The Fixer-Upper club

      Гермиона не могла пойти в башню Гриффиндора. Поэтому вместо этого она побежала в совятню и написала Драко записку.              «Ты свободен сегодня вечером? Есть класс, который требует нашего внимания».              Это было явным преуменьшением причин, по которым она хотела его видеть. Но это было все, что она смогла выдавить из себя.              «Отличный план» последовал ответ, и Гермиона чуть не расплакалась от облегчения.       Она направилась к Южному коридору, прежде чем сообразила, что может встретить Драко по дороге туда. Она быстро спустилась в подземелья, прошла по коридору в сторону гостиной Слизерина, и вдруг увидела его там.       С Пэнси.       Они были очень близки.       Черт, черт, черт. Гермиона бросилась в нишу, прежде чем они успели ее заметить. Почему она пошла этим путем?!              — Просто… между нами есть что-то особенное, — говорила Пэнси. — Мы друзья. Я боюсь рисковать… и потерять это.              О, черт. Из всех разговоров, которые Гермиона могла подслушивать, почему именно этот? Она забилась в нишу, но не смогла удержаться и не выглянуть из-за угла.              — Тебе не кажется, что это того стоило бы? — спросил Драко.              Его брови были озабоченно опущены, одна рука лежала на плече Пэнси. У Гермионы перехватило горло.              — Конечно, так и было бы, — выдохнула Пэнси, отстраняясь от него. — Но у меня и так здесь очень мало друзей. Они все важны.              — Я знаю, — настаивал Драко. — Тебе не кажется, что я чувствую то же самое?              — Ха! — без тени юмора огрызнулась Пэнси, не встречаясь с ним взглядом.              — Ты знаешь, на чьей я стороне, — мягко сказал Драко. — Это зависит от тебя. Теперь все в твоих руках.              Воцарилось молчание.              — Меня бесит, насколько более эмоционально зрелым ты стал с тех пор, как начал общаться с Грейнджер, — проворчала Пэнси, но в ее голосе не было злобы, совсем нет.              Гермиона почувствовала, как в ее груди появляются маленькие трещины.              — Пожалуйста, Пэнси, — сказал он, и его голос был мягким, таким мягким, что Гермиона пожалела, что слышит его. — Дай ей шанс.              Тишина была невыносимо тяжелой, и она прижалась к стене, чтобы не упасть.              — Хорошо, — выдохнула Пэнси.              Драко уставился на нее.       И Пэнси провела рукой по своим идеальным волосам.              — Но если это лишит меня нашей дружбы, я буду считать виноватым тебя.              — Пэнси, это… ты же…              Гермиона увидела, как Пэнси бросилась к нему с распростертыми объятиями, и отвела взгляд, не в силах смотреть на это.       Драко был ее другом. Одним из ее самых близких друзей. Она должна быть счастлива за него.       Так почему же тогда у нее в горле образовался противный комок кислоты? Почему же тогда ей было так трудно дышать? Почему ее сердце колотилось в груди, как запертый в клетке боггарт? И не просто какой-нибудь боггарт, а боггарт, которого Гермиона не могла выпустить, не осмеливалась выпустить, потому что если бы она это сделала, если бы присмотрелась слишком внимательно, то это могло бы выглядеть как…       Осознание обрушилось на нее подобно удару молнии, и она споткнулась, как от физического удара.       Блядь.       В ушах у нее звенело, ладони взмокли от пота. И когда последняя защита ее разума от правды окончательно рухнула, она повернулась и ушла.             

