Если верить снам...

..Солнечные лучи нежно гладили мои веснушки, накручивали прядки-кудряшки, и тёплый, но приятный ветер им помогал. Забирался под футболку, лаская торс. Я сидел рядом с большим дубом, и мне казалось, что я сам стал деревом: наши корни сплелись и теперь мы вместе навсегда. На западе, в паре метрах от меня виднелась вода. Лучики тоже играли с ней, заставляя блестеть. Повсюду, на полянке, было много моих любимых ромашек, но как бы я не старался, дотянуться до них не получалось. Это место было сказочным, Бев. Здесь я чувствовал себя спокойно. Мы как будто были там раньше. А ещë я знал, что справа непроходимый и тёмный лес, и глядеть в ту сторону не было ни малейшего желания. Мне не впервые снился такой сон, но я никогда не смотрел направо. Будто мне кто-то шептал: «Не смотри, Рич, так будет правильнее». Я не знал, кому так будет правильнее, но подчинялся и не смотрел. Но в какой-то момент заметил руку. Рядом со мной. Я любил сидеть, поджав ноги к груди, но в тот раз вытянул и заметил руку. Чью-то маленькую, бледную, почти детскую. Я понимал, что она кому-то принадлежит, но коснуться было чертовски страшно, как и смотреть на восток. А рука неизвестного, будто хотела, что бы её коснулись: выглядела настолько беззащитной, хрупкой, с множеством родинок, хотелось её взять и прижать к себе, лишь бы не развалилась. Но страх не давал мне так сделать. Я просто каждый раз оказывался в этом месте, сначала удивлялся как в первый, потом забывал о тревогах, а в итоге боялся чью-то чужую, маленькую ручку. Сегодня всё поменялось. Я не удивился, когда снова оказался там, а лишь обрадовался. Я знал, что сейчас наконец-то наступит тишина в голове, что сейчас я спокойно посижу и полюбуюсь. Так и случилось, но в этот раз, мне не было страшно обернуться. Я ждал руку, ждал и ждал, чтобы схватить её и смотреть что будет. А она всё не появлялась. Я давно так сильно не расстраивался. Чувствуя, что надо уходить, я в панике разглядывал землю, где должна была быть рука. И, твою мать, она появилась, Бев! Я будто призвал её силой мысли! Не раздумывая, схватил... – И на этом.. я проснулся, – с тоской закончил Рич, начав ковыряться в омлете вилкой. – Обалдеть.. – послышалось в ответ. Его рыжая соседка вытаращилась на Тозиера, приоткрыв рот, – во-первых, не думала что ты можешь рассказывать так красочно, складно и без мата, – начала Бев, – и во-вторых, как долго ты планировал мне об этом не рассказывать?! – она старалась зыркнуть грозно. Не получилось. – Я, правда, не думал, что это так важно, Бев. То есть, это же просто сон. Ричи был растерян. Он не знал, что на это сказать, ведь ещё с шестнадцати думал, что это нормально. Ему просто снился красивый вид и ничего больше. Буквально. С шестнадцати Рич совсем не помнит других снов, наверное, их и не было. По крайней мере, в памяти ничего не всплывает. И что бы продвинуться в его отношениях, с этой странной рукой Тозиеру понадобилось пять чёртовых лет. Первые три года, руки и не было, и он просто наслаждался ветром и лучами, почти ощущая их, будто не во сне. Ричи морщился от лучей, вдыхал запах ромашек, смотрел на воду, желая подойти, но не получалось. Потом появился она, и Ричу захотелось смотреть ещё и на восток. Но страх брал вверх. И почему так происходило, Балабол не мог ответить. Он не был слабаком, не был пугливым. Его не пугали угрозы, которые он часто слышал от старшеклассников, которым не нравились то его огромные очки, то слишком «пидорский» вид. Им не нравился Рич в целом, и тот привык. Привык, к чувству страха, к