The Blood

— Зачем учиться в другом месте? У нас и здесь есть хорошие школы, — обиженно надувает губки Чонгук. — Значит, такой школы здесь нет, раз отец отправляет Юнги-хёна в другую страну, глупый, — озорничает Хосок, натягивая на Младшего капюшон толстовки. Чонгук недовольно хмурится, но не может удержаться от улыбки, когда Хосок начинает щекотать его. — Чонгук-а, — продолжает тот, — представь, сколько всего нового и интересного хён узнает, когда поедет в другую страну! Он сможешь увидеть новые города, познакомиться с новыми людьми и выучить новый язык. Это же так круто! А младший задумчиво смотрит на старшего брата. Юнги сосредоточенно пакует багаж, в то время как младшие братья, как маленькие волчата, шумно делят территорию на его кровати. Безысходность, словно тёмный корень, глубоко проникла в душу, оставляя лишь бледную оболочку и мучая изнутри. Назойливый «червь» неустанно бороздит извилины, которые, кажется, отмирают от перенапряжения. В последние дни перед отъездом он старательно избегал братьев Чон, скрываясь в стенах своей школы, в музыкальном классе или на баскетбольной площадке у друга И-Чжона. Расставание с родными оказалось для Юнги невыносимо болезненным, и он, следуя наиболее легкому для своего сердца пути, привычно надел маску равнодушия. — Юнги-хён! — умоляюще просит Чонгук, дрожащим тоненьким голоском от напряжения, а маленькое тельце зажато в крепких руках брата. — А что это сразу Юнги-хён? Юнги-хён? — передразнивает Хосок. — Прекратите оба, — ровным, но строгим голосом приказывает Старший, и братья мгновенно замолкают. — Разве вам нечем заняться сейчас? — Например? — Хосок удивленно округляет рот, не понимая, к чему клонит старший брат. — Не знаю. Например, пойти и заняться своими делами. Разве в школе вам не задали на дом заданий? — с легким раздражением в голосе отвечает Мин.— Я не понимаю, почему вы не можете провести время с пользой, — уже спокойней объясняет он, стараясь не показывать своего раздражения. — Вы же тратите время впустую. — Но мы просто хотели... — начинает Хосок, но Юнги перебивает его. — Я понимаю, что вы хотели провести время со мной вместе, но есть более продуктивные способы потратить его. Например, ты мог бы помочь Чонгуку с домашними заданиями или заняться чем-то полезным. Братья недоуменно переглядываются, и Хосок все так же удивленно говорит: — Хорошо, мы пойдем и займемся своими делами, — соглашается он, — Но только после того, как проводим тебя. — Ты злишься на нас? — тихо спрашивает Чонгук потому, что ощущает, как в воздухе повисает напряжение. Юнги, пораженный внезапным вопросом, хлопает глазами, пытаясь осознать происходящее. Сам того не замечая, он поддаётся волне раздражения, но его голос остаётся ровным и спокойным. Однако Чонгук, чувствуя невидимую энергию, исходящую от брата, улавливает его эмоции и, не понимая их истинной природы, интерпретирует по-своему. Осознавая, что не имеет права раздражаться на младших за свою судьбу, Юнги, с досадой закусив нижнюю губу, отводит взгляд и, не глядя ни на кого, тихо произносит: — Нет, я не злюсь. Извините меня. Нервы, — говорит он, криво улыбнувшись и бережно потрепав по волосам младшего брата. А затем возвращается к сборам, снова погружаясь в свои мысли. — Жаль, что тебе надо уезжать. Ликс и Чонин хотели снова встретиться. Хосок мечтательно вздыхает, рухнув на подушки и подложив руки под голову, глядя в потолок. — Что ещё за Ликс такой? — тут же вспыхивает младший из Чонов. — Чонгук! — Юнги бросает грозный взгляд, осаждая пыл Младшего. — Возьми вместо меня Чан И–Чжона и пригласи омег куда-нибудь в кафе. Мне кажется, Ликс будет рад новому знакомству, — не