snake laughter

В затхлом и разбитом автокинотеатре крошечная Эмма-которая-чертовски-смелая говорит, что Люк мёртв. Морщится, когда стряхивает с плеча кусочек барабанной перепонки, и говорит, что ей очень жаль. Дышать. Дышать. Дышать. Верчусь, дабы унять дрожь. Здесь всё так, как и прежде. На стене потёртый временем постер фильма «Красный Гром». Время расплаты! «Советский союз объявил войну Соединённым Штатам. Снова». Внутри меня также война. Взрыв. Огонь. И паника. Он ведь не мог так поступить. Люк же не... Хочется разнести всё к чертям. Эмма, как наэлектризованная, продолжает объясняться, машет руками, привлекает внимание, но я перестаю чувствовать диалог. Извилины мозга развязываются, шевелятся и ползут, как змеи. Вдавливаются тяжёлыми боками в череп, извиваются, разъедают и шипят. Мысли – они травят, травят, травят. Голоса. Смех. И я утопаю в отраве. Я плюшевая кукла. Марионетка, набитая ненужным дерьмом. Змеи-голоса скользят, омрачают, разрывают, пытаясь освободиться. Нельзя, нельзя, нельзя. Закрыть глаза. Дышать. И повторять, пока не полегчает. Ну же, Сэм. Ты же не хочешь спугнуть единственного человека, который приложил усилия для твоего спасения. Она тебе нужна. Очнись, чёрт возьми. Спокойно, Сэм. Успокойся. — Да, Сэм. Успокойся. Голос прямо за спиной целует затылок, точно лезвие топора. Так мягко и по-родному, но в тоже время образует надлом в черепе, позволяя змеям высунуть мокрые языки наружу. Оборачиваюсь, медленно переступая босыми пятками по полу. Он стоит возле слаш машины. Автомат цветной и слабо подсвечивается. Выставляет на показ яркие бока нарисованных стаканчиков. Рядом Люк: руки на груди, взгляд ровный, нога вытянута. Он опирается плечом и вовсе не цветной. Мрачный, почти серый. Блекнет на фоне радужных коктейлей. Тру сгибом большого пальца глаза, оттягиваю вниз кожу на щеке. Ох. Запускаю пальцы в волосы. Боже. Стоит. Все ещё стоит. Пожимает плечами, доказывает своё присутствие. Затем смотрит на мои руки, одежду, покачивает головой: не одобряет. Там кровь. И она засохла. Впиталась в ткань дешёвого белья. Въелась в кожу. Тру между пальцев. Ускоряюсь. Быстро, быстро, быстро. Стереть. Спрятать. Люк не одобряет. Люк смотрит. Люк живой. Спокойно, Сэм. Расслабься. Стоп! Хватит! Тихо. Тру глаза, почти вдавливаю их. Тише. Шшш! Эмма наврала. Пошутила. Эти люди с Годолкина ещё страннее и шутки их эти не съешь на завтрак. Зачем их есть, когда они застревают в горле. Не смешно, не вкусно. Тьфу. Гадость. Делаю шаг. Боже, Люк. В голове не укладывается. Стоит. Смотрит. Лампа над ним начинает подмигивать. Второй. Люк, родненький, живой. А Эмма тут наплела, сказала, что ты мёртв, представляешь? Вот умора. Думал, это у меня странные шутки. — Не мёртв, — выдыхаю, когда подхожу ближе. Живой. Живой. Живой. Боже. Точно! Это Люк попросил Эмму спасти меня. Наконец пришёл конец иглам Доктора Кардоса! Теперь Эдисон не сможет запускать отраву в мою голову. Какой же Люк всё-таки хороший. Люк. Родненький. Я знал. Знал. Он придёт за мной. Не оставит страдать. Живой. Живой! На третий шаг хватаюсь за голову. Движение в голове набирает разгон. Шипение отравляет мысли ядом. Тяжесть ударяет в череп, пульсирует. Голоса-змеи липнут к стенкам, смеются, лижут, разрывают. Больно, больно, больно. Хватит! — Да уж, — холодно отзывается Люк. Говорит: — представляю, поверь. Заткнись! Змеи