История одной вражды

— С тобой всё порядке? Знаешь ли, тут везде такие скользкие плиты… От этих слов Гатс вздрогнул, ощущая, как неприятные мурашки расползаются по коже. Он, конечно, понимал, что рано или поздно ему придётся столкнуться со своим врагом, но не при таких же обстоятельствах! Когда они оба абсолютно голые стояли под струями водопада после того, как Гриффит придержал его от падения за плечи. В ряду двусмысленности эта ситуация вполне могла занять первое место. При другом раскладе, он бы давно разбил и отколошматил это красивое личико, а тело скормил бы собакам. Но сейчас его потрясение было настолько большим, что ему не оставалось ничего другого, кроме как уткнуться взглядом в его грудь, при этом не понимая, как при таком худощавом телосложении, она может быть такой упругой и накаченной. Мечник и сам не заметил, как стал невольно наблюдать за тем, как при каждом вдохе она поднималась, а затем медленно опускалась. Потом как по этой белой, словно мрамор, коже стекали серебряные водные нити, переливающиеся и поблескивающие под лучами солнца. Как они стекали с плеч, опоясывая хорошо очерченную эластичными мышцами фигуру, а затем с тихим плеском падали в воду. Создавалось впечатление, что перед ним не человек, а небожитель, потому что для парня он был слишком красив. Тем временем, способность Гриффита считывать людей поражала. Даже сейчас, заметив на себе его взгляд, он явно понимал, что к чему. Однако, всё равно спросил, будто специально пытался этим вопросом передразнить и так разбушевавшегося пса: — На что это ты так пристально уставился? Взгляд Гатса аж потемнел от вскипающей внутри его сердца ярости. Хоть к нему и вернулась способность трезво размышлять, он так и сжал до побелевших костяшек кулаки. От непонимания, что за странная напасть сейчас на него нашла, голова загудела так сильно, как будто у него началась мигрень. Во-первых, ему никогда не нравились и точно не смогут понравиться мужчины. Во-вторых, да, без сомнений, этот человек когда-то являлся особенным для него и из всех людей он, наверное, единственный, кого Гатс подпускал так близко к себе. Только теперь, когда Гриффит ступил на кривую дорожку и предал его, разве он не должен был сразу же покончить с ним? Да ещё тогда, когда они ещё дружили, он должен был подмешать ему в еду яд, чтобы спасти своих людей от его злодеяний. Но почему тогда сейчас он не решается? Почему до сих пор сомневается? От этого роя несуразных мыслей трещала голова. Да и сам он из-за отравления чувствовал себя, как кусок подтаявшего масла на раскалённой сковороде. Внутренняя чуйка вторила ему, что надо уходить, ведь он и так еле как держался из последних сил. И главное — он понимал, что даже при всём своём желании не смог бы осуществить свою месть сейчас. — Уйди с дороги, — с нескрываемым раздражением прорычал мечник. Казалось, что если он сейчас же не уйдёт отсюда, то точно поскользнётся и утонет в этой купальне, пока Гриффит будет стоять и насмехаться над ним. Но не успел он сделать и шага, как его ноги подогнулись, совсем переставая держать его. И с покрасневшими глазами он весь согнулся пополам, чувствуя, как водная стихия поглощает его с головой. Он бы так и захлебнулся в этой горячей воде, если бы сильная рука не потянула его обратно. Горячее дыхание обожгло ухо. Одна рука Белого Сокола властно обвила талию, а другая хоть и сильно, но осторожно держала запястье. И в такой неоднозначной позе Гатс мог в полной мере ощутить чужое тепло, и насколько сильным и необузданным было желание у человека позади него. Но то, что произошло дальше, совсем потрясло и напугало. Внезапно в его внутреннюю часть бедра упёрлось что-то большое и горячее, похожее по форме на… «Нет… Не может быть, чтоб этот сукин сын посмел...». Отчаявшись, он стал болтыхаться, как умалишённый, пытаясь оттолкнуть Гриффита от себя, отчего вода крупными брызгами