Not my problem

"Прошло полгода с тех пор как необъяснимый глобальный шторм уничтожил альбом Dethklok. Большинство аналитиков обвиняют членов группы в удручающем состоянии экономики получившей название «Дэтсесией» В ответ на это группа решила спонсировать ряд ярмарок в самом сердце Америки, чтобы поднять настроение и конечно заработать."— Верещали из каждого телевизора на новостном канале, по радио станциям и всем стекающим по канализации слухам, что словно чуму разносят крысы, ехидно фыркая и трепеща усиками. Каждый уже обговорил эти слова, обмыл эту мысль до первой крови. Казалось вот вот что-то настигнет дна, но снизу постучатся еще раз. Куски от альбомов все еще можно было найти на берегах вместе с осколками. Только никто по ним уже не гулял, а люди жаловались на просадки экономики и проблемы. Потери домов, снижение зарплат и многого другого. Никто из группы не высказывался по этому поводу и вряд ли часть из них хотя бы думала об этом не в ключе муторно скучной  работы. Кто-то пил, слишком много чтобы приходить в сознание, а кто-то просто был собой не в силах сказать одно простое прости. Однако так или иначе каждый имел свое представление о том, что происходило вокруг, за пределами их собственной цитадели. Пиклз постепенно отпустил ситуацию, но все еще хотел своих извинений. От чего внутри становилось непоправимо гадко и одновременно горячо от зерна обиды, которое только и готово найти момент чтоб прорасти. Заполнить ветвистыми, сильными корнями все тело, обвивая рёберную клетку, желудок со всеми соками почти прорыва его насквозь и так же быстро добираясь до сердца. Вокруг этой вечно пульсирующей плоти появились бы скованные шипы впивающиеся в самое нутро. Заставляя затруднено дышать, кричать столь душераздирающе, ломая собственный голос и рвя связки. И все это называется одним словом - Ненависть. Все не высказанные слова, печали и обиды. Все прикосновения которые уже никогда не забыть, прекрасный смех, яркие но столь глубокие глаза точно омуты. И все это ходило друг к другу спиной, готовясь встретится в одной мимолётной точке. Месте в котором произойдет взрыв. Их спасение, их погибель. Искусство ради или забавы. Красивая или по настоящему грязная. Все-таки от любви до ненависти был один шаг, всего один а не десять. Чаша весов перевесила поток мыслей на действия. Пиклз готов был сделать что угодного только бы не делать вид, что все нормально будто ничего не было. Готов был разбиться об асфальт, уничтожить небо или снова зажечь солнце. Отдать всю радость в мире ради Нэйтана, весь алкоголь и смех людского рода. Все его любимые вещи и блюда. Всего себя для него, для капли малого признания. О той любви о которой ему даже не стоит говорить вслух. И все-таки одно он знал точно. Пиклз навечно его, а Нэйтан ничей. И даже если тот найдет себе кого-нибудь басист не станет мешать его счастью. Ведь он всегда просто друг, поддерживающий, понимающий и возможно все еще аморальный. Даже если его будет съедать ненависть, ревность, обида изнутри, Пиклз не покажет этого. Он всегда будет на шаг позади, понимая, что как-нибудь справится, возможно переживет. Навечно погружаясь в свою клетку из рёберных прутьев, откуда вечно струится музыка, нотные листы рвущиеся раз за разом в клочья. Пусть это будет местом тления или очагом самого разгара безумию, ведь порой это залог гениальности но не счастья. Быть запертым в клетку, словно зверь. По улице проходил типичный прохладный ветер, небо охватывали громовые тучи, словно ночь появилась днем, только вот ни звезд, ни полной темноты не было. Свежий воздух, почти ощутимый от влаги бил по лицу и пускал дрожь. Дорога под ногами рассыпалась, маленькие крупицы песка разлетались по сторонам и превращались в странные горки, которые все равно скоро затопчут ботинками работники и прочие люди. Из готового полностью, стояла внушительная сцена с масштабом. Трое участников находились у самого её подъема, в главный солист пытался произнести