отводя от Чонгука цепкого строгого взгляда, сбивая его спесь, холодно говорит он Хосоку. — Ох, хён, Ликс на тебя запал. Он только о тебе и спрашивает в школе. Чонгук, громко фыркнув, спрыгивает с кровати и, не говоря ни слова, стремительно направляется к выходу. Громко хлопнув дверью за спиной, словно завершая какой-то мажорный аккорд, мальчик уходит. — Что это было? — удивленно произносит Хосок. На мгновение в комнате воцаряется тишина, после чего он задумчиво добавляет: — Кажется, он ревнует? — Не говори глупости. Он расстроен из-за моего отъезда, — тихо, почти шепотом, произносит Юнги. Рука парнишки слегка дрожит, когда он пытается застегнуть молнию на дорожной сумке. — А ты как? — Чон, мгновенно уловив настроение Старшего, крепко сжимает руку брата и переходит на доверительные нотки в голосе, стараясь вложить в него как можно больше тепла и участия. А яркая улыбка становится еще более искренней и мягкой. Встретившись взглядами, братья будто погружаются в глубины океана, где каждая волна чувств отражается в душе другого. Юнги как потерянный в густом лесу, он не представляет, что ожидает его за следующим поворотом. Альфа словно стоит на распутье, как путник, не зная, какую дорогу выбрать и куда она его приведет. Хосоку неимоверно жаль своего друга. Он понимает, как сильно тот привязался к ним за эти годы. Для Хосока Юнги — словно часть души. У них совпадают вкусы в музыке, в еде, в увлечениях. Их взгляды на многие вещи тоже схожи. Хотя они совершенно разные по темпераменту, им удаётся прекрасно дополнять друг друга. Энергия Хосока бьет ключом, наполняя всё вокруг эмоциями. А тихий, спокойный и собранный Юнги рядом с ним раскрывается с новой стороны. Мин говорит, что Хосок — это витамин, его батарейка, заряжающая энергией и для него эти слова поистине бесценны. Чонгук — это комета, стремительно летящая сквозь бескрайний и холодный космос, имя которому Мин Юнги. Когда осиротевшим мальчиком он появился в их доме, Чонгук был ещё совсем ребёнком. Наблюдая за его ростом, Юнги чувствует, будто сам его воспитал. Он видит, как младший брат меняется, впитывая его привычки и манеры, словно губка. Каждый день он испытывает гордость за то, что Чонгук растет таким сильным и независимым человеком, который становится словно его продолжением, его маленькой копией. — Со мной всё в порядке, Хоби, — тихо, но уверенно произносит Мин. — Я знал, что меня ждет. Хосок пристально смотрит на него, пытаясь понять, что стоит за этими словами. Наконец, он кивает, принимая этот ответ как истину, хотя и чувствует, что брат многое скрывает в своей душе. — Господин Ди, — в комнату с тихим, но настойчивым стуком входит домоправитель семьи Чон. Высокий и худой мужчина лет пятидесяти с изможденным, вытянутым лицом, на котором половину занимают очки с линзами в толстой оправе. — За вами прибыл автомобиль. — Что, уже?! — возмущенно выкрикивает Хосок. Он громко цокает языком, выражая своё крайнее недовольство. Мин лишь коротко кивает, а напряженное лицо выглядит, как каменная маска, губы привычно сжаты в тонкую бескровную полоску. — Ваш багаж? Позвольте? Мужчина берет небольшую черную дорожную сумку с кровати и осматривает комнату в поисках остального багажа. — Только это, Дже Сок-хён, — останавливает его молодой человек. — У меня больше ничего нет. В действительности его багаж к пятнадцати годам составляет множество наград и дипломов в музыкальных конкурсах и по тхэквондо. Пять или шесть блокнотов, исписанных нотами и текстами песен. В дорогу он берет с собой немного сменного белья, несколько футболок и любимый чёрный спортивный костюм. Документы на вымышленное имя Август Ди и потертое