***

             Или, по крайней мере, попыталась это сделать. Но ее шаги по камню были слишком громкими, и Пэнси окликнула ее.              — Эй, Грейнджер.              Ее голос был нежным, почти веселым.       Гермиона замерла, проведя рукой по глазам, прежде чем повернуться к ним обоим. Ее руки дрожали.              — О, — сказала она прерывающимся голосом. — Привет.              Щеки Драко порозовели, воротник наполовину был расстегнут.       Пэнси выглядела такой же опрятной и собранной, как всегда. Ни единого намека на смазанную губную помаду. Они выглядели так невинно, как только могут выглядеть друзья.       Если бы только Гермиона не слышала их разговор.              — Ты все еще свободен? — пробормотала она, и Драко отступил еще дальше от Пэнси, снова поправляя воротник.              — Конечно, — тут же ответил он. — Извини, Пэнси, увидимся позже?              Она подмигнула ему.              — Приятного вечера, — сказала она. — Подумай над тем, что я сказала.              Гермиона не поняла, что она имела в виду, но Драко явно понял и нервно сглотнул, когда Пэнси скрылась в слизеринской гостиной.       А потом Гермиона осталась одна, беспомощно стоя перед парнем, и внезапно осознала, что после всего, черт возьми, она хотела его.       Это было не просто физическое влечение, уже нет. Это была не просто химия.       Она хотела его так, как только возможно хотеть кого-то, и осознание этого заставляло ее сердце бешено биться.       Дело было не только в прядях его серебристых волос, резких контурах скул, изгибе губ, гладкой линии шеи, широких плечах, прикосновении его рук. Это было его сердце, его сущность, его душа, его звонкий смех в пустой комнате, тепло его глаз. Она хотела его Темную метку, она хотела его шрамы, она хотела его ругательства, его гнев и его ошибки. Ей хотелось смеяться, разговаривать и плакать, она хотела обнимать его и быть в его объятьях. Она хотела заботиться о нем, хотела зависеть от него, знать, что он всегда будет рядом с улыбкой и теми дразнящими замечаниями, которые она так полюбила. Она хотела делиться с ним своими успехами и неудачами, и еще она хотела целую гребаную плеяду других вещей, которых никогда не хотела с Роном.       Расстояние между ними причиняло физическую боль.              — Ты в порядке? — спросил он, изогнув бровь так, что у Гермионы чуть не перехватило дыхание.              — Да, — выдавила она из себя.              Но на самом деле это было не так. Потому что все, что она планировала, все, чего, как ей казалось, она хотела… было неправильно.       Ей нужно было поговорить с Роном.       Так больше продолжаться не могло.       Она хотела Драко.              — Пойдем? — быстро спросила она, и он кивнул, шагая рядом с ней.              Это все изменило.       А у Гермионы была склонность впадать в панику в подобных ситуациях.       Она очень сосредоточилась на том, чтобы переставлять ноги, точно намечая границы каждого изношенного камня.              — Сегодня я получил известие от своей матери, — тихо сказал Драко.              Гермиона не хотела говорить о Нарциссе Малфой.       Но по тому, как напряглась его грудь и как он стиснул зубы, она поняла, что ему это нужно. И поэтому она слушала так внимательно, как только могла, хотя и не могла смотреть на него, хотя ее грудь все еще поднималась и опускалась от миллиона невысказанных желаний.              — О, — неуверенно произнесла она. — Это, э-э, хорошо или плохо?              — И то, и другое, — ответил он, когда они завернули за угол и поднялись по лестнице. — Она хотела поговорить со мной о том, чем мне следует заняться после окончания Хогвартса.              Гермиона чуть не сбилась с шага.              — Я… интересно, — поперхнулась она. — Что она хочет, чтобы ты делал?              — То, что делал мой отец.              Гермиона уставилась на него, и глаза Драко расширились.              — Нет, нет, не то, — поспешно сказал он. — Я имею в виду семью, счета и все такое. Не…              — Служение Волдеморту? — уточнила Гермиона, и они неожиданно улыбнулись друг другу. Это успокоило ее испуганный пульс, успокоило ее внутреннего кролика в свете фар.              — Точно, — сказал Драко, забавляясь. — Не служение Волдеморту. Мой отец всегда очень строго следил за финансами: вкладывал деньги в одно дело, тратил на другое, давал взаймы, возвращал деньги, собирал проценты и… Ну ты понимаешь, о чем я. Хотя в этом нет необходимости.              Гермиона отбивала ритм каждым пальцем у себя на ладони.              — Даже так?              — Даже без всяких манипуляций, я думаю, что подходящая фраза — «неприлично богат», — поморщился Драко. — Не думаю, что мне когда-нибудь удастся все это потратить.              Гермиона моргнула, странно встревоженная этой идеей.               — И что это значит? — осторожно спросила она.              — Я собираюсь найти работу, — сказал он.              На этот раз Гермиона действительно оступилась и чуть не упала. Драко поймал ее за руку и поддержал, пока она краснела, а ее кожу в месте его прикосновения покалывало самым радостным и изобличающим образом из всех возможных.              — Спасибо, — пробормотала она.              Они молча добрались до входа в Южное крыло. Они осторожно переместили друг друга через пропасть, и это не могло быть более непохожим на то, как они сделали это в первый раз.              — Я не хочу быть таким, как все остальные мужчины в моей семье, — тихо продолжил Драко, когда они приземлились, и Гермиона повернулась к нему. — Я сказал своей матери, что хочу внести свой вклад в общество, сделать что-то хорошее. И, в общем, она не знала, что и думать.              Они пошли по коридору, направляясь к последнему классу. Это была далеко не последняя комната, нуждавшаяся в ремонте, но она была последней в их коридоре. И на мгновение это показалось Гермионе таким важным, что она не смогла заставить себя переступить порог.              — Может быть, она просто не хочет больше видеть, как ты страдаешь, — предположила она. — Может быть, она хочет, чтобы у тебя была легкая жизнь.              И Драко кивнул.              — Это определенно часть ее желаний.              Казалось, он хотел сказать еще сотню вещей.       Он запустил в класс сигнальную ракету, и Гермиона вздрогнула, когда вспыхнул зеленый свет и с потолка посыпалась куча обломков.              — Она хотела, чтобы я поговорил об этом с отцом.              — Но это невозможно…              — Я знаю, — сказал он, убирая палочку в карман. — Он не захочет, чтобы я устраивался на работу. Думает, что это опорочит имя Малфоев. Как будто заниматься чем-то другим, кроме как сидеть в поместье и считать галеоны, позорно, — он вздохнул. — Но они больше не имеют права влиять на мою жизнь. Не после прошлого года.              Гермиона осторожно положила руку ему на плечо, но он не смотрел на нее.              — И вот теперь, если я скажу им, что я хочу сделать… расскажу о тех людях, с которыми я хотел бы быть рядом…              У нее перехватило дыхание.              — …если они думают, что это опорочит фамилию, то так тому и быть. Оно того стоит, — заявил он.              В его голосе звучала страсть, от которой у нее вспыхнули щеки. Они вошли в класс, на единственный расчищенный ими участок пола.              — Вот почему мне нужно тебе кое-что сказать, — прошептал он.              И Гермиона словно почувствовала, как каждый мускул ее тела напрягся, заставив ее застыть на месте посреди последнего класса, который они оставили ремонтировать.       Драко пристально смотрел на нее, словно ожидая чего-то — подтверждения, отказа, отстранения. Никогда еще его лицо не выглядело таким открытым и в то же время таким решительным.       Сердце Гермионы заколотилось, что-то незнакомое пробудилось к жизни в ее груди.       И он наклонился ближе.       И как только он открыл рот, Гермиону пронзило предчувствие, будто он собирался сказать что-то, о чем они оба пожалеют. И тогда она прервала его, потянувшись и уткнувшись лицом ему в плечо, обхватив его руками так, как ей хотелось делать каждый божий день с их судьбоносной новогодней ночи.              Не говори мне — думала она с такой настойчивостью, что не могла понять, откуда это взялось. Не делай этого.       Он положил одну руку ей на затылок, другую — на талию и сжал так сильно, что было почти больно. Она почувствовала прикосновение его губ к своему виску.              — Я не думаю, что ты представляешь, что это со мной делает, — сказал он.              В то время она ничего не поняла.       Но она была за тысячу миль от той ночи. И она поняла его яснее, чем когда-либо.       А потом все это разрушили три слова.              — Я так и знал.       

      ***

             Гермиона и Драко отпрянули друг от друга, тепло покинуло ее грудь, как будто кто-то выдернул вилку из розетки. Голос говорившего был искажен эмоциями, но Гермиона все равно узнала бы его где угодно.       Потому что там был Рон, который, не веря своим глазам, стоял в коридоре, сжимая в руке Карту мародеров, сжав кулаки и скривив лицо.              — Это все объясняет, — прошептал он, и на этот раз он обращался непосредственно к ней. Его голос был холоден как лед и мог бы убить своим ядом. — Как ты могла? — выдохнул он. — Ты лгала мне все это время, водила меня за нос, в то время как сама ускользала к Малфою…              У нее отвисла челюсть.              — Что? Нет! Это не так!              — Это не так? Ты что, сама себя не слышишь?! — закричал он, и Гермиона с ужасом поняла, что за его гневом скрывалась острая обида, рана была настолько глубокой, что она не могла ее залечить. — Я думал, мы наконец-то были честны друг с другом.              — Так и есть! — воскликнула Гермиона.              — Нет, это не так! — Рон зарычал. — Я был предельно честен с тобой! Но ты говоришь, что была честна со мной, а потом я узнаю, что ты встречалась с ним все это время!              Горячие, злые слезы потекли по ее щекам.              — Ты не понимаешь!              — Думаю, я понимаю тебя даже слишком хорошо, на самом деле, — прошипел Рон. — Я верил в то, что ты говорила мне каждый раз, когда я пытался прикоснуться к тебе, и вот ты здесь, а его гребаные руки на тебе!              — Между нами нет ничего такого!              Рот Рона скривился.              — Ты думаешь, до меня не доходят слухи? Интересно, сколько из них правда? Ты позволяла ему прикасаться к тебе? Позволяла ему трахать тебя…              От ярости у нее пересох язык.              — Это переходит все границы!              — Как… — рот Рона бешено задвигался. — Как какая-то очередная шлюха.              И прежде чем Гермиона успела осознать, что он сказал, Драко резко сдвинулся вперед и ударил Рона кулаком в нос.             