речь, что выходило ужасно но лучше чем совсем ничего. Его громкий, грубый голос. Немного громоздкий и душный, с ноткой хрипа. Такой незначительной и незаметной, что понять подобное могли только близкие люди или менеджер. Однако как бы выступающий не старался толпа не была в восторге, выкрикивая гневные комментарии и претензии. Хоть каждый скорее и надеялся на то, что этот концерт принесет какую-то утерянную стабильность и экономическая яма нормализуются, вернутся яркие концерты, альбомы и звуки из каждого подъезда. Мужчина не находился с ним рядом и не сказать,что его это волновало. Прямо к выступлению на сбор людей объявилась мать барабанщика. Старая по своему до ужаса стервозная женщина, готовая любить только одно их своих двух чад. Того кто явно красивее, того кто её слушается безусловно и к тридцати так и не отлип от мамаши. Брату никогда не нужно было её внимание, признание, похвала. Сэту оно доставалось за любую незначительную вещь, за любую глупость, за каждую неудачу. В отличии от Пиклза который никогда не был фаворитом, не был любим, не был готов быть удобным. А ведь раньше мужчины не был столь равнодушным, циничным к этому. Его молодость это скитание, драки, желание быть кем-то кто сможет обойти брата, получить каплю внимания. Простого "Горжусь" но такому не суждено было сбыться и когда Пиклз это понял, то вовсе оставил семью. Хоть и хотел наладить отношения, в силу веры в то, что все не так плохо или быть таковым не может. Барабанщик недовольно потёр переносицу тяжело вздыхая, в момент встречи с матерью взглядом. Стоящая напротив женщина жгла его ненавистью, странной болью в глазах, явно готовая к тому что-бы отсчитать сына или поскандалить. — Послушай.. — Первым диалог завел Пиклз не желая что-то выслушивать или понимать из упреков. Его усталый голос был более тихим, старательно пытаясь сохранить терпение. — Я знаю, что у нас не лучшие отношения и думаю нам стоит постараться хотя бы наладить их немного. Не находишь? Все-таки прошло так много лет.. Многое поменялось. — Я не хочу разговаривать с тобой! — Вдруг почему-то возразила женщина, хоть барабанщик и понимал, что это она приехала к нему. Она сама пришла сюда чтобы поговорить, а по итогу поднимает свою гордость, делая вид как она оскорблена и недовольна. Вечно строящая из себя жертву и недотрогу. — Хорошо? — Немного потянув последнюю букву ответил мужчина.— А почему? — Потому что я в тебе разочарована. У тебя нет настоящей нормальной работы и окружения. Нормальные честные люди не занимаются таким! Они становятся адвокатами, риелторами, докторами но никак не музыкантами на наркоте с вечно спившемся видом и поющими ни о чем. Что-то между рёвом медведя и металл бьющийся об землю. — Недовольная женщина повела взгляд, полный то ли гнева с завистью или отвращения. Барабанщик никогда не испытывал к ней теплые чувства, но её слова почему-то ранили. Задевали гордость и имели значение. Именно в такие моменты внутри будто загоралась сирена выливаясь красными лучами и самым противным, неприятным писком который впивался в уши, заставляя пускать кровь от лопнувшего терпения. Когда в грубых ладонях появлялась ярость и боль, чистая ненависть. Желание. Это сила переполняла тело своей жестокостью и равнодушием. Точно вокруг оставалась пустота. Желание бить. Руками, ногами, локтями. Душить, пинать, истязать, кидать, рвать, уничтожать. Словно вены наполнялись безумием, ненавистью ко всему живому, ненавистью к себе, к чему-то столь важному. В такие моменты перед глазами плывут невнятные картины. Точнее еще как внятные, но озвучивать их было бы слишком жестоко. Как ледяные ладони буквально впиваются в волосы, вырывая их в клочья вместе с кожей и кровью. Удары по лицу, с такой силой, чтобы можно было проломить челюсть, вырвать глаза вместе с нервами и оставить человеку в ладонях. Это злоба переполняющая душу, выступала холодным потом по дрожащему телу, которое замерло на месте в оцепенении. Комом в горле, застрявшим