The Fixer-Upper club

      Сердце Гермионы бешено колотилось, когда она заколола волосы на затылке, глядя в зеркало в своей спальне. Длинные, ниспадающие каскадом локоны рассыпались по ее плечам, и она быстро произнесла заклинание и молитву в их направлении в надежде, что они будут хорошо себя вести до окончания мероприятия.       Празднование началось.       Профессора попросили столько дополнительных рук с палочками, сколько можно было взять, чтобы подготовить Большой зал, так что Гермиона провела все утро, накладывая заклинание за заклинанием, пока ей не потребовался отдых. Первоначальные идеи Луны были несколько изменены в плане дизайна, но она по-прежнему настаивала на том, чтобы зал был увеличен до масштабов, которые в последний раз были во время Турнира трех волшебников, чтобы все поверхности были украшены баннерами и гирляндами, а четыре длинных стола были заменены огромным количеством круглых столов поменьше, украшенный свечами и цветами в равной степени. Профессорский стол предполагалось убрать и заменить большим возвышением, с которого будут произноситься речи, и, возможно, самое главное, комната должна была быть украшена портретами.       Луна не уточнила, что именно она имела в виду, но она была полна решимости сделать это в одиночку, и поэтому около часа дня Гермиона, наконец, отправилась обратно в Гриффиндорскую башню, ее рука с палочкой болела.       Когда она вошла, в спальне было непривычно тихо, каждая девочка собиралась с мыслями в своем маленьком пузыре эмоций, и Гермиона прекрасно это понимала.       Сегодня вечером они попрощаются со школой, в которой учились последние восемь лет, скажут спасибо невероятным людям, которые привели их сюда, и почтят память тех, кто защищал ее в самые тяжелые часы, которые кто-либо из них мог вспомнить.       И серьезность этого давила на нее — на всех них — как якорь.              — Привет, — сказала Джинни у нее за спиной, отрывая ее от размышлений. — Сикль за твои мысли?              — Я просто думаю о битве, — тут же ответила Гермиона. — Не могу поверить, что это было больше года назад.              — Я тоже, — вздохнула Джинни. Она протянула руку и заправила ярлычок от персикового цвета сарафана Гермионе под вырез. — Вот, — объявила она. — Готова к выступлению. Как ты относишься к своей речи?              — Нервничаю, наверное, — вздохнула Гермиона. — Но я думаю, что смогу это сделать.              Джинни сжала ее руку.              — У меня нет никаких сомнений.              — Ты готова? — спросила Гермиона. Джинни кивнула, и внезапно Гермиона поняла, что не совсем понимает, о чем она спрашивала.             

***

             В Большом зале было на что посмотреть.       Видение Луны воплотилось в жизнь впечатляющим образом. С каждой стены и выступа свисали цветы, повсюду, куда бы ни посмотрела Гермиона, мерцали свечи. Колонны помоста с одной стороны обвивал плющ, а все четыре стены украшали многочисленные портреты, которых Гермиона никогда раньше не видела, на которых были изображены бесчисленные ведьмы и волшебники, улыбающиеся и машущие толпе, с выражением лица, варьирующимся от слезливого до радостного.       Один портрет особенно привлек ее внимание — фиолетовые волосы и дерзкая улыбка, и Гермиона подошла ближе, нахмурив брови.              — Привет, Гермиона, — говорилось на нем.              И в первый раз за этот день, но определенно не в последний, слеза скатилась по ресницам Гермионы и скатилась по ее щеке.       Она молча провела пальцем по рамке. Это не было похоже ни на один портрет, который она когда-либо видела раньше, но он был сразу узнаваем. Мечтательные краски Луны и поразительные эмоциональные детали сияли на холсте, словно восход солнца, возвращая Гермиону на миллион лет назад, когда она стояла с Гарри и Роном в спальне Луны, глядя на свой портрет на потолке.              — Привет, Тонкс, — выдавила она из себя.              Ведьма подмигнула ей.              — Знаешь, я встречала ее всего несколько раз, — тихо сказал кто-то, и Гермиона, обернувшись, увидела Луну, одетую в лиловое платье-футляр, из-под которого торчала волшебная палочка. — Она была довольно необычной ведьмой, тебе не кажется?              Гермиона кивнула, чувствуя комок в горле.              — Была, — тихо согласилась она. — Это, это… Это прекрасно, Луна.              — Спасибо, — радостно поблагодарила она. — У меня ушел целый год, чтобы нарисовать их все.              И впервые Гермиона позволила себе окинуть взглядом оставшуюся часть стены с портретами.       Первым, кого она увидела, был портрет Люпина, стоявший рядом с портретом Тонкс, его лицо было добрым и менее озабоченным, чем она когда-либо видела. Затем Фред Уизли, улыбающийся сквозь веснушчатые щеки, уже окруженный кольцом людей. Невдалеке она заметила Джеймса и Лили Поттер, которые крепко обнимали друг друга и смеялись над портретом рядом с ними, на котором Грозный Глаз Грюм сердито взирал на собравшуюся толпу, и его волшебный глаз был таким же живым, как и при жизни. Сириус Блэк небрежно прислонился к своей раме, но Гермиона заметила, что его взгляд был прикован к Гарри, который только что вошел в комнату. На следующей картине был изображен человек, о котором Гермиона могла только догадываться, что это брат Сириуса Регулус, с его темными волосами, глазами и такой же улыбкой. Золотистые локоны Лаванды Браун рассыпались по холсту на противоположной стене, и Гермиона заметила Пэнси, крепко сжимающую руку Парвати, когда они стояли перед холстом. А там, неподалеку, Колин Криви, крепко сжимающий фотоаппарат в своих возбужденных руках. Там был даже портрет самого Добби, который так широко улыбался из-под огромной вязаной шапки, что у Гермионы защемило сердце.       Она обвела взглядом стены. Здесь было так много людей, которых она никогда не встречала в жизни, но о которых слышала из газетных статей и рассказов об Ордене, людей, которые отдали свои жизни, сражаясь с Волдемортом, еще до того, как она родилась. Маккинноны. Близнецы Прюэтт. Семья Боунс. И еще были люди, о которых Гермиона почти забыла из-за невообразимо большого числа погибших в двух войнах, вместе взятых. Батильда Бэгшот. Чарити Бербедж. Седрик Диггори.       Она не могла поверить своим глазам.              — …Как? — прохрипела она.              — На самом деле, это довольно простое заклинание, — сказала Луна, склонив голову набок и рассматривая свои работы. — Те, кого я знала близко, будут самыми разговорчивыми. Потому что они лучше всех узнают самих себя.              Гермиона кивнула.              — Они, конечно, не совсем такие, какими были в жизни. Но я подумала, что так мы все могли бы отпраздновать вместе. А потом, когда мы уедем из замка, они все еще будут здесь, чтобы рассказывать свои истории.       Гермиона притянула Луну в объятия, безуспешно пытаясь сдержать слезы, которые капали ей на платье.              — Спасибо.             

