В погоне за болью

Очередной удар заставляет Акутагаву упасть на пол, но он тут же встаёт с колен. Рюноскэ активирует способность и по приказу Дазая нападает на него. Он пытается хотя бы поцарапать наставника, но ленты Расёмона исчезают, как только Осаму дотрагивается до них пальцами. Очередная атака выходит неудачной, и Рюноскэ снова получает удар, но уже не в лицо, а в живот. Однако он не реагирует на него: лишь дёргается и чувствует, что его слегка подшатывает. Акутагава не издаёт никаких криков и визгов в отличие от других мафиози, которым «повезло» попасть под горячую руку исполнителя. Дазай уклоняется от тонкой ленты способности и спустя секунду, даже не раздумывая, бьёт мальчишку прямо в челюсть. Это уже стало некой закономерностью: сперва Рюноскэ атакует, затем его избивают до полусмерти, а потом он встаёт с пола, активируя Расёмон, и всё повторяется по кругу. — Тц, словно груша для битья, — усмехается исполнитель. Акутагава откашливается и на полу оказывается маленькая лужица крови. Взгляд Рюноскэ упирается в пол, и он не замечает, как Дазай опускается на колени. Осаму внимательно смотрит на него. Их глаза находятся на одном уровне, и это заставляет Акутагаву напрячься. Наверняка ему в лицо прилетит ещё один удар, и Дазай опять сломает ему что-то. Рюноскэ не волновала боль из-за треснутых костей: всё равно он не чувствовал болевых ощущений. Однако после таких «уроков» Осаму ему приходилось посещать врача чуть ли не каждый день. Акутагава ходил к доктору только по просьбе сестры: сам он не видел в лечении смысла, потому что чувствовал себя хорошо. Однажды Дазай оставил ему две трещины в черепе, а Рюноскэ было совершенно до неба: ни боли, ни каких-либо неприятных ощущений он не чувствовал. Тогда Гин силой повела его к врачу, несмотря на упрямство брата. Слова доктора Акутагава запомнил надолго. «Ещё немного и вы бы опоздали» После этого сестра стала опекать его ещё сильнее. Спрашивала про самочувствие, хотя понимала, что это бесполезно; ехала с ним в больницу, заставляла лечиться и принимать таблетки, а с недавних пор начала прятать от него острые предметы. И хоть Акутагава наизусть знает, в каких углах квартиры запрятаны все ножи и вилки, он не трогает их ради Гин. Дазай тем временем приближается к нему. Их лица находятся очень близко друг к другу, а между губами остаётся всего пара сантиметров. У Акутагавы тут же учащается пульс и сердцебиение. Даже подумать сложно, что опытный мафиози, раскидывающий врагов направо и налево, становится наивным подростком рядом с Осаму. — Какого это..? — Дазай находится очень близко к ученику и ощущает его дыхание. — Что? — Акутагава тут же прикусывает язык. Нельзя перебивать наставника. — Не чувствовать боли? — тёмные карие глаза всматриваются в чужое лицо. Акутагава впадает в ступор и не знает, что ответить. Он смотрит на губы Дазая и почему-то они кажутся ему очень мягкими и соблазнительными. Хочется потянуться у наставнику и прикоснуться к ним, но Рюноскэ знает, что этого нельзя делать. Остаётся только смотреть на ярко выраженный контур и чуть припухшую нижнюю губу. — В условиях мафии анальгезия довольно…выгодная болезнь, — робко произносит мафиози. Внутри, где-то глубоко, у него появляется желание поцеловать наставника, но Акутагава понимает, что даже со своей нечувствительности к боли, он не выживет после такого. Исполнитель коротко посмеивается и подцепляет двумя пальцами подбородок Рюноскэ, заставляя его поднять голову. Акутагава не знает, зачем Дазай делает это, не понимает, чего он добивается, но всё равно хочет, чтобы эти секунды близости были вечными. — Значит, мои методы попросту бесполезны? — Осаму наклоняет голову на бок, — может, тебе нужен другой учитель? — Нет! — голос Акутагавы звучит непривычно громко. Дазай смеётся и отпускает лицо ученика. Он встаёт с пола и смотрит на парня свысока. В таком положении Акутагава кажется очень беззащитным. Впрочем, такими кажутся все новенькие в мафии. Рюноскэ ещё зелёный и будет оставаться таким ещё долгое время, однако Дазай за короткий срок должен сотворить из него ночной кошмар мафии. У Осаму были большие надежды на Расёмон, однако они подшатнулись, когда выяснилось, что Рюноскэ болеет