в глубине души криком. Контролем который так быстро уходит из под рук. Точно жажда. Пикл резко вздрогнул отводя голову, так будто у него случился нервный тик. Ведь мужчина сделал это так резко, что казалось хотел свернуть себе шею. Бездушными глазами наблюдая за сценой. Он сделал голубой вдох стараясь не думать об этом, о смерти поселившейся в его ладонях. — Я смогу стать лучшим в любой работе, лучше чем Сэт. Но.. Будто тебе когда-то было до этого дело. — Ты лучше его? Звучит как неудачная шутка. Ты всегда был никем и им же и останешься! Человеком который ушел из семьи и выбрал грязь. — Разговор на этом был явно закончен ведь женщина уже давно не средних лет быстро отвернулась и ушла без прощаний. Оставляя за собой столь неприятный, гадкий осадок, будто из него высосали всю душу. Любое желание страдать. Пиклз знал о чем она говорила, все-таки он ушел из дома слишком рано но так и не жалел об этом, кроме утерянных отношений с семьей. Если они вообще были. Барабанщик учился на улицах, подбирался в группах, сам принимал свои решения и сам же получал за них по лицу. Раньше он был таким.. Прилежным. Положительней самого плюса. Не вступал в драки, не пил, не курил да и не принимал до одного момента. Когда он захотел быть музыкантом, что отвергала семья. Еще тогдашний юноша сбегал ночью из дома через окно, чтобы попасть в один из баров дабы услышать небольшой отрывок музыки. Пускай гаражной, панковской. Все с чего-то начинали, что и однажды привело его к металлу. Музыке в которой можно быть кем угодно, где хаос это красота, где нет правил и есть жестокость. Своя особая красота, что дано не каждому понять. Ведь для кого-то это лишь режущие звуки, для кого-то жизнь. Пиклз помнил свою первую гитару, которую благополучно украл, как просил научить незнакомцев играть и как впервые увидел свои первые ударные, которые больше никогда не бросал. Все это было без семьи, его не искали, не хотели или не могли. Барабанщика просто вычеркнули, сделали черным пятном в семейном альбоме. Без жалости, без сожаления. После выступления народ еще недовольно кричал, но группа оказалась в своей закрытой зоне. Каждый занимался разным и в этом не было значения. Кроме Нэйтана находящегося у бара. После речи солист чувствовал себя паршиво, что-то внутри щипало и предвещало нехорошее. Возможно тягость того, что он сделал. Мужчина понимал, что зря уничтожил альбом, это было ошибкой. Это на нем весела вся «Дэтссесия» и если бы это были просто чьи-то жизни, это была проблема целого мира в масштабе. В добавок эта ссора с Пиклзом, ведь они так и не поговорили, хоть он и надеялся, что друг понимал его. Знал что нет. Все почему-то шло не в ту сторону, скатывались на самое дно и даже от туда стучались еще ниже. Его беспокоило то, что барабанщик больше не заходил к нему так часто, не улыбался, а скорее бездушно и цинично смотрел. И даже когда пытался поговорить своим немного дрожащим голосом, Нэйтан его отталкивал из за собственной глупости, страха. Волновало то, что он перестал делится своими мыслями и надолго оставаться вместе. Больше не было знакомой пьянки, лишь изредка и даже тогда Пиклз старался быть дальше, будто в нем что-то изменилось. Не только в том, что мужчина стал больше пить но и действиях. Его не было рядом на выступлении. Его нет рядом здесь, нет в комнате, нет и в общих залах. Нэйтан как бы не хотел волновался за него, как за «друга» вроде только как друга. Солист обернулся на хлопок двери, взглядом встречая Пиклза. Его вид потерянный, немного бледный и обеспокоенный. Такой когда он каждый раз собирался поговорить о том что его волновало, что было не часто но Нэйтан это давно запомнил. Как запомнил и улыбку, зеленые похожие на хвойный лес глаза, немного смутные очертания лица, рассыпанные легкие веснушки. Столь незаметные, что знать о них мог только тот, кто был рядом слишком долго. Вслед за ним зашёл Чарльз, в обычной себе манере быстро перечисляя какие-то сделанные просьбы