разлеталась вокруг них, но всё было бесполезно. Когда тело совсем перестало слушаться, беловолосому не стоило никаких усилий, чтобы продолжить удерживать его на месте и сделать так, чтобы он в итоге оказался прижат к нему, как моллюск к морскому дну. От осознания жалкости и никчёмности положения, с лица вдруг сошли все краски, а губы непроизвольно сжались в одну тонкую линию. — Ты… Совсем, что ли, спятил... Отпусти меня сейчас же! — ему вдруг по-настоящему стало страшно. Но пугал, скорее, не факт того, что Гриффит так внезапно приставил член к его заднице, а то, что ему было вовсе не неприятно. Наоборот... Видимо, где-то на подсознательном уровне он до сих пор считал его объектом своей симпатии. И поэтому, от одной только мысли о том, что этот человек сейчас так страстно и явно желает его, возбуждался он не меньше. А осознание этого только добавляло масла в огонь и подтверждало собственную никчёмность. Итак, чуть ли не умоляюще заглянув в глаза бывшего друга, он, переступив через собственную гордость, пытался уговорить его: — Ты ведь итак отнял у меня всё! Но тебе и этого оказалось мало? Почему ты так ненавидишь меня, Гриффит, почему? Я ведь когда-то… — Ты сказал, что я ненавижу тебя, да? — голос Белого Сокола вдруг зазвучал совсем приглушённо, хрипло. Словно ещё чуть-чуть и он совсем сольётся вместе с шумом, бьющимся об камни воды. — Отчасти ты прав. Я ненавидел тебя раньше. Когда ты сначала отдалился от меня, а потом и вовсе ушёл из отряда и оставил меня, как ненужную вещь! Все эти необдуманные поступки и действия — всё, что привело к такому исходу, всё это я совершил из-за тебя! Ещё никогда и никто не заставлял меня быть настолько импульсивным, Гатс. Но я долго обдумывал это и теперь понял, что это совсем не твоя вина... А только моя. Его взгляд вдруг потемнел, и он с силой толкнул мечника к стене, которая являлась будто бы иллюзорным ограждением для тех, кто любил искупаться в одиночестве. Ударившись затылком о каменные плиты, Гатс непроизвольно охнул и не успел ничего осмыслить, как его руки уже были зажаты в замок прямо над его головой. Теперь, когда лицо беловолосого демона оказалось совсем близко, он мог отчётливо рассмотреть своё испуганное выражение, мелькнувшее за лазурной оболочкой глаз. — Моя вина в том, что я тогда дал тебе возможность уйти. Нужно было сразу переломать тебе ноги, чтоб даже и мысли у тебя такой в следующий раз не возникало. Но я был всегда слишком мягок с тобой, и ты этим пользовался. Теперь, когда твои ноги ослабли, ты должен научиться слушаться меня. Гатса словно окатили холодной водой. До него только сейчас снизошло осознание. Как он мог сразу не догадаться об этом? Неужели он всё это время был настолько слеп? От дремучей смеси гнева, обиды и горечи его начинало потряхивать. Если же он раньше был похож на озлобленного волка, то сейчас больше походил на пса, которому переломали лапы и оставили умирать голодного под дождём.  — Ты... Так это сделал ты? Решил, что честными методами победить меня не получится, поэтому решил напоить меня ядом? Тебе не кажется, Гриффит, что такие методы по убийству слишком крысиные, даже для такого как ты? — под конец его голос задрожал, а глаза словно опустели. Почему опять так неприятно и больно ощущать предательство от этого человека? Будто его грудь сдавило тяжёлыми плитами от отвратно подступившей горечи. Если бы Гриффит пришёл сюда и правда убить его, то он бы сейчас либо рассмеялся, либо проигнорировал бы его слова. Но он этого не сделал. Вместо этого, он словно в попытке доказать обратное, наклонился, опалив его лицо горячим дыханием и слегка коснулся его губ своими. По ощущениям это даже не было похоже на поцелуй, скорее на какое-то мимолётное колыхание тёплого воздуха. Но даже этого хватило, чтобы все мысли в голове замерли, спутываясь в один большой ком. Он ошарашено уставился в лицо напротив. Поймав