пытаются вырваться через надлом на затылке. Проедают виски и смеются. Невыносимо. Опускаюсь на колени, а Люк выпрямляется, отлипает от автомата. И с каждым его шагом ко мне оседаю ближе к полу, прижимаюсь грудью к пыли. Смех. Шипение. Нет! Пальцы царапают пол и от напряжения белеют кости. Поднимаю взгляд на Люка. Стоп, стоп, стоп. — Спокойно, — противно расстягивает Люк. Говорит: — да, без меня ты совсем раскис, Сэм. В другой комнате шум: хлопает шкафчик и шелестит целлофан. Эмма. Да, это Эмма. Эмма здесь, спокойно. Эмма-которая-чертовски-смелая спасёт. Снова. Сейчас. Эмма обещала не уходить. Обещала, обещала, обещала. Закрываю глаза: хочу, чтобы Люк исчез. Впервые. Вдавливаюсь лбом в пол – змеям не нравится. Тут же шипят, кусают, вонзаясь клыками. Мой череп трещит, спина сгорблена, и пальцы на ногах болят от попытки упереться. Я не могу удержаться в этой реальности. Хватит, пожалуйста. Замолчите! Люк молчит, скрещивает руки на груди и наблюдает. Что он хочет? Что они хотят? Почему смеются, шипят, разрывают? Уже вижу, как искажается тело Люка. Как силуэт вытягивается, пробивает потолок, сыплется побелка. Передо мной огромная склизкая змея. И она... — Сэм? — это Эмма! — всё в порядке? Приоткрываю один глаз. Эмма большая. Вижу её вверх ногами: футболка едва прикрывает бедра и две совершенно разные пары обуви. Ужас, как нелепо. Она говорит: — С кем ты разговариваешь? Осторожно приседает и ждёт. Закрываю глаза и бью несколько раз кулаком по полу. Автоматы у стены громыхают, подпрыгивают, а Люк смеётся. Отдаёт в ушах. И я валюсь на бок. Пожалуйста. Не надо. Люк подаёт знак: — Ответь ей. Настаивает: — Ответь. Я уступаю голосам-змеям, говорю, хорошо, пусть будет так. Но не вслух. Нет. Не сейчас. Или вслух? Может, Эмма увидела огромную змею и сбежала? Хотел бы я так же, но Люк снова требует. Он ещё здесь. Он ждёт, постукивает ногой. Стук, стук, стук. Хватит! Открываю глаза. Эмма тут: не двигается, сидит на коленях, взволнованная. Мои глаза бегают по её перевёрнутому лицу. На нём страх? За меня? За себя? Она боится меня? Я облажался и теперь она уйдёт. Точно уйдёт. — Люк. Он здесь, — хриплю, выдавливаю. Всхлипываю: — разве ты его не видишь? Эмме нужна всего секунда, чтобы разочаровать. Я облажался, облажался. Осторожно продолжает: — Его здесь нет, Сэм, — а змеи есть! — Сэм, позволь помочь, — нет! Вытягивает руку, ползёт на коленях, хочет успокоить. Себя пусть успокоит. К чёрту её руки! Я спокоен. — Заметно. Шшш. Хватит. Не надо. Заткнись! Трясёт. Сворачиваюсь на полу, поджимаю колени. Оттираю кровь на ладонях. Быстро. Горячо. Эмма снова твердит, что здесь никого нет. Есть! Это шутка. Розыгрыш. Не смешной, не вкусный. Тьфу. Гадость. Она не понимает. Она ничего не понимает. Люк живой. Живой... Её присутствие притупляет боль: садится ближе, упирается коленями в мою спину. Такими тёплыми, маленькими. Трещина в затылке зарастает, змеи замирают, когда она кладёт свою руку на мою макушку и нежно поглаживает волосы. Мокрые, спутанные и слипшие из-за крови. Эмма здесь. Эмма рядом. Эмма-которая-чертовски-смелая обещала остаться. Она шепчет, что всё будет хорошо. Что здесь никого нет и нас никто не найдет. Но Люк... Дышать. Дышать. Дышать. И повторять, пока не полегчает. Открываю глаза — пусто. Люка нет. И не было. Он исчез. Но уверен, что это ненадолго. Заглушить – не значит убить.