в ряде которых было одно необычное «Лицензия на недвижимость» что тут же привлекло внимание. С чего вдруг подобное? Да и для чего? Барабанщик опередил вопрос, тут же спокойно говоря короткое «Спасибо» менеджеру, под хохот одного из участников группы. — Пиклз, зачем тебе лицензия на недвижимость? — Слегка негодующим, бархатистым голосом отозвалось по комнате от солиста. — Зачем? Моя мать права! Мы кучка жалких идиотов, так и у меня еще нет «нормальной» работы. Черт возьми, мы просто чёрное пятно на человечестве! Настоящие богатые ублюдки. И всегда ими были. Я хочу доказать что это не так! Разве я не могу?! Не могу хоть раз в жизни быть кому-то нужным в чёртовой семье..? — Голос Пиклза быстро переходил на крик, не истошный но ужасно ноющий. Такой когда тревожность порабощает тело и сердце обеспокоенно ищет хоть какое-то спасение. Мечется из стороны в сторону пытаясь отыскать стабильность или оказаться хоть где-то. В месте где-то между жестокостью и отчаянием. Холодный пот проступал по телу незаметной дрожью и мурашками. Слишком немыслимое чувство одержимости преследовать что-то. — Пиклз.. Никакие мы не мудаки. Может, отчасти да, но не настолько. Тебе стоит послать свою мать куда подальше. Например нахрен к мужику, чтобы это прекратилось? — Первое слово от Нэйтана прозвучало так тихо, обеспокоенно и почти нежно с ноткой разочарования. Мужчина не хотел бы быть грубым но по другому не мог в подобной ситуации. Он знал о его семье, детстве, отношениях с родителями потому это злило еще больше. Как можно было ненавидеть их и любить одновременно, словно это стокгольмский синдром. Разве можно говорить о чем то, когда сам барабанщик уже пытался задушить своего брата. Убить его и похоронить в своих воспоминаниях, вполне заслуженно но все так же пугающе. Он раньше никогда избивал кого-то умышленно. — Эй! Не говори так про мою мать! Это же моя семья. Полегче со словами, мне неприятно. — Ты их ненавидишь! Говоришь об этом называя еще хуже. Но все еще пытаешься что-то изменить? Зачем? — Потому, что это моя семья! Я не могу просто так оставить их. К тому же говорить так могу только я. Мне есть за что их ненавидеть! А тебе нет. — Учащенное дыхание, слегка покрасневшие глаза, точно капилляры готовы выступить в кровавом кино. Почему-то именно в этот разговор решил ввязаться Сквизгаар, что возможно только ухудшило обстановку. Блондин чьи вечно немного спутанные, растрепанные локоны шелковистых прядей немного мешали, обернулся к двум друзьям. Его голос походил на быстро текучий мед, спокойный, почти безразличный и трезвый. — Пиклз, пошли свою мамашу нахуй. Это единственное решение твоей проблемы. Я так сделал еще давно и тебе стоит. Все-таки семья и карьера не должны мешать друг другу. — Вы невыносимы.. Кучка идиотов. — Барабанщик недовольно свёл брови и сделав глубокий вздох попытался перевести свое внимание и терпение. Представить, что это лишь не всерьёз.— Я сделаю то что захочу и найду нормальную работу. Стану хорошим риелтором и это не обсуждается. — После этих слов мужчина покинул комнату, не желая продолжать подобную, абсолютно не причину ссору. После нее оставался осадок внутри, а может это целей трещины просочился холод с грозой. Так или иначе через несколько часов ему уже придется встретить двух людей - покупателей и представить помещение. Это было немного волнительно, но главное сомнение это то, что принесет ли подобная жизнь ему счастье? Если он сможет? К если нет? Барабанщик никогда не был частью массы, не был принят в группы обычных людей которых интересовала стабильность. Для них Пиклз был как с другой планеты. Яркий на вид, громкий и порой безумный под алкоголем. Не обсуждающий простые скандалы на работе в офисе, ни матчи чемпионата. Он не хотел женится и не хотел быть родителем. Возможно умереть раньше положенного но быть в истории. Родится ни с чем, а погибнуть грязно но запоминающееся. Возможно именно по этому он был лишним в кругах или кольцах ада