***

             К тому времени, когда мероприятие должно было начаться, Большой зал был переполнен шумом.       То, что Гарри выступил с рекламой мероприятия, было, несомненно, гениальным решением, потому что Гермиона считала, что столько людей в одном месте она видела только на Чемпионате мира по квиддичу много лет назад. Очевидно, что одобрение со стороны Избранного имело большое значение.       Здесь собрались ведьмы и волшебники со всей страны, студенты, родственники, друзья и возлюбленные. Они окликали старых друзей, обнимали друг друга, делились историями и возвращались к воспоминаниям. Люди собрались вокруг портретов на стене, болтая, плача и смеясь одновременно. Здесь собрались, чтобы вспоминать, скорбеть, радоваться. Объединенные любовью и потерей.       Казалось, что здесь собралось все волшебное население страны. Уизли и Эбботы, Чанги и Голдстейны. В углу засветилась камера «Ежедневного пророка». Гермиона не могла пройти и нескольких шагов без того, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из своих знакомых, черты лица которых смягчались в знак узнавания, и они протягивали руки, чтобы спросить, как у нее дела. Молли Уизли бросила на нее один взгляд и заключила в крепкие объятия, такие крепкие, теплые и материнские, что на мгновение Гермиона чуть не разрыдалась.              — Гермиона, дорогая, — нежно сказала Молли, сжимая ее руку. — Я так рада тебя видеть. Я надеюсь, ты приедешь навестить меня летом?              И на этот раз все получилось. Гермиона старалась держать себя в руках, пока с энтузиазмом кивала и говорила, что будет в восторге, но как только она отвернулась, ее переполняли благодарность и горе одновременно.       После этого ей нужно было увидеть только одного человека.       Драко стоял в конце коридора, глядя на портрет Чарити Бербедж, и его брови были нахмурены от нахлынувших воспоминаний. Он повернулся к Гермионе, и не было необходимости говорить ему, что она чувствовала, что ей было нужно.       Он просто знал.       И тогда он шагнул вперед, и его руки обвились вокруг нее, прижимая ее к себе, оказывая давление там, где ей это было нужно, и освобождая пространство там, где этого не требовалось.       Она вздохнула с облегчением.              — У меня есть ты.             