неизлечимой анальгезией. Дазай пока что не знает, как именно обучать мальчишку, но в будущем он обязательно придумает какой-нибудь способ. Акутагава поднимает голову и смотрит на Дазая снизу-вверх. Наставник кажется очень сильным и уверенным в себе. Глаза Рюноскэ оглядывают сначала чужие ноги, а затем поднимает взгляд чуть выше. Акутагава цепляется глазами за широкие плечи и шумно выдыхает. Наверняка с Дазай-саном очень приятно обниматься, ведь за его плечами из поля зрения пропадает буквально всё. Рюноскэ поднимает голову чуть выше и тут же ловит на себе острый взгляд учителя. — Не надоело пялиться на меня? Акутагава никогда не надоест смотреть в тёмно-карие глаза Дазая. Они кажутся ему потухшими и уставшими, но не менее прекрасными от этого. — Я даже завидую твоей анальгезии, — учитывая, сколько у Осаму шрамов и ожогов под бинтами, — это неудивительно. Старые незажившие раны до сих пор доставляют ему дискомфорт, однако исполнитель не осознаёт, что болезнь Акутагава — это совсем не дар. Это проклятье. Если бы Рюноскэ мог, он бы отдал нечувствительность боли Дазаю. Ему ничего не жалко для наставника, который стал для него смыслом жизни. Он готов ради него пойти на самую опасную миссию, научиться управлять Расёмон и даже почувствовать боль. Однако последнее не представляется возможным: болезнь неизлечима. Дазай продолжает молчать, и Акутагава думает, что сегодняшний «урок» окончен. Он хочет встать с пола и заняться бумажной работой. За несколько дней накопилось очень много отчётов и документов, которые нужно сдать в кратчайшие сроки. Рюноскэ делает усилие, чтобы подняться с колен, но Дазай в следующее мгновение бьёт его ногой в лицо. Акутагава ничего не чувствует, кроме испуга: он думал, что избиения на сегодня закончились. Он падает на пол и видит, что Осаму продолжает стоять и смотреть на него. Перед глазами все расплывается, но Акутагава не теряет сознание. Может, просто нужно подождать, пока наставник уйдёт, и тогда он сможет покинуть это место? Спустя секунду мафиози жалеет об этой мысли. Дазай бьёт его ногой ещё раз, и именно этот удар заставляет Рюноскэ провалиться в темноту.

***

— Со мной всё нормально, — упирается Акутагава. Врач удивлённо смотрит на пациента, а затем резко вспыхивает, как огонь. За сегодня он принял слишком много больных и капризных людей, которые не хотели лечится. Больше таких пациентов он не в силах терпеть. — Молодой человек, да как всё может быть нормально?! — мужчина в маске повышает голос, — у вас челюсть сломана! Вы как вообще разговариваете?! Акутагава хочет сказать, что ему не нужна помощь и что ему необходимо вернуться домой, но в разговор вмешивается не менее разгневанная Гин: — У него анальгезия, — мрачно сообщает девушка, — он не чувствует боль. Доктор замолкает и внимательно смотрит на пациента. Даже издалека можно заметить, что нижняя челюсть Акутагава сильно смещена во рту. Более того, изо рта идёт кровь и течёт слюна, а помимо этого Рюноскэ не может сомкнуть губы из-за перелома. Однако, несмотря на все симптомы, пациент не выглядит взволнованным и напуганным. Наоборот он пытается уйти домой и отказаться от лечения. — Я… — начинает Акутагава. В коридоре больницы много людей и некоторые из них косо смотрят на Рюноскэ. У парня серьёзный перелом, а он всё равно упрямится. На его месте любой другой уже давно бы вломился в кабинет врача или потерял сознание от боли. — Вам нельзя разговаривать. Если не ощущаете боли, то хотя бы почувствуете, как ваша челюсть двигается во рту, — строго говорит врач. Акутагава опускает взгляд в пол. Он далеко не в первый раз оказывается в таком положении из-за Дазая. Рюноскэ любит наставника всем сердцем, а тот в который раз ломает ему челюсть. Это заставляет мафиози снова поникнуть, ведь сколько бы он ни пытался, близости с Дазаем так и не удаётся достигнуть. Может, учитель ненавидит его из-за болезни? Если бы её было бы возможно вылечить, Акутагава отдал бы почти всё на свете ради лечения, однако анальгезия будет идти с ним рука об руку всю оставшуюся жизнь. Все мысли Рюноскэ только о Дазае и о его мягких соблазнительных губах, которые были одновременно так близко и так далеко. — Врач не причинит тебе вреда, — осторожно