
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
«Если бы я знал, что сегодня я в последний раз вижу его, я бы крепко обнял его и молился всем богам, чтобы они сделали меня его ангелом-хранителем. Если бы я знал, что мой поцелуй сделает его счастливым, я бы целовал его снова и снова. Я бы смог ему дать что-то большее. Если бы я знал, что слышу его голос в последний раз, я бы не отходил от него ни на миг, чтобы слушать его еще и еще, бесконечно»
Примечания
В моём фанфике будут представлены самые нестандартные пары. Если вы ожидаете увидеть только Юнминов, Вигуков и Намджинов, то здесь они не являются основными пейрингами.
Читайте, удивляйтесь и оставляйте комментарии! В фанфике упоминаются герои из групп Stray Kids, SHINee, Exo и Wooga squad.
Часть 14 Персональный демон
14 января 2025, 04:20
Три месяца спустя
Что чувствует человек, которому неведома любовь? Ким Сокджин знает это по собственному опыту — пустоту. Он любимый брат и нелюбимый сын. Младший брат наполняет его пустое сердце теплом. Тэхён любит его бескорыстно и восхищенно, гордится им и с детства подражает ему, следует за ним буквально по пятам, всячески старается добиться внимания и похвалы. В Тэхёне столько любви, что кажется, он может заполнить моря и океаны, объять весь мир. Его энергией, излучающей любовь, можно растопить даже самое черствое сердце. Сокджин эгоистично питается этой любовью, согревает свою замерзшую душу. Возможно, он даже любит Младшего по-своему, что выражается в желании заботиться и защищать брата, в стремлении оградить его от таких же, как он сам. Еще Ким Сокджин, старший сын главы клана. Он — омега. Величайшее разочарование своего отца, ярого сторонника биологического детерминизма.* Наследный принц, которому не суждено взойти на престол из-за гендерной принадлежности. Отец на славу постарался, взрастив в старшем сыне ненависть к своей сущности омеги. Демонстрируя сыну превосходство альф, применяя психологический абьюз. Ким Джи Хун оставил в душе Сокджина кровоточащие раны, синяки на теле его крошечного зверька, который так и затаился под грудиной, и моральное унижение, легшее грубым отпечатком на его мировоззрении. Ему до сих пор приходится перепрошивать себя заново, вытравливать комплексы, посаженные самым близким человеком и взрощенные с молчаливого согласия взрослых. Этот тиран оставил двух мальчиков-омег без папы-омеги. В попытке сбежать с детьми из Корë, он был пойман. На следующий день папа вовсе исчез из их жизни без следа. Это спустя годы Сокджин узнал от домоправителя, что Джи Хун жестоко расправился с супругом и папой двоих детей, как всегда, даже не запачкав рук. На такой случай у него был свой доверенный человек. Джонни Чан, или, как его называли внутри клана, «Мясник», был домоправителем поместья. Жесткий и принципиальный руководитель для подчиненных слуг и рабочих огромных владений Кимов. Консильери клана Ким, первый советник Ким Джи Хуна. Всегда рядом, всегда подле ушей своего господина, его речами говорил отец, его мыслями руководствовался в большинстве случаев. Этот змееуст многое решал в бизнесе, но никогда лично не присутствовал на переговорах и не участвовал в заключении сделок. Не шел в бой с оружием наперевес. Его страсть была в другом — он был отменным палачом. Истязатель, на руках которого много крови, как виновных, так и невинных. Приговоренные главой Воронов подвергались самым изощренным пыткам в пыточной Мясника. Под комнату ужаса было оборудовано подвальное помещение одного легального заведения, принадлежащего семейству Ким. После смерти Джони Чана, которого забрала тяжелая болезнь — рак желудка, должность домоправителя занял его единственный сын Чан Хëк. А консильери клана Ким стал Хо Джун-Хо. Человек весьма посредственный и недальновидный. Славившийся своими пристрастиями к алкоголю и распутству. Как и большинство людей, зависимых от страстей, он был покорен красотой, которой обладал старший сын хозяина. Прекрасный и гордый омега с запахом розы — королевы цветов. Юный Ким Сокджин, обладая расчетливостью и хитростью, не преминул воспользоваться чувствами Хо и полностью подчинил его своей власти. После покушения на Ким Джи Хуна, Сокджин тайно взял на себя управление делами отца, используя в качестве публичного представителя консильери Хо. Завтра в доме Ким состоится грандиозное торжество, которое обещает стать одним из самых значимых событий в истории города Корё. Приглашены представители всех влиятельных семей и аристократии. По своему размаху и важности это событие может сравниться только с инаугурацией президента. В центре внимания — свадьба Ким Сокджина и Пак Намджуна, которая станет не просто союзом двух молодых людей, но и слиянием двух могущественных кланов. Этот союз объединит два могущественных Дома и изменит расстановку сил на полуострове. Остальные кланы будут внимательно следить за происходящим, держа руку на пульсе событий. Ким Сокджин приехал сегодня в загородную резиденцию, на которой состоится церемония бракосочетания. В доме кипят последние приготовления. Суетится персонал, прислуга носится с мебелью и посудой. Свадебные организаторы с важным видом обходят территорию парка при особняке, проверяя плоды своих трудов. Сокджину на это всё глубоко плевать. Он полностью доверил подготовку к торжеству профессионалам своего дела, старательно избегая появление в доме, в свадебном салоне и отказавшись от проведения репетиции свадьбы. Лишь одно заставляет его сердце предвкушающе биться — власть, которую он приобретет с этим браком. Омега как никогда уверен, что возьмет ее именно в свои руки. — Господин, позвольте ваше пальто. — Обращается домоправитель, возникший за спиной хозяина словно из ниоткуда, как тень. Его