***

      После этого Гермиона с трудом могла оторваться от него хотя бы на мгновение, поэтому они направились к ближайшему столику, держась за руки.       Она не могла не заметить, как они привлекли к себе взгляды, приподнятые брови, заинтригованный шепот. Но это только заставило ее крепче обнять его, притянуть к себе еще ближе. И при каждом проблеске чужого сомнения на ее лице мелькала улыбка, кивок, заверение.       И когда они сели, она посмотрела на свой шрам Грязнокровка, на его выцветшую Темную метку, и только крепче переплела их пальцы.       Пэнси и Парвати присоединились к ним первыми, но вскоре Джинни скользнула к ним, потянув за собой Гарри, а затем Луна устроилась рядом, Невилл пододвинул стул, и даже Рон опустился за их стол, нервный, бледный и беспокойный, но все еще уверенный в себе.       Болтовня в зале бурлила вокруг них, как шампанское, но в ту секунду, когда профессор Макгонагалл поднялась на возвышение, наступила полная тишина.              — Добро пожаловать, — сказала она, и в груди Гермионы вспыхнула искра возбуждения. — Для меня большая честь открывать первый в истории ежегодный праздник в честь наших героев. Год назад, когда этот замок и весь волшебный мир, каким мы его знаем, оказались под угрозой, сотни отважных ведьм и волшебников откликнулись на призыв защитить его, точно так же, как они это сделали, когда тьма впервые проявила себя двадцать лет назад. Мы все здесь благодаря им, благодаря их мужеству, решимости и любви.              Гермионе показалось, что она услышала, как в комнате упала булавка.              — Я так рада, что вы решили присоединиться к нам сегодня. И прежде чем я начну, я хотела бы выразить благодарность студентке, которой мы все должны сказать спасибо как за концепцию, так и за проведение этого мероприятия — мисс Луне Лавгуд — если вы не против…              Луна встала, мило улыбаясь толпе, и раздались негромкие аплодисменты, когда она направилась к помосту. Гермиона сжала руку Драко, и он одарил ее улыбкой, от которой у нее защемило сердце.              — Привет, — окликнула Луна, как будто обращалась к подруге, сидевшей в другом конце класса. Она на мгновение приподнялась на носочки. — Я так рада, что вы здесь.              Наступила тишина, и Гермиона обнаружила, что наклоняется вперед, прислушиваясь.              — Мы все здесь, потому что скучаем по кому-то, — продолжила Луна. — Неважно, кто это, неважно, ушел ли он навсегда или только на время, — сердце Гермионы сжалось, и Луна откинула свои длинные волосы за плечи. — Горе невероятно сильно́. Оно объединило нас всех. Все мы собрались под одной крышей. Но, вспоминая о людях, по которым мы скучаем, я хочу, чтобы все помнили, что нас связывает нечто большее. Это не просто наша потеря. Это наша любовь. Все вы пришли сегодня, потому что хотели отпраздновать невероятные жизни людей, которые сражались с тьмой, которые сражались, чтобы защитить нас.              Гермиона была очарована, и она, не глядя, знала, что все остальные чувствуют то же самое.              — Итак, сегодня не должно быть времени для грусти. Может быть время для слез, если вам это нужно, ничего страшного.              Гермиона тихо рассмеялась.              — Но сегодня праздник, — подтвердила Луна. — Когда мы все здесь, вместе, с портретами, едой, напитками и музыкой, мы можем думать о людях с радостью, добротой и любовью.              Гермиона прикусила губу.       Луна постучала палочкой по ноге.              — Поговорите со своей семьей. Поговорите с портретами. С профессорами, которые целый год превращали этот замок из поля битвы в школу.              Драко повернулся, чтобы украдкой улыбнуться Гермионе, и она покраснела.              — Позже мы услышим именно тех, кого вы надеялись услышать, — наконец сказала Луна. — Гарри, Гермиона и Рон, может быть, и герои, но они пережили потерю так же, как и мы. Я знаю, что мне действительно не терпится услышать, что они скажут, — она взглянула на Макгонагалл, и та кивнула. — Но сейчас самое время поесть. Я надеюсь, что вы все проведете самый замечательный, исцеляющий день.              И все столы по всей комнате были заставлены блюдами, струнное трио в углу заиграло, и Гермиона испустила вздох эмоций, о которых раньше и не подозревала.             

***

             Праздничный пир был одним из самых потрясающих на памяти Гермионы. Она была окружена самыми близкими друзьями, Драко был рядом с ней, а вокруг них сидели люди, которые учили их, сражались бок о бок с ними, любили их.       Воздух был напоен эмоциями, печаль и радость переплелись так тесно, что каждый вдох отдавался в ее легких, как прохладная вода. Она никогда еще не чувствовала себя такой ясной, такой осознающей то, что они потеряли, и в то же время с такой надеждой смотрела в будущее.       На другом конце стола Джинни и Пэнси болтали, а точнее, обсуждали нескольких волшебников-музыкантов, о которых Гермиона никогда не слышала, в то время как Гарри и Парвати наблюдали за ними, обмениваясь веселыми улыбками. Луна, стоявшая рядом с Гермионой, была погружена в изучение методов отпугивания нарглов, Невилл выглядел слегка обеспокоенным, а Рон едва сдерживал смех. В позе Драко чувствовалась некоторая неловкость, но он расслаблялся каждый раз, когда Гермиона улыбалась ему или Пэнси втягивала его в свой разговор с Джинни. Гермиона просунула руку под стол и ободряюще сжала его колено, и он улыбнулся ей, как будто это было все, что ему было нужно.       Было бы легко сказать, что у Гермионы было все, что ей нужно, прямо здесь. И все же, накладывая себе на тарелку картошку, она поймала себя на том, что думает о двух пропавших людях: о своих собственных родителях. В безопасности и не подозревая о том, как выросла их дочь на другом конце света.       И когда пир подошел к концу, и Гарри поднялся на сцену, на нее внезапно снизошло осознание.       Занятия в школе закончились. И следующим, что ей предстояло сделать, были поиски родителей.             

***

             — Всем привет, — сказал Гарри. Он выглядел таким растерянным на возвышении, что Гермионе захотелось подбежать и утешить его, но, проследив за его взглядом, она поняла, что он пристально смотрит на Джинни, которая ободряюще улыбнулась ему.       С ним все будет в порядке.       Зал взревел при его появлении, люди оторвались от десерта, чтобы посмотреть, как спаситель волшебного мира выходит на сцену. Он заерзал на месте.              — Э-э, — начал он. — Когда я впервые в жизни потерял кого-то, весь волшебный мир тоже кого-то потерял.              После этих слов наступила долгая тишина, нарушаемая лишь случайным покашливанием.       Пальцы Гарри дернулись в стороны.              — Я был слишком мал, чтобы помнить. Но теперь эту историю знают все. Может быть, даже слишком хорошо, — он вздохнул, и его взгляд скользнул к портрету на стене, с которого, как знала Гермиона, с гордостью смотрели Джеймс и Лили. — Мои родители заслуживают того, чтобы их чествовали за ту жизнь, которую они вели, а не за то, как они умерли. И Сириус. Люпин. Тонкс. Грюм. Они совершенно одинаковые. Я хочу помнить все то, что заставляет меня скучать по ним. И однажды, когда мой крестник подрастет, я хочу рассказать ему все о его родителях и о том, почему их следует чествовать.              Раздались восторженные аплодисменты, и Гарри покраснел, проведя рукой по волосам, которые, как уже начала думать Гермиона, никогда не будут лежать ровно.              — Раньше это… это было очень личное для меня, — тихо признался он. — Я переживал потерю родителей. Но когда я научился делиться этим с другими, я… я был поражен тем, насколько это помогло. Поэтому, когда меня попросили сделать это сегодня… Я подумал, что лучшее, что я могу сделать, это… поговорить об этом. Даже несмотря на то, что это… для меня это неестественно.              Джинни смотрела на него с предельной преданностью, в одном глазу блестела слезинка.              — Потеря людей — это… это так изолирует, — решительно сказал Гарри. — И Волдеморт, он знал это. Мы все становимся слабее всего, когда остаемся одни. Это то, что он пытался сделать со мной, — он засунул руки в карманы. — И именно поэтому сегодняшний вечер так важен. Если вы расскажете о своих чувствах, вы сможете справиться с проблемой вместе, — он перевел взгляд на Джинни. — Мне потребовалось некоторое время, чтобы это осознать, — он глубоко вздохнул. — Так что да. Будь это слова, что мы скучаем по кому-то, или любим кого-то, или празднуем то, что сделало наших героев теми, кем они были… говорите об этом. Будьте честны в своих чувствах. Это всегда помогает.              Гермиона почувствовала легкий толчок в животе.              — Э-э, я думаю, это все, — неловко закончил Гарри. — …Спасибо вам. —              Он опустил плечи и покраснел от смущения, но зал аплодировал ему с чувством гордости. Когда он вернулся к столу, Джинни встала и обняла его, и зал, его обитатели и портреты разразились бурными аплодисментами.             

