Третий не лишний

Кто-то бы мог сказать, что две омеги на одну альфу как-то многовато, и Кира иногда могла бы с этим и согласиться. После десяти лет одиночества, пустых гонов в компании подавителей и неприятных гниловатых ноток в собственном запахе наличие одновременно и Игоря, и Весельчака могло действительно снести крышу. Кира самой себе казалась подростком каким-то, который в период полового созревания не может справиться с собственными чувствами и желаниям, не понимает, к кому или чему кинуться в первую очередь, но полностью захвачен открывшимся миром. В последнем, кстати, не видела ничего плохого. Особенно сейчас, когда утащила одного свою омегу на кровать и удобно устроилась на бедрах у Весельчака. — Всего-то нужно было дать меня укусить, и все? — разболтался Весельчак, пока Кира неспешно отмечала его лицо и шею поцелуями. — Понравился? Хорош же, да? Пару дней назад совсем не нацеловалась? Ну и У был прав. Он хорош. Кира касается губами его щек и носа. Спускается к шее, снова целует метку, обводя ее языком, вдыхая с наслаждением еле заметный после течки запах малины и шампанского, к которому успел уже примешаться запах Игоря и ее собственный. У Киры так-то для человека, который живёт в мире, где много завязано на запахах, очень нездоровая чувствительность к ароматам, но конкретно этот кажется ей потрясающим, несмотря на своеобразную совместимость. — Ай, щекотно, — Весельчак дергается, пытаясь уйти от прикосновений к шее, но Кира легко придавливает его к кровати, целует напоследок ещё раз метку и спускается ниже, к ключицам. В гон все больше одинаково, но сейчас Кира осознает наконец, что между ее омегами большая разница. Оба ей напоминают котов, но если Игорек — кот домашний, породистый, разнеженный, то У ей больше напоминает подобранного с помойки блохастика, вот и порванное ухо присутствует. У Весельчака много шрамов, сам он какой-то не измождённый, но худой, пряники с лазаньей явно им готовил, сам не ел. Кира отмечает поцелуями ключицы, чуть-чуть прикусывает соски, обхватывает их губами, касается языком. У едва на постели не выгибается от такого, и самой Кире трудно от него оторваться. Весельчак явно дышит тяжелее и нетерпеливо подаётся ей навстречу, двигает бедрами. Что она, что Игорь, что У вот теперь очень чувствительны к таким ласкам, и Кира снова удивляется, как это ей так повезло. — А ты красивый, — тянет Кира, зная, что щекотно, но все равно зацеловывая кожу на худых боках. У, конечно, красивый, но эта худоба ей не нравится, непонятно почему, но хочется его откормить. — Если красивый, то долго будешь целовать? Кир, где Игорь? Давай уже дальше, с ним… — А она никогда не нацелуется, не заметил что ли? — Игорь наконец вошёл в комнату и подсел к ним, чмокнул Киру в плечо и словно случайно дёрнул закрытый воротник футболки, открывая метку в обрамлении парочки засосов и обжигая своим уже карамельно-грушевым запахом. Если честно, это Киру с ума сводило и сейчас, а уж в гон, когда инстинкты перекрывали все остальное, и больше всего хотелось не просто трахнуть своих омег, но и отметить ещё раз, окончательно доказать, что мое, чтобы никто больше и не смотрел даже в их сторону. Кира в этом себе не отказала, пусть и пыталась быть осторожнее, пыталась не сделать больно, в конце концов, что у Весельчака это первый раз, что у Игоря после десяти-то лет. Но сейчас, когда все стали как-то поспокойнее, можно было и повнимательнее рассмотреть не только У, но и мужа. — Раздевайся и иди к нам, - прошептала она Игорю, втягивая мужа в поцелуй. — боги, я скучала! — «Раздевайся, иди»… Прямо так сразу? Кира, ты в своем двадцать первом веке понабралась сексистских настроений? — Эй, не бросай меня! — отзывается Весельчак, пытаясь схватить Игоря за руку, а тот смеётся, на ходу скидывая несчастную футболку. Кто-то бы сказал, что двое таких шикарных омег на одну альфу просто нечестно, но лично Кира считала, что все справедливо вполне.