знакомых. Барабанщик просто был собой, тем кого он ненавидел, презирал. Был раненым Гамлетом. Через несколько часов пришлось снова оказаться на строительстве ярмарки, где уже во всю звучали стуки молотков, металла, что падал и бился, режущих пил, чьих-то вздохов и затрудненное дыхание. Песок оказался затоптанным и повсюду летала пыль с металлической крошкой, чей вкус казалось можно уже ощутить во рту неприятной кислотой. Точно каждая деталь этого самодельного ада была настроена на чьи-то страдания. Почему была? Ведь это так и есть, это чистая настолько понятная правда. Только вот барабанщику не хотелось устраивать незапланированное истребление людей в родном месте. За оставшееся время мужчина даже успел привести себя в порядок. Найти красивый хоть немного и нелепый костюм пастельного оттенка. Умыться и собрать дреды в один хвост, дабы те не мешались. Хоть это и давалось с большим трудом и тягостью. Теперь это лицо собственного дела. Лица чьи черты плавно перетекали от густых проколотых бровей к выраженным скулам и вечно сухим немного обкусанных до крови губам. Взгляд полный решимости и ядовитой смесью надежды. Слишком опасное, очень рискованное месиво для убийства любых начинаний. Все это видел сам солист. Это Нэйтан подмечал крохотные детали, забывая как давно он всматривается в одну точку о чем то думая. Было в этом что-то завораживающее, поражающее и приятное. Может он не был уверен в своем друге лишь потому, что сам не хотел этого. Не хотел чтобы у него что-то вышло, чтобы он ушел из команды. Покинул его навсегда так ничего и не сказав на последок. И в этом все было одно большое но, мужчина не хотел вести группу один без него. Человека настолько близкого и по своему любимого. Нэйтан отпустил весьма неприятную, необдуманную шутку, тихо посмеиваясь с остальными тремя друзьями. На что Пиклз лишь недовольно закатил глаза. — О, нет я не собираюсь это слушать. Вы идете нахуй. Ты! Ты! И ты! А ты Нэйтан первым делом. — Барабанщик вдруг обернулся на резкий звук подъехавшего авто за ним. Он быстро попрощался и уже не держась отправился на место. В горле стоял ком, тяжесть похожая на боль. Как сотни игл глубоко входящих в тело с токовыми разрядами, что медленно но верно уничтожают труп изнутри. Не давал заснуть только унылый вид за окном, бьющий ветер с непривычным холодом. Оказать в родном городе спустя столько лет, казалось не самой лучшей перспективой, еще и в таком упадке. Но положительные черты тоже были, знакомые улочки, неразборчивые витрины, избитые дома. Все это было знакомо и по своему родно ему. Точно наркоману, знающему каждую ступеньку здания после многолетних заказов веществ. В каком-то роде воспоминания это тоже зависимость, только они не лечится и не проходят. Их можно постараться забыть, бросив долгий ящик, чтобы однажды они вновь оказалась на поверхности сознания. А можно принять их как должное, пережиток отвратительного прошлого без смысла, жить только настоящим. Есть еще и третий план, безумный но вполне логичный в рамках понимания Пиклза. Осознанный и жестокий, точно действенный для тех кому давно скучно жить. Только подъехавший к месту автомобиль резко остановился, заставляя пошатнуться выходя из о транса мыслей. Мужчина слегка откашлялся возвращаясь в реальность. На выходе уже ждало двое людей, по виду пара средних лет. Чисто одетые, улыбчивые, на первый взгляд немного простоватые. Все лучше чем черный риелтор. Барабанщик вышел из авто здороваясь с потенциальными клиентами. Понадобилось около тридцати минут на полный показ дома, нюансы и прочие мелочи, что казались столь незначительными. Только вот на вопрос о покупке ответили быстро и жестко без лишних слов. Не всегда везет с первого раза, потому отчаяние было рано принимать. К тому же подобное помещение хотели многие. Просторный светлый домик с двумя этажами, гаражом и двором. Только сколько бы людей не проходило звучал отказ либо травма для кого-то. Терпение начинало подходить к быстрому