***

             — Я не хотел этого делать, — было первым, что сказал Рон, когда настала очередь его выступления, и по толпе прокатился смех. С едой было уже давно покончено, и атмосфера сменилась болтовней, воспоминаниями, но все стихло, как только Рон прочистил горло.              — Я просто не чувствовал себя готовым к этому, — признался он. — Но, я думаю, как сказал Гарри… вот почему это важно.              Он шаркнул по полу одним из своих поношенных кроссовок.              — Ни для кого не секрет, что в прошлом году я потерял брата, — снова воцарилась мертвая тишина. — Я скучаю по нему каждый день, — тихо сказал Рон.              Снова воцарилась тишина.       Мгновение он боролся с собой, и сердце Гермионы сжалось от жалости к нему.              — И я не могу сказать ничего глубокомысленного, — добавил он. — Я мог бы попытаться, но это прозвучало бы фальшиво. Смерть — это… смерть. Я был там, когда это случилось, и я не могу этого забыть. Я не мог… пройти мимо этого. Я винил себя. Я думаю, что вину… ее чувствовали многие из нас.              Боковым зрением Гермиона видела, как люди кивают, наклоняя головы в знак согласия.       Рон сглотнул.              — Но долгое время я думал, что я такой один. Я продолжал встречаться с людьми, у которых, казалось, все было хорошо, и я… я винил их, — он перевел дыхание. — Или, по крайней мере, обижался на них.              Драко был неподвижен, как призрак, и не сводил с него глаз.              — Итак, я думаю, я хотел воспользоваться этим моментом, чтобы сказать… Я больше не хочу этого делать. Я хочу двигаться дальше. И я, э-э, не знаю точно, к чему я клоню, но… Я думаю, мы все в одной лодке. Как и сказала Луна. Нам всем кого-то не хватает, — Рон сглотнул, постукивая пальцами по бедру. — Да. Все мы. Мы… не так уж сильно отличаемся друг от друга, на самом деле.              В голове Гермионы пронеслись старые воспоминания, старые споры, недоразумения и разногласия. И сейчас она наблюдала за Роном, который стоял на сцене перед сотнями людей и рассказывал о своих собственных ошибках… Она поняла, что он изменился так же сильно, как и она.       И она сгорала от гордости.              — В любом случае, — сказал Рон, краснея. — Я хочу помнить Фреда таким, каким он хотел бы, чтобы его помнили. Так что, э-э, если вы можете… Я хотел бы поднять бокал…              Его щеки порозовели от неуверенности, и покраснели еще больше, когда все до единого присутствующие подняли свои бокалы в ответ.              — О, — тихо сказал он. — Круто.              Снова раздался взрыв смеха.              Он прочистил горло и поднял свой бокал с вином в сторону комнаты.              — За Фреда, — сказал он, и Гермиона закрыла глаза, представляя его под прикрытыми веками. — И за всех остальных людей, которых мы потеряли. Спасибо им за то, что они… были собой. Выпьем за это.              И Гермиона подняла свой бокал, приветствуя его, и сотни голосов подхватили то же самое.             