произносит Гин, — пожалуйста. Акутагава выдыхает и только ради своей сестры говорит следующие слова: — Хорошо. Девушка хочет улыбнуться, оно улыбка выходит слишком натянутой, ведь поводов для радости практически нет. Однако Гин всё равно пытается подбодрить брата и гладит его по плечу, через силу поднимая уголки губ вверх. — Я буду рядом, — говорит та. Акутагава кивает и смотрит на доктора. Тот жестом подзывает его к себе и открывает дверь кабинета. Рюноскэ сразу же заходит внутрь и лишь на секунду оборачивается назад, чтобы увидеть сестру. Она снова ему улыбается, и Акутагава чувствует разливающуюся теплоту в душе. Гин всегда помогала ему и поддерживала. Если бы не она, то он бы давно умер от руки Дазая. Доктор заходит в кабинет и захлопывает за собой дверь. Акутагава дёргается и вдруг видит двух незнакомых врачей. А ещё он видит операционный стол. — Как я понимаю, наркоз вам ни к чему? — посмеивается мужчина. — Чего? — вмешивается другой врач. — У нашего пациента анальгезия, — объясняет тот, а затем поворачивается к Акутагаве, — ложитесь. Мафиози слушается и направляется к операционному столу, стараясь не задеть рядом стоящие приборы. Врачи тут же начинают перешёптываться, но Акутагава слушает их вполуха. Он аккуратно ложится на стол и устраивается поудобнее. Сегодня его ожидает очередная ночь в больнице, и Гин опять будет разрываться между ним, домом и работой. Акутагава устало выдыхает, понимая, что он не может оставаться здесь надолго. Уже послезавтра у него будет важная миссия с ящерицами, поэтому отдыхать он не может. — Что, действительно обойдёмся без наркоза? — спрашивает врач. Мужчина в ответ отрицательно мотает головой: — Не будем рисковать. Третий доктор, самый молодой из всех, берёт наполненный шприц со стола. Он молча наклоняется к руке Акутагава и приглядывается к белоснежной коже, пытаясь отыскать на ней вены. — Что вы делаете..? — спрашивает уставший мафиози. — Наркоз мы делаем, не шевелитесь, — отвечает парень, — тц, от страха, похоже, все вены спрятались. Врачи слега посмеиваются, а потом продолжают готовиться к операции. Они надевают перчатки, натягивают маски и готовят хирургические приборы, пока третий врач возится с чужими венами. Акутагава в это время просто ждёт. На сегодня миссий больше нет, все отчёты сданы и поэтому ему некуда спешить. — Нашёл, — радостно шепчет врач и подставляет длинную иголку к бледной коже. Акутагава сглатывает и находит в наркозе один плюс для себя: он сможет поспать несколько часов, а потом ещё немного полежать в палате. В последнее время он очень мало спит и поэтому такой отдых ему не помешает. Главное постараться не нести бред после наркоза, но у Акутагавы с самоконтролем дела были всегда плохи. Рюноскэ наклоняет голову вправо и видит, как доктор медленно вводит лекарство. Парень выглядит серьёзным и сосредоточенным в отличие от хозяина Расёмона, которому, кажется, совершенно всё равно на происходящее. Однако есть одна вещь, на которую Акутагаве не всё равно. — Какого это…чувствовать боль? — хрипит тот. — Ну… — врач вынимает иглу и ставит использованный шприц на стол, — это довольно неприятно. Рюноскэ слегка раздражается. Сколько людей не спрашивай, они постоянно дают одни и те же ответы. Парень не унимается и хочет задать ещё пару вопросов, прежде чем его организмом овладеет наркоз: — Но…ощущения..? — парень чувствует слабость во всё теле. Молодой врач хочет ответить, но его перебивает другой доктор: — Не пытайся гнаться за болью, — советует мужчина, — это ни к чему хорошему не приведёт. Постарайся нормально жить и не подвергать себя опасности. Боль — не такая уж и большая потеря, поверь мне. В ней нет ничего особенного. Акутагава запоминает каждое сказанное слово и несколько раз прокручивает всё это в голове, а затем чувствует, как его глаза медленно закрываются. Зрение мутнеет, он еле-еле видит человеческие силуэты и ощущает, как слабость снова растекается по его телу. Наркоз действует быстро, и Акутагава надеется, что ему ввели не слишком большую дозу. Врачи в это время просто стоят и ждут, пока они смогут приступить к своей работе. Через пару секунд глаза Рюноскэ окончательно закрываются, и хирурги начинают операцию.