постоянной тревоге. Тозиер не жаловался. Но почему его буквально кошмарит маленькая странная ручка, которая вряд ли ударила бы сильно – Тозиер понять не мог. – А по-моему, это интересно! – воскликнула Бевви, случайно плюнув в Тозиера. Они дружно с этого посмеялись, но Беверли не планировала заканчивать. – Но, правда, Рич, если тебе снова присниться этот сон не упускай шанс, – продолжила она, – возьми эту руку в другом сне, и посмотри, что за человек с тобой рядом. Постарайся запомнить внешность, может это правда твоя судьба? – и тепло улыбнулась. На её аккуратном, веснушчатом лице появились ямочки. – Это странно, Бев, – сказал он, откусывая хлеб. Подруга вопросительно на него глянула, и пришлось объясниться, – какая судьба? Я понимаю, ты в это веришь, но я нет. Рыжая лишь закатила глаза. – Ну, бред, не верю, – сказала Марш, но они оба знали, что это ложь, – тебе несколько лет снится один и тот же сон, только сегодня он хоть как-то поменялся и тебя это очень тревожит. Это не просто так! Возможно, Бевви права. До его шестнадцатилетия такого не было, и пять лет назад, сон приснился Ричу ровно на его день рождения, с шестого по седьмое марта. Если учитывать ещё и это, то всё совсем странно, но об этом не хотелось рассказывать Бевви. А ещё не хотелось говорить, что этот сон возникал только тогда, когда у него были тяжелые дни, или недели. Ричи снова чувствовал себя живым, находясь в этом красивом месте, вновь ощущал себя спокойно. Это помогало его моральному состоянию, но Ричи не хотел, что бы Бев волновалась, узнав, что ему неспокойно. Вся остальная часть завтрака прошла как обычно, без тем, которые Ричи бы не хотел трогать. Зачем он вообще рассказал об этом Марш? Наверное, потому, что Бев всё чувствует.Она не оставила без внимания замешательство друга за завтраком, тактично интересуясь, что не так. Его редко тревожили кошмары, а этот сон – даже не жуткий, но сегодня он по-особенному его задел. Из-за «чутья» Бев, порой с ней было тяжело. Не всегда хочется рассказывать что-то человеку, не важно кому, не важно насколько близкому. Что-то хочется хранить в себе. А Марш все чувствовала. Что бы они с Биллом не пытались скрыть; состояние, плохое настроение, обиду, злость – она будто заглядывала в душу. Причём умело. Ричи часто смеялся, говоря, что она ведьма: «ты ещё и рыжая, Бев! Я обязательно подарю тебе чёрного кота для полной картины». За такие шутки Тозиер получал, но Бевви всё ровно смеялась. Она верила в таро, верила картам и даже занималась этим на профессиональном уровне: делала расклады другим людям. Гадала на всё, на что могла, потому что деньги тоже были нужны на всё. Как-то, после очередного сеанса Рич спросил, что она наплела очередной отчаянной девушке, а та лишь отмахнулась. – От неё уйдет муж, и она найдёт себе девушку, – улыбнулась Бев, как-то слишком тепло, для такого заявления. – Ты же сказала, она будет счастлива в браке? – рассуждал Ричи, потягивая кофе. Обычно, он уходил на время её сеансов, но тогда просто остался на кухне. Беверли сказала, что это её брат и девушке не о чем беспокоиться. Честно, скажи так Ричи, он бы заволновался, потому что куртку и вещи она оставила в прихожей. Но видимо, у клиентки Бев была безвыходная ситуация. – Именно, – улыбка стала лукавой, и она по-особенному взглянула на Тозиер, после чего он всё понял, – но какая уже разница? – Она разочаруется в гаданиях и больше ни к кому не пойдёт? – предложил Рич, усмехаясь. Беверли была не исправима. – А какая разница? Главное, что я была последней, и за эти пару