Пустой перрон

      Пустой перрон гулко разносил шаги. Звук путался в клочках тумана, застилающего отдаленные уголки вокзала. Том повертел головой: ни продавцов сладостей, ни отъезжающих, ни работников, ни провожающих — пустота. Но за туманной пеленой угадывались какие-то неясные тени, они то ярко вспыхивали, словно подсвеченные лучами прожекторов, то гасли, становясь едва видимыми.       Прислушавшись к тишине, парень различил какое-то кряхтение и возню. Он оглядел пустой вокзал, пробежал глазами по стройному ряду скамеек и под одной из них разглядел копошащийся сверток. Том заглянул вниз и увидел, как что-то дергается там и сопит, завернутое в грубую мешковину. Он присел на корточки и с любопытством откинул ткань, едва удержавшись от того, чтобы брезгливо не отдернуть руку. В свертке лежал уродливый младенец со сморщенной, словно у старика, кожей, который тут же уставился красными злобными глазами. Том уже хотел было подняться и отойти, но тут сонную тишину вокзала — он почему-то был уверен, что это станция Кингс-Кросс, такая же точно, как он впервые увидел её, когда недовольная миссис Коул привезла его на вокзал и сгрузила на платформе, — разрезал протяжный, показавшийся каким-то особенно тоскливым паровозный гудок.       По рельсам приближался ярко-алый поезд, разгоняющий туман своими ослепительно-глянцевыми боками. Поезд стал тормозить с неприятным душераздирающим скрежетом, и Том с трудом удержался от того, чтобы не зажать уши руками. Когда поезд наконец встал, двери распахнулись, и все на мгновение затихло. Но вскоре платформу наполнили голоса, и тени, незримые до этого, вышли из тумана, материализуясь обычными на вид людьми. Пять высоких черноволосых мужчин, на деле показавшихся Тому похожими, словно братья, один за другим пересекли платформу и сели в поезд. Он вглядывался в их силуэты, эти люди были ему смутно и тревожно знакомыми.       После того, как пассажиры зашли в вагон, вновь воцарившуюся тишину разрушил новый звук. Мерный тяжелый стук шагов разлетелся в воздухе. Том всмотрелся в противоположный конец платформы и увидел приближающегося мужчину. Неспешно он брел вперёд, высокий и худой, особо не обращая внимания на окружающую обстановку, будто выискивая что-то под ногами. Он тоже показался одновременно каким-то по-настоящему родным и в то же время омерзительно-отталкивающим. Последнее чувство, впрочем, стало преобладающим, когда Том разглядел лицо незнакомца: оно больше походило на ритуальную белую маску, сделанную неумелой рукой аборигена.       Сверток вновь закряхтел, напоминая о себе, и Том с несвойственной ему брезгливой жалостью подхватил уродливого младенца на руки и кинулся к двери вагона, стремясь оказаться подальше от неприятного господина. Он чувствовал, что ему непременно тоже надо на этот поезд.       Едва парень забрался по ступеням и прошел вглубь сидячего вагона с длинным рядом скамеек, также выкрашенных в красный, поезд издал предупреждающий гудок. Том окинул взглядом остальных пассажиров, занимающих каждый свой одинокий угол вагона, и тоже нашел себе место, примостив младенца, угрюмо затихшего, на скамейку рядом с собой. Мимо него вскоре прошел мрачный господин с перрона, прошелестев длинным подолом своей струящейся темной мантии и не удостоив Тома и взглядом. Лишь тяжелый, упавший с мертвенных губ вздох вырвался в мрачную тишину вагона. Том поспешно отвернулся — так ему стало не по себе от этого вздоха. Поезд тронулся. На перроне привиделась вдруг женщина. Серая, некрасивая, долгим немигающим взглядом она смотрела на него, вызывая в душе новую непонятную тоску. Том моргнул, и женщина пропала из виду, должно быть, оставленная позади набирающим скорость поездом.       Том забеспокоился было, что у него нет при себе билетов, но контролер так и не появился, и беспокойство потихоньку улеглось.       За окном замелькали унылые пейзажи. Чахлые невысокие деревца с голыми безжизненными ветками перемежались затянутыми туманом сизыми холмами, а сквозь вязкую красноватую пелену то ли туч, то ли тумана пробивался серый дневной свет. Мерный стук колес успокаивал, и Том то и дело проваливался в безрадостную тягостную дрему. Младенец, должно быть, тоже задремал.       Том потерял счет времени, когда поезд наконец стал замедляться. Он ещё немного посидел после того, как поезд окончательно остановился, ожидая сам не зная чего, а затем, взяв на руки сверток, вышел из вагона.       Перрона не было. Нога ступила прямо в глинистую красноватую почву, которая тут же разъехалась под стопой. Местность вокруг поразила парня своей неприветливостью. Высокие горы кровавого-красного камня — наверное, гранитные — обступали полукругом мертвую долину. Немного расступаясь на горизонте, вершины давали просвет, достаточный для того, чтобы там мог разместиться фантастического вида город. Мрачные острые шпили устремлялись в угольно-седые небеса, словно собираясь их продырявить, напоминая своими очертаниями то ли современную городскую застройку, то ли творение готических архитекторов.       Поезд издал гудок и, выпустив струю грязного дыма, угромыхал куда-то прочь. Пассажиры, только что вышедшие вслед за Томом из вагона, вдруг пропали. А на место них пришла мешанина из лиц, событий и имен, вспыхнувшая вдруг у него в мозгу. Обветренное печальное лицо неизвестного албанского крестьянина, мрачная лавка, торгующая какой-то темномагической дрянью, рыжеволосая ведьма, закрывающая грудью ребенка полутора лет, и белый клык чудища, пронзающий книжицу в темной обложке. Том моргнул, силясь вновь сконцентрироваться на окружающей обстановке. Кажется… он начинал понимать.       — Стоило ли оно того, мистер Реддл? — произнес кто-то сзади гулким грудным голосом.       Том медленно обернулся.