краю. Иногда так хотелось всего и сразу. Быть лучшим во всем, в каждом слове и действии. Таким чтобы не терпеть неудачи, а сразу все понимать. Не совершать ошибок. Не ощущать эту злобу в ладонях. Последние капли закончились еще на другом мужчине риелторе, пришедшим с другими покупателями. Казалось вот вот и его обгонят, что сломать его так просто. От адреналина идущего по венам, от злобы застывшей в мыслях. Ладони будто сами тянулись за этим, хватали за воротник типично хорошо выглаженной рубашки. Со всей силы наносили удары кулаком почти намертво сжатых пальцев. А удар у Пиклза был без сомнения сильный, достаточно чтобы обезвредить человека похожей комплекции. Это был гнев ради гнева, неконтролируемые приступы агрессии. Он бил и бил, заново хаотично повторяя до безумия. Выбивая из этого тела душу и красоту. Уродуя лицо о свои кулаки, ломая нос и наблюдая за кровью заливающей лицо, синяками и ссадинами от ударов. Для полной картины оставалось свернуть ему шею, придавливая сонную артерию, но этого не произошло. Тело обмякло, упало на пол только вспышка прошла. Внутри что-то расходилось по швам. Барабанщик не должен был этого делать, но обманул бы себя сказав, что не хотел. Пустота заполняющая все вокруг, звуки сирен и работников забирающих тело. Грубые ладони в крови, болели костяшки. Все что он успел это вымыть руки в раковине, перед следующими клиентами. Некоторые кислотные блики багровой жидкости оставались на одежде незаметными россыпями. На ней они останутся еще долго, ведь следующую пару так же забрали на скорой с открытым переломом, откуда хлестали потоки, почти водопады кровопотери. Все это время он задавался вопросом жалко ли ему их? И каждый раз отвечал нет, отбрасывая свою сторону позитива. Сейчас Пиклз только покалечил людей, вполне умышленно, не смог продать даже одного дома за сутки, что было не мысленно по его меркам. Возможно мать была права и это лишь ничего не стоящий кусок мусора без возможности на будущее. Барабанщик сидел на краю бордюра, не думая о возможно испачканном костюме. Прохладный ветер медленно врезался в лицо и ресницы, проходил по щетине и неосторожно заставляя щурится. Он словно небольшой лист в воздухе, вечно куда-то летящий, временами падающий к корням стволов деревьев. Нужно было обдумать, что делать и как. С одной стороны не легче ли просто сдаться? Сказать об этом прямо и без стыда, возможно это будет правильно но слишком заденет собственную гордость. Тогда сомнений у его семьи о никчёмности их мы на не будет, но он ведь пообещал это себе, сказал об этом группе, что было главной ошибкой. Ходить и слушать насмешки в будущем, все это так отвратительно, точно горькая настойка жгучая до неприличия. Барабанщик запрокинул голову к хмурому небу разглядывая темные тучи. Они медленно закрывали все промежуточные не оставляя чистоты. Где-то в дали послышались тихие раскаты грома, видные тонкие молнии ниточки. Если подумать, то они ведь не могли существовать без друг друга в полной мере. Все было налажено и взаимосвязано. Оно не ходило в хаотичном беспорядке, не било лишний раз и не уничтожало на своем пути все живое. Пиклз любил за это грозу, ее гром и капли похожие на слезы, за которыми так приятно наблюдать. Этот стук всегда успокаивал, даже если бы он перемешивался с градом и кровью. Холодный, влажный воздух оказывался в легких, быстро распространяясь по телу точно яд. "Был бы здесь Нэйтан.." — Тихо пронеслось в мыслях и уколом отразилось. — "Он бы ничего не сделал, в этом ему нет равных по части философии." — Раздался довольный смешок, мягкая, усталая улыбка разлетелась по лицу. "Сказал бы успокоится, первым делом выпить или отдохнуть. Что-бы я мог сделать? Мм.. Если так подумать, у меня есть недвижимость которую надо продать, но у людей нет денег. Но они есть у меня. Никто же не запрещает проворачивать подобную аферу? Звучит как план." — Небольшие хитрые нотки загорелись огоньками во взгляде. Мужчина быстро потянулся за