Защита. Безрассудство

И в этой луже крови он лежал. Вокруг испарился всякий шум. Чьи-то крики. Выстрелы. Стихли. Высокая фигура крупно вздрогнула. Дало трещину могущество. Не услышал даже последние слова. Не защитил. Не спас. Не спасёт. Столас дёргает руки, связанные священными верёвками. В глазах зрачки: то на Андрэ, то на Стеллу. То на Блитца, чьего лица он даже не видит сейчас. Ублюдки. Милли летит в ледяную глыбу и замирает без сознания. Мокси несётся в атаку без всякого плана. Мокси кричит «за Блитца». «Сдохните, твари». Мокси плачет. Что-то ломается. Он не должен был быть здесь. Ни он, ни его команда. Блитц был прав тогда: не им защищать Гоэтию. Столас убедился сам. Столас убеждается, смотря на медленно ползущую темноту под его телом. Столас не понимает. «Зачем ты пришёл?» «Ты никогда не приходил» «Ты никогда не оставался» А потом до него доходит. Постепенно, через наблюдение за тем, как еле живой Мокси, впечатанный в ту же льдину, берёт Милли за руку. Когда поднимается через боль, пронизывающую кости и вены. И встаёт перед ней. Не нападая. Защищая. Блитц выбежал перед его клювом в самый последний момент — как в книге. Не в той, в какую Столас так страстно мечтал попасть. Это другая. Уёбищная. С плохим концом. Самым. Плохим. Из всех. Как в книге. Это была последняя священная пуля в оружии его бывшей жены. Клинок торчал бесполезной железкой в земле, погнутый и тупой. Страйкер мёртвый истекал вдалеке кровищей. Они могли пытать, но не могли убить. Теперь не могли. Столаса защитили. Защитили. Собственным телом. Хуёвый способ извиниться ты выбрал, Блитц. Доходчивый. Но хуёвый. Зрачки горят узкими точками в красных глазницах. Столас слышит всхлипы. Рычание. Луна. Луна. Смотрит на его собственную дочь убийственным взглядом. Закрывает отца. Не нападает. Защищает. Столас дрожит. Крупно дрожит. Трясётся. Его грудь распирает от горя, но оно не выходит слезами. Оно превращается в ярость. Стелла видит это. Насмехается. Всё ещё недовольная, что пулю пришлось потратить не на того — и всё равно насмехается. И Столас дёргает руки. В груди горит. Горит ненависть, горит одиночество, горит любовь: каждая секунда вместе, каждая мысль о счастливом конце. Он не знает, возможно ли как-то помочь сейчас. Не знает, сколько времени прошло. Может, секунда. Может, минута. Может, пятнадцать. Не знает. Может, не спасёт. Но, Дьявол — он отомстит. Верёвка обжигает кожу через перья и одежду. Столас убеждён, что нихуя не чувствует. То, что внутри, жжёт больнее. И треск. Перья налились чёрным. Андрэ начинает побег, Стелла не верит. Смотрит. Смеётся. Сука. Блядская сука. Плечи пронзает ужасная боль — маркиза, видно, уверена, что на этом этапе её бывший муж сдаст позиции. Но он так не делает. И верёвка. Рвётся. Ангельская. Верёвка. Самое эффективное оружие против знати. Не выдерживает. Столас не знал, бывали ли прецеденты. Ему плевать — он уже расправил крылья. Возвышаясь над телом. Своего. Блять. Возлюбленного. Стелла замирает, шокированная. Для неё уже поздно. Если и есть что-то, чего не стоило делать с высшими демонами, которых ты считаешь врагами — так это злить. Переступать ебучую черту. Небо окрашивается в кроваво-чёрный. Столас направляет взгляд десятков пар в душу бывшей — и она не выдерживает. Не может защититься. Хватает когтями своё лицо, ведёт полоски — как у Блитца, — и протыкает собственные глаза. Андреальфус заступается. Встаёт перед ней. Защищает. Своим телом. Ощути же, каково это, ублюдок. Он бросает в Столаса свои жалкие льдинки — но тут же вскрикивает, когда тот игнорирует их и просто позволяет в себя влететь. Ничего не меняется. Очередь переключилась. Андреальфус замирает. И проворачивает голову дважды на полный оборот. Словно сова. Только жаль, что его павлинья шея не способна выдержать такого. Он падает. Будто бы замертво. Стелла кричит «что происходит блять?!» И кто-то зовёт его. — Папа… — и плачет. Столас возвращается в обычную форму тут же. Всё в том же кошмаре. В том же внутреннем шуме из мыслей — но возвращается. Смотрит на руки. Смотрит на Стеллу и Андреальфуса. Смотрит на Вию. Она молчит, зажмурив глазки. — Папа, — повторяется. — Придурок, скажи, что ты жив. Он опускает взгляд вниз. Луна. Не испугавшаяся всего, что случилось. Ни на шаг. Не отошла от Блитца. Столас падает на колени, берёт за его руку, и только после этого спрашивает у гончей разрешение глазами. Она кивает, стараясь стереть бесконечные слёзы. Холодная. Столас проводит рукой над раной. Старается излечить магией, но она нестабильна. Не слушается. Вряд ли сработает. Тратит время. Блитц мёртв. Блитц мёртв. Блитц мёртв. — Блитц мёртв, — повторяет, как мантру. Луна всхлипывает. — Нахуя тебе силы, — прерывается на судорожный вдох, — если ты не можешь помочь в такой ситуации? Столас смотрит на неё так и не потухшими зрачками. Это первый раз в его жизни, когда они в глазах так долго. Первый. И последний. Дальше он потухнет вместе с ними. Луна снова громко рычит. Смотрит ему за спину. Октавия идёт с гримуаром в руках. Идёт, как по иглам. Идёт и не смотрит, куда. Идёт и вжимает голову в плечи, дёргает клювом, не знает, как подступиться. — Двести тридцать один, — она произносит робко. Столас не понимает, что она сказала, лишь на секунду встречаясь с ней взглядом. — Страница. Гоэтия может спасти жизнь в обмен на бессмертие. Я… «Виновата» «Так будет лучше для тебя» «Я делала тебя несчастным» — Если… ты готов. Помоги ему. Столас сжимает в руках безжизненную ладонь. Смотрит на Блитца. Смотрит на Блитца. Смотрит на Блитца. Вия считает, что он оценивает личные риски. — А как же ты? — его трясёт. Его почти не слышно. Она знает: он готов. В любой момент готов, отдаст что угодно. И это неправильно. Она чувствует: почти выворачивает виной. Глупости. Никакого «ты». Папа имеет полное право отказаться от неё теперь. Возненавидеть. Сбежать. Почему он так не делает?! — А Луна? — Вия не смотрит на неё. Она просто знает. Знает, что Блитц значит в жизни гончей. Возможно, что-то столь же большое он значил и для папы. — А те двое? — она указывает на Милли и Мокси, помогающих друг другу с ранами. — Мир не вертится вокруг меня. А он защитил тебя от мамы. Наверное… я могла бы ему довериться. Только будь осторожен. Столас кивает. Кровь липнет к рукам, но он обнимает Блитца так крепко, как может. Вия читает заклинание. Что-то происходит. Что-то поменяется. Что-то сломалось, чтобы обрести новую жизнь.