***

Акутагава сидит в своём кабинете в полном одиночестве. Из окна дует прохладный ветер, ласкающий щёки и Рюноскэ благодарит весь мир хотя бы за то, что он может ощущать холод. Не повезло людям, болеющим анальгезией, но ещё больше не повезло тем, кто болеет ангидрозом. Ветер продолжает дуть мелкими порывами прямо в лицо, и Акутагава, на секунду задумавшись, откладывает все бумаги в сторону. Все отчёты дописаны, осталось только отнести их Чуе, чтобы тот подписал некоторые бумаги. Хозяин Расёмона откидывается на спинку кресла и упорно не хочет идти к Накахаре. После больницы ему перевязали половину лица и теперь он вызывал недовольство у исполнителей одним своим видом. Да и к тому же у Чуи сегодня было плохое настроение. В организации ходят слухи касательно причин этого, но Акутагава старательно обходит все сплетни стороной, иначе никакая анальгезия не спасёт его от гравитации. Своим поведением заставлял напрячься не только андербосс мафии, но и Гин. Она больше не хочет объяснять брату, что такое боль и устала оберегать его от каждой опасности. Сестра все сердцем желает спасать его дальше, но у неё не всегда это получается и дело было даже не в Дазае: Акутагава часто лезет на рожон и от скуки причиняет себе вред. Гин не знает, как убедить его перестать гнаться за болью. Кажется, будто она перепробовала все способы, объясняла это тысячу раз, но Рюноскэ всё равно упирался и делал так, как считал нужным. Акутагава достаёт из кармана небольшой кухонный нож. Хоть и Гин умела прятать вещи, от глаз Рюноскэ ничего не скроешь. Совсем недавно он смог выкрасть этот нож и постоянно смотрел на металлическое лезвие. Мафиози сомневается в том, что хочет сделать. Сестра ведь расстроится. Она всегда говорила ему одно и то же изо дня в день : «Не нужно вредить себе из-за того, что не чувствуешь боль. Пожалуйста, старайся просто жить без неё. Есть вещи, которые гораздо важнее боли.» Помнится, пару дней назад врач говорил ему похожие слова. Акутагава долго размышлял над ними, но в конце-концов зашёл в тупик. Желание ощутить боль было с ним всегда. Оно шло с ним рука об руку на протяжении всего жизненного пути и казалось, будто ничто не сможет отнять его у Рюноскэ. Акутагава читал много статей в интернете. Кажется, он уже перерыл тысячу сайтов в мировой сети и прочитал все существующие статьи про анальгезию. Постоянно Рюноскэ видел одну и ту же информацию и в интернете, и даже в книгах: «Люди, болеющие этим, не доживают и до 20.», «Они не понимают, что у них сломаны кости.», «Радуйтесь тому, что именно вы чувствуете боль.». Именно последнее чаще всего причиняло ему душевную боль, однако с подростковых лет Акутагаве нужно было ощутить физическую. «Радуйтесь, что вы чувствуете боль.» Акутагава уверен: боль — это что-то особенное. Настолько особенное, что никто даже не может описать её. Сколько бы он ни спрашивал, что такое боль, никто не в состоянии дать внятного ответа. Изо дня в день люди отвечают ему одним и тем же: мол, боль — это что-то неприятное. Самый лучший ответ, который Рюноскэ однажды получил от Тачихары, вообще сразил бедного мафиози наповал: «Ну…боль — это когда больно. А что?» У Акутагавы в душе настоящий шторм из эмоций и причиной этого шторма, как ни странно, являлся не Дазай, а Гин. Сестра спасала его миллион раз, водила к врачу, поддерживала и помогала лечиться, а её брат всё равно падает в одну и ту же яму и не хочет из неё выбираться. В последнее время Рюноскэ даже стыдно смотреть Гин в глаза из-за украденного ножа. Акутагава не понимает, знает ли об его краже Гин, но, видимо, никогда не поймёт. Девушка привыкла терпеть заскоки брата и держать все переживания в себе. Акутагава стискивает зубы, но совершенно не ощущает боли в недавно сломанной челюсти. Он смотрит на лезвие, и через секунду оно входит в его кожу. Рюноскэ не издаёт ни звука, даже не боится, что кто-то может к нему зайти. Он видит кровотечение, но не останавливается, погружая нож глубже в руку. — Аргх! В душе появляется очередная злость: он ничего не чувствует. Он перепробовал буквально все способы, но так и не может понять, что такое боль. Шторм из эмоций внутри всё ещё не утихает и становится только сильнее. Настолько сильнее, что уголки губ Акутагавы медленно опускаются вниз. Он снова стискивает зубы и продолжает погружать лезвие. Так проходит ещё несколько минут, пока за дверью вдруг не раздаются громкие шаги. Акутагава совсем не замечает их и продолжает пытаться почувствовать боль. Кажется, будто лезвие не может войти ещё глубже, Акутагава отчаянно давит на него, не думая об усилившемся кровотечении. Он чувствует холодный металл раненой рукой, но не более. Внезапно дверь в кабинете открывается и из-за неё выглядывает измотанный Чуя. Рюноскэ сидит к нему спиной и поэтому владелец гравитации даже не видит, чем занимается его подчинённый. — Отчёты должны были лежать у меня на столе полчаса назад. Позволь узнать, почему я обязан ждать, пока ты соизволишь