на себе его взгляд, Гриффит прыснул со смеху: — Если бы я желал тебе смерти, ты бы сейчас не дышал, не думаешь? Но не волнуйся. То, что я добавил в вино, совсем не опасно для жизни. Считай, что твои мышцы сейчас просто слишком хорошо расслаблены. Да, возможно это подло и нечестно по отношению к тебе, но для меня всегда цель оправдывала средства. Сердце пропустило удар. До него будто бы только сейчас дошло, чего на самом деле добивался этот ублюдок. А вернее, кого. — Это ты сейчас меня целью назвал? — Называй это как хочешь, мне без разницы. Но ты должен знать, что в тот момент, когда тогда я был с Каской, у меня в голове просачивались твои разные образы. Когда я её трахал, то представлял, что ты также лежишь и стонешь подо мной, — безучастно, словно выдвинув какой-то обыденный факт, сказал беловолосый демон. — Ты рад это слышать? — Да покажи мне хоть одного человека, который в здравом уме был бы рад! — попытавшись отвести от него свой взгляд, резко парировал оробевший Гатс. — А мне будто бы кажется, что ты не так уж и недоволен, — томно прошептал прямо у его уха Гриффит, на что мечник весь аж поалел от стыда, ведь его собеседник бил прямо в цель. Когда их лица находились в такой опасной друг от друга близости, из головы никак не уходил тот поцелуй. И Гатсу приходилось лишь с томящимся внутри желанием смотреть на эти полуоткрытые лепестки губ, что были будто налитые нектаром персика. Такие мягкие. Такие до безумия желанные. Хотелось укусить, распробовать и в полной мере насладиться ими. Но он не мог, не мог... Интересно, если б он не отрицал свои чувства в прошлом, может быть и не случилось бы этого переломного момента в их жизни? И Гатс тогда бы смог каждый день целоваться с ним и... Его вдруг всего передёрнуло. От себя, от своих мыслей и ситуации в целом. Но Гриффит не дал ему возможности долго об этом думать. Ловко развернув его спиной к себе, он прижался к нему, шепча прямо в ухо: — Если бы ты знал, как я сейчас всем телом и душой хочу тебя, Гатс. Если бы ты только на секундочку ощутил всё то, что чувствую сейчас я... Гатс рвано выдохнул, чуть нахмурив брови от такого «чистосердечного» признания в свою сторону. Но сопротивляться больше не стал, позволяя Гриффиту делать с ним всё, что тому вздумается. Если они оба так хотели этого... То почему нет? Слишком уж долго он терпел и гасил этот огонь вожделения внутри себя. И теперь это был даже не огонь, а лесной пожар. Силы закончились, и дальше оспаривать тот факт, что этот подонок всегда был и будет желанным для него, он не мог. Прижавшись к нему сзади, бывший друг одаривал его щедрыми поцелуями над ухом, а затем взял в рот мочку и слегка прикусил её. Каждый раз, когда Гриффит касался его своими длинными пальцами, Гатс всем телом чувствовал, как они у него слегка подрагивали. То ли от нервов, то ли от предвкушения — непонятно. Но эта маленькая деталь показалась ему одновременно и забавной, и милой. Он никогда бы не подумал, что такой холодный и расчётливый человек как Гриффит, начнёт себя так с ним вести. На источниках и так царила жара, словно в бане, а сейчас, когда их разгорячённые тела тёрлись и соприкасались друг с другом, воздух между ними накалился ну уж совсем до невыносимого предела. От обилия новых ощущений по спине каждый раз проносилась волна мурашек, а приятное онемение внизу живота становилось все нестерпимее и нестерпимее. Только сама мысль, что это делает с ним именно Гриффит будоражила кровь, сводя с ума. Да, именно тот Гриффит, который когда  улыбался, становился очаровательнее любой женщины, которую он знал. Гриффит, который иногда смеялся таким убойным смехом, что Гатсу становилось за него стыдно. Но это он делал только при нём и показывал такую сторону только ему. Гриффит, который в итоге оказался предателем. И даже если вдруг ему сотрут всю память, то он всё равно не сможет забыть