длинное лицо с резкими линиями, как всегда, не выражает эмоций, только небольшие темные глаза всегда смотрят на омегу с какой-то добротой и открытым взглядом. В их глубине скрывается что-то, что заставляет Сокджина иногда чувствовать себя неловко. Это нечто, что не поддается описанию, но оно всегда ощущается как теплая забота, пробивающаяся сквозь ледяную броню. — Боже, Чан Хëк! — Сокджин вздрагивает от неожиданности, но тут же расплывается в одобрительной улыбке. — Всегда поражаюсь твоему умению материализовываться у меня за спиной. Домоправитель подходит ближе, аккуратно снимает с его плеч бежевое кашемировое пальто, и хозяин чувствует, как его окутывает мягкий, едва уловимый аромат дорогого табака и умиротворяющего ладана. — Эспрессо? — голос мужчины звучит мягко, но в нем чувствуется легкая нотка требовательности. Это не вопрос, а скорее утверждение, и господин кивает, благодарно улыбнувшись. — Пожалуй, — соглашается омега, проходя вглубь гостиной, обставленной в стиле современного ампира. — Не откажусь, — добавляет он, садясь в одно из глубоких кресел, обитых бархатом цвета бургундского вина. Домоправитель кивает в подтверждение правильности его выбора и, не говоря больше ни слова, выходит из комнаты. Сокджин провожает его взглядом, принимая это молчаливое проявление заботы. Интерьер вокруг погружает в атмосферу величия и парадной торжественности, несмотря на светлые и спокойные тона. Позолота, статуи, пилястры и барельефы создают ощущение монументальности, а массивная мебель на низких ножках-лапках, украшенная тонкой резьбой, добавляет роскоши. Хозяин поместья откидывается в кресло с нарочитой небрежностью, закидывая ногу на ногу. Он тяжело выдыхает, опираясь на правую руку, и слегка морщится, потирая правый висок. И постепенно погружается в собственные мысли. — Ваш эспрессо. Домоправитель ставит поднос на стол, и от пара поднимается аромат свежезаваренного кофе. Молодой господин бросает на чашку короткий взгляд, но не спешит притрагиваться. Тонкий голос звучит глухо, как собственное эхо: — Спасибо. Мужчина склоняет голову, с по-прежнему бесстрастным лицом интересуется: — Приехали проверить, как идут последние приготовления? Сокджин поднимает голову. В тёмных глазах едва заметно мелькает усталость. — Тебе же известно, что мне плевать на этот фарс. Чан Хёк кивает и отвечает тоном, в котором нет ни капли удивления. — Я знаю. Омега тихо и немного раздраженно кривит губы, укоризнено бросив куда-то в сторону: — Тогда к чему тогда этот глупый вопрос? Несколько минут он смотрит в окно, а затем переводит взгляд на слугу. — Как поживает мой дорогой братец и его ненаглядный друг Пак Чимин? — Относительно неплохо, они буквально неразлучны. — Не меняющимся тоном отвечает домоправитель. Сокджин кивает с непроницаемым видом. — Хорошо, по крайней мере, ему сейчас не одиноко. Он встает с кресла, все еще не притронувшись к кофе. И уверенным шагом идет в сторону резной двери в холл. У самой двери молодой господин оборачивается, и на мгновение в его лице проскальзывает что-то, похожее на беспокойство, но тут же опять сменяется равнодушием. — Как он сегодня? Чан Хёк молчит, а господин ждет ответа. Широкие плечи слегка напрягаются. — Без изменений, — наконец произносит он. Сокджин коротко кивает, но ничего не говорит. Хрупкая фигура скрывается, и Чан Хёк остается один в зале, глядя ему вслед. Омега подходит к двери одной из хозяйских спален. Рука дотрагивается до ручки, но вдруг начинает дрожать. Через минуту тремор, овладевший рукой, распространяется по всей верхней части тела. Лицо из цвета топленого молока становится бледным, из бледного — красным и опять бледным. Судорожно подергивающиеся руки замирают в неподвижности. Адреналин растекается по венам. Воздух застревает в легких, а сердце замирает. В голове кажется что-то стрельнуло, а по телу пробегает волна неприятного чувства, оставив за собой липкий и мерзкий пот. Омега закрывает глаза. Под веками вспышками проносятся воспоминания из детства, а тело еще помнит противное чувство страха и беспомощности, как будто это было вчера. Из этого состояния его выводит знакомый голос. — Он не сделает вам ничего, господин. — Чан Хёк, как и всегда, стоит за его спиной. Говорит с непривычным беспокойством в голосе. Молодой господин выпрямляется, как струна и решительно входит в комнату, оставив за дверью весь груз детских страхов, которые до сих пор цепляются за него, пытаясь задушить. В комнате приглушенный дневной свет. Стойкий густой запах лекарств наполняет воздух, смешиваясь с резкими нотками антисептика. Медицинские аппараты издают монотонные пикающие звуки. А на больничной кровати, занавешенной бежевым балдахином, лежит иссохший мужчина. Его когда-то чёрные как смоль волосы покрылись сединой, а яркие, с дьявольским огнём, глаза теперь выцветшие. Впалые щёки и усталые морщины, болезненно-серая кожа — сейчас уже никто не узнает в нём некогда бывшего красавца-альфу, главу клана Ким Джи Хуна. В памяти с ужасом начинают проноситься воспоминания той роковой ночи, пока звук пищащего аппарата не заставляет омегу очнуться от всего того ужаса, что внезапным образом нахлынули на него. Сокджин не подходит к отцу, он не придает значения сигналу, оповещающему о скачке артериального давления у больного, потому как его мысли все еще заняты воспоминаниями о том несчастном и страшном для него дне. «Здравствуй, отец», — произносит он холодно, не глядя на отца. Таким отстраненным тоном, будто говорит с незнакомцем. Он проходит к панорамному окну, за которым раскинулся ухоженный сад. «Завтра у меня свадьба. Пак Намджун. Что думаешь?» Сокджин оборачивается, чтобы увидеть реакцию отца, но тот лишь смотрит на него с