Рыжий свет...

У Птицы волосы такого же цвета, как свет фонаря, что стоял в соседнем с детдомом переулке. Единственного фонаря, который по счастливой случайности было видно с кровати Сережи. Он старался вечерами не смотреть в окно и загадывал, ложась спать: если фонарь будет гореть, то и с ним все будет хорошо. Мальчик долго смотрел на рыжее свечение, думал свои детские и в то же время очень взрослые и серьезные думы. Зажигая в комнате иное свечение, приходил он. Сережа тянулся к его ярким волосам, и он покорно подставлял голову, позволяя ребенку зарываться в них пальчиками, спутывать, приглаживать, доверчиво заглядывать в сияющие глаза, и не мог не улыбаться, не мог не смотреть в ответ с нежностью. Как один единственный фонарь освещал несколько улиц, так Птица был единственным светом в жизни маленького Сережи. Но фонарь включали не всегда. Иногда кто-то ответственный за его работу самым жестоким образом обманывал надежды ребенка. В такие ночи детский дом от всего остального мира отрезала тьма. Сережа ощущал, как она подступает к зданию со всех сторон, сжимает, поглощает. Ему самому становилось трудно дышать. Он не верил в призраков, чудовищ и прочую нечисть, не боялся, что вот-вот выскочит нечто и утянет его с собой. Он боялся, что вся его жизнь пройдет в такой темноте, и света в ней больше никогда не будет. Но Птица приходил и в такие ночи. Ложился за его спиной, обнимал руками и неразличимыми во мраке крыльями, согревал дыханием и прогонял все тревоги прочь. Постепенно Сережа перестал бояться тьмы и ее ожидания. Его Птица казалось был создан из нее, но только он один заботился о мальчике, оберегал его, интересовался его жизнью. Дом Сергея Разумовского находился сбоку от трассы, и отблески от редких фонарей до него не доносились. Прожекторы вокруг дома больше напоминали своим светом вспышки фотокамер и софитов. Но иллюминацию во дворе Сергей включал нечасто, только по особенным случаям. В доме освещение всегда было приглушенным. А еще в доме всегда был Птица. Красивый, как темные ночи, и мягкий, как отблески пламени. По-прежнему укутывал Сергея крыльями, а тот прижимался к нему, предпочитая теперь поворачиваться лицом к лицу, смотря с нежностью и обдавая дыханием в ответ. Темнота еще никогда не казалась такой манящей и уютной. И Разумовский согласился бы, чтобы единственным светом в его жизни осталось сияние волос и глаз его Птицы, только бы тот был рядом всегда.