Дождь, выставка и объятья

Тяжёлые и чёткие шаги туфлей об лужи, оставленные дождём, разносились по ночным и тёмным улицам Лондона. Эти постукивания обуви об асфальт нельзя было спутать ни с каким другим звуком, и приплести к какому-то другому источнику невозможно было; они были наполнены злостью и усталостью от шума, окружающего со всех сторон, а их частота была относительно схожа на бег, как будто гонят несчастного щенка, который пытается сбежать куда-нибудь подальше от громких и раздражающих звуков: туда, где будет тихо и спокойно на душе. Не мудрено, что хозяином этих недовольных пыхтений и стуков стала самая спорная фигура не только в художественной, но и во всей творческой деятельности в Великобритании. Все знали, что у юного господина Валдена характер был не ахти и лишь единицы из его близкого окружения могли понять мыслительный ход этого странноватого художника и настроиться на единую с ним волну. Ходило множество слухов о его карьере художника - живописца, хотя на них тот не обращал никакого внимания, но они явно подливали масла в огонь его общей репутации. Что он вместо масляных красок использует кровь пропавших девушек из объявлений, или то, что он ни о чём другом, кроме о творчестве, в высшем обществе не говорит, а как вам то, что юноша практически всегда хмур и недоволен? Хотя, с последним можно было бы и согласиться. Каждая выставка для Эдгара, как второй день рождения, не особо рад проводить, но надо, ведь люди ждут и надеются увидеть своими собственными глазами картины, созданные руками творца, а на его самого практически никто не обращает внимание, но это даже и лучше: не нужно будет отвечать на бессмысленные и глупые вопросы. Хотя и прибывшие на такое важное, по сути своей, мероприятие не особо блещут знаниями о базовом понимании творчества, но ведь надо показать всем, что ты чего-то стоишь и что-то понимаешь, а не просто очередная накрашенная курица, где в голове будет пусто и глухо. Но чёткий глаз Эдгара всё видит и, возможно немного высокомерно, наблюдает за очередной толпой аристократов и дворянинов, заполняющие помещение и не дающие прохода. Но сегодняшняя выставка прям кишела народом, тут не то, что пройти, дышать сложно при таком необычайно огромном количестве людей. Так и ещё не повезло с содержанием этой самой толпы: уж больно разговорчивыми оказались, от чего творец уже разрывался на миллионы частей в секунду, чтобы успеть всем ответить и рассказать, что да как. И именно этот вечер измотал несчастного художника чуть ли не до смерти, то ли от собранной толпы в замкнутом помещении, то ли нескончаемых вопросов, на которых нужно было ответить хотя бы очередным «Я подумаю над вашими словами». Как только закончился этот до ужаса душный и отвратительный день, Валден быстрыми шагами удалился из здания и пошёл как можно скорее добраться до дома. И, успев понадеяться, чтобы прогнозируемый дождь не начался вот так внезапно, как на плечи быстрым ритмом упали мелкие капли. Получив знак от природы, Эдгар недовольно цокнул языком и, держа в охапку разрисованные холсты, ещё быстрее начал идти, достигая до стадии бега. Дорога от здания проведения выставки до своего дома не была такая уж и долгая, но за то время, что юноша находился под открытым мрачным небом, успел подхватить не мало воды, от чего желание как можно быстрее добежать до тихого и уютного укрытия возрастало с каждой новой каплей. Да и настроение ясно так подпортилось, страшно на секунду задуматься, чего ещё ожидать от такого дня. Звук железный ключей, дёргается ручка, и дверь отворилась. Пока Эдгар приводил своё дыхание в норму и запирал за собой дверь, на ковер стекалась собранная вода с бардового свитера, из которого выглядывают рукава рубашки, которые на конце выглядят как ночные фонарики. Оглянувшись вокруг, было темно, как будто дома никого не было, но художник точно видел, как в одной из комнат горел свет. Поразмыслив пару минут, ответ сам дошёл до адресата. Медленным и лёгким шагом, путь был теперь направлен в мастерскую, которую он разделяет с другим таким же гением своего дела, но имеющего более чистую репутацию и авторитета явно больше. Голова осторожно расположилась на гладкой деревянной поверхности, улавливая тихие шуршания и звон шестерёнок друг об друга. Эдгар вздохнул. Открыв со скрипом дверь, на него уставились пара серых глаз. *** Удивительно, как Бальза и Валден нашли общий язык. Ну как нашли, юный учёный просто привык к вредному и вечно ворчливому художнику, периодически подкладывая его даже самые обыкновенные движения. И наблюдать за ними чаще всего забавно, особенно мисс Клод наслаждается этим зрелищем, которая входит в близкий круг Валдена. Когда ту спрашивают про этих двух, она с улыбкой отвечает: – Я нахожу эту парочку очень милой. Имею ввиду, они идеальные партнёры по работе. Их объединяет то, что они оба поистине любят своё ремесло и их обоих чаще всего не понимают. А они друг друга очень даже...