Моя любимая пешка

Я проиграл. Определенно она обыграла меня еще при первой нашей встречи, дав мне ложную иллюзии власти. Я поверил в безысходность ее положения, в то, что ей не оставалось ничего кроме как последовать за мной. У нее и впрямь не было выбора, но я и подумать не мог, что это был ее первый ход к победе. С моим покровительством, со своим столь загадочным и не известным при дворе именем. Она цепляла взгляды. Прекрасная, добрая и скромная девушка, не замеченная в дворцовых интригах, избегающая открытых споров и не претендующая на внимания короля. Она оставалась на виду, но при этом была незаметна и только я знал настоящую Рене. Расчетливая и хитрая, умная и дерзкая. На моих глазах она расцветала, словно наконец обретший плодородную почву цветок. Сорняк, поглощавший все на своем пути. Она никогда не была моей, даже сейчас лежа обнаженной в моих объятьях. Ее волнистые волосы струились по фарфоровой коже, что на контрасте с их рыженой, казалась идеально белой. Локоны спадали по маленьким плечам к тонкой талии, очерчивали бедра, касались ее тонких, казалось бы, не способных причинить боли, рук. Но я знал, что она могла сделать слишком многое этими нежными руками. Мне нравилось верить, что они принадлежат только мне, но все в ней не принадлежало никому кроме нее самой. Так глупо было поверить, что могло быть иначе. Если бы я только был чуть внимательнее, понял бы это еще в первый день нашей встречи. По ее опущенным глазам, по колким фразам за столом с ее отцом и тетушкой. Она играла со мной, но я верил, что был тем, кто ведет в этой игре. — Вы делаете мне предложение, месье? — Бросает она с плохо скрываемой хитрой улыбкой, и смотря на меня с недопустимо дерзким для девушки, ее положения, взглядом. Тогда ее поведение показалось мне детской, пусть и столь дерзкой, выходкой. Сейчас же я понимаю, что это было началом нашей затяжной партии. Мы еще не успели покинуть той деревни, где они жили с отцом, а она уже завела полезные знакомства. Это казалось удачной случайностью, но в первый же день она словно случайно укрепляла свое положение при дворе. Еще через неделю, она уже была хотя бы косвенно знакома каждому. Я не мог поверить, что такая юная особа способна на столь хитрые манипуляции, оставаясь при этом в глазах, окружающих примером благородной девушки в стенах дворца. Осознав наконец, свою опрометчивость, осознав, что сам поддался ее чарам — я был так разочарован в себе, что, потеряв самообладание сорвался на ней. — Почему вы молчите, Рене?.. — Жду, когда вы осознаете сказанное, месье. И уже на следующий день на глазах у всех и незаметно для них, она вкладывает в мой карман бумагу с секретами Жан Батиста. Также дерзко, как и в первый день нашей встречи говоря со мной. Я не мог не поддаться, не мог не признать ее победы уже в тот миг. И когда воздушный шар, в котором она сидела рухнул, мое сердце разбилось вместе с ним. Мне было страшно, так страшно, что кажется я совершенно забыл о том, кто я и где нахожусь. Я первым побежал за ней, попутно отдавая приказы слугам и совсем забыв о необходимости держать лицо. Я должен был думать в первую очередь о безопасности королевской семьи, но все мысли были заняты только страхом никогда больше не услышать ее голоса. Казалось, уже тогда я был готов пожертвовать всем лишь бы снова встретиться с Рене. Это было так ужасно осознавать, но подобное уже не имело никакого значения, когда я все же нашел ее. И только встретившись с ее болезненной улыбкой, и не потерявшейся маской приписанной девушке ее положения, я смог вернуть свою уверенность. В один миг я лишился самообладания, но она — она осталась непоколебима. И только оставшись наедине я наконец смог справиться о ее состоянии, но и тогда она осталась верна себе. — Разве подобное так удивительно в стенах Версаля? — шутливо ответила она, и даже я не смог сдержать улыбки. — Вы удивляете меня, Рене. И удивляла все больше с каждым новым днем. Стоило мне понять, что я чувствую к ней, как любовь с каждым днем оглушала меня все сильнее. Я все больше шел ей на уступки, а она, словно забрав у меня роль главенствующего в наших отношениях, направляла в нужную ей сторону. И даже сейчас держа ее в своих объятьях, я не мог сказать, что был тем, кто привел нас к подобному исходу. Совсем скоро ей нужно будет покинуть меня, но мне совершенно не хотелось приближать это время, и я продолжал игнорировать поднимающееся за окном