его. — Ох, если бы я раньше знал, что ты на самом деле такой послушный... Не захотел бы расставаться с тобой ни на секунду, — зашептал Гриффит, оставляя красные следы от засосов вдоль его шеи. — Теперь я хочу запереть тебя где-нибудь, чтобы можно было заниматься такими вещами каждый день. После этой фразы в голове словно что-то щёлкнуло. Янтарные омуты глаз засияли, когда он вспомнил, как однажды пообещал себе, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах не позволит этому демону помыкать им. Ему вдруг захотелось поставить этого говорливого сукина сына на место, чтобы тот наконец перестал нести всякий бред. Стоило только прорасти этой мысли в голове, как к нему будто вновь вернулись силы. И в следующую секунду он со скоростью рассекающего ветер клинка развернулся и, хватая Гриффита за руку, увлёк его туда, где вода была им по пояс. Обвив руками его стройную талию, он усадил его на плитку, а сам примостился между бедер. Ощущение взятия полнейшего контроля над ситуацией растрачивало последние крупицы разума. Член твердел только от мысли, что в данную секунду Гриффит польностью находился под его властью и теперь он сможет сполна отплатить ему за его дерзость. И пока беловолосый в недоумении смотрел, он уткнулся ему в шею и шумно выдохнул. Обвивая горячее тело руками, он наслаждался таким ненавистным и в то же время таким желанным ароматом душистых яблок, исходившим от кожи. Самозабвенно прикрыв глаза, он пытался запомнить момент, который возможно уже на следующий день исчезнет из его памяти.                                 *** — Ах! — глухо простонал Гриффит, когда его кожу над ключицей вдруг прикусили, оставляя крупный след. — Ты, блядь, собака, что ли, зачем ты это делаешь?! — М? Что-то не нравится? Ты же сам сюда пришёл соблазнить меня, а теперь даёшь заднюю? — иронично прокомментировал Гатс, становясь в своих ласках с каждой секундой всё смелее и изощрённее. Каждый раз, когда обжигающий язык обволакивал приятной влагой чувствительные места, в голове словно взрывались фейерверки. При этом, хоть и тело каждый раз подрагивало, разливаясь в приятной неге от таких ласк, сам Гриффит принять происходящее не мог. Ведь всё, что не поддавалось его контролю — он ненавидел больше всего на свете. Поэтому, когда бывший товарищ таким образом взял над ним вверх — это не могло не ударить по его достоинству. Ведь если следовать плану, сейчас это он должен быть на месте Гатса, а не наоборот! Но как бы то ни было унизительным для его эго, ему всё равно не хотелось отталкивать его. Поскольку вряд ли ещё предоставится возможность находиться в такой вот близости с ним. Ведь Гатс не безумец или полнейший идиот, чтобы прощать его. От осознания этого чувство печали углубилось и заполнило его сердце до краев, словно огромный океан. Брови чуть нахмурились, а уголки губ предательски задрожали. — Ты в курсе, что сейчас похож на кота с поджатыми ушами? — прервал вдруг его размышления мечник, заглядывая в самую глубину глаз. — Но почему-то именно сейчас ты кажешься мне таким милым. Милым? На бледной коже выступил румянец от таких слов. А сердце застучало быстрее, чем обычно. Ведь это впервые, когда Гатс говорит ему что-то подобное. И прежде чем он успел что-то сказать, мечник уже завладел его губами, втягивая в поцелуй, c толикой нетерпения сминая такие мягкие, словно сливовая мякоть, губы. Затем, протиснувшись меж зубов, он тут же завладел его горячим языком, медленно посасывая кончик.  