дну или к небу.       Утром следующего дня Уитли, проснувшись без отцовского контроля лишь к полудню, был поражен политым и очищенным от палых листьев огородом, чистой кухней и гостеприимно блестящей столовой. От вчерашней грязи, которую размазал по полу какой-то пьяница, не осталось и следа. За окном, на старых качелях-скамейке, мирно качалась его мать. Выйдя пожелать ей доброго утра, Уитли заметил рядом с ней пару вороньих перьев.