солнце. Ее пышные реснички чуть подрагивали под первыми лучами солнца, она немного жмурилась, но сон не покидал ее. — Рене, вам нужно возвращаться в свои покои. — Почти шепотом говорю я, улыбнувшись краем губ, заметив, что она лишь притворяется спящей. — Разве вы не видите, что я сплю? — Недовольным тоном отвечает она, чуть сведя свои тонкие бровки к переносице. — Не прилично мешать даме видеть сладкие сны, Александр. — И что же такого вам сниться? Она выдерживает небольшую паузу, заставляя меня с большим интересом наблюдать проявившийся на ее щеках румянец и легкое смятение. Я нежно гладил ее мягкие волосы, покорно ожидая ответа и застыл в изумлении наконец услышав его. — Вы. — Вы жестоки Рене… — Отчего же? — Ведь я почти поверил, что мог оказаться в ваших снах. — Конечно, все это не больше ее хитрой манипуляции своей излюбленной и самой покорной пешкой. Но даже так, услышать подобное также приятно, как и болезненно обидно. — Вам проще поверить, что все это лишь игра, чем в искренность моей симпатии к вам. — Она наконец открывает глаза, чуть щурясь от слабых лучей, касающихся ее лица. — В ваших глазах я и правда настолько же искусный манипулятор, как и вы сами, месье? — Куда более искусный, миледи — Усмехаюсь я, подражая ее манере общения и она игриво прищуривает глаза, улыбаясь мне. Эта ее улыбка принадлежит только мне, хитрая и дерзкая, пожалуй, даже отец никогда не видел такого выражения на лице любимой дочери. — Боюсь, окажись подобное правдой. Моя верность короне оказалась бы под угрозой, ведь у одной юной леди оказалось бы слишком много власти надо мной. — Вам нечего опасаться, Александр ведь я верна короне гораздо больше чем вам. — И с этими словами она утекает из моих объятий, потягиваясь и открывая мне идеальные изгибы своего молодого тела, россыпь веснушек на плечах, упругие груди. Она играется со мной, проверяя выдержку и я откидываюсь назад с улыбкой, закрывая глаза. И сразу же слышу, как Рене движется за мной. Я открываю глаза, видя, как плавно она приближается, нависая надо мной, словно нимфа в утреннем свете. От чего–то она кажется расстроенной, и я чуть хмурюсь, ожидая ее слов. — Как мне доказать вам свою искренность? — Рене… — Болезненно протягиваю я, снова закрывая глаза и не хотя напоминаю, скорее себе чем ей. — Если слуги застанут ваши покои пустыми это плохо скажется на вашей репутацие при дворе. Она недовольно цокает, отступая, а я чувствую себя полным дураком не способным совладать с бешено бьющимся сердцем. Даже просто смотреть на нее пытке подобно, но я не могу отказать себе в любовании ею. Рене, прекрасная Рене, как бы мне хотелось, чтобы вы были моей и как же ужасно осознавать, что подобное богохульству подобно. Она одевает ночную сорочку, заправляет за ухо выбившуюся прядь упорно игнорируя мой взгляд. Это далеко не первая наша ночь, но я все никак не могу налюбоваться ей и вдруг решаюсь спросить давно мучающий меня вопрос. И на мое спасение голос мой звучит спокойно, не выражая глубины переживаний, вложенных в эти слова. — Со сколькими в Версале вы уже были, Рене? — Истинно достойный вас недостойный вопрос. — Резюмирует она беззлобно, лишь чуть подтрунивая надо мной, и я даже улыбаюсь ее замечанию. Но в следующую секунду она неожиданно серьезно обращает свой взгляд ко мне, заставляя замереть под ним и успеть пожалеть о сказанном ранее. — Вы единственный. — Я вам не верю. — Сдавленно отвечаю я и не могу поверить, что один ее взгляд имеет на меня столь колоссальное влияние. — Я знаю, ведь куда проще списать капли крови на простыни в первую ночь на мой хитрый ход, чем поверить в очевидное. — Ее голос кажется вот–вот готов сорваться, а я теряюсь с ответом и она, прикусив губу снова отводит взгляд. — До свидания, Александр. — Но вы не можете… — Все также сдавленно отвечаю я, когда она уже собирается уходить. — Что? Любить вас?! — Бросает она так просто и оскорбленно моим неверием, что мое сердце пропускает удар. — Отнюдь. И после этих слов уходит, оставляя меня в растерянности с бешено скачущем в груди сердцем. Будь я проклят, за что она так со мной?! Ведь подобное просто не может быть правдой. Не может она любить такого, как я. Хотя бы симпатию испытывать к тому, кто поступал с ней так, как я поступал. Я закрываю лицо ладонями, желая собраться с мыслями и придать себе хоть немного должной уверенности, прежде чем войдут слуги. Это все лишь ее месть мне, и я заслуживаю ее всецело.