слов она одарила меня отличными «чаевыми». Потом, если вспомнит – разберёмся. Но предположить, что человек из сна его судьба – было ужасно нелогично, даже не смотря на здравый смысл Бев, который почти покинул их квартиру. Даже если это так, то судьба могла бы намекнуть по-другому? Потому что тогда, эта маленькая часть жизни Ричи – самая запутанная. Людям, что слушали истории из жизни Тозиера, казалось, что его история, которая всё ещё складывается в его двадцать один год – интересная. Кто-то говорил, что Ричи очень не повезло с местом рождения и родителями, кто-то, что ему не повезло с людьми рядом. Слушатели Ричи часто сидели с открытыми ртами, думая, не шутит ли тот. Сам балабол, когда оказывался в центре событий, ахеревал, почему опять он? Но, потом, конечно было что вспомнить. Его жизнь страшная местами, грустная, по мнению кого-то, тяжёлая, но назвать её странной язык не поворачивался. Предположение Бев было как гром, среди ясного неба. Он никогда не думал, что будет придавать значение чему-то такому простому. Балабол не верил в то, что сны могут что-то значит. Только кошмары. В детстве они особенно его мучили. Ричи позже узнал, что его организм и психика находились в ужасном стрессе, ночью предлагая ему только догонялки с маньяками, но он никогда не «водил». В тёмные, облачные ночи, когда звёзд на небе даже не было видно, а свет в комнату попадал только через щель, между полом и дверью в его комнату, всё казалось страшным. Пьяные крики родителей, удары и звуки битого стекла – не звучали как колыбельная. Монстрами казалось всё – стул с вещами как «главный босс», валяющиеся игрушки как его помощники, одежда рядом словно капканы. Сжимаясь калачиком, он старался закрыть себе уши, дабы, наконец, успокоиться и уснуть. Пытался ли Рич звать кого-то из родителей? Пытался. Его либо не слышали, либо не хотели слышать. Ему нужно было привыкать к тому, что его состояние особо никого не волнует довольно скоро. Как-то раз, гуляя на морозе в осенней куртке, он быстро заболел и заработал себе высокую температуру. Отец был на работе, а мать лишь принесла ему горячий чай, а в какой-то момент и вовсе ушла, заявив: – Ричи, ты сам виноват. Тебе стоит понимать, что безответственность ни к чему не приведет. Звучало как: «справляйся сам, сын». Родители его не слышали и не слушали. И он тоже не слышал ничего кроме «Ричи, дорогой, не мешай». Они пытались быть заботливыми родителями, так думал Тозиер. А потом понял, что эта картинка строиться для других людей и для родственников. Маленький Ричи хорошо помнит почти все их семейные фотографии, как они создавались. Как мать долго собиралась, отец постоянно её поторапливал, а Ричи никто ничего не говорил. Не говорил что надеть, не говорил, когда они пойдут. Казалось, что семейная фотосессия может пройти и без него, по желанию. Его просто звали в какой-то момент, когда мать была уже собрана, а отец на пределе что бы ждать в квартире кого-то ещё. Младший Тозиер надевал первые попавшиеся вещи, что бы не испытывать гнев Вентворта. Когда Ричи, наконец, выходил, мать одаривала его холодным, смиренным взглядом, полным безразличия. На фотографиях Мэгги была великолепна и утончённа: в своём обтягивающем чёрном платье (практически на всех фото она в нём) с ярко красными губами и кудрявой, короткой стрижкой. Она улыбалась, своей блестящей улыбкой, ослепляя фотографов. Вентворт не уступал ей ни в чём, а Ричи на их фоне был как вшивая шавка. Конечно, Рич ненавидел эти фотосессии. Но на них, они хотя бы пытались казаться семьёй. Он жил, в