***

             Рон отшатнулся, из-под трясущихся пальцев брызнула кровь, а на лице Драко отразилось такое потрясение, словно он не мог до конца поверить в то, что натворил.              — Что за херня? — Рон выдохнул. На мгновение воцарилась тишина, и все уставились на красное пятно на кулаке Драко              А затем Рон бросился вперед, сжимая кулаками рубашку Драко, и оба парня повалились на пол в вихре толчков и ударов.              — Ебаный выблядок Пожирателя смерти…              — Давай, повтори это еще раз! — Драко хмыкнул. — Придурок!..              — Прекратите, вы оба! — закричала Гермиона. — Прекратите сейчас же!              Кулак Рона врезался в челюсть Драко, глаза которого сверкнули яростью, когда он ударил ногой вверх, опрокинув Рона на спину с таким хрустом, что Гермиона содрогнулась.              — У тебя нет никаких прав! — закричал Рон, нанося удар Драко в грудь.              Задыхаясь, Драко отшатнулся, и Рон снова навалился на него сверху.              — Это касается только меня и Гермионы, — выплюнул он. — Не вмешивайся, черт возьми!              — Только не тогда, когда ты не хочешь слушать! — прошипел Драко, и тыльная сторона его ладони коснулась сломанного носа Рона, заставив его вскрикнуть от боли. — Ты, блядь, ее не заслуживаешь!              Лицо Рона исказилось от ярости, и он схватил Драко за горло.              — Нет! — взвизгнула Гермиона. Она потянулась за своей палочкой, но все заклинания, которые можно было применить сейчас, вылетели у нее из головы.              — Что ты с ней сделал?! — Рон взревел.              — О, тебе бы хотелось знать! — выплюнул Драко, выгибаясь, чтобы вырваться из хватки Рона.              — Клянусь Годриком, Малфой, скажи мне прямо сейчас…              — Может быть, ничего, — усмехнулся Драко, выпалив слова, которые, как он знал, причинят больше всего боли. — Может быть, все. Может быть, я трахнул ее…              Гермиона не могла поверить своим ушам.              — Ты врешь! — закричал Рон. — Заткнись!..              — И что ты при этом чувствуешь? — подстрекал Драко. — Ты ревнуешь, что я знаю, какие звуки она издает? Знаю, какова она на вкус? Знаю, что она чувствует, когда я…              — Я сказал, заткнись! — закричал Рон, почти побагровев от ярости, но Гермиона видела панику в его глазах, резко контрастирующую с дикой решимостью на лице Драко. Ее живот сжался, все тело задрожало от ярости.              Пальцы Рона сжимались все крепче и крепче.              — Ты ничего не знаешь!              И Драко ухмыльнулся ему, с его языка капал яд.              — Я знаю больше, чем ты думаешь, — прошипел он сквозь сдавленные легкие. — И я знаю, что ты ей не нужен!              И тут у Гермионы перехватило дыхание, а Рон пошатнулся, его движения замедлились, как будто он двигался в воде.              — Я…              Драко сплюнул на пол слюну смешанную с кровью.              — Ты только обманываешь себя, — резко сказал он, и каждое слово было преисполнено презрения, гнева и предательства.              — Драко, прекрати… — дрожащим голосом прошептала Гермиона.              Лицо Рона исказилось.              — Это… это не…              — Она сказала мне! — злобно произнес Драко, и что-то оборвалось в сердце Гермионы, когда она услышала, как он свободно разбалтывает секреты, которые она ему доверила. — Она не хочет тебя и никогда не захочет! И чем скорее ты вобьешь в свою тупую башку, что она не хочет тебя трахать…              Его голос оборвался, когда Рон с бессвязным стоном боли и ярости толкнул его обратно на землю, голова Драко сильно ударилась о каменный пол. А затем Гермиона широко раскрытыми от страха глазами наблюдала, как Рон, пошатываясь, поднялся на ноги. На носу и губах у него была кровь, она стекала по рубашке, а грудь вздымалась от напряжения, но взгляд его был совершенно измученным.              — Ты сказала ему? — прошептал он.              И на этот раз лгать было бесполезно.       Потому что Рон знал.       И на этот раз, когда Драко поднялся на ноги с выражением мрачной победы на лице, Рон не ударил его.       Он выхватил палочку.              — Рон, НЕТ… — взвизгнула Гермиона, но было слишком поздно.              — Конфринго! — взревел он.              Драко пригнулся. И заклинание ударило в каменную кладку в дальнем конце классной комнаты.       А затем все вокруг наполнилось светом, шумом и движением, когда сработало скрытое взрывное заклятье и взрыв потряс самые основы под их ногами.             