выражением невыносимой физической боли. А глаза, когда-то полные злобы и презрения, теперь пусты и безразличны. Он снова отворачивается к окну. Взгляд падает на круглую арку хупа, пышно украшенную белыми пионами и кремовыми розами, с подвесками из стекляруса, играющими от солнечного света радужными бликами. «Скажи что-нибудь, отец», — продолжает омега, стоя спиной к больному. «Что-нибудь, что изменит моё решение». Он ждёт, но слышит лишь монотонные звуки медицинских аппаратов, которые звучат как навязчивый ритм, отмеряющий последние дни. Отец, некогда могущественный и властный, теперь лежит неподвижно, словно его дух покинул это тело. Все ещё крепкая грудь едва заметно вздымается и опускается, но это лишь слабое подобие жизни. «Ты всегда был таким жестоким», — с обидой и гневом шепчет сын. «Ты разрушил мою жизнь, а теперь лежишь здесь, беспомощным и сломленным. Помнишь, я обещал тебе ад?» — он глухо смеется, и в этом горьком смехе нет ни капли радости. «Совсем неважно, что их бизнес находится в упадке», — Сокджин продолжает свою речь сухим невыразительным голосом. На секунду ему кажется, что его решение является неверным. «Я обеспечу стабильность его семье, взамен от него требуется взять нашу фамилию и метку». Тон опять становится твёрже, и на лице не остается и следа от прежней неуверенности. Сокджин ухмыляется, издав шипящий звук, как хитрый змей. Джи Хун мычит грудным звуком. Сын поворачивается к отцу, прожигая его мстительным огнем в глазах. Но в этом беспомощном, искалеченном теле он видит не жестокого тирана, а лишь тень человека, который разрушил его морально и физически. Человека, из-за которого он теперь «порченный омега». Человека, из-за которого Ким Сокджин никогда не сможет взять на руки свое дитя, познать радость родительства и ощутить тепло зарождающейся жизни внутри себя. «Не беспокойся. Я всё предусмотрел». Омега вновь устремляет взгляд на широкий задний двор поместья, уходящий за горизонт. Взгляд скользит по владениям, которые теперь принадлежат ему. Желто-зеленый газон и старые раскидистые деревья, покрытые разноцветной листвой, уже не так густо, как летом. Однако они всё ещё удерживают солнечный свет, создавая уют и спокойствие. Умеренно-муссонный климат дарит саду буйство красок, и он пестрит разнообразием цветов. Омега замечает кустарник с раскидистыми ветвями и мягко опушенными побегами. Его внимание привлекают крупные бархатистые цветки, окрашенные в темный красно-коричневый цвет. Из них формируется эффектный кувшинообразный плод каликанта, напоминающий произведение искусства. Поодаль возвышаются кусты гибискуса с изящными цветами в виде коробочек, которые в народе называют «цветами смерти». Над небольшим искусственным озером, в котором отражается небо, перекинут замшелый каменный мостик с перилами из тяжелого литого мрамора. Омега хмыкает, глядя на этот пейзаж, и его мысли возвращаются к прошлому. Он думает о том, как этот ландшафт напоминает его жизнь: снаружи — красивый фасад, скрывающий мрачные тайны семьи Ким, а внутри — дом, напоминающий дворец, в котором он когда-то жил ребенком с душой, искалеченной собственным отцом. Ирония судьбы, но это реальность. «Вы, альфы, на самом деле так слабы». Произносит Сокджин с явным отвращением, скривив поджатые губы и выпятив нижнюю губу. «Нет, конечно, физически вы сильнее». Он делает паузу, чтобы подчеркнуть свои слова, а затем продолжает. «Но и у вас есть свои слабости. Ты был слеп, отец, и заблуждался в своих предвзятых мнениях. Ты не можешь даже представить, сколько власти может иметь омега, которым одержим альфа. Сила не всегда измеряется только мускулами». Сказав это, сын оборачивается и смотрит на реакцию отца. Тот лишь смотрит на него потускневшим взглядом, полным злобы, и рычит. «Некоторые сильные личности способны вложить в чужую голову свои идеи и цели, сделав более слабого своим рупором или мечом». Омега снова отворачивается, стоит и, прикрыв глаза, наслаждается солнечными лучами, которые озаряют его лицо. Как обычно, когда он приходит сюда, в комнате царит удушающая атмосфера: воздух пропитан запахом лекарств, болезни и беспомощности. Сопение прикованного к постели человека вызывает раздражение. «Сильный омега, обладающий властью над альфой, — вот кто я, — произносит Сокджин с нескрываемой гордостью. — Знаешь, у русских есть поговорка: «ночная кукушка дневную перекукует.» Некоторые способны управлять, не покидая постели». Он злорадно и насмешливо смеется. «И я сейчас говорю не о тебе, отец», — добавляет он уже с презрением. Сокджин разворачивается на носочках и подходит вплотную к постели с прикованным к ней отцом, дрожащей рукой отодвигает шторку. Сердце пускается в такой бешеный ритм, будто он преодолевает сейчас несколько километровый кросс на выживание. Руки холодеют, плечи напрягаются до предела, Сокджин смотрит на отца и замечает усмешку в его коньячных, с чуть желтоватыми склерами глазах. Усмешку и что-то еще, источающее презрение. Ким Джи Хун до сих пор имеет над ним власть. Перед ним беспомощный инвалид, но сын, все еще несет страх, который взрастил в нем человек, называвший себя отцом. Даже у самых сильных людей есть внутри дверь, за которой прячутся все их демоны: злость, обида, ненависть, безжалостность, гордыня и желание разрушать. И насколько человек хороший, зависит от того, как часто он позволяет двери открываться, а Ким Сокджин держит эту дверь открытой. У него только один персональный демон, и тому даже не нужно срывать замки, чтобы вырваться наружу. Он властвует безраздельно, и маленький омега, что внутри, до сих пор не в силах затолкать его обратно. «Я подожгу этот грёбаный полуостров. Я искупаюсь в крови наших врагов. Я буду королём