своей «безответственности» и ночных кошмарах до тринадцати лет. Второго июня, когда Ричи пару месяцев назад уже исполнилось тринадцать, мать усадила мужа и сына на кухне (заранее поставив бутылку коньяка на стол) и просто заявила: – Я изменила тебе, Вентворт, – и открыла бутылку с алкоголем. Знакомый запах заполонил кухню. Брови Ричи поползли на лоб. – Я в курсе, Мэгги, – лишь холодно отозвался старший Тозиер, – будем подавать на развод? – Блять, что? Вы на приколе? – подал голос Рич, хотя его никто не слышал. Никто даже не обратил внимания на мат, хотя обычно это они подмечали. «Ричи, дорогой, мы не ругаемся». – Да, будем, – Мэгги налила немного коньяка, протягивая его «мужу», – как давно ты знаешь? Что. за. херня. Почему они так спокойны? Почему отец знал, но молчал? Что бы создавать иллюзию семьи? У них даже иллюзии не было. Ни-че-го. Ричи абсолютно не понимал, зачем его сюда позвали. Правда, если бы мать просто ушла, то у младшего Тозиера всё ровно ничего бы не спросили. «Мама» бы не пришла попрощаться, не послушала бы, как сын будет скучать. Какого чёрта, Мэгги? – Алё, вы себя слышите вообще? – спросил Ричи в полном отчаянии, смотря то на «отца» то на «мать». – Не мешай, Ричард, не видишь, взрослые разговаривают, – отозвался Вентворт. Всё так же холодно. «Зачем вы меня позвали?!» появилась мысль в голове. Господи, да что с ними не так? – Пошёл нахуй, Вентворт, – отрезал Ричи. Это было первое, что пришло ему в голову. Он сам не понял что сказал, а когда понял, было поздно. Полный непонимания взгляд Мэгги ошарашено смотрел на сына. Ричи это взбесило. Он так устал играть примерного сыночку, устал притворяться хорошим мальчиком, исключительно потому что они богаты и: «сын уважаемого человека не должен быть разгильдяем. Прекрати мешать, Ричард». Почему же они, с каждым годом, всё больше забывают, что играют роль «хороших родителей»? Чем Ричи это заслужил? Своим рождением?! – Что ты сказ… – Ты тоже иди нахуй, Мэгги, – перебил отца сын. Злость в нём закипала, все эти годы и сейчас наконец-то вырвалась. Он вскочил с места, – да вы меня затрахали! Постоянно заставляете плясать под вашу дудку, и что я получаю в ответ?! Да ничего! Когда я в последний раз слышал от вас что-то хорошее, когда вы мне уделяли хоть какое-то внимание? Что мне сказать, что бы вы меня увидели? Может быть, информация, что я гей, заставит вас посмотреть на меня? Ричи блефовал. По-крайней мере, пытался. – Сядь, Ричи, – приказал отец. Даже сейчас он его перебил. Вентворт начинал закипать. Вывести старшего Тозиера из себя было не так уж и сложно, как оказалось, надо было просто разок послать его и наврать про ориентацию. – Я же сказал, иди нахуй! – прорычал Ричи, бешено смотря на «отца». – А я сказал тебе сесть, и больше никогда не говорить такое в моём доме, – он крикнул на сына, наконец, взглянув в его карие глаза. Такие же, как и самого Вентворта. Под "не говорить такое" он имел в виду любое упоминание гомосексуальнсоти. Отец ещё с детства учил маленького Ричи, что гейство и лесбийство – очень плохо, а люди, любящие свой пол извращенцы. Но Ричи невольно подчинился, садясь. Мэгги так не могла выдавить из себя хоть слово. Она сидела в шоке, пожирая взглядом бутылку коньяка. Наконец-то Рич увидел ещё её эмоций, кроме безразличия и пренебрежения. Вентворт нервно вздохнул. – Ты маленький, неблагодарный мальчишка. У тебя есть всё – шикарная комната, приставка, книги, лучшая школа. Мы воспитывали тебя с матерью, терпя твои капризы и выходки, и как мы получаем благодарность? Посыланием нахуй