***

      После этого Большой зал снова изменил свой облик, многие столы исчезли, чтобы освободить больше места для людей, которые могли побродить по залу, воссоединиться со старыми друзьями и завести разговоры, полные воспоминаний и надежды.       Гермиона и Драко вместе бродили, и в конце концов они поняли, что это весьма эффективно для того, чтобы единственные, кто останавливался поговорить с ними, были те, кому было комфортно с Драко, несмотря на татуировку со шрамом на его предплечье.       Струнное трио в углу играло с жаром, музыка разносилась по залу, увлекая людей одного за другим. Луна и Джинни уже танцевали вальс у основания сцены, вернее, Джинни танцевала вальс, а Луна делала что-то, что Гермиона не решалась назвать чем-то определенным. Она заметила Рона, увлеченного беседой с Кингсли Бруствером и портретом Грозного Глаза Грюма, и, когда проходила мимо, все они покатились со смеху. Макгонагалл болтала в углу с Молли и Артуром Уизли, и Гермиона подумала, не услышала ли она, как в вопросительном тоне были упомянуты слова «Маггловедение».       Гермионе казалось, что она никогда прежде не испытывала такой атмосферы. Атмосфера была ликующей, но в то же время спокойной, смягченной осознанием важности событий, которые они увековечивали, и в то же время полной нежности и надежды. Каждый портрет в галерее был вовлечен в какую-то беседу, люди делились историями из прошлого года, рассказывали друг другу семейные новости и успехи в карьере. Было много слез, но их было гораздо меньше, чем улыбок и смеха, и сердце Гермионы каким-то образом успокоилось и воспарило высоко, как птица феникс.       Они наткнулись на Невилла, который о чем-то возбужденно болтал с профессором Спраут, и Гермиона внезапно вспомнила, что результаты их экзамена должны были прийти с минуты на минуту.       Нервы бурлили, как смола в жилах, но все было в порядке. У них были портключи, у них была каминная сеть, у них была трансгрессия — даже если они с Драко в конечном итоге окажутся на расстоянии, у них все получится. Она была уверена в этом.              — Мисс Грейнджер?              Они повернулись, и Макгонагалл на мгновение задержала взгляд на их сцепленных руках, прежде чем ее взгляд снова переместился на ее лицо. Она одарила их обоих редкой улыбкой.              — Пришло время для вашей речи.              — О… да… спасибо, — сказала Гермиона, и почти сразу же адреналин хлынул вверх от ее ребер, горячий, легкий и неустойчивый. Макгонагалл кивнула, отворачиваясь, и Гермиона глубоко вздохнула.              — Ты в порядке? — прошептал Драко. — Готова?              И она кивнула.             

***

             Сердце Гермионы забилось где-то в горле, когда она поднялась по нетвердым ступеням на помост, и это путешествие внезапно показалось ей вчетверо длиннее, чем она ожидала.       Когда музыка смолкла, в толпе воцарилась тишина, и она заставила свои легкие успокоиться. Откуда-то раздались аплодисменты, и все взгляды один за другим обратились в ее сторону.       Море людей перед ней, все были в ожидании, все ждали, что она скажет, заставляло ее сердце биться быстрее, и она почувствовала облегчение, когда аплодисменты стихли, и она смогла попытаться взять себя в руки, прежде чем начать.       Повисла оглушительная тишина.              — Э-э-э, — пискнула она. — Привет.              Она перевела дыхание.              — Прежде чем я начну, — сказала она, — Я… я просто хочу сказать огромное спасибо Луне Лавгуд за организацию этого мероприятия…              Ее тут же заглушили громкие возгласы и аплодисменты, и она машинально улыбнулась.              — Я уверена, что говорю от имени всех нас, когда говорю, что мы просто… безмерно благодарны.              Аплодисменты гремели так долго, что Гермиона на мгновение даже засомневалась, успеет ли она закончить свою речь до оглашения результатов экзамена, и от этой мысли ее пульс участился. Но в конце концов это утихло, и она осталась там одна, просто девушка на сцене перед сотнями людей.       Она поискала глазами лицо Драко и сразу же нашла его, приподнятое в нежном ободрении.              — Хорошо, — тихо сказала она. — Когда я думаю о потере, я думаю о своих родителях, — почти сразу же на ее веки навернулись запоздалые слезы, но она изо всех сил старалась не обращать на это внимания. — Они ушли не навсегда, — призналась она. — Не навсегда. Но они… ушли. Я… мне пришлось немного изменить их воспоминания.              В толпе начало зарождаться понимание, волна потрясения.              — Я не смогла найти их прошлым летом, — продолжила она, и на ее щеке определенно блестела слеза, но она не вытерла ее.       Она снова и снова репетировала эту речь, лежа ночью в постели, снова и снова прокручивая в уме слова, как кусочки головоломки, но когда она произносила их вслух, это было совсем другое чувство. У нее слегка задрожали ноги.       Она глубоко вздохнула.              — В этом году я много думала о выборе, — сказала она, выискивая в толпе несколько пар глаз: карих, зеленых, голубых, серых. — Выбирала, что делать, что говорить. Со временем я сделала много выборов. У всех нас есть выбор. Некоторые из них были хорошими, некоторые — плохими.              Карие.              — Иногда нам везет, и выбор, который мы делаем, в конечном итоге приносит нам столько радости, что мы не понимаем, почему когда-либо колебались. Это хорошие решения.              Зеленые.              — Иногда мы делаем выбор и начинаем сожалеть об этом. Но я думаю, важно помнить, что мы принимаем решения настолько хорошо, насколько это возможно, опираясь на те знания, которые у нас есть на данный момент. Вы можете изменить свое решение. И настоящие друзья простят вас.              Синие.              — Иногда проще вообще ничего не выбирать. Ничего не делать. Это простой выход, и он заманчивый, но за этот год я поняла, что трудное решение лучше, чем вообще никакого. И я только жалею, что не поняла этого раньше.              Серые.              — И иногда… у нас нет выбора. Решения принимаются за нас, и иногда это означает, что мы совершаем плохие поступки. Но это не делает нас плохими людьми. Это просто означает, что выбор, который мы однажды сделаем, тем более эффективен.              Она сделала прерывистый вдох, затем ровный выдох.              — Два года назад я сделала выбор, который заставил моих родителей забыть обо мне, — вздохнула она. — Это было хорошее решение, но это было и плохое решение; я рада, что сделала это, но сожалею об этом каждый день… Я могла бы продолжать. Важно то, что сегодня я принимаю решение найти их как можно скорее. Сегодня каждому из присутствующих в этом зале предстоит сделать выбор. Мы можем выбирать, как скорбеть. Как чествовать наших героев. Как помнить их, — она обвела взглядом аудиторию, и ее сердце сжалось от волнения. — Все, кого мы потеряли, все, кого вы видите здесь на стене, у них не было выбора. Но у вас он есть. Так что, какой бы выбор вы ни сделали… сделайте его.              Она выдохнула, и ей показалось, что она очищает свои легкие не только от воздуха.              — Спасибо вам, — закончила она, и зал взорвался аплодисментами.              Ее ладони вспотели, сердце бешено колотилось о ребра, ноги подкашивались, но когда она посмотрела вниз и увидела, что все самые важные люди смотрят на нее с поддержкой, аплодируют ей, она не смогла найти в себе сил испытывать что-либо, кроме гордости.       А потом в зал влетело около пятидесяти сов, и Гермиона ахнула, когда в ее дрожащие руки упал хрустящий белый конверт.              — О боже, — вскрикнула она, и в толпе раздался радостный смех, когда она спрыгнула с платформы с такими трясущимися руками, что едва могла удержать результаты экзамена.       