Когурë. Теперь меня не остановят такие, как ты, решившие, что место омеги у плиты». Пылко, зловеще шипя сквозь сжатые зубы, выговаривает Сокджин, склонившись над Джи Хуном: «Я приготовлю отбивную на этой плите из каждого, кто встанет на моем пути». Жар его дыхания опаляет мертвенно-серое лицо альфы. Он нависает над ним, глядя глаза в глаза. Вновь видит в глазах Джи Хуна всё то же разочарование и презрение, с каким всегда смотрел на него отец. Пищащий медицинский аппарат заставляет омегу прийти в себя. Сокджин выпрямляется, и твердой поступью выходит из комнаты, оставляя за собой удушающий запах роз. Биологический детерминизм* — это теория, согласно которой поведение, развитие и личность человека предопределяются его генами, анатомией и физиологическими процессами. По сути, она постулирует, что биологические особенности человека определяют его судьбу, практически не оставляя возможности для влияния окружающей среды.***
Дверь резко открывается, и в комнату вваливается изрядно выпивший молодой человек. От него исходит настолько сильный запах алкоголя, что даже просто вдыхая его, можно почувствовать опьянение. Омега, чьи глаза покраснели, а веки опухли, нетвердой походкой направляется к кровати, по пути распивая спиртное. Шатаясь и едва не падая, ничего не видя перед собой, он натыкается на один из пуфиков. Затем, с трудом сдвинув стул у туалетного столика, валится спиной на кровать. Парень прижимает бутылку к груди и шепчет губами одно-единственное имя. Снова и снова. Скулит, повторяя имя любимого, умоляя его откликнуться, не осознавая, что мольбы его напрасны. В полумраке комнаты царит безмолвие. Он поворачивает голову к окну, где за стеклом отражается слабый призрачный свет луны. Своей рассеянной холодностью и прозрачной белизной она напоминает ему о нем. Парень трясется. Тело, словно полупрозрачное от сильного истощения, беззвучно сотрясается в истеричном хохоте, поддавшись очередному приступу отчаяния. Тэмин часто думает о том, что люди. говорят, будто когда человек умирает насильственной смертью, то чем мучительнее были последние мгновения его жизни, тем меньше энергии остается душе, чтобы воспрять к небесам. А он чувствует себя именно так, словно его убил родной брат. Вырвал сердце грязной рукой и сожрал его. Живое, трепещущее. И теперь его заблудшая душа призраком скитается по городу, так и не найдя способа восполнить потерю. В сердце теперь только боль и отчаяние. Оно словно камень на дне океана, не может найти покоя. Омега бродит по улицам, как одинокий волк, без надежды на возвращение к источнику тепла. Душа пытается вырваться из оков и обрести свободу, но каждый шаг лишь усиливает страдания. Город, в котором он находится, кажется мрачным лабиринтом, наполненным тенями и страхом. Каждый прохожий напоминает ему о том, кого он потерял. Омега ищет утешение, но не находит его. Несчастная душа пытается найти путь к свету, но натыкается на боль. Он утратил свой личный покой и умиротворение, и теперь вокруг лишь холодный ветер, напоминающий пустынный. Омега грустно ухмыляется своим мыслям и поднимает взгляд, уставившись в потолок. Обычно при разрыве сердца человек умирает, а он продолжает дышать. Он раздавлен. Мало сказать раздавлен. Тэмин Ли просто уничтожен. Его брат-близнец разрушил в нем всё, а главное, мечту и надежду. С хрустом оторвав крылья от лопаток. Каждый день — это испытание, как прыжок в бездну, и каждый вздох — как глоток воздуха перед погружением в ледяную воду. После последних событий в особняке Тэмин пролежал в кровати почти неделю. Он не мог заставить себя даже встать и одеться. У него и слез не осталось, только четкое ощущение, что жизнь оборвалась в тот миг, когда Кай написал последнее сообщение и отправил его адресату. Тэмин помнит, как к нему приезжал Ки-Бом, которому всё-таки удалось вытащить его из бездны отчаяния, заставив подняться, принять душ и немного поесть. Помнит, как в один из дней на пороге его комнаты появился Минхо и смог вытащить его хотя бы на полчаса погулять в саду. Он не хотел, но друг настоял. Они гуляли по саду, и это было почти как в старые добрые времена. Минхо рассказывал о своих планах, шутил, и на какое-то мгновение омега почувствовал себя живым. Но этого было недостаточно. На следующий день альфа снова приехал и сказал, что забирает его. Он отвез друга в Корё, где уступил ему свое съемное жилье в центре города. А сам переехал к родителям, которые жили в коттедже на окраине, и на целую неделю стал его тенью. Эти люди не оставили его одного. Они звонили, приходили, приносили еду и просто были рядом. Их поддержка стала единственной нитью, которая связывала омегу с миром. Друзья говорили, что всё будет хорошо, что время лечит, и что они всегда будут рядом. Однако Тэмин и после оставался как марионетка: делал, что говорили, и перемещался только с помощью друзей. Через месяца три стало легче, и он как будто вернулся в привычную жизнь. В своё время Ли Дон Гон предоставил сыновьям неограниченный доступ к семейным счетам, что позволяло им жить в роскоши и ни в чём себе не отказывать. Тэмин решил изменить свою жизнь. Он снял квартиру-студию в не самом престижном районе, где теперь живет один. Квартира скромная, но уютная, и это для него самое важное. Друзья стараются помочь ему как могут: утешают, подбадривают, и однажды даже умудряются вытащить его на вечеринку. Но внутри все еще выжженная пустыня, и он совершенно не понимает, как жить дальше. Всё, что омега может, — это сидеть дома и продолжать страдать. Каждую ночь в тишине пустой комнаты он лежит в кровати и тихо плачет в подушку, а утром идет на занятия в университет, замазывая синяки под глазами. Занятия танцами парень забросил окончательно. Порой ему в голову приходят ужасные мысли о том, чтобы просто покончить со всем этим. Покончить со своей жизнью. Однако эти ужасные мысли так и остаются мыслями. Тэмин не верит, что кто-нибудь когда-нибудь заменит ему Юнги, и самое главное, он не верит, что сам сможет когда-то кого-то полюбить. Жизнь без Истинного альфы рядом кажется ему абсолютно бессмысленной. Даже сейчас, когда он без него, омега все еще ощущает запах моря, свежий и будоражащий, который кружит голову, подавляет его волю и пробуждает эти нехорошие мысли. Этот аромат все еще имеет беспрекословную власть над ним.***