с глупыми, детскими выводами о твоей ориентации? Спасибо, сын, вот уж не думал… – Обо мне ты не думал.. вы не думали.. – отстраненно говорит Рич, смотря куда-то в пол. – Что прости? – Вы никогда ничего не терпели! Я не капризничал, блять, совсем! Знаешь почему? Потому что постоянно слышал: «Не мешай, Ричи, не лезь, Ричи». И я старался выполнять, не мешать. Так какого хуя, Вентворт? – злость снова давала о себе знать. Он бы с удовольствием ударил отца. – Ещё один мат, и ты… – Что?! Вылечу из дома?! Или ты меня ударишь? Признайся, папа, ты же очень этого хочешь. Всегда хотел, только я не понимаю, что тебя останавливало, – кажется, Ричи попал в точку. Взгляд изменился, стал испуганнее. Да, он бы хотел его бить. Отлично, Тозиер. – Раз ты так хочешь мата, то слушай: блять, сука, нахуй, уё… Ричи не успел договорить. Хороший удар впечатал его в стену, и он приложился головой. В глазах потемнело, а земля ушла из под ног. Кажется, Мэгги вскрикнула. Перед отключением Ричи увидел испуганные глаза Вентворта. Означало ли это, что он победил? Очнулся Тозиер в больнице. Никакого сотрясения, всё было в порядке, только болела голова. Родители Ричи не навещали его, совсем. А когда он вернулся «домой» Вентворт лишь сказал ему собрать вещи и уходить. Куда? Ему было не важно. Мэгги дома не было. Он дал ему около пятисот долларов и просил не возвращаться. Одежду, личные вещи Рич закинул в рюкзак, даже не окидывая взглядом комнату напоследок. Он хотел её забыть. Навсегда. Ему не к кому было идти. К родственникам Вентворт запретил. Друзей у Ричи не было, ни в школе, ни где-либо ещё, хотя он играл на гитаре и порой что-то писал. Людей по интересам Ричу найти не удалось. Когда он уходил, Вентворт вышел его проводить, и ему хватило наглости даже протянуть младшему Тозиеру руку на прощание. Тот лишь скептически глянул на «отца», и сжег все мосты одной лишь фразой: – Пошёл нахуй, Вентворт. И по-детски высунул язык, показывая средний палец. Первую ночь не дома Ричи провёл на вокзале. Он пытался сбежать от родителей до этого, и часто туда бегал, но в этот раз всё по-настоящему. Наверное, Тозиеру надо было поблагодарить, что мать решила сознаться во всем именно летом — холодно по ночам не было. Ричи не был глуп, понимая, что деньги тратить быстро нельзя, и самое главное купить себе бутылку воды. А ещё, он понимал, что попасться полиции – проще простого. И даже если они вернут его Мэгги, или Вентворту ничего не поменяется, они просто скажут, что их непослушный сынишка просто сбежал: «гормоны, вы же понимаете, а мы уже обыскались. Идëм домой, сынок». И кошмар Ричи начнётся вновь, только, наверное, хуже и страшнее. На третий день своих скитаний, он забрёл куда-то в бедные районы (если он мог так говорить, раз считался бездомным) и наткнулся на озеро. Даже, скорее, просто небольшой водоём. Он подумал, что это будет хороший вариант хотя бы просто умыться. Рич разделся почти полностью, ныряя в воду. Балабол много думал о своей семье. Мог ли он кого-то так назвать? Нет, определённо нет. Формально, у него была «мама» был «папа» но по-настоящему родным назвать, хоть кого-то из этого мира – Ричи не мог. Но хотелось. В свои тринадцать он наизусть и очень хорошо знал, что такое одиночество. Выныривая в очередной раз, он вдруг заметил кого-то возле своих вещей. Блять. Ну конечно. Оставлять вещи без присмотра, особенно когда в маленьком кармане лежит 426 долларов очень не осторожно. Он крикнул что-то угрожающее, и маленькие, гадкие детишки убежали куда-то в лес. Сука, сука, сука. Ричи быстро