Мысли отнимались одна за другой, растворяясь в далеких закромах сознания. Гриффит и сам не заметил, как обвивал смуглую шею руками, позволяя их языкам сплестись в порыве эгоистичных желаний. Они вели себя так, словно дикие звери, которые только что сорвались с цепи. Внезапно рука Гатса потянулась вниз и, почувствовав нежное касание ладони к его давно затвердевшему органу, Гриффит непроизвольно охнул, судорожно выгибаясь в спине. Из глаз полетели искры. Гатс всем телом навалился на него, прижался так плотно, что кажется не вздохнуть. Продолжая ласки, он своими пальцами до невозможности медленно, касаясь лишь подушечками, проводил по всей длине ствола, чуть не доводя до безумия. Ласки становились всё интенсивнее, а дыхание — сбивчивее. Чужая хватка казалось такой горячей, и он уже практически готов был кончить, если бы внезапно не прекратилось всякое движение. — Да возьми же ты его обратно! — нетерпеливо рыкнул Гриффит, невероятно разозлённый тем, что его вот так вот оставили. Взмокшие белые пряди прилипли к лицу, а от нахлынувшего возбуждения зрачки в его глазах затопили радужку. — Не думаю. У меня есть идея получше, — улыбнулся Гатс, нехотя отстраняясь от него. Но улыбка получилась настолько изощрённой, что совсем не вязалась с тем образом благопристойного юноши-недотроги, которым запомнил его Гриффит. И это пугало. — Ха. И какая? — опасливо попытался отодвинуться бледнолиций, зная к чему всё ведёт, но тут же резким рывком был притянут обратно. — Вообще-то это ты виноват, что до такого дошло. Не собираешься мне помогать? Вот так вот бросишь, когда мы только начали? — отчеканивал каждое слово Гатс, с толикой силы сжимая упругие ягодицы в своих ладонях, отчего от страха лицо их обладателя становилось белее, чем стена. Гриффит мог только с ужасом взирать на это внушающее страх своими габаритами орудие и не понимать, как вообще такое должно поместиться в него. Заметив его испуганное выражение, Гатс не мог не рассмеяться. Вспышка озорства блеснула в янтарных омутах глаз: — Бойся, бойся. Побояться тебе полезно. Считай, что ты передо мной искупаешь свою вину. А теперь, приподними свои ягодицы и попытайся расслабиться.  От услышанного Гриффит только сильнее напрягся, покрываясь холодным потом в ожидании худшего сценария. Однако, хоть и слова мечника и были пропитаны угрозой, он не выглядел так, будто бы реально хотел навредить ему. Осыпая его шею поцелуями, он очень медленно проталкивал палец внутрь, опаляя его шею горячим и влажным дыханием. В то же время другой рукой он снова обхватил его член, интенсивно надрачивая. Время словно остановилось. В густых клубах пара, где всё выглядело каким-то слишком иллюзорным и размытым, реальным было лишь это красивое лицо с янтарными, влажными и горящими от возбуждения глазами. И даже эта неприятная боль от проникновения чего-то инородного в его теле меркла на фоне этой вспышки неистовой страсти, которая вновь разразилась в его душе. Убедившись, что он хорошо растянул его изнутри, Гатс нехотя вытащил пальцы. И в следующую секунду Гриффит явно ощутил, как что-то толстое и горячее скользнуло между его ягодицами, останавливаясь прямо у входа. Тело пробрала неконтролируемая дрожь, и он только сильнее вцепился руками в широкие плечи Гатса в попытках справиться с ней. Он ясно чувствовал, как от сексуального возбуждения на огромном половом органе выступили венки, влажная и липкая от предэякулята головка ритмично терлась и пыталась протиснуться в его уже предварительно растянутое колечко мышц. Из пересохшего горла непроизвольно начали вырываться глухие стоны. Сейчас ему было прям до чёртиков страшно, но в то же время он изнемогал от предвкушения. Только сама мысль, что они вот-вот сольются воедино и станут одним целым, разносила рассудок на маленькие частицы, возбуждая сильнее, чем любой секс, который у него когда-либо был. Интересно, а Гатс сейчас чувствует то же самое? В попытках убедиться, он потянулся к чужому лицу, и в следующую секунду они целовались так, словно обезумевшие, жадно сминая губы, переплетаясь друг с другом языками в каком-то яростном танце. Гатс нехотя отпрянул от его губ и, скользя горячими руками по напряжённым мышцам спины, с шумным выдохом медленно протолкнулся внутрь, чувствуя как член тут же опаляет приятным жаром. От напряжения