Тэмин неожиданно просыпается. За окном только начинает светать. Пронзительная трель звонка заставляет его кое-как приподняться в постели. В голове остро стреляет, а во рту сухо и хочется пить. Он снова закрывает глаза. Ему плохо. Под веками мелькают яркие круги, черные и золотистые точки. Его мутит, всё кружится, кажется, что сейчас подъем обернется банальным обмороком, но парень поднимается на ноги, потому как глухую тишину помещения сейчас оглушает настойчивый стук в дверь. Ранний гость проявляет неимоверное упорство. Трезвонит и громоподобно стучится. Чтобы избавиться от непрошеного гостя, хозяин квартиры босиком спешит к двери, на ходу надевая безразмерную рубашку прямо на голые ноги. Удивительно, как ему удалось снять штаны и футболку в том состоянии, в котором он вернулся домой глубокой ночью. Омега настороженно приоткрывает дверь буквально на миллиметр, чтобы послать того, кто так шумит в такую рань. В следующую секунду он цепляется за ручку двери и изо всех сил пытается удержаться в целостности. Оставшиеся частицы души готовы разлететься во все стороны. Раствориться в этом чужом для него пространстве. Мир вокруг раскалывается острой линией молнии. Время в помещении застывает, как густая смола, давящая на разум и парализующая все мысли. Мгновенно накатывает непреодолимое желание бежать — бежать сквозь пространство, по земле, через реки и моря, не останавливаясь, пока он не достигнет самого края света. Дух испускает жалобный стон, словно моля о пощаде. В собственном теле ощущается невыносимый дискомфорт, будто что-то чуждое и враждебное захватило контроль, сдавливая грудь и лишая воздуха. Омега внутри задыхается от напряжения, а внешне парень стоит неподвижно, как каменная статуя, не моргая и не выдавая ни малейшего признака жизни. Кай тяжело дышит. Темные глаза неестественно ярко мерцают исподлобья. В уголках сжатых, почти бескровных губ поблескивает тонкая полоска слюны. От него исходит резкий запах алкоголя, смешанный с ароматом табачного дыма. Брат стоит, сгорбившись, как сломанная статуя, одной рукой опираясь о стену, а вторую запустив в растрепанные волосы, и слегка покачивается. Он поджимает губы и с шумом выпускает воздух из ноздрей. Будь звук чуть громче, можно было подумать, что он презрительно фыркнул, стоило только близнецу появиться перед его глазами. Вокруг воцаряется полная тишина. Тэмин дожидается, пока брат успокоится и в его глазах снова появится осознанность. С трудом сдержав гнев и проглотив комом все приготовленные ругательства, омега раскрывает дверь пошире и звучит холодно, как никогда: — Что тебе надо, Кай? Альфа проводит рукой по лбу, запуская пальцы в волосы, и поднимает глаза на близнеца. И на какую-то долю секунды в мутных глазах сверкает лихорадочный блеск. — Мне ты нужен, — произносит он, и в голосе его теперь звучит странная, почти одержимая уверенность. — Тебе лучше уйти. Ты пьян. — Обида и злость заставляют Тэмина запереть дверь перед носом родного брата. — Из-за тебя! — Не успевает дверь закрыться, как Кай молниеносным выпадом останавливает её своей крепкой широкой ладонью. Нажимает посильнее, и Тэмин, жалобно заскулив, едва успевает отскочить, слегка повредив плечо от удара. Входная дверь раскрывается нараспашку, и уже ничего не мешает брату переступить порог квартиры, пока Тэмин бессильно застывает посреди прихожей и боится сказать хотя бы слово. Поэтому он молча позволяет ему толкнуть дверь, войти в своё убежище и так же молча идет в гостиную вслед за ним. Кай, остановившись, резко оборачивается и делает к нему шаг, встает вплотную, касаясь дыханием его виска. — Хватит хернёй страдать. Поехали домой, — насмехаясь над близнецом, произносит он. — Я никуда с тобой не поеду. — Отвечает Тэмин едва уловимо для слуха, сглотнув опустившийся в желудок страх. Сейчас собственное тело предательски ощущается закостенелым и непослушным. — Думаешь, я пришел просить вернуться тебя? — с трудом подавляя в себе желание ответить грубой насмешкой, Кай убирает руки в карманы брюк и еще раз презрительно смотрит на близнеца. Грубо задев его плечом, он проходит вглубь помещения и подходит к окну. Не оборачиваясь, говорит: — Думаешь, я буду извиняться за то, что ты остался без своего ëбаря? — У него есть имя! Кожа на внутренней стороне ладони отзывается острой болью от того, насколько сильно Тэмин сжимает ладони. Он что-то еще хочет ответить, но, прикусив губу, отходит. С показным недовольством, громко шлепая ногами, идет в прихожую и резко закрывает входную дверь. Вернувшись в гостиную, хозяин квартиры видит, как темные глаза гостя теперь смотрят в упор. Проникают в самую душу, мажут по крепким оголенным ногам. Пробирающий властный взгляд мужчины. Взгляд того, кто привык быть первым во всем и всегда получать свое. — Так вот, мой милый братик, я хочу, чтобы ты всегда помнил имя того, кто виноват в том, что во мне пробудился демон, — говорит Кай. Он напрягает скулы, которые пугающе выступают, делая черты его лица еще более заостренными, чем они есть, и с ядовитым шипением произносит: — Я оберегал тебя от всех. — Остро прицеливается в близнеца