      ***

             Драко прижался к ней, когда она вывела его из Большого зала в одну из крытых галерей. Он был еще бледнее, чем обычно, с потрясенным лицом, но сжимал в руке точно такой же конверт.       Было тепло, но Гермиона так дрожала от избытка адреналина, что с таким же успехом можно было подумать, что на дворе зима.              — Я не могу открыть это, — прошептала она, и Драко положил руку на ее дрожащее запястье.              — Ты можешь. Ты можешь сделать это со мной, — сказал он, и она кивнула, как будто это было рефлекторно, в то время как шум Большого зала ревел позади них. — Мы вместе, — настойчиво сказал он. — Независимо от того, каковы будут результаты.              — Обещаешь?              — Обещаю.              Она просунула дрожащий палец под край конверта и сломала восковую печать.              — Вместе, — сказала она.              — Один, — нервно сказал он. — Два. Три.              И Гермиона вытащила письмо.             

***

             Арифмантика: П       Заклинания: П       Защита от темных искусств: В       Гербология: П       Магловедение: П       Зельеварение: П       Трансфигурация: П             

***

             Она удивленно посмотрела на Драко.       И внезапно стало не важно, какие оценки она получила, не важно, как они соотносились с чьими-либо еще, не важно, что она получила только «Выше ожидаемого» по защите, не важно, что она не была идеальной. Она сделала достаточно.              — Я могу поступить в университет, — прошептала она.              И он посмотрел на нее, приподняв брови и приоткрыв губы.              — Я тоже.              Она потянулась к нему.              — Драко…              — Давай отправимся вместе, — твердо сказал он, и она уставилась на него, сердце бешено колотилось в груди. — Я просмотрел все места, имеющие связи с Хогвартсом, и нашел действительно хороший университет, он в Австралии…              — Австралии? — выдохнула она.              — Я подумал, — сказал он, беря ее за руки, — что мы могли бы поискать твоих родителей, пока будем там. Вместе.              Она смотрела ему в лицо широко раскрытыми глазами, не в силах вымолвить ни слова.              — Мы найдем их, вместе, я знаю это, — продолжил он, и в его голосе звучала решимость. — Не важно, если у нас уйдет на это три года, мы сделаем это. И мы вернем им память. Мы вернем твоих родителей.              Она вцепилась в его руки, едва осмеливаясь поверить в это.              — Ты… ты сделаешь это? Ради меня?!              — Ради тебя что угодно, — сказал он, и выражение его глаз сказало ей, что он не шутит, он действительно это имел в виду. Он нервно облизал губы, тяжело дыша, и протянул руку, чтобы погладить ее по скуле. — Будь со мной, Гермиона. Выбери меня.              И она бросилась в его объятия, решив никогда его не отпускать.             

***

      — Что ты собираешься изучать?! — спросила Джинни, когда они, наконец, вернулись в Большой зал, явно более растрепанные, чем раньше. Джинни добилась невероятных результатов, но они меркли по сравнению с предложением занять место в квиддичной команде «Холихедские Гарпии», и ее глаза сияли от возбуждения, как будто она сама светилась.              — История! — ответила Гермиона, ухмыляясь. — Я так много хочу узнать о маггловской и магической истории, и я подумала, что, возможно, если бы я изучала это в маггловском мире, я могла бы самостоятельно изучить, как это вписывается в историю волшебства, и можно ли разгадать маггловские тайны с помощью магии и, возможно, это могло бы сработать в обе стороны.              — Это потрясающе, — восхитилась Парвати. — Я так рада за тебя!              — И я так рада за нас, — сказала Пэнси, появляясь рядом и обнимая Парвати за талию. — Давай, я знаю, ты держала это в секрете, скажи ей…              Парвати смущенно прикусила губу.              — Мы обе будем стажироваться в «Ежедневном пророке».              — Ты серьезно?! — воскликнула Гермиона.              Очевидно, не в силах больше сдерживаться, Пэнси наклонилась вперед с широкой улыбкой на лице.               — Они даже не понимают, что их ждет!              — Это великолепно! — воскликнул Гарри, направляясь к ним с конвертом подмышкой. — Как ты думаешь, ты сможешь заставить их прекратить использовать мои ужасные фотографии с Рождественского бала? — спросил он. — Прошло уже четыре года!              — О, нам не нравится использовать эти фото. Топлесс гораздо лучше, — рассеянно ответила Луна.              Джинни выгнула бровь, глядя на своего парня.              — Ты позировал обнаженным для «Придиры»?              — Насколько мне известно, нет, — ответил Гарри. — Но, возможно, мне придется попробовать, если я в конечном итоге брошу обучение на аврора.              — Звучит так, будто у тебя просто море возможностей для карьерного роста, — ухмыльнулся Драко.              — Эй! — крикнул кто-то, прервав общий смех, и все обернулись, чтобы увидеть Рона, который мчался к ним так быстро, как только мог, с такой широкой улыбкой, что в груди Гермионы начало нарастать возбуждение.              — Это Флер! — закричал Рон. — Билл и Флер — у нее родился ребенок! Я… я дядя!              А потом Гермиона не совсем поняла, кто это начал (вероятно, Парвати), но внезапно все гриффиндорцы столпились, аплодируя, поздравляя и даже плача (определенно Парвати), а Рон заорал:              — Это девочка! Девочка! Виктуар!              А Пэнси и Драко ошеломленно наблюдали за происходящим, стараясь не улыбаться.       И когда Гермиона отстранилась и вложила свою руку в ладонь Драко, это показалось им одновременно концом и началом целой эпохи.       