мобильным набирая номер. В течении недели продолжалась стройка для мероприятия, барабанщик удачно провернул свое дело потому совсем не появлялся рядом, даже ночью не возвращаясь обратно. Многие новостные каналы начали говорить о этих успехах разнося по всем газетам сплетни о возможном уходе из группы, о ближайшем концерте. Казалось бы солист должен радоваться за друга, но этого не было. Только назойливое чувство беспокойства. Нэйтан не спеша смотрел за происходящим, словно никогда не был его частью. Лишь молчаливым наблюдателем. На плечо легла холодная ладонь, от чего мужчина резко обернулся, встречая взглядом менеджера. — Добрый день, Нэйтан. Хотел убедится, что все идет по плану по строительстве, все-таки уже завтра выступление. И вроде как все готово. Не может не радовать. Но ты выглядишь потерянно, непривычно. Слышал новости про Пиклза? Кажется его дела идут очень даже хорошо. Правда? — Чарльз будто специально давил на больное, от чего хотелось непоправимо врезать ему и этой гадкой улыбке, спокойному, тихому голосу полному безразличия. — Да, знаю и видел. —  Не думаешь, что он возможно захочет уйти из группы? Это будет не очень приятно, особенно тебе как я понимаю. Все-таки ты с ним, давние друзья. Только считает ли он тебя таким? — Прекрати.. Ты, лучше всех знаешь, что он не уйдет. В конце концов, его семья это не слишком весомый аргумент. — Кто знает? Вы кажется перестали ладить в последнее время. Возможно, Пиклз нашел кого-то еще? Все-таки неделя тоже время, особенно в кругу между людей бизнеса. — Менеджер продолжал гордо держать равнодушный взгляд без эмоции. Он наблюдал, более чем специально, хотел вывести и узнать, что будет делать солист. Как поступит, что испытает. Возможно жестоко, но его цель оправдывало средство. Эксплоужен в отличии от собеседника замер на месте, недовольно сведённые брови, сбегающий взгляд и холод по телу. Зрачки немного сузились от беспокойства, просыпающейся тревоги. — Я не знаю, возможно. — Ком стоящий в горле накатывал сильнее от чего приходилось подбирать собственные слова. — Я поговорю с ним после концерта или перед ним. — Солист сбросил ладонь со своего плеча быстрым движением, так же резко разворачиваясь и делая шаг назад. Неужели Пиклз и правда мог его променять? Забыть? Мог ли он исчезнуть из его жизни так, будто никогда и не существовало. Но ведь барабанщик был частью мужчины, его самых радостных и теплых воспоминаний. В те моменты когда его сердце учащённо билось и обливалось кровью. Это он помогал ему временами успокоится, он поддерживал его, радовал, он его не оставлял не менял на отношения. Делил радость и печаль, ласково улыбаясь за игрой. Хитрым взглядом обманывая ради победы. Неужели все это пропадет в одночасье? Они исчезнут. Тогда в чем смысл вести это дальше без него? Там много вопросов бились внутри с собственными противоречиями. Эксплоужен чувствовал слишком странные, смешанные чувства к нему. Он произвольно потянулся к мобильному набирая контакт друга, послышались гудки, долгие, протяжные но никто так и не ответил. Только этот неприятный голос автоответчика опросил оставить сообщение в аудио формате. Пиклз никогда не брал от него входящие и сейчас не стал. В время проходило одновременно тягостно, другими местами быстро. Вечер выступления, а барабанщик только опоздал на сборы, от чего приходилось в срочном порядке занимать позиции, без лишнего время на разговоры. Выход на сцену хорошо украшался декорациями, все что только могло показаться адом было тут, от различных развлечений до чего-то познавательного. Люди которые ломились во всех проходах и дорожках ожидания. Они наслаждались своей музыкой, под уже чьи-то вопли, тех кого настиг несчастный случай или что похуже, вроде смерти. Барабанщик как все на сцене не могли, да и не хотели обращать свое внимание на это, особенно во время игры. Порой чтобы хорошо играть, просто не нужно думать, чувствовать наперед. Только Эксплоужен ловил себя на попытках