вены на лице вздулись, и с потемневшим взглядом мечник так и застыл, слыша, как человек под ним тяжело дышит, так и не решаясь войти в него полностью. Хоть он и не знал, почему сейчас так жалеет этого ублюдка, он понимал, что ему следовало бы всё равно спросить: — Ты готов? Я могу продолжать? Гриффит еле как слышно простонал что-то нечленораздельное в ответ, беспомощно откинув голову назад. Приняв это за знак согласия, Гатс совершил ещё один толчок, на этот раз уже более резкий, отчего мужчина под ним, всхлипывая, задрожал, хватаясь за его шею так, словно за спасательную соломинку. Внутри ощущалось настолько горячо и узко, что Гатс громко и несдержанно простонал. Стенки нутра словно тёплая магма обхватывали плотным кольцом его колом стоячий орган, даря уйму наслаждения. И так, прильнув к его влажному телу, он стал не спеша двигаться в нём, слыша как каждый его толчок сопровождается тихими похотливыми охами. Казалось, что ещё немного и вся его выдержка полетит к чертям. И в жалких попытках хоть как-то себя сдержать, он начал покрывать все доступные ему участки белоснежной кожи укусами, а затем целовать раскрасневшиеся места. — Ахм... Хватит... Остановись... Я же умру, блядь, сейчас! — взмолился с покрасневшими от слёз глазами Гриффит, продолжая цепляться мертвой хваткой за широкие разгорячённые плечи. Он до сих пор не понимал, как вообще от такой огромных размеров штуковины, которая сейчас беспощадно вонзается в его тело, возможно получить хоть какое-то удовольствие. Но при виде нависающего над ним сверху Гатса, который смотрел на него с затуманенным вожделением взглядом, боль сама уходила на второй план. Ведь именно этот человек сейчас находился внутри него, а не кто-либо ещё. Самый нужный и самый незаменимый. Чувства захлестнули с головой, просто ощущая внутри его плоть, голова начала ходить кругом, всё перемешалось. И он сам не заметил, как стал непроизвольно помахивать бёдрами, подстраиваясь под его темп. Купальню постепенно наполнили хлюпающие до неприличия звуки соприкасающихся друг с другом тел, которые с каждой секундой будто становились всё громче и развратнее. Они оба уже слишком долго держали в себе эти взаимные чувства явного желания обладать друг другом. И сейчас им не оставалось ничего другого, кроме как вдоволь насладиться ими. Запечатлеть каждый момент, поскольку они оба понимали, что это был их первый и последний раз. Гатс приподнял чужую ногу и закинул её себе на плечо, крепко придерживая за бедро. Таким образом он смог протолкнуться ещё глубже, так, что член проникал до самого основания. Он смотрел на Гриффита, который лежал под ним с покрасневшим стыдливым румянцем лицом и мокрыми от слёз глазами, жалобно стонал и всхлипывал. Это зрелище настолько будоражило разум, что в какой-то момент мечник совсем перестал себя сдерживать и быстрыми движениями бёдер начал жёстко вдалбливаться в его тесный вход. Будто пытаясь показать этим, что не забыл про прошлые обиды и укоренившуюся между ними ненависть, пустившую корни в их сердцах. Да, он всей душой ненавидел его. Ненавидел настолько сильно, что раз за разом яростно впивался в губы напротив и даже после того, как они покраснели и распухли от сильного напора, он продолжал терзать их, слизывая маленькие росинки крови своим языком. Интересно, а ему когда-нибудь ещё удастся ощутить такое явное желание обладать вот так кем-то ещё? В какой-то момент Гатс почувствовал, как мышцы его живота постепенно напрягаются, а ощущение покалывания, словно разряд молнии, начинает усиливаться. Он словно требующий ласки кот, потянулся к нему, чтобы потереться кончиком носа об его щеку. — Чувствуешь? — задыхаясь прошептал он. — Я уже почти... — Нет, только не говори мне, что, ах… Как же можно было это не чувствовать? Когда внутри него ощущения пульсирующего члена были настолько чёткими, что по спине пробежала волна мурашек. Он