темными глазами, делает шаг навстречу и замирает, будто брезгует подойти ближе, но все равно продолжает: — Чтобы никто не посмел даже пальцем осквернить твое тело. Сделав еще шаг, он угрожающе нависает над омегой, который теперь изо всех сил старается не отступать, с трудом удерживая лицо и подавляя откровенную панику. Тэмин не может позволить себе показать слабость, как в их последнюю ссору, которая перечеркнула все его мечты. Поэтому он решительно смотрит прямо в затуманенные алкоголем глаза брата. Тот начинает ходить вокруг него, склонив голову набок, рассматривая, словно видит в первый раз. Пьяный взгляд задерживается на его шее, выглядывающей из-под ворота широкой рубашки, скользит по стройным ногам, виднеющимся из-под хлопковой ткани. Кай двигается как хищник, готовый в любой момент наброситься. — Ты знаешь, даже Минхо не смог устоять перед твоей ангельской внешностью. Но я обещал вырвать ему руки, если он посмеет тебя коснуться. А тебя расчехлил какой-то неизвестный мне уёбок, — как-то горько смеется брат, безрадостно, а затем внезапно кричит, так что голос гремит как гром среди ясного неба. — И мне, блядь, теперь придется довольствоваться объедками с чужого стола. Он становится напротив, накрывая омегу своей тенью и разгоняя по его спине холодную дрожь. Долго не думая, Тэмин срывается к входной двери. Но Кай успевает схватить его за рубашку, рывком потянуть на себя и оторвать кокетку* от ворота. Омега падает задницей на пол, больно бьётся об него копчиком, перевернувшись, встаёт на четвереньки и ползет в кухонную зону, ощущая, как за ним словно следует тьма. Клубясь и бурля, она стелется по полу, растекаясь волнами. Потому что брат ступает следом, не мешает ему, дает ложную надежду на спасение. И он старается эту тьму не задевать — кажется, что если соприкоснуться с ней, то что-то страшное непременно произойдёт. С трудом ухватившись за край столешницы, Тэмин намеревается подняться с колен. Как вдруг сухие ладони смыкаются вокруг его лодыжек и тянут назад. Пытаясь высвободиться из цепких рук, он перекатывается на спину и принимается беспомощно брыкаться, подняв глаза на нависшую над собой крепкую фигуру брата, взывает к нему: — Кай! — Вырывается истошный крик из горла. — Что ты делаешь? Холод пробирает до костей, а пульс бешено стучит в ушах, вытесняя из головы любые мысли. Тэмин продолжает отбиваться ногами и коленями, но брат, перемахнув ногой через туловище бьющегося под собой близнеца, мигом седлает его и со всего маху шлёпает по оголенной ляжке, так что прожигает кожу до самых костей. И в следующую секунду вслед за этим прилетает пощёчина, обжигающая, звонкая. Тэмин пытается успеть укусить его руку, но выпад не удается. И сразу же ощущает во рту соленый привкус. Он понимает, что это вкус крови из губы, которую он, видимо, прокусил, когда его ударили. В отчаянной борьбе уже который раз он нечаянно прикладывается затылком о пол, а щеку снова обжигает сильная пощечина. — Не делай этого, Кай. Я же твой брат! — Тэмин отчаянно пытается достучаться до разума близнеца. Он крепко зажмуривает глаза, не желая видеть нечто, что еще недавно было его родным человеком, но теперь словно состоит из сплошной тьмы, пугающей и чуждой. — Одумайся, Кай! Пожалуйста, не трогай меня. Я твой брат! — Видит бог, я не хотел, чтобы всё произошло именно так, — рычит в ответ тот, стиснув зубы и сверкая глазами. — Я не хотел тебя трогать. Хотел, чтобы ты оставался непорочным. Я молился на тебя. Злость в голосе нарастает, Кай наклоняется ближе и хватает омегу за подбородок. — Ты был моим храмом. Демон одним только взглядом распинает свою же родную кровь. — Мне больно, Кай. Прекрати! — кричит его жертва во весь голос. — Я бы ни за что не посмел осквернить тебя собой, но и не дал бы другим этого сделать. — Демон обхватывает пальцами подбородок близнеца и сильно давит. — Но тебя уже коснулась чужая скверна. И ты теперь мне омерзителен. — он страшно улыбается, и в тоне, с которым он это говорит, сквозит жгучее презрение. А затем и вовсе так неожиданно плюёт прямо в его лицо. — Я пришел забрать тебя с собой в ад. Кай сползает ниже и уже сидит на бедрах близнеца. Сильная рука отпускает наконец его подбородок, скользнув по шее, он сминает ткань его рубашки. А потом, дернув за планку,* разрывает ее, так что пуговицы разлетаются по полу. — Хватит! Прекрати! — кричит тот. А он снова бьет по щеке омеги-близнеца. Повторяет раз за разом эти издевательские шлепки. Тэмин перестает сопротивляться, но потом каким-то образом умудряется врезать ему по носу так, что кровь тонкой струйкой начинает вытекать из носа. Кай с вожделением, не обращая внимания на травму, проводит пальцем по ключице, по груди и животу до выпирающей тазовой косточки на его талии. — Ты не представляешь, как я хочу тебя. Меня кроет от одного только твоего запаха. Альфа мажет языком по скулам, губам и шее омеги. Тяжело дышит и продолжает целовать: ухо, подбородок, ключицы. Неосторожно, голодно, напористо. Поцелуи его подобно стигме прожигают нежную кожу ангела. Язык вычерчивает на ней сумасшедшие узоры. Сильные руки удерживают, не давая ему уклониться. И он с трудом выговаривает от перевозбуждения: — Всегда был только ты. Все омеги, которых я трахал, были на вкус как черствый хлеб. Ты для меня как манна небесная. С утробным рыком альфа впивается в пышные губы. И омега, недолго думая, кусает зубами чужой язык. Демон застывает. Ангел тоже. Такие разные взгляды встречаются. В глазах одних царит полный мрак, в других — страх. — Кай, не делай этого! - Вскрикивает и отчаянно пытается вырываться Тэмин. — Мы связаны душами, связаны запахами. Мы две половинки одного целого, и меня безумно тянет к тебе. Всегда