– Так получилось, что в какой-то момент их дружба переросла в то, что они оба разделяют одну и ту же мастерскую и это выглядит так гармонично. Только представьте: огромная комната с окнами по сторонам, где на одной расположен мольберт с разбитыми временем ножками, напротив обитый стул, на полу лежат, что маленькие, что большие, холсты, опираясь на стену, на полках лежат баночки и тюбики с краской, а на столе море кистей с лезвиями, шпателями и карандашами, и на краю стоит пару стаканов с грязной и не очень водой, а на второй всё пахнет маслом и железом, на огромной столе чертежи, полки забиты инструментами и ёмкостями для смазывания шестерёнок, стены обвешаны листами с результатами каких-либо исследований на кнопки, все ящики в тумбочках забиты всякими бумагами и где-то в сторонке лежит груда чашек с ледяным кофе, о которых юноша благополучно забывает. И это так выглядит живо и своеобразно прекрасно. Одна доля людей задумается, кто-либо вообще живёт в таком безобразии и грязи, а другая восхитится, насколько сильно вовлечены в процесс эти юноши, и как сильно они отданы своему делу. *** – Хм? – голова брюнета резко поднялась, услышав скрип двери, сразу же отложив паяльник и направив всё своё внимание на пришедшего. – О! Эдди! А я как раз о тебе вспоминал, думал, что-то ты припозднился сегодня...– хитрая улыбка расползлась по лицу, смотря с ноткой хитрости на художника. – Да-да, как будто ты не знаешь, где я был и что делал. Я же тебе не 'прожжужал все мозги этим'– угрюмый взгляд чуть ли не пронзил юношу насквозь. Поставив промокшие до ниточек картины, художник с каждым шагом приближался всё ближе и ближе к изобретателю. – Ааа, точно! Совсем забыл, выставка? – слегка озадаченно взглянул Лука, всё так же сохраняя свою теплую, но лисью улыбку. –Именно. Браво, Лоренц младший, – Шагов пришлось сделать не очень много, чтобы оказаться практически впритык к другому брюнету. – Но выглядишь ты немного... Уставшим. – – Да вот, слишком разговорчивыми оказались гости. Удивительно, сколько чуши они могут наговорить. – – Хах, что поделать, твоя последняя работа «Красная смерть» столько принесла тебе новую волну знаменитости, даже в газетах тебе покоя не дают.– – Пфф, ничем эта картина не отличается от моих предыдущих, разве что...– Эдгар на секунду задумался, инстинктивно потирая кончиками пальцев о свои запястья, что скрыты под грязновато - белыми руками. – Эдгар... – выражение лица Луки резко из озонового и хитрого изменилось до серьезного и в какой-то степени даже обеспокоенного. Он догадывался, что имел ввиду творец, но глубоко в душе надеялся, что эти догадки останутся догадками, – Ты же сказал, что завяжешь в этим. Ты же понимаешь что...– –... Что это влияет на моё физическое и ментальное здоровье. Я знаю, Лука, я прекрасно всё знаю.– – Тогда почему продолжаешь издеваться над собой? – Бальза чуть ли не вскрикнул на товарища, смотря слегка раздражённо в мутно - голубые глаза, чей владелец слегка дёрнулся, не ожидая такой реакции, – Если ты всё понимаешь? И только посмей сказать, что искусство требует жертв.– Именно тогда, когда изобретатель произнёс любимую фразу творца, он замолк, понимая, что его опередили. Лука вздохнул, на лице проявлялись лёгкое беспокойство и печаль. Как никак, брюнет беспокоился за самочувствие партнёра и каждый раз, когда он упоминал о причинении себе вреда, на сердце становилось больно, как будто воткнули кинжал. – Не обижайся, но...