поплыл к берегу, и начал судорожно проверять свои вещи. Они украли 200 долларов и вытащили всë остальное. Твою же мать. Сколько ему ещё придётся жить на улице? Год? Два? Всю чёртову жизнь? У него даже нет документов, что бы работать хоть где-то. Отчаяние накрыло с головой, обняло за плечи, и Ричи расплакался. Он хотел так сделать ещё давно, но слёзы не шли. Словно всё уже выплакал в детстве. Как оказалось, нет. Рыдал навзрыд, прижимая к себе вещи. Казалось, слезы сейчас утекут в «озеро» и его берега поднимутся, затопив всю растительность вокруг, и унеся Ричи вместе с волнами. А воспоминания об ужасном детстве держали его, не собираясь отпускать. Со стороны леса послышались шорохи. Кто-то пробирался сквозь кусты, наступая на ветки, и те, громко треща, ломались под человеческим весом. Честно, Тозиеру не хотелось оборачиваться. Было желание, что бы этот «кто-то» убил его прямо здесь. Шаги резко прекратилась совсем рядом, и если бы Ричи истерически не плакал, можно было бы услышать чьё-то дыхание. – Хэй, всë в порядке? – послышался женский голос сзади. Не звонкий и не детский. Пришлось развернуться. Перед Балаболом оказалось двое его ровесников. Невысокая рыжая девушка, которая и поинтересовалась, в порядке ли Рич (он так предположил) и парень, чуть выше её. Незнакомец смотрел особенно испуганно, и это даже поразило: его спутница казалась меньше, но страшнее, кажется, было ему. Честно, Ричи не хотелось ни знакомиться, ни узнавать кто они вообще, и почему их волнует его состояние. Желание умереть прямо здесь росло, и он просто отвернулся. До Ричи доносились обрывки фраз. Он не хотел их слушать, да и не получалось – слёзы всё текли и текли. Кажется, парнишка хотел уйти, а его подружка просила остаться и помочь Ричи, но тот видел в нём опасность. Только как, долговязый и худощавый парень, с опухшими от слез глазами может напугать – Тозиер не понимал. Когда Рич почувствовал чьи-то тёплые руки на своих плечах, то шарахнулся, как от удара. Рядом сидела девчушка и сочувственно смотрела на Ричи. Раньше, он был горд, и не хотел, что бы кто-то жалел его, но в тот момент, Балаболу очень захотелось, что бы хоть кто-то его пожалел. В плечо незнакомки уткнулся чужой лоб. Он не думал, что она может сделать что-то плохое, пока он так беззащитен: не думал, что её дружок может обчесать Ричи, и оставить только рюкзак, если повезет. Но ему повезло. Сколько они там просидели? Рич не знал. Он помнил, как трудно было перестать плакать, и как эта, совсем не известная ему девочка нежно прижимала Тозиера к себе. Они не знали даже имён друг друга, а Рич уже не хотел её отпускать. В какой-то момент, он услышал дрожащий голос: – Ч-ч-что с-случилось? – заикаясь, поинтересовался парнишка, присаживаясь рядом. Рыжая незнакомка ничего не спрашивала, только обнимала, поэтому Ричи уже забыл о её спутнике. Пришлось всё-таки выпытываться из объятий, и объяснять всё новым знакомым, а ещё одеваться. Выходя из воды, переодеться он не успел, истерика опередила здравый смысл, поэтому он сидел в мокрых трусах, с прилипшими кудряшками к лицу и шее. И даже это не спугнуло двух незнакомых путников. Рассказ поверг в шок и Билла и Беверли. Так они представились, не забыв и про фамилии «Денбро и Марш» и Рич тут же назвал девушку: «Бевви», а парня «Билли». Денбро, дослушав нового знакомого не раздумывая, предложил Тозиеру перекантоваться у него, пока есть возможность. Родители уехали на какое-то время, забрав с собой его младшего братика, а сам Билл не смог поехать с семьёй. Ричи пришлось подумать, но