так было… Есть… И будет… Мы были вместе еще с утробы и будем вместе впредь. Только Я и ТЫ, мой дорогой братец. Он наклоняется к близнецу. Так близко, что его дыхание опаляет второго. Настойчивые губы скользят вдоль аккуратного уха и захватывают мочку в зубы. Слюна, перемешанная с кровью, стекает по его скуле, вытерев её тыльной стороной руки, он сдирает боксеры с близнеца. Тэмин руками оттягивает полочки рубашки и прикрывает маленькое омежье естество. Скулит от беспомощности. Сердце колотится так, словно вот-вот разорвется на кровавые ошметки. Неожиданно для альфы, большими пальцами рук ткнув в его глаза что есть силы, он давит на них. Жалеет, что не получается проникнуть под веки. Он бы вырвал глаза демону, потому что бой сейчас не на жизнь и не на смерть. Бой не за тело. Он не позволит забрать у него то последнее, что осталось от некогда живой души. А демон наотмашь бьет по лицу так сильно, что омега на миг отключается. И когда вновь приходит в себя, то отчаянным рывком совершает попытку его придушить, обхватив чужое горло маленькими пальцами. Но ему тут же их выкручивают и жестоко бьют затылком о пол. Тэмин продолжает бороться: царапает мощную шею, пытается зубами ухватиться за сильные руки брата. Если бы только вцепиться, то отодрал бы кожу вместе с плотью. Однако Кай предплечьем давит на горло и вжимает его в пол. Омега не перестает отчаянно биться бескрылым ангелом, прибитым к паркету под собой. Но демон широко разводит его ноги. Тэмин не чувствует боли от расплывающегося синяка, всё, что он чувствует, это то, как родной брат, с силой раскинув его ноги, несколькими пальцами за раз проникает внутрь, заставляя его задохнуться от ужаса и отвращения. Бесконечно долго жесткие пальцы находятся внутри его плоти. Поглаживая тонкие стенки и поступательно двигаясь. Альфа предплечьем всё так же крепко удерживает омегу. Сильнее давит на горло, приближается к его уху и рычит: — Что ты жмешься, как целка? Твой альфа хорошо тебя разъебал. Очень темные глаза навевают еще больший ужас. Кай в одночасье становится похож на сгусток темной материи, и за этой аурой тьмы, имеющей очертания, отдаленно напоминавшие человеческие, больше не разглядеть родного брата. Он вынимает пальцы и успевает схватить его за руки, которые тут же заводит и держит у омеги над головой, и цедит в самое ухо: — Что, на хуй своего любовничка повелся? Рассмеявшись, Кай поднимается на ноги, а затем следом рывком поднимает близнеца с пола. Тот успевает развернуться и дернуться в сторону, но он успевает рукой перехватить его тонкую шею и прижимает спиной к себе. А затем с наслаждением постепенно начиная сдавливать ему ее. Тэмин пытается вырваться, но брат удерживает его, заломив его руку своей свободной, а затем вдавливает омегу щекой к поверхности столешницы, сильнее сжимая пальцы на зашейке. Он с трудом на сухую проталкивает один палец внутрь. Давит рукой на спину и не дает двигаться. Страх обволакивает холодным потом его тело, а в ушах отдается гулким сердцебиением. Боль становится невыносимой, добавляется тошнота — такая острая, что терпеть ее невозможно. Альфа лихорадочно расстёгивает ширинку, вынимает член и тянет омегу за талию к своему паху. Наваливается на хрупкое тело под собой. Жертва яростнее бьётся, пытаясь высвободиться. А он не даёт возможности ей сопротивляться, вонзается всем своим естеством. Новая адская боль пронзает тело омеги насквозь. Такие мерзкие пальцы впиваются в талию, оставляя красные следы, и при каждом входе насильник сильнее ее сжимает. Резкие и глубокие толчки проникают всё глубже, всё быстрее. Кай на вторую ладонь накручивает длинные нежно-коричневые волосы близнеца. Склоняясь к его шее, прикусывает бархатную кожу, шумно втягивая новую порцию любимого аромата имбиря. Тэмин в эти мгновения ада хочет и вправду умереть. Прямо сейчас. Мысленно молится, чтобы отключились все органы чувств, чтобы остановилось сердце, лишь бы не чувствовать. Он бы сожрал свои внутренности, чтобы больше не слышать, как внутри по одному рвутся жилы, держащие его всё это время чем-то целым. Потому что сейчас его маленький зверек под грудиной умирает в луже собственной крови, а трупные разложения растекаются зловонной гнилью по венам. Когда он, весь покрытый язвами и стигмами, молодой и прекрасный, лежит на столешнице с печатью смерти на бледном лице, а зверь брата-близнеца вбивается в него с первобытной страстью, пожирая плоть горящими похотью глазами. Рыданья омеги звучат сдавленными стонами в предрассветном сумраке ночи. Тэмин кусает ребро ладони. Хрипит с каждым новым толчком. И каждый такой раз умирает. Он не знает, сколько это продолжается, только чувствует, как его швыряет из реальности в забвение.Flashback
Лёгкое касание. Сладостное покалывание в пальцах. Комната, залитая белым светом с радужными бликами на стенах. Его будят нежными поцелуями. С трудом разлепив веки, Тэмин потянувшись, сладко стонет. — И почему ты меня так рано будишь? — с наигранной жалобой спрашивает он. Юнги хмыкает и снова целует его еще нежнее. И он с жаром отвечает на поцелуй, руками обнимая альфу и суматошно гладя его широкую спину. Юнги садит его на свои колени. Оба обнаженные. Кожа к коже. Горячо. Дыхания сливаются в один ритмичный звук. Сердца стучат в унисон так, будто оно у них одно общее, общий костный мозг. Тэмин лениво сопротивляется. Играется. Как иначе? Несколько недолгих мгновений. Любовь, которая выражается в каждом порыве чувств, не оставляет сомнений. Нежное прикосновение. Юнги прячет нос в его шее, и длинные пальцы зарываются в его белокурые волосы. Пока крупная ладонь второй руки скользит по выгнутой спине. — Такая благородная осанка. Как сквозь толщу воды слышится приятный голос