прийти ко мне? В голосе андербосса чувствуется раздражённость, а молчание Акутагавы лишь сильнее злит Накахару, которому и так надоело возиться с шестёрками мафии. — Я с кем разговариваю? — Чуя не понимает, почему Акутагава даже не смотрит на него. Накахара ждёт ответ, а затем замечает какие-то странные звуки. Он прислушивается и улавливает скрип, режущий ему слух. Помимо скрипа тишину нарушало слишком громкое дыхание Акутагавы, а в воздухе витал лёгкий металлический запах. Чуя напрягается, но не слишком сильно: под конец рабочего дня все подчинённые вели себя странно из-за усталости. А если причиной ситуации является не усталость, то Накахара сможешь защитить себя. Даже без гравитации Расёмон ему — не помеха. — Да что здесь вообще происходит… — Чуя делает несколько шагов вперёд и через мгновение видит перед собой Акутагаву. Увиденное повергает Накахару в шок: забинтованное лицо, поцарапанные веки, окровавленная рука и лезвие в ладони. Не растерявшись, Чуя силой отбирает у него нож и откидывает его куда подальше. Акутагава пытается схватить лезвие, но ему не дают этого сделать. Вместо этого он повышает голос и старается не выдавать своё волнение: — Ты что делаешь?! Совсем страх потерял?! — Скорее уж боль потерял… — отчаянно шепчет Акутагава, цепляясь пальцами за бинты, — и всё никак найти не могу… Чуя слышит, как чужой голос вот-вот готов надорваться и меняет тон на более мягкий: — Объясни коротко, что случилось? Акутагава отводит взгляд и отмалчивается. Из руки продолжает течь кровь. Она стекает со стола вниз, окрашивая пол красным. Рюноскэ даже не думает, что рану нужно обработать. Он просто старается не смотреть исполнителю в глаза, ждёт своего наказания, а ещё пытается вспомнить, где в квартиры запрятаны другие ножи. Чуя в это время не составляет попыток достучаться до Акутагавы, но решает сперва зайти издалека. Он присаживается рядом с подрагивающим мафиози и приглядывается к его лицу. Любому человеку было бы неприятно смотреть на веки Рюноскэ. Они усеяны маленькими царапинами, что зажили совсем недавно. — Что с твоими глазами? — спрашивает рыжий, продолжая аккуратно всматриваться в Акутагаву. — Иногда я неосознанно царапаю их во сне, — сухо отвечает парень и несмело поднимает взгляд на Чую. — Вот как, — Накахара слышал об Акутагаве много разных сплетен и сейчас он уверен, что одна из них — это правда, — слышал, на днях тебе нехило досталось от Дазая? Акутагава молча указывает пальцем на нижнюю челюсть, затем проводит руками по бинтам и устало выдыхает: — Прям с ноги получил. Чуя, даже не подумав, говорит первые слова, пришедшие на ум: — Должно быть, это очень больно. Рюноскэ в ответ резко начинает смеяться, да так сильно, что у него, кажется, швы скоро разойдутся, да и челюсть вполне себе может сместиться. У Акутагавы касательно здоровья с рождения отсутствует инстинкт самосохранения, иначе не объяснишь, каким образом он позволил смеяться исполнителю прямо в лицо. Чуя не показывает эмоций, но слегка стискивает зубы. Он начинает догадываться, в чём дело. Ему быстро надоедает истерический приступ подчинённого, и он приказным тоном произносит: — Прекращай. Акутагава, похоже, с рождения потерял не только боль, но и страх. Иначе никак не объяснить его слова, сказанные в следующее мгновение: — Да, должно быть…очень больно… — вырывается небольшой смех, — отдайте нож, пожалуйста. Чуя не понимает, зачем он возится с этим мальчишкой. Пора уже оставить привычку спасать всех и вся. Он решает посидеть тут ещё пару минут, а затем попросту уйти домой. Акутагава ему ни родственник, ни друг, ни что-то большее. Он никто и поэтому в следующий раз пусть сдерживает припадки, иначе гравитация отправит его прямиком в космос и никакая анальгезия не спасёт от его от горения в атмосфере. — Сначала скажи, зачем ты делал это, — усталым голосом просит Чуя. — Делал что? — не понимает Акутагава. Чуя указывает на окровавленную руку. Даже невооруженным взглядом видно, что порезы очень глубокие. Раны серьёзные и на месте Рюноскэ любой другой человек сразу бы их обработал, однако мафиози не спешил делать этого. Акутагава даже не понимал, что ему нужно позаботиться о своём теле и выглядел так, будто лезвие ножа минуту назад не находилось у него под кожей. Пару месяцев назад Чуя и Мори разговаривали по работе. Сначала они обсуждали бумажную работу, проваленные миссии, но потом разговор повернулся в другое русло. Речь зашла о выдающихся одарённых, что давали организации большие надежды. Одним из таких, на удивление Накахары, оказался Акутагава. Мори говорил что-то про Расёмон, а затем невпопад сказал про какую-то болезнь Рюноскэ. Кажется, Чуя тогда спросил, чем болеет его подчинённый. И Огай ответил ему. — У тебя…анальгезия? — Накахара кивает на правую руку Акутагавы, которая продолжает истекать кровью. Наступает секундное молчание, но его тут же прерывает Акутагава, не обращая внимания на сильно кровотечение: — Да. Чуя устало выдыхает и в сотый раз