сам уже практически дошёл до пика. Спина выгнулась, а стенки его отверстия дрожали от неизмеримого удовольствия, которого он никогда раньше не испытывал. Но он всё равно не мог вот так вот позволить Гатсу кончить в него. Его гордость и так была в уязвлённом состоянии, а терять последние крупицы достоинства не хотелось точно. Особенно перед своим возлюбленным. Нет... Точно нет... — Только не в меня! Отпусти, ах… Но чем больше он говорил, тем сильнее возбуждался Гатс, который словно сумасшедший толкнулся в его влажный вход, когда собирался кончить. Держа его ноги широко раздвинутыми, мечник вторгался в него настолько сильно и дико, что Гриффит почувствовал себя на грани потери сознания. — А-ах... Остановись... Гатс... Ах, помедленнее... Выйди, прошу!.. Мечник тут же навалился на него с объятиями, поцеловав его вспотевшее лицо, дрожащие губы и принялся ласково нашёптывать: — Ах, не могу... Там так хорошо внутри... Не могу, сейчас…. И, резко протолкнувшись, обильно излился прямо в него, заставляя дрожать и кричать от невероятности происходящего. — Ах, ах….Вытащи его! Вытащи! Наблюдая за тем, как мужчина с расставленными в сторону ногами извивается и стонет под ним, Гатс не захотел, чтобы этот миг кончался. И, продолжая ещё немного толкаться, он другой рукой схватился за его член, интенсивно водя по нему рукой. Чувствуя непрерывную стимуляцию с разных сторон, Гриффит, непроизвольно выгибаясь в пояснице, тоже кончил, пачкая липкой жидкостью свой и чужой живот. Волна эйфории пробежала по позвоночнику, и в следующую секунду он осознал, что силы совсем покинули его, прежде чем он окончательно провалился в бездну.

***

Он проспал так какое-то время, но цокот цикад не умолкал ни на секунду, заставляя его нехотя открыть глаза. Последние проблески солнца уже давно были упрятаны за горизонт. Вокруг воцарилась темнота, не давая возможности что-либо разглядеть вокруг себя. И первое, что он осознал, что всё это время спал на чём-то упругом и тёплом... И самое главное, что в этой холодной ночи оно согревало его даже больше, чем горячая вода от источника. Гриффит прищурился, и только сейчас до него дошло, что всё это время он лежал на большой накаченной мужской груди! Почему он сразу же этого не понял?! Весь покрываясь холодным потом, он тут же попытался вскочить, но чья-то сильная рука цепкой хваткой потянула его обратно вниз. И тут перед собой он увидел знакомую пару глаз, которая словно два янтарный омута засияла в тёмной мгле. Он тут же облегчённо выдохнул. Гатс тем временем недоумевающе спросил: — Далеко намылился? — А, блядь. Это ты? Напугал. Мечник крепко обнял его со спины, опаляя горячим дыханием нежную у затылка кожу: — Только не говори мне, что у тебя амнезия. Неужели ты все забыл? — Ха... Нет... Конечно нет. Я просто только проснулся и всё. Мир вокруг словно замер. Он ещё никогда не чувствовал себя настолько странно, и сейчас его сердце буквально разрывалось, изнемогая от тоски. Когда-то он утратил всю свою человечность, и не было смысла уже сожалеть о прошлом. Но сейчас ему стало почему-то так тяжело от этого. Как никогда раньше. Будто бы вся эта ноша, которую он уже привык носить в себетак долго, внезапно затянулась на его шее крепким узлом, утягивая на дно. — Почему ты не убил меня, пока я спал? Почему остался здесь? Не верю, что ты вот так вот меня простил, — вопросы сыпались один за другим, ставя Гатса в тупик, который сначала долго смотрел куда-то в пустоту, а потом сказал: — Не знаю. Но ты прав. Я не прощу тебя. Никогда. — Другого ответа я и не ждал. — Но... Хочу посидеть ещё так. Ты не против? Вместо ответа Гриффит устало склонил голову к чужому плечу, самозабвенно прикрывая веки. Уже стало неважно, кто из них остался виноватым, а кто нет. Они причинили друг другу слишком много боли в прошлом. И в будущем кто-то обязательно должен будет умереть от меча другого.