с обволакивающей хрипотцой. Он ощущает стук чужого сердца. Еще раз... Сильнее... Ещё… Прижимается крепче… Очаровывающий поток нежной страсти. Волнующее дыхание собственной груди. Этот возбуждающий шёпот, сладко льющийся из уст некогда просто друга, колющий в самую сердцевину истосковавшегося сердца. — Тэмин… Тэмин. — Юнги повторяет его имя как мантру. — Ты воплощаешь мою тоскующую мечту. Все мои немногочисленные чувствования. Мою нежность. А я хочу воплотить все твои мечты. Я готов тонуть в тебе день ото дня. Ты мой ангел, спустившийся ко мне из своей обители, и моя любовь, которая уже переливается через край, растекаясь под моей кожей. Ты разбудил дремлющий, полузабытый пыл Дракона. Ты моя мечта, которая помогает жить здесь, в этом мире, и дарующая надежду на свет. Твои губы... Твоя кожа... Теперь я знаю, где будут жить все мои поцелуи.***
Тонкую кисть оплетает большая сухая рука. Тэмин приходит в сознание и мычит что-то в гранитную поверхность столешницы под собой. Он дергается, но чужие раскаленные пальцы крепко хватают его за бедра, грубо тянут на себя и глубже насаживают. Кай наклоняется и проходится цепочкой укусов вдоль его позвоночника. Тэмин слышит пошлые хлюпающие звуки. Он отчего-то тянется в сторону, в пустую темноту, хватая воздух. И в душу наконец проникает осознание страшного настоящего. Омега, что внутри него, сжимает руками маленькое, больно стучащее сердце, а снаружи на лице парня слезы прожигают горячими струями его щеки. С шипением выдохнув, демон дергает распятого ангела на себя и рывком входит до самого упора. Вколачивается и вколачивается в него. Гладкие мышцы кольца сжимают его член. В омеге горячо, тесно и сладко. Он чувствует, как волнами нарастает и бьет в позвоночник удовольствие. Всë вокруг замирает, а в глазах темнеет. Внутри взрывается огненный вулкан и прошивает его насквозь кипящими брызгами лавы. Кай лихорадочно пытается удержаться в этой реальности хотя бы за что-то, но держится только за собственного близнеца, и еще больше убеждается, что это самая необходимая опора в мире. Тэмин — это единственное, за кого ему хочется держаться. Альфа сжимает, стискивает, пощипывает охренительно упругие ягодицы. Выписывает круги и петли языком и губами на бархатной спине. Проводит ладонями вдоль стройного тела. С силой, грубо, больно сжимает бедра, дергает омегу на себя. Близнец задушено стонет. Пытается соскочить, но он не дает. Останавливает все попытки, стиснув его соблазнительно выступающие тазовые косточки. И сильнее вдавливает в себя. Его руки снова скользят по спине к сочным ягодицам. Кай жадно обхватывает твердые полушария ладонями. Продолжает целовать красивую спину, посасывая, прикусывает. Знает, что завтра на этой персиковой коже появятся отметины. Его личное именное тавро. Под ним упругое жаркое тело, в котором ему так хорошо. Альфа сгребает омегу в руках, как в тиски. И вцепляется зубами в то место, где предки в давние времена ставили метки своим истинным парам. Тело Тэмина выгибается, рот раскрывается в беззвучном крике. Он хочет закричать от ужаса, но голос почему-то пропадает. Двинуться тоже не получается, а потому ему остается только ощущать, как тьма вливается в него сгустками. Древние лекари называли имбирь универсальным лекарством, разжигающим внутренний огонь. Ирония. Временный паралич охватывает Тэмина. Его телом уже управляет не разум. Хоть он и кричит, что нужно что-то делать: драться, кусаться, визжать и звать на помощь, но тело не слушается. Включаются механизмы, которые контролируются не разумом, а инстинктами. Власть альфы над ним становится слишком велика. Кай держит близнеца железной хваткой. Вколачивается бешено и яростно. Запрокинув голову, двигается жадными толчками. Рваные, хриплые выдохи вырываются из утроба. Свет меркнет, и под веками взрываются мириады звезд. Такое остро-сладкое ощущение. Еще никогда и ни с кем он так ярко, так остро и так полно не ощущал судорог оргазма. Безжалостными пальцами впиваясь в нежную кожу близнеца в момент разрядки. Кай смотрит на омегу горящим взглядом, потом, натянув штаны, совершенно спокойно застегивает ширинку. Поцеловав в макушку брата, он отстраняется от него. А Тэмин поломанной куклой сползает на пол и ложится на него бездушным телом. Лежит распластанный по паркету, словно его распяли прямо на нем же железными гвоздями. Все то время пока Кай приводит себя в порядок, Тэмин не сводит с него взгляда. А когда брат склонившись, проводит рукой по его щеке. Он чувствует, как тьма начинает клубиться с новой силой. Хлынув под самую кожу, она разливается по сосудам и венам, затапливает все его тело. Кажется, из-под него уходит пол. Кажется, будто он больше не сможет произнести ни слова. В возникшем круговороте темных сгустков энергии не слышно ни звука. А потом тьма все же отступает. И Тэмин понимает, что от него вообще ничего не осталось. Его теперь даже нет в этом мире. Потому что сейчас за окном светит незнакомое солнце, оно яркое, но такое холодное. Пытка заканчивается, и демон покидает квартиру, омега к этому моменту уже почти ничего не чувствует, лишь в ушах безостановочно гудит это чёртово сердце. Откуда-то появляются силы, и Тэмин, в последний раз взяв себя в руки, встаёт с пола и шаркающей походкой идёт к кровати. Там его уже дожидается так и оставшаяся неразобранной постель, на которую он валится мешком с костями. И спасительный сон подхватывает измученное тело ангела. Кокетка* — это отрезная деталь рубашки, блузки или платья, которая притачивается к спинке (образует ее верхнюю часть). Планка* — это деталь рубашки, которая располагается на передней части и служит для соединения правой части рубашки с левой частью, то есть для застегивания.