напоминает себе не ввязываться в чужие проблемы, но всё равно произносит: — Раны обрабатывать нужно, если ты не знал, — исполнитель чувствует, что пожалеет о своих следующих словах, но всё же говорит, — есть что-то, о чём ты хочешь попросить меня? Рюноскэ снова отвечает молчанием, и Чуя в очередной раз раздражается, но чувств не показывает: он никак не мог отпустить старую привычку скрывать эмоции от всех. Дожидаясь ответа, Накахара смотрит на свои чёрные перчатки. Они испачкались из-за крови и теперь на них появилось несколько тёмных пятен. Рыжие пряди падают исполнителю на лицо, но тот убирает их за ухо. Чуя боковым зрением посматривает на открытое окно. С улицы дул прохладный воздух, а солнце давно скрылось за горизонтом. Наступила ночь, а он всё ещё находится в организации. Такими темпами Накахара начнёт ночевать на работе. — Есть ли… — Акутагава подаёт тихий голос и Чуе приходиться напрячь слух, чтобы услышать его, — эсперы, способные вылечить мою болезнь? Накахара задумывается на некоторое время. Он видел множество разных способностей и в основном они были для боя: как для защиты, так и для атаки. Но помимо этого были и одарённые, способные лечить людей. Многие могли восстанавливать сломанные кости или ампутированные конечности, однако Чуя никогда не слышал и не видел эсперов, способных лечить врождённые болезни. — Я с такими не сталкивался, — исполнитель устало подпирает рукой щеку, — что-нибудь ещё? Учти: моё терпение не бесконечное. Акутагава решается задать вопрос, мучающий его всю жизнь. Ответы от разных людей на этот вопрос постоянно переворачивали его жизнь с ног на голову. Любопытство и желание постоянно завладевали Рюноскэ, когда речь заходила о боли. Ему хотелось знать о ней всю информацию, ведь все люди вокруг него чувствуют её, а он нет. — Какого это — чувствовать боль? — Акутагава смотрит в небесные глаза, сияющие океаном, и подмечает, что глаза Чуи и Дазая чем-то похожи, хоть они и разного цвета. «Ожидаемо.» — пролетает в голове Накахары. Он не тянет с ответом и осторожно произносит, стараясь не задеть покалеченного мальчишку: — Обычные неприятные ощущения. Нормальным людям они не нравятся, а вот мазохисты по типу твоего наставника вполне себе их любят. Рука Акутагавы всё ещё кровит, но уже не так сильно. Чуя хочет ещё раз напомнить про то, что раны нужно обрабатывать, но Рюноскэ опережает его и снова заваливает того вопросами про боль: — Но…можете описать подробнее? Что именно вы чувствуете? — Я не знаю, как это объяснить, — Накахара видит, как Акутагава в ту же секунду расстраивается ещё сильнее, — но хочу посоветовать тебе одно: не издевайся над собой и выкинь весь этот бред из головы. Ты не так уж и сильно нуждаешься в боли. Чуя хочет сказать что-то ещё, но его взгляд падает на часы и тот понимает, что уже опаздывает на назначенную встречу. Он тут же встаёт из-за стола, ведь заставлять девушку ждать — это нехорошо. — Нож конфискую, а документы подпишу позже. До дома доберёшься? Акутагава кивает и устремляет взгляд куда-то в пустоту. Очередная его попытка увенчалась провалом. Ни понимая того, что такое боль; ни надежд на одарённых, ни лезвия. Чуя был его последней надеждой после Дазая, но и тот не смог оправдать его ожидания. Снова придётся самому справляться со всем, а ещё попробовать посмотреть в Гин глаза и не сгореть от стыда. Рюноскэ устало выдыхает и понимает, что ему действительно нужно добраться до дома без приключений, чтобы сестра не волновалась. Накахара пожимает плечами: — Как знаешь.

***

«Выкинь этот бред из головы.» Акутагава сжимает кулаки до побелевших костяшек. Слова Чуи разозлили его, но не потому что Рюноскэ не нравится его беспричинная забота, а потому что Накахара был далеко не первым, кто уговаривал его забыть о попытках ощутить боль. Андербоссу мафии легко говорить: большая зарплата, высокий статус, доверие босса и полная уверенность в завтрашнем дне. У Акутагавы же в жизни всё с точностью наоборот: зарплата средняя, примерно её половина уходит на аренду небольшой квартиры; статус в организации так себе, его собственный наставник готов отказаться от него; а о доверии среди исполнителей и выше Рюноскэ даже не мечтает, как и о завтрашнем дне. Акутагава знает: за такие мысли Накахара как минимум изобьёт его до полусмерти, однако это больному анальгезией было не страшно. Причиной такого бесстрашия была не только нечувствительность боли, но и банальная привычка получать удары. Избиения в мафии стали для Рюноскэ чем-то обыденным, да и Дазай не изменял себе и упорно настаивал на том, что его методы работают. «Словно груша для битья. Не надоело пялиться на меня?» Акутагава с подросткового возраста безнадёжно влюблён в Дазая и хоть он и понимает, что из отношения невозможны, всё равно где-то там, внутри, он думает, что надежда ещё есть. Они в мафии, а значит, будут видеться каждый день на протяжении всей жизни. Когда-нибудь Рюноскэ наберётся смелости и признается, но сейчас ему остаётся