***

             Когда образовавшийся дым рассеялся, Гермиона лишь на мгновение перестала беспокоиться из-за шума в голове, прежде чем ее тело пронзил ужас, затмивший все остальное.       Две распростертые фигуры лежали в пыли, грязи и обломках.       Она бросилась к ним так быстро, как только могли нести ее ноги, инстинкт направил ее к нему, прежде чем она смогла сделать осознанный выбор.              — Блядь. Черт возьми. Ты в порядке? Тебе больно?..              И фигура перед ней издала тихий стон и перевернулась на бок. В поле зрения появились белые волосы, испачканные кровью и грязью, и Гермиона дрожащим движением убрала их с его глаз, даже не задумываясь об этом.              — Я… я в порядке, — медленно произнес Драко. Он моргнул, не веря своим глазам, и выдержал ее взгляд с такой силой, с которой Гермиона внезапно оказалась бессильна справиться.              — У тебя кровь, — прошептал он, и его рука поднялась, чтобы коснуться ее головы, но она отдернула ее, несмотря на то, что ее сердце расцвело и разорвалось от этого прикосновения.              — Ты ублюдок, — выдавила она, и в уголках ее глаз заблестели слезы. — Как ты мог такое сказать?              Он непонимающе заморгал, глядя на нее.       И тут другой голос пронзил сердце Гермионы.              — Гермиона?              Она неуверенно, с болью повернулась на голос и столкнулась лицом к лицу с Роном, одиноко скорчившимся в нескольких футах от нее. В его глазах она увидела неприкрытое потрясение. Выражение боли. Ощущение предательства. И Гермиона поняла, что она наделала.       Она выбрала Драко.       Лицо Рона исказилось, и Гермиона бросилась к нему, чтобы исправить свою ошибку, но было слишком поздно. Он оттолкнул ее, его взгляд стал жестче, а челюсть сжалась.       С другой стороны коридора Драко наблюдал за Гермионой. И когда она, наконец, поддалась порыву оглянуться на него, чтобы проверить, как он себя чувствует, она увидела выражение его лица.       Оно было открытыми и потрясенным.       И это было похоже на надежду.       А затем откуда-то сверху до них донесся отдаленный грохот, характерная вибрация от удара камня о камень, и Гермиона едва успела выкрикнуть «Протего», прежде чем вокруг них посыпались обломки.             

***

             Гермиона не поняла, что потеряла сознание, пока не очнулась с такой болью в голове, что она готова была лопнуть, а язык был сухим, как будто она наглоталась песка. Свет был тусклым, перед глазами все плыло, так что ей потребовалось некоторое время, чтобы сморгнуть пелену и понять, что она находится в больничном крыле. Она неуверенно села, задыхаясь от стука в висках.       Мадам Помфри тут же примчалась из своего кабинета, укоризненно причитая.              — О, наконец очнулась… Вот, выпей немного этого.              Гермиона неуверенно взяла протянутую чашку с темной жидкостью и осторожно сделала глоток, поморщившись от горького вкуса.              — Что случилось?              — Вы и ваши однокурсники были найдены в Южном крыле, — ответила мадам Помфри. — Директор сказала мне, что потолок кабинета рухнул почти на вас, — продолжила она, и, возможно, Гермионе почудилась легкая дрожь в ее руках, когда она жестом предложила Гермионе выпить лекарство. — Вам дали немного заживляющей настойки Диттании от ран, а это от сотрясения мозга, но это все. Как вы себя чувствуете?              Гермиона на мгновение задержала взгляд на поверхности чашки.              — У меня, э-э, болит голова, но… Я в порядке. Который час?              — Два часа. Ночи.              Гермиона вздрогнула.              — Извините.              Она посмотрела на соседнюю кровать, и ее сердце непроизвольно сжалось при виде спящего там Драко, в то время как желудок скрутило от злости. Его веки, окруженные свежими темными синяками, казались более нежными, чем Гермиона когда-либо думала.       Как ей было примирить эту версию Драко с тем Драко, который был безвольным и слабым, и которому потребовалось слишком много времени, чтобы увидеть свет; с тем Драко, с которым она подружилась в Южном коридоре; с тем, который целовал ее так, словно она была единственной причиной того, что он еще дышит; а теперь еще и с тем Драко, который сломал нос Рону и сказал, что трахал ее, как будто она была никем?              — Как он? — спросила она, почувствовав внезапный комок в горле.              — Мистер Уизли, как и мистер Малфой, находятся в таком же состоянии, как и вы. За исключением — ее критический взгляд скользнул по ее лицу, — некоторых травм, которые я считаю… были умышленно нанесены.              Гермиона съежилась, ее мысли метались по воспоминаниям — каждый выпад, каждый тычок, каждый удар, которым они обменялись. И все из-за нее.              — С ними все будет в порядке? — спросила она.              — Несомненно, — сухо ответила мадам Помфри. — Хотя я очень надеюсь, что, чем бы ни была эта ссора, она улажена. У нас и без того достаточно проблем, с которыми нужно разбираться, и без того, чтобы ученики наносили их друг другу. А теперь давайте, пейте, пейте.              «Это все моя вина»              Гермиона не смогла заставить себя ответить, вместо этого она осушила чашку и смущенно вернула ее обратно. И в этот момент в больничное крыло ворвался вихрь ярости в виде профессора Макгонагалл, пряди ее волос развевались за спиной. И Гермиона съежилась на своей кровати.              — Из всех безумных планов…              — Минерва…              — Оставь нас, Поппи.              Мадам Помфри послушно поспешила обратно в свой кабинет, а Макгонагалл снова обратила свой уничтожающий взгляд на Гермиону.              — А теперь скажите мне, что именно, по вашему мнению, вы трое делали?!              Фигуры под одеялами зашевелились, и вскоре Рон и Драко тоже сели в своих кроватях, испуганно моргая. Нос Рона явно был восстановлен, но на губах и щеке виднелась запекшаяся кровь. На его челюсти расцвели синяки, а у Драко была рассечена губа, синяк под глазом и следы в виде отпечатков пальцев на шее. Гермиона почувствовала укол вины.              — Профессор, мне действительно жаль… — начала она, отчаянно пытаясь придумать оправдание, любое оправдание-              — Мы просто… — начал Драко.              — Мы восстанавливали замок, — сказал Рон.              Ее легкие сжались в груди, и она резко повернулась к нему лицом, на ее лице отразился ужас.       Так вот оно что?       Долгие месяцы забот, планирования, подготовки, секретности. И все это было разрушено за одну ночь. Гермиона украдкой взглянула на Драко, который стал еще бледнее, чем обычно, с выражением неприкрытой ярости на лице.              — Это продолжалось весь год, — продолжил Рон, решительно шевеля губами. — По всему Южному крылу. Мы увидели, что большая часть замка все еще лежит в руинах, и решили помочь, но сегодня вечером нас настигло неразорвавшееся заклинание, и…              — Вы понимаете, в какой опасности вы были? — спросила Макгонагалл, и Рон вздрогнул от неожиданности. — Разве я не предупреждала об опасности совать нос в запретные зоны замка?! Вам всем невероятно повезло, что это была всего лишь взрывное заклятье — это заклинание могло быть любым. Вы все могли бы быть мертвы прямо сейчас!              Горячий стыд скрутил Гермиону в животе.              — Вы понимаете, — медленно произнесла Макгонагалл, — насколько глупо это было? Этот замок был зоной боевых действий — он полон заклятий и проклятий, которые могли быть вызваны малейшим беспокойством. Мы сделали эти зоны закрытыми не для того, чтобы доставлять вам неудобства — мы сделали это потому, что в каждом коридоре может быть множество смертельных проклятий! Я думала, что из всех обитателей замка, за исключением, возможно, мистера Поттера, вы трое поймете значение этого! Не говоря уже о том, что вы вообще не обучались восстановительной магии! А потом, в довершение всего, скандалить, как парочка первогодков, да еще после комендантского часа, ни больше ни меньше… — она замолчала, запыхавшись. — Я в растерянности, правда.              По лицу Гермионы скатилась слеза, и Макгонагалл сделала короткий вдох, чтобы взять себя в руки.              — По пятьдесят баллов с каждого из вас. Единственная причина, по которой вы отделались только штрафными очками без отработки, заключается в том, что я просто не могу освободить профессоров для этого, — в ее голосе послышались нотки отчаяния. — А теперь, я надеюсь, вы все придумаете какое-нибудь оправдание тому, как вы потеряли эти очки, потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь еще сказал об этом хоть слово, вы меня слышите? Мне страшно подумать, что может произойти, если у кого-то из молодых людей возникнут идеи и они начнут копаться в обломках. Вы никогда больше не предпримете ничего подобного, я достаточно ясно объяснила?              Все трое студентов молча кивнули, и Макгонагалл вышла из класса, только легкое пожатие ее плеч было единственным признаком того, что она не была полностью спокойна.       У Гермионы заныло сердце от напряжения.       Драко впился взглядом в Рона.       Рон впился взглядом в Драко.       Гермиона отказывалась смотреть на них обоих.       Гнев в комнате потрескивал, как молния.       Драко прочистил горло.              — Ты не имел права…              — Заткнись, Малфой, — ядовито сказал Рон.              — О, отвали, если бы ты не появился, ничего бы этого не случилось…              — Что, значит, это моя вина?!              — Да! Ты произнес это гребаное заклинание!              — Ты сказал, что трахнул ее!              — Просто заткнитесь! — взвизгнула Гермиона. — Вы оба!              Они уставились на нее, разинув рты. Дверь кабинета мадам Помфри со скрипом отворилась, и Гермиона быстро выдохнула в воздух, прежде чем она успела дойти к ней.              — Я не могу выразить словами, как я зла на вас обоих, — прошептала она. — Не могу поверить, что у тебя хватило наглости прийти к наихудшему выводу, основываясь только на одном объятии! Точно так же я обнимаю Гарри, или Невилла, или…              Щеки Рона покраснели.              — Но я видел тебя на карте Мародеров…              — Если это не преследование, то я не знаю, что это… — прошипел Драко.              И Гермиона набросилась на него.              — И ты! Я доверяла тебе! Я думала, ты мой друг!              Он вздрогнул, но Гермиона проигнорировала это.              — Я сказала тебе все это по секрету, ты не имел права так все выбалтывать! А потом выдумывать такую гнусную ложь, только чтобы вывести Рона из себя?! С какой стати тебе позволительно говорить все те отвратительные вещи, которые ты говорил обо мне?! Я не вещь!              Драко опустил брови, не в силах встретиться с ней взглядом.              — Он же Малфой, чего ты ожидала?! — с горечью сказал Рон, и боль в ее животе стала еще сильнее.              — Это не я назвал ее шлюхой! — возразил Драко.              — Заткнись! — огрызнулась Гермиона. — Суть в том, что ты солгал. Просто чтобы одержать верх в нелепой ссоре, которую вообще не следовало затевать!              — Так, значит, это неправда? — неуверенно спросил Рон.              — Нет! — взорвалась она, и он немного отпрянул.              — Малфой? — позвал он.              И Драко бросил на него злобный взгляд.              — Нет, — коротко ответил он, стиснув зубы. — Это неправда.              Наступила напряженная, наэлектризованная тишина. В голове у Гермионы снова застучало.       Она откинулась на подушки и крепко зажмурилась. Этот день тянулся целую вечность, и она была совершенно, абсолютно сыта им по горло. Ей казалось, что она могла бы проспать целую неделю.       Последовало долгое молчание, каждый из них уставился в потолок, избегая любых слов, опасаясь, что они вот-вот воспламенятся. И тогда Рон зажег спичку.              — Это было не только из-за объятий.              У Гермионы перехватило дыхание.              — Рон…              — Вы всегда вместе, — продолжил он. Его голос был тихим, но ломким, а руки вцепились в простыни, когда он отказался встретиться с ее полным ужаса взглядом. — Судя по тому, как ты, по словам твоего «лучшего друга», три раза в неделю тайком уходишь из спальни. То, как ты почти не смотришь на меня в эти дни. То, как ты защищаешь его. То, как он смотрит на тебя…              — Заткнись, — быстро сказал Драко.              — Что-то происходит. Все это видят, — прошептал Рон. — Не только я.              В комнате воцарилась тишина, тяжелая, как в кислородном баллоне, и Гермиона знала, что если она осмелится чуть повернуть голову, то встретит взгляд Драко. Она не могла смотреть на него.              — Скажи мне, что это неправда, — прошептал Рон.              — Я… — пробормотала она, запинаясь. Но слова не выходили из ее губ, которые когда-то так идеально прижимались ко рту Драко.              Она попыталась снова.       Ничего.       И пока Рон в ужасе смотрел на нее, а Драко — не веря своим глазам, она закрыла свой предательский, лживый, жаждущий рот.              — Ох, — прохрипел Рон, и это был гортанный звук, вырвавшийся из пораженных горем легких. — Ох блядь.              Как она могла так напортачить?       Поцелуй был последним секретом, самым последним, что она скрывала от него. И вместо того, чтобы со временем стать легче, это стало ядовитым и гнилостным, разрастаясь из-за ее нежелания рассказать правду.       Попытки двигаться дальше, не причиняя ему боли, привели только к этому, к этому неизбежному, непреодолимому, неотвратимому признанию вины, спустя недели и миллионы лет после того, как в этом следовало признаться изначально.       А теперь все было намного хуже.       Эта обветшалая правда разрушила бы все остатки доверия, которое Рон питал к ней. И теперь она знала, что потеряет то, что все это время так отчаянно пыталась сохранить, то, что, как она говорила себе, было важнее всего остального, то, ради чего она была готова лгать, скрывать и страдать, — она потеряет его.       И теперь у нее не было выбора.              — Я… — попыталась она.              Правда. Пришло время сказать правду.              Она в последний раз медленно моргнула, в последний раз сжала пальцами простыни, и Рон в последний раз увидел в ней ту же девушку, которую любил столько лет.       И затем:              — Мы целовались, — прошептала она, и искренность, словно холодный напиток, слетела с ее губ.              И как могло случиться, что такая маленькая, незаметная фраза вызвала такой катаклизм?       Потому что лицо Рона сморщилось, напряглось, исказилось, а потом мальчик, на которого она всегда могла положиться, посмотрел на нее глазами незнакомца.              — Один раз. Во время каникул, когда я разозлилась на тебя и… — она замолчала, ее сердце бешено колотилось в груди. — Это ничего не значит. И я прекратила это из-за тебя, потому что не могла так с тобой поступить. А потом, когда я собиралась сказать тебе, ты захотел, чтобы мы попробовали еще раз, так что я выбросила это из головы, я проигнорировала это, я… Я не так хотела тебе сказать…              — О, это утешает, — прошипел он, и ее сердце упало, все нелепые надежды на то, что, может быть, все будет хорошо, испарились в один миг.              — Мне так жаль, — прошептала она.              И это, казалось, задело его больше всего.              — Нет, — внезапно сказал он, как будто больше не мог этого выносить. — Нет, ты не можешь просить у меня прощения, — он провел дрожащей рукой по волосам, вцепившись в них, словно боль могла помочь. — Я доверял тебе, а ты лгала. Я не… я не могу… Как ты могла?! Все это время я думал, что у меня просто паранойя. Все это время я верил тебе, а потом оказалось, что ты… Мерлин, Гермиона, неважно, что это было всего один раз, тот факт, что ты скрыла это от меня, еще хуже, потому что это должно было что-то значить. Это… — он замолчал, сбросил одеяло на пол и встал, слегка пошатываясь. — Я бы столько всего сказал, если бы его здесь не было, — прошипел он, язвительно выпятив челюсть в сторону Драко. — Но я не доставлю ему такого удовольствия.              — Рон, пожалуйста…              — Я ухожу отсюда, — закончил он. — И знаешь что? Ты получила, что хотела.              Он небрежно пожал плечами, подняв ладони.              — Ты свободна. Вы, черт возьми, заслуживаете друг друга. Надеюсь, это сделает вас счастливыми.              Драко был остер на язык, каждое его слово было как идеально отточенная стрела, пущенная в цель быстро и точно. Но слова Рона были тупыми предметами, которые он произносил скорее с силой, чем с точностью, их сила формировалась годами, когда ему нужно было проявить себя. И они не жалили. Они били до синяков.       Рон развернулся на каблуках и бросился к двери.              — Мистер Уизли, возвращайтесь в свою постель, — начала мадам Помфри, выбегая из своего кабинета, но он не подал виду, что услышал ее, и закрыл за собой дверь. И внезапно звук захлопнувшейся двери стал самым громким звуком, который Гермиона когда-либо слышала.              Мадам Помфри разочарованно фыркнула.              — Даже не думайте о том, чтобы уйти, — предупредила она, бросив на них последний взгляд, но это было бессмысленно, потому что руки и ноги Гермионы налились свинцом, и она не думала, что сможет встать с кровати, даже если попытается.              А потом остались только она и Драко, застывшие и потерявшие дар речи от чувства вины, горя, гнева и шока, они сидели на своих одиноких кроватях в больничном крыле, и тяжесть сотен невысказанных вещей, сотен истин, произнесенных шепотом, висела в воздухе между ними.       Она никогда не хотела, чтобы это случилось. Она сохранила свои отношения с Роном, несмотря на то, что только пыталась казаться счастливой, чтобы не причинить ему боль. Все это было ради него. И только эта катастрофа заставила ее осознать, насколько это было глупо. Если бы она сказала ему раньше, это все равно было бы больно, но, по крайней мере, это было бы честно. И она не лежала бы сейчас на больничной койке, потеряв его, пусть даже как друга, возможно, навсегда.       Она не отрывала взгляда от своих колен, просто не могла посмотреть вверх, особенно на Драко, ее руки были так крепко сжаты, что онемели кончики пальцев.       Она хотела ненавидеть его.       Но последний из ее барьеров рухнул, последняя стена, за которой она пряталась, была разрушена, и сквозь ее ярость и страх, несмотря на все, что он сказал, мучительное, приводящее в бешенство, блаженное желание все еще было там. Неизменно. И, хотя ей было невыносимо думать об этом, сильнее, чем когда-либо прежде.       И в тот момент, оплакивая потерю одного из самых верных друзей, которых она когда-либо знала, все, чего она хотела это броситься в его объятия.       Она скользнула вниз по кровати, уставившись в потолок, в то время как часы на стене отбивали ритм в ее мозгу.       В прошлом году, когда Рон ушел из палатки, она не могла уснуть, если рядом не было Гарри. Она уже сбилась со счета, сколько раз они засыпали рядом друг с другом, отчаянно нуждаясь в утешении, в грязной и измятой одежде, где бы они ни были в тот день. Сон рядом с Гарри не содержал ни капли романтики, напряжения, желания, это была просто потребность в физическом контакте, потребность в том, чтобы кто-то был рядом, когда они проснутся, скучая по Рону больше, чем они могли выразить словами.       Но Гарри сейчас здесь не было. И тишина, и одиночество потянули за все ее нити, распутывая ее, как моток ниток. Это причиняло боль, сжимало и жгло, а ее тело зудело от потребности в контакте.       Но Гермиона не могла повернуться к Драко. Рана в ее груди саднила от его слов и пылала гневом.       И вот она уставилась в потолок, а часы отсчитывали каждую секунду, каждую минуту, пока она лежала там, желая его, как ужасный человек, которым, как она знала, она была.