фото, на котором семья Чон, улыбаясь, обнимает хмурого, щуплого мальчика. Хосок, понурив голову, исподлобья наблюдает, как закрывается багажник автомобиля. Он чувствует, что внутри него нарастает тяжесть, словно свинцовая плита, которая давит на сердце. Каждый звук, каждый щелчок замка отдаётся, как удары молота по наковальне, эхом отзываясь в душе. Только в этот момент он осознает, что лучший друг, его соулмейт, уходит из их дома, оставляя его без надежный опоры и тыла. Это ощущение сравнимо с тем, как свет уходит за горизонт, оставляя за собой лишь тень и тоску. Чтобы сдержать подступающие слёзы, он продолжает кусать щёку изнутри. — Ладно, иди сюда, брат, — Юнги подтягивает Чона к себе и скрепляет их ладони в рукопожатие, а затем крепко обнимает. — Постарайся не лезть во всякое дерьмо, Хоби. — шепчет он у самого уха, — Я серьезно. Твои выходки могут навредить не только тебе, но и тем, кто тебя любит. — Думаешь, получится? —спрашивает тот с лёгким сарказмом. Хосок с огромным трудом заставляет себя перейти на шутливый тон, как будто изо всех сил пытается переключить радиостанцию с грустной мелодии на энергичную попсу. Но голос предательски дрожит, напоминая струну гитары, которую кто-то слегка задел, и он отчаянно сопротивляется этому, выдавливая из себя легкую, неуверенную улыбку. — Думай головой, и всё получится, — Отвечает Старший, похлопав напутственно по спине. В момент теплого прощания братьев во двор въезжает красный Mini Cooper, с резким визгом тормозит, оставляя за собой дымный шлейф запаха жженой резины. Из салона выпрыгивает заполошенный Сонджин, — Боже, успел! — выдыхает он с облегчением, — Я думал, что не вырвусь из лап этого чертова Джэ с его книжным клубом. Пропади они пропадом! — Пап, ты вовремя, — говорит Хосок, улыбаясь еще шире. — Сонджин–ним, — с поклоном обращается к первому омеге клана Юнги. Омега останавливает подростка, бережно удерживая за плечи. Взглядом наполненным нежностью, он просит разрешения обнять. Юнги не сопротивляется и позволяет сомкнуть руки на своей спине. — Мы будем скучать по тебе, Юнги, — с этими словами Сонджин крепче прижимает его к себе. Он нежно поглаживает напряженную спину и русые волосы с рыжеватым отливом, желая успокоить. — Не сомневайся, мы очень будем скучать. Юнги вздрагивает, но постепенно расслабляется в объятиях. Ледяная стена дает трещину. Обнажая эмоции и чувства, которые, оказывается, слишком сильны для того, кто выглядит холодным снаружи. Юноша цепляется длинными пальцами за рубашку омеги, и, вдохнув родной запах сирени, с трудом сдерживает готовое сорваться с уст слово — «Папа». Юнги торопится разорвать слишком эмоциональный и тактильный контакт, стиснув зубы. Теперь ему нужно как можно быстрее залатать образовавшуюся брешь, чтобы никто не заметил его слабости. — Мне пора, — холодно и равнодушно говорит он. — Ах да, конечно, — отвечает Сонджин, запинаясь, и с неуверенностью опускаются руки. — Удачи тебе, Мин Юнги. Знай, что мы всегда будем рады видеть тебя. В тоне голоса омеги звучит искренность, но также лёгкая грусть и разочарование. Юнги замечает это, но не может найти в себе силы ответить иначе. Молча ответив кивком, тот направляется к ожидавшему его автомобилю. Внезапно, пронзительный, надрывный крик заполняет пространство двора, эхом отражаясь от каменных стен и окон особняка. Этот тонкий голос, как ледяная вода, окатывает всех присутствующих, заставляя их замереть на мгновение и обернуться в сторону источника пронзительного крика. — Хён! Чонгук стремительно выбегает из парадной двери с полными слёз глазами. В одно мгновение он оказывается перед братом, почти сбивая того с ног