только смотреть на потухшие карие глаза и надеяться стать причиной, из-за которой в них снова засияет огонь. Как бы близко он не находился рядом с Дазаем в мафии, Акутагаве всегда казалось, что между ними расстояние в сотни тысяч световых лет. Однако Рюноскэ и этого не пугается: в будущем он преодолеет все световые года, а пока… «Не нужно гнаться за болью.» Нужно. Акутагава знает, что нужно. В его жизни мало что сложилось хорошо. Нищета, детство, проведённое на заброшках, нехватка денег, шаткое положение на работе, да и ещё Чуя, увидевший его с ножом. Из радостей у него есть только Гин, Дазай и надежда ощутить боль, однако сестра постоянно расстраивается из-за него, Осаму видит в нём только бесполезного мафиози, а анальгезия закрыла перед ним все двери. Помимо всех этих проблем прибавился ещё и Накахара: вряд ли он оставит всё просто так. Скорее всего, владелец гравитации будет ещё осторожнее наблюдать за ним. «В ней нет ничего не особенного.» Может, в боли действительно нет ничего важного, однако доказать это Рюноскэ не представлялось возможным: он уже битый час причиняет вред рукам, пытаясь хоть что-то почувствовать. Костяшки пальцев окрасились красным, но это не останавливало Акутагаву. Он делал это, пока Гин нет дома. Если она увидит, то сильно расстроится, а печалей в жизни у них обоих и так хватает с лихвой. «Какого это…не ощущать её?» Рюноскэ бьёт кулаком об стену и не ощущает буквально ничего. Он мог бы вечность описывать ощущение этого «ничего», однако даже и представить не может жизнь обычного человека без анальгезии. Врождённое заболевание было чрезвычайно редким, но именно Акутагаве «повезло» родиться с ним. Ему вообще во многом «повезло» в жизни: трущобы, неконтролируемая способность, невзаимная любовь, а ещё угроза получить в любой момент удар гравитации в спину. Всё-таки сколько бы Чуя не старался поладить с подчинёнными, он не добьётся одного никогда: полного доверия. В исполнительном комитете ситуация, конечно же, другая: в Накахаре там души не чают, однако на нижних этажах мафии все боятся андербосса и видят в нём лишь Арахабаки. «Радуйтесь, что вы чувствуете боль.» Акутагава берёт случайную попавшуюся в руки тарелки и разбивает её. Осколки тут же разлетаются во все стороны и один даже пролетает в миллиметре от лица эспера, но тот никак не реагирует на это. Он продолжает стоять на месте и смотреть разбившуюся посуду. «Радуйтесь.» Акутагаве даже радоваться нечему: Дазай вне зоны досягаемости, а боль, которую он искал столько лет, так и не появилась.

***

Истерический смех вырывается изо рта, когда Рюноскэ прокручивает в голове слова шестёрок мафии, которые он услышал сегодня утром. Новость, разлетевшаяся по всей организации, шокировала всех мафиози и заставила Акутагаву почувствовать душевную боль. Душевную, но как всегда не физическую. Рюноскэ поднимается по пожарной лестнице, держась за шатающиеся перила. Он уже добрался до седьмого этажа, осталось ещё три, и он сможет забраться наверх. Сестра не одобрит этого поступка и будет слишком страдать из-за него, но Акутагава решил, что по-другому он просто не может. В душе закрывается стыд, ведь Гин всю жизнь заботилась о нём, хотела, чтобы они вместе доковыляли до старости, но девушка совершенно забывала одну вещь, которую ей всегда говорили врачи, диагностировавшие Акутагаве анальгезию: «Такие люди не доживают и до двадцати.» Хозяину Расёмона даже жаль: ему всего год остался до двадцатилетия, но, видимо, не судьба. Его взгляд ненароком падает вниз и у него захватывает дух от высоты. Он всматривается туда несколько секунд, а затем продолжает подниматься по лестнице. Одной единственной проблемой для него оставался Расёмон. Способность может попытаться спасти своего хозяина, но вот только вряд ли это случится. Монстр, пожирающий пространство, никогда не слушался приказов Акутагавы и не горел желанием помогать ему. Именно поэтому на пути Рюноскэ нет никаких препятствий. Оставалось только добраться до крыши, а дальше будет видно. Интересно, кто будет горевать по нему, кроме Гин? Акутагава надеется, что Осаму придёт на его похороны, но до бывшего учителя вряд ли дойдут слухи о его смерти. Уходя из мафии, Дазай оборвал все связи, и теперь он никогда не узнает, что его «бесполезного» ученика больше нет. Осаму больше не увидит его, а Акутагава ни за что в жизни никогда не встретится с потухшими карими глазами, не сможет пойти на задание вместе с Дазаем, не будет больше наивно мечтать об отношениях и думать о том, какие на вкус губы наставника. Больше ничего из этой роскоши недоступно, и это заставляет парня ускорить шаг и добраться почти до верхнего этажа. После того, как Чуя отобрал у него нож, Акутагава еле-еле обработал свои раны, а потом не показывался Гин на глаза почти две недели, чтобы она не увидела забинтованную руку. Как только ранения полностью зажили, он вернулся домой и на вопрос сестры о его пропаже тут же придумал отмазку, мол, много работы. Спустя