      ***

             С наступлением вечера потолок над ними потемнел, и парящие в воздухе свечи засветились золотым звездным светом.       Зал все еще был полон людей, все еще стоял шум, но Гермиона и Драко отошли к стене, чтобы поболтать, и это было так, словно они были защищены там от хаоса. Ранее Макгонагалл выступила с речью, закрывающей мероприятие, но, казалось, никто не хотел уходить. Со временем в зале появилось больше еды, и Гермиона определенно заметила, как пара восьмикурсников тайком принесла напитки, и, судя по тому, как продолжала играть музыка, а гости находили все новые портреты, с которыми можно было поговорить, у нее возникло стойкое ощущение, что мероприятие не закончится в ближайшее время.              — Я не могу поверить, что это все, — рассмеялась Гермиона. — Прошло восемь лет с тех пор, как мы начали. И мы закончили.              — Восемь лет, — усмехнулся Драко.              — Я не думаю, что ты помнишь, когда мы встретились в первый раз?              Он фыркнул.              — Конечно помню. Ты ворвалась в наше купе и спросила, не видели ли мы твою жабу.              — Жабу Невилла, — поправила она, покраснев. — И, если я правильно помню, ты был довольно груб, заявив, что не видел.              — Конечно был, — усмехнулся он. Он указал на себя. — Недавно исправился, помнишь?              Она толкнула его локтем, затем резко подняла глаза, заметив, что кто-то приближается.              — Рон! — испуганно воскликнула она.              Рон засунул руки в карманы и вежливо кивнул Драко.              — Привет.              Она неуверенно улыбнулась ему.              — Большое спасибо за сегодняшнее выступление, — сказала она. — Я думаю, это было потрясающе.              Он слегка покраснел и потер кончик носа.              — Спасибо. Э-э, ты тоже молодец.              Гермиона подождала, но Рон некоторое время ничего не делал, только ерзал. Драко напрягся рядом с ней.              — Уизли, — сказал он, но в его голосе не было агрессии. — Если тебе есть что сказать…              — У меня появилась идея, — выпалил Рон. — Чтобы, э-э, компенсировать, э-э… ту ночь.              Гермиона съежилась, прекрасно понимая, о какой ночи он говорит.              — О, все в порядке, тебе не нужно…              — Подожди, — сказал он. — Выслушай меня. Мы больше не студенты.              Она моргнула, глядя на него.              — Нет, уже нет… — нерешительно произнесла она.              — Но разве ты не понимаешь, что это значит? — он надавил, и на его шее появился слабый румянец.              Она виновато покачала головой.              — Выкладывай, — тихо проворчал Драко, и Гермиона снова толкнула его локтем.              — Нас не могут исключить, — объяснил Рон.              Ее брови поползли вверх.              — Итак, — продолжил он, — мы могли бы сделать что-то, что Макгонагалл запретила нам делать, и у нас не будет неприятностей.              Она уставилась на него, и все постепенно встало на свои места.              — Ты имеешь в виду…              — Мы могли бы починить ту последнюю классную комнату в Южном коридоре, прежде чем уйдем. Ту, которую я взорвал. Если… если ты хочешь.              Наступила тишина.              — Рональд Уизли, — неуверенно произнесла Гермиона, бросив быстрый взгляд на изумленное выражение лица Драко, — ты гений.              Он порозовел.       Она быстро повернулась к Драко.              — Как ты думаешь, клуб F.U.C. сможет принять еще несколько новых участников?              — Я найду Пэнси и Парвати, — тут же сказал он, и на его губах заиграла улыбка. — Встретимся в Южном коридоре через пятнадцать минут?              — Как насчет десяти? — поддразнила она, и Драко не смог удержаться и восхищенно поцеловал ее в висок, прежде чем скрыться в толпе.              Рон уставился в пол, его румянец был таким же ярким, как и его красная рубашка.              — Эй, — мягко сказала она, размышляя, не стоит ли ей быть поосторожнее. — С тобой все в порядке?              Он медленно кивнул, и наступила продолжительная пауза, пока он вертел на языке невысказанные слова.       Она почти слышала, как он считает до десяти.              — Я… Я думаю, я просто… Когда я сейчас вижу вас двоих вместе, то понимаю, что у вас есть, как вы понимаете друг друга… Я понимаю, что мы… этого у нас не было, — медленно произнес он. — И я не знаю, когда это случилось, но это просто… больше не причиняет боли, — он тяжело вздохнул и спокойно посмотрел на нее. — Я думаю, у нас все будет хорошо.              Гермиона почувствовала, как выражение ее лица смягчилось, а затем она шагнула вперед, чтобы заключить его в объятия, и он прильнул к ней так, словно никогда не собирался отпускать.       И это было то, чего ей так не хватало.       Рон Уизли, ее первый друг, ее верный защитник. Мальчик, который всегда будет рядом с ней, если она будет в нем нуждаться. Мальчик, который выкрикивал ее имя во время самой страшной боли в ее жизни, тот, кто боролся с ней и смеялся вместе с ней, и тот, кто заставлял ее плакать, но тот, кого она любила как брата, который был частичкой ее сердца, без которого она не могла жить. Тот, кто мог бросить ее, но всегда возвращался.       Она всегда будет любить его. Она будет любить его так, что это будет совсем не похоже на то, что она чувствовала к Драко, но, тем не менее, это будет любовь.       Его дружба была так важна для нее, что это было почти невозможно выразить словами. И она прожила так много долгих, неопределимых месяцев без этой дружбы, без этого утешения, этой уверенности.       Ей так этого не хватало.              — У нас все будет хорошо, — повторила она и обняла его в последний раз, прежде чем отстраниться, со слезами на глазах. — Я скучала по тебе, — тихо сказала она.              — Я тоже.              Они еще мгновение смотрели друг на друга, облегчение было почти осязаемым.       Она шмыгнула носом и вытерла слезу со щеки.              — Хорошо, — натянуто произнесла она. — Пойдем поищем остальных.              Он улыбнулся.              — Пойдем.             