своим порывистым движением. Он бросается на Юнги, обвивая его торс своими маленькими, но крепкими ручонками, и прижимается лицом к груди. — Хён, не оставляй меня! Сердце сжимается от боли и нежности. Юнги понимает, что должен найти правильные слова, чтобы успокоить младшего брата. Но в этот момент все, что приходит ему на ум, это банальные фразы, которые кажутся такими незначительными. — Всё будет хорошо, Гуки, — говорит он, стараясь вложить в свои слова всю оставшуюся уверенность и тепло. Он обнимает в ответ, раскрывая свой феромон. Окутывает Младшего спокойствием океана в полный штиль. Дыхание перехватывает. В последний раз мальчишка вдыхает любимый аромат, наполняя свои легкие, словно драгоценным эликсиром. Аромат морского бриза постепенно проникает в каждую клеточку тела. Прикосновение старшего альфы – как ласковый прибой, нежно смывающий все тревоги и страхи. И Чонгук чувствует, как тепло и умиротворение разливаются по телу. В то же время маленький альфа отчётливо понимает, что не представляет, как жить без этого человека. Как существовать, когда часть тебя, твоей души и сердца опустеет, исчезнет. Чонгук крепко зажмуривает глаза, чувствуя, как резкая боль пронзает веки, будто кто-то провёл по ним наждачной бумагой, оставляя глубокие царапины. Он отчаянно пытается не верить в реальность, надеясь, что стоит ему открыть глаза, как всё чудесным образом станет прежним. В этот момент, Юнги шепчет ему на ухо: — Ты сильнее, чем думаешь, — словно отвечая на его тревожные мысли, произносит Старший. — Я всегда буду рядом, даже если не смогу быть с тобой физически. Произнесенные слова брата, невидимыми нитями, оплетают их души, давая Чонгуку надежду. Он чувствует, как внутри него что-то ломается и одновременно возрождается. Кажется будто он нашёл точку опоры, от которой сможет оттолкнуться и начать жить заново. А Старший продолжает: — Я буду здесь, — Юнги прикладывает руку к маленькой гулко дребезжащей груди. — в твоём сердце, — затем пальцами касается мокрого виска и продолжает говорить, — в твоих мыслях. А ты навсегда в моём, малыш. И дарит ту самую мармеладную улыбку деснами. Старший брат может и не осознавать, насколько сильно его улыбка влияет на окружающих, потому что редко по-настоящему улыбается, но для Чонгука она давно стала символом их особенной связи и источником бесконечного вдохновения. — Отпусти, Гуки, — тихо произносит Юнги, осторожно высвобождаясь из маленьких, но крепких объятий. — Мы не будем прощаться. Я ведь вернусь. — Правда? — По крайней мере, когда стану старше…чем сейчас. — Обещаешь? Чонгук смотрит на него глазами, полными бесконечного доверия. И от этого взгляда Юнги сжимается. Впервые за много лет почувствовав себя настолько уязвимым морально и физически, что хочется кричать. Рассказать всем, что у него на душе, что бы стало легче. Испытывая невыносимое отчаяние, он все же находит в себе силы и заверяет: — Клянусь. А затем отстраняется, нежно улыбаясь, и Чонгук понимает, что сможет пережить эту утрату, потому что у него теперь есть нечто большее — это обещание, что принадлежит отныне только ему. Черный Cadillac Escalade медленно трогается с места, выезжая за территорию особняка. С тяжелым сердцем юноша покидает дом, в котором обретает семью, дав клятву вернуться. Мин Юнги долго искал то, что когда-то потерял, и вновь потерял то, что обрел в чужих людях. «Возможно...» Если удача будет на его стороне, однажды он сможет вернуть то, что сейчас ускользает от него — это место, которое он назвал своим домом, и людей, ставших для него родными. В этот день Дракон склоняет голову перед Черным Волком, признавая его неоспоримую власть над собой