– – У меня был артблок. Снова. – Эдгар расставил расслаблено руки по бокам, смотря прямо в душу Луки, но чувствуя, как в горле застывает комок совести, – Если честно, я сам этого не хочу. Это как вредная привычка, неосознанно делаешь снова и снова. Я постараюсь с этим что-то сделать. – Лука замолчал, с вниманием вслушиваясь в каждое слово юноши. После, с ноткой грусти вздохнул, но тут же проявил лёгкую улыбку надежды, как тонкий луч из мрачных клубней облаков. – Ну... Надеюсь на это... держу тебя на слове! – сказал Лука с лёгкой усмешкой. После недолго диалога, Бальза снова принялся за свою работу, а вот Валден был ещё в раздумьях. Слова Луки его достаточно тронули и даже не договаривая некоторых вещей, он всё прекрасно понимал, что чувствует брюнет по отношению к нему. Это было даже приятно, что хоть кто-то, кроме сестры, заботился о его здоровье, но и чувство стыда не покидало хрупкое и бледное, как луна, тело. Но если живописец задумается, что именно чувствует он по отношению к этому 'сумасшедшему изобретателю', то наверное самое подходящее слово будет... «Тепло?» Да, приятное и обжигающее тепло, что изнутри сможет растопить самое холодное и недостижимое сердце. И оно проявляется даже в самых малозначительных вещах: лёгкий, но подбодряющий смешок с фирменной улыбкой и выделяющимся клычком, длинные, как река, рассказы о том или ином изобретении, которые становятся бальзамами для души во время наискучнейших вечеров, где собираются самое выдающиеся мастера своего дела, да даже самое простое поглаживание по голове, в ходе которого ловкая рука лохматит ухоженные волосы Валдена, даёт столько нежности и тепла, что создаёт привязанность к этому изобретателю. Голубые и уставшие глаза зацепились за Бальзу, как крючок к рыбке, рассматривая его спину и часть лица, которая была слегка, но видна. Сам Эдгар осознал, что чем дольше он смотрит и разглядывает Луку, тем быстрее бьётся его сердце, чему тот не мог ничем помочь. Эти бешеные постукивания в груди уже давно сбились с привычного и незамысловатого ритма, а руки так и тянуться притянуться поближе, ощутить эти лёгкие и согревающие ощущения. Художник впритык подошёл к изобретателю, чуть ли не дыша ему в спину, он и это не мудрено, как никак запах кофе и металлических опилок уже стал родным для творца, что не могло не притягивать. Медленно и с особой осторожностью, чтобы ничего не повредилось в последствии, холодные руки Эдгара проскользнули под мышки Луки и, обхватив грудь, уставшая голова расположилась на плече, ощущая под щекой гладкую белую ткань с еле видимыми узорами, которые придавали уникальность костюму изобретателя. Тот, в свою очередь, не мог не заметить чужое прикосновение к нему и настолько близко прижался его товарищ. Посмотрев за спину, Лоренц младший был в какой-то степени застигнут врасплох, что можно было заметить в его пепельных глазах, но прислушавшись к тишине, он уловил тихое сопение из бледно - розовых губ, от чего не мог не улыбнуться. А чтобы создать более уютную атмосферу, Бальза подтолкнул табуретку, на которой сидел, слегка назад, чтобы тот оказался на краю, а у уставшего художника какое никакое пространство для того, чтобы как можно удобнее расположиться на импровизированной подушке с автоматическим подогревом. И такая нежная и ласковая аура накрыла обоих юношей, что даже изобретатель отложил свои инструменты, чтобы не дай бог как-то дёрнуться, что приведёт к тому, что парень проснётся, или случайно ошпарить висячие ладони. Понимая, что заняться чем-то ещё в этот вечер не получится, Бальза лишь тихонько вздохнул, с огромной лаской и с ноткой робости взял одну руку за запястье. Сняв одну из перчаток, он нежно начал поглаживать кончиками пальцев тыльную сторону ладони, проходя по костяшкам и подмечая, насколько элегантная и хрупкая она была, оступаясь на засохшие и не очень остатки краски. Мгновение спустя, кровь по сосудам начала быстрее циркулировать, и руки сами приподняли к лицу ладонь. Сухие и слегка треснутые губы осторожно прикоснулись к коже, задерживая их как можно дольше, целуя всю поверхность. Отпуская руку, засияла улыбка, но уже не такая хитрая и озорная, а спокойная и даже мягкая. В ней было запечатлены радость и чувство ответственности за этого недопонятого обществом гения. И что бы он не говорил, насколько ненавидит или каким бы скучным не был он, шатен понимал, что чувствует привязанность, и эта привязанность точно уж никуда не денется. Возможно когда-нибудь он скажет всё, о чём думает и что чувствует по отношению к юному Валдену, а может оно само как-нибудь прояснится.