некоторое время он встретился с Накахарой в коридоре, но тот даже не посмотрел на него, лишь отобрал документы, продолжил разговаривать по телефону и ушёл, а Акутагава снова остался наедине с отсутствием боли. Уже виднеется конец пожарной лестницы, и Рюноскэ слегка замедляет шаг. Всё равно ему некуда спешить. Медленно поднимаясь по ступенькам, он слышит стук собственного сердца, которое скоро остановится. Вместе с этим в ушах появляется звон, но Акутагава не придаёт этому значения. Он направляется вперёд и преодолевает последнюю ступеньку. В следующую секунду он отпускает перила лестницы и оглядывается по сторонам. На крыше с высоты птичьего полёта Акутагава видит чужие дома и проезжающие мимо машины. Ветер обдувает щёки и отбрасывает волосы назад, пока Рюноскэ всматривается вниз. Он знает, что упав с крыши, всё равно не почувствует боль, но всё равно надеется на что-то. Глубоко выдыхая, он делает несколько шагов и останавливается у края крыши. Если потеряет равновесие или случайно поскользнётся, то мигом полетит вниз. Акутагава поднимает голову и устремляет взгляд куда-то вдаль, но он видит перед собой не городской пейзаж, а давние воспоминания, ничуть не поблекшие даже по прошествии многих лет. Улыбающийся Дазай — это событие чрезвычайно редкости, которое Рюноскэ запомнил навсегда. Он до сих пор не понимает причину такой радости Осаму, но помнит, что тогда он впервые почувствовал влюблённость к наставнику. Дазаю очень идёт улыбка и Акутагаве жаль, что у того слишком мало поводов для неё. В памяти настойчиво всплывает тот самый аккуратный контур губ и красивый изгиб. Рюноскэ долгие годы хотел прикоснуться к нему. Даже желание избавиться от анальгезии отходило на второй план, когда он начинал думать об Осаму. Акутагава всю жизнь гнался за болью и за Дазаем, а сейчас у него нет ни того, ни другого. Мафиози, стоя на краю крыши, действительно не видит другого выхода. «Жизнь уходит в одно мгновение.» Каждый раз это говорил Дазай, когда Расёмон отказывался защищать Акутагаву. Рюноскэ приходилось уворачиваться от пуль и ударов самому, но постоянно защищать себя он не мог. На задании всегда наступал момент, когда из-за собственной способности Акутагава получал ранения. Ни капли боли он не ощущал, однако благодаря Дазаю с каждым разом всё сильнее понимал и принимал кое-что как данное: его жизнь может оборваться в любую секунду. Если он хочет жить и наконец встать на ноги, то ему нужно приручить Расёмон. С тех времён малое изменилось. Иногда казалось, что Акутагава остался всё тем же зелёным новичком. Единственное, что поменялось, — это его способность. Теперь на миссиях она удостаивалась защищать его щитом. А вот другое осталось прежним. Дазай и Акутагава будто одновременно решили, что они никогда не будут меняться. Осаму всё также уходит в себя и не желает открываться никому, кроме Оды, а Рюноскэ по сей день вспоминает нравоучения бывшего наставника. «Жизнь заканчивается так, будто думаешь, что она и не начиналась.» Акутагава живёт всего девятнадцать лет, но эти года растянулись для него, словно вечность. Нищета, мафия, анальгезия, уход Дазая. Один ад просто менялся на другой, но не более. Это происходило словно цикл, который Рюноскэ хотел разорвать, но не мог. Акутагава слишком устал от этого, да и понял, что без Дазая он не выдержит очередные муки. Осаму одним своим присутствием помогал ему двигаться дальше и вставать каждый раз, когда он падал. «Ты думаешь, что после падения ты сможешь встать?» При каждом падении Акутагава думал, что может встать. Даже когда удары Дазая заставляли его валяться на земле, он всё равно поднимался ради наставника. Но во время таких «уроков» с Осаму всегда было одно большое «но». Хоть и Рюноскэ не ощущал избиения физически, в душе он понимал, что однажды встать он не сможет. Акутагава напоминает себе: время пришло, но воспоминания настойчиво лезут в голову, и тот не может отмахнуться от них, словно они что-то неважное для него. Снова перед глазами появляются светло-розовые потрескавшиеся губы, что беззвучно смыкались и размывались каждый раз, когда Акутагава смотрел на них и хотел поцеловать. Иногда Рюноскэ казалось, что он плохо скрывает свою влюблённость, ведь обычно после таких мыслей он получал самые сильные удары прямо в голову. Это не было больно, только слегка неприятно, потому что целовать асфальт Акутагаве надоело уже с годами. Во время избиений Рюноскэ не кричал и не сопротивлялся и тогда Дазай, понимая, что у того анальгезия, начинал бить ещё сильнее, будто бы злился на мальчишку за отсутствие боли. Никто не знает, действительно ли Осаму издевался над Рюноскэ из-за болезни, но, возможно, сам Дазай хотел бы перестать чувствовать боль. Об этом кричали его шрамы, ожоги и белоснежные бинты по всему телу. Для многих людей боль — это зло, но для Акутагавы жизнь без неё ужасна. Рюноскэ понимает: пора. В следующую секунду опора теряется под ногами. Один шаг вперёд, и Акутагава срывается вниз.