***

             Южный коридор был залит лунным светом и пуст, как в тот день, когда они впервые ступили сюда.       Крыша над головой все еще была цела, но пол был разрушен так же сильно, как и раньше, а между искореженными деревянными обломками виднелась трава.       Парвати беспокойно переступила с ноги на ногу в том месте, где половицы исчезли, а на Пэнси это, похоже, не произвело никакого впечатления. Джинни закатала рукава, бросив быстрый взгляд на Гарри, который улыбнулся ей в ответ. Луна задумчиво постучала палочкой по своей ноге, а Невилл с сомнением почесал в затылке. Рон стоял на краю и смотрел вдаль, словно обдумывая свой следующий шаг.              — Мы уже делали это раньше, — осторожно сказала Гермиона, ободряюще улыбаясь Драко. — Нам всем нужно собрать обломки с земли и поднять их в воздух, пока кто-нибудь другой скрепит их вместе. Это может немного затянуться, но на этот раз нас больше, так что, если мы будем работать вместе… Я думаю, мы сможем это сделать?              Волшебные палочки были немедленно извлечены, и вскоре воздух наполнился парящими в воздухе кусками дерева, которые поднимались из травы внизу и плыли вверх, пока Джинни и Гермиона не начали соединять их вместе. Как и ожидалось, на этот раз работа шла намного быстрее, знакомые действия породили уверенность, и пол постепенно начал обретать форму, балки и опоры снова прикреплялись к столбам в земле, щепки и деревянные доски выравнивались в воздухе и аккуратно вставлялись в нужные места.       Трещины затянулись, опоры стали прочнее, и вскоре все встало на свои места, каждая половица встала на место с идеальной точностью.       Почти сразу Гермиона опустила палочку, и все остальные сделали то же самое.              — У нас получилось, — прошептала она, а когда подняла глаза, то встретила лишь восторженные улыбки.              — Помнишь, что случилось в прошлый раз? — спросила Джинни, и Рон фыркнул.              — Даже слишком хорошо. У меня плохие воспоминания об этом месте.              — Только потому, что в прошлый раз вы с Малфоем избили друг друга до полусмерти, — пошутил Гарри, и даже когда у Гермионы внутри все сжалось в ожидании ссоры, Драко и Рон только рассмеялись.              Ее грудь наполнилась надеждой.              — Первый взрыв произошел из-за того, что мы наткнулись на скрытое заклинание, — объяснила она в конце концов. — Но мы с Драко потратили много времени, работая над этим местом весь год. По крайней мере, главный коридор должен быть абсолютно безопасным. Поэтому я думаю… с нами все будет хорошо.              — Хорошо. Так что же дальше? — спросил Невилл.              — На этом этаже осталось отремонтировать одну комнату, — сказал Драко. — Если… если вы все захотите помочь.              — Конечно, — сказала Луна. — Все это выглядит довольно символично, не так ли?              Гермиона сдержала смех.              — Возможно.              Рон нерешительно постучал по доскам пола перед собой, затем сделал неуверенный шаг вперед. Доски выдержали.              — Пошли, — сказал он, ухмыляясь, и тут к нему присоединился Гарри, Джинни рядом с ним, Невилл поманил за собой Луну, а затем Пэнси бросила взгляд на Драко и взяла за руку Парвати. Они все направились вдаль, улюлюкая и подбадривая друг друга, прокладывая путь вперед, а Гермиона молча наблюдала за ними.       Она вложила в этот замок все свое сердце и душу. И, делая это, она заново узнала Драко. Она влюблялась в него по кирпичику, из-за разбитого стекла, изломанного дерева и искореженного металла, из-за разговоров о жизни, смерти и восстановлении. Она узнала о себе миллион вещей, и с каждым починенным окном, каждой оштукатуренной стеной, каждой починенной половицей она узнавала, что такое исцеление.              — Ты готова? — спросил ее Драко, и она просто смотрела на него какое-то мгновение, почти не в силах поверить, что он действительно рядом с ней.              — Да, — ответила Гермиона без тени неуверенности.              С ним она была готова на все. Потому что она не была идеальной, но он и не просил ее быть такой. Потому что у него были недостатки, и она любила его, несмотря ни на что.       Она взяла его за руку.       И вместе они сделали свой первый шаг.