обернутся назад к другу, не понимая, что сам хочет увидеть. Наверное все что угодно, все кроме отсутствия самого Пиклза. Этих вечно полыхающих на цвет дред, циничный взгляд с странной ухмылкой. Повсюду был огонь и эти языки пламени охватывали территорию все ближе и ближе, играя на чувствах неожиданности, не осознанности. До тех пор пока не прозвучал последний аккорд, нота и звонкий удар. Благодарность за внимание, за вечер который для кого-то запомниться на всю жизнь, а для кого-то на час. После пролитого на свет конца, барабанщик поспешил сойти со сцены, хватая из рук одного помощника бутылку ледяной воды, только доставленной из морозильника. Он знал, что Нэйтан был позади, всего на один шаг отставая. Потому зашёл в пустую гримерную дожидаясь за собой друга. — Ты что-то хотел, Нэйтан? Если да, то давай поговорим позже. Опять приехала моя мать, да еще и дела в агентстве. — Барабанщик смотрел прямо, почти без стыда и чувства вины за собственные оплошности в том, что опоздал. — Я? Да, думаю это разговор на долго и наедине. Так что я подожду пока будешь разговаривать. Но хватит уходить от меня так умышленно. Разве это так много для просьбы? — Хочешь сказать, что я избегаю тебя? Это глупо. Занят просто, делами. Да.. — В коридоре послышались уже обыденные стервозные вскрики родной матери барабанщика, от чего тот непроизвольно вздохнул. — Жди тут, я вернусь. Мужчина тут же покинул гримерную оставляя за собой легкий холод и точно след, похожий на невидимую ауру. Эксплоужен подошёл к двери, опираясь на нее чтобы все слышать. Обладатель дред вышедший в коридор тут же встретил женщину, все так же недовольную с этим гордым до безумия взглядом. — Пиклз! Ты должен вернутся в работу группы! Это из за тебя все стало еще хуже. Только посмотри! — она кинула одну из "статей" газет, что вечно писали о политике. — То есть то что я стал лучшим риелтором страны тебя больше не заботит? Серьезно? Даже так ты всё ещё считаешь, что я в чем-то не прав? — Эта работа не прекратит детсесию, в отличии от ваших ноющих песен. — Услышав слова матери мужчина остановился, немного переводя собственное терпение. Чего он ожидал? Похвалы или гордости за него? От этого накипала внутренняя злость, гнев вперемешку с ненавистью. Может все-таки Сквизгаар и Эксплоужен были правы.Его почти трясло. — Знаешь что мам? Сходи нахуй, мне надоели вечные жалобы и недовольство! В конце концов я тоже человек и могу совершать любые ошибки и ничуть не жалею, что однажды ушел из семьи. Вы все отвратительные ублюдки и ими останетесь до смерти. Женщина хотела что-то возразить, но не хватало слов, ее лицо застыло в ужасе в перемешку с презрением. Она замахнулась с силой оставляя пощечину на лице сына красным следом. Уходя без лишних слов. Возможно это был самый лучший вариант развития событий. Но взгляд мужчины не много померк пряча разочарование. Все время находящийся за дверью солист тихо вышел, так насколько мог но все-таки. Нэйтан подошёл со спины слегка дотрагиваясь до плеча. — Пиклз.. Не расстраивайся из за матери. Она не заслуживает того чтобы ее вспоминали. Чтобы она не говорила тебе до этого, для нас.. Для меня ты всегда будешь членом семьи. Самым способным и лучшим. Понимаешь? Даже если они никогда не будут гордится тобой, это буду делать я. — Эксплоужену ужасно сложно давались слова, так же как и попытки утешения людей. Это всегда было слегка глуповато и скромно, но слишком искренне. — Ты такой идиот и я тоже.. Идиот. — Барабанщик обернулся обнимая друга. Он любил эти теплые прикосновения, вне зависимости от всего на свете. Спокойствие, вот что тогда охватывало сердце. Нежная улыбка, даже когда его трепали по голове, а он это ненавидел. — Да, пара идиотов. Звучит отлично. Выпьем за это? Ну и конечно за избавление от твоей мамаши? — Низкий, грубый смех. Он не нуждался в другом речевом согласии. Они точно снова напьются и не поговорят, но перестанут тянуть эту паузу. Пусть лучше будет больно потом, чем сейчас.