вариантов у него было совсем немного. Только почему Билл так быстро предложил своё жильё, Рич не понимал. Безрассудно, глупо, по-детски, но раз предлагают, надо соглашаться. Первое время было неловко, ведь казалось, что Ричи просто пользовался милосердием чужого человека, а сам Денбро ничего не говорил, предлагая свою заботу и показывая доброту, даже по отношению к совершенно незнакомому парню. Рич старался отплатить ему тем же: помогал чем мог по дому, веселил Билла, когда тот скучал по семье, и требовал совсем немного. Родители нового знакомого уехали на две недели, и около одиннадцати дней Тозиер старался спокойно жить у Билла. И у неге это получалось. Ощущение, что Билл стал ему братом – не покидало Ричи почти с самого начала. Столько заботы и любви, казалось, мог дать только брат. Однажды, посреди ночь Рич услышал странные шорохи из комнаты новоиспечённого друга. Тозиер тихо пробрался в комнату, и застал Денбро в ужасной истерике: он держался за голову, зарываясь пальцами в короткие волосы, скрестив ноги на кровати. Ночник на его тумбочке горел, и слёзы, катящиеся из глаз Билли, хорошо проглядывались. Он дрожал, словно на ужасном морозе. Ричи, не думая, подошёл к другу, садясь рядом. Сначала они сидели молча, а потом Билл очень резко прижал Балабола к себе, начиная рыдать в голос. Рич не ожидал такого, но быстро собрался, поглаживая Билли по спине, крепко прижимая. – Он умер.. – в какой-то момент сказал Билл. Балаболу понадобилось пару секунд, что бы вспомнить о том, что у Денбро был брат. – Мне п-п-позвонила мама. С-сказала, что он упал в еб-б-бучую канализацию. П-потом я увид-дел пропущенные от Д-д-жорджи. Он з-звонил мне, а я не с-слышал, п-пот-тому ч-что… Заикания Билла не давали ему жизни, поэтому Рич, мысленно закончил предложение за него. Он шептал тому на ухо, что Денбро не виноват, что ему нужно лечь поспать. Билли говорил, что если бы он принял звонок, то Джорджи мог быть жив. Джордж звонил кому-то ещë, но никто не взял трубку. Стараясь уложить друга спать, Тозиер услышал просьбу остаться с ним. Они спали вместе – в обнимку. Ричи обнимал его за талию, продолжая шептать, что Билл не виноват. Билли не отвечал. Услышав тихое, немного беспокойное, сопение друга, Ричи захотелось вернуться к себе, но сам не заметил, как уснул. В свои тринадцать Билл потерял близкого человека, а Ричи, наконец приобрёл. Но как оказалось, «белая полоса» в жизни Тозиера длилась недолго. У Бев и Билла было ещё три друга: Стэн Урис, Майк Хэнлон и Бен Хэнском. Все они, кроме Майки, были друзьями с детства, но Хэнлон быстро обосновался в их компании, и Ричи все тоже приняли на «ура». После тяжелого разговора и известия о том, что Джорджи Денбро погиб, все Неудачники захотели помочь Биллу. Чаще собирались, больше уделяли ему внимания и заботились. Денбро был признателен, хоть и говорил, что это вовсе не обязательно. В тот день они пошли к игровым автоматам, Рич в какой-то момент отстал от друзей. Обнаружив, что их нет рядом, запаниковал, и ему стало хуже, когда через стекло, Балабол заметил Вентворта. Похолодев, Ричи поспешил удалиться, ища друзей, но старший Тозиер всё же нашёл его, хватая за рукав в зале автоматов. Отец просил разговора. Ричи не хотел иметь с ним ничего общего, но всё же ему стало интересно узнать, что нужно «отцу». Уходя, он шепнул Биллу и Бев, что это и есть его папа («на всякий случай» подумал Ричи) Вентворт мялся. Он странно смотрел на Ричи: не виновато, но и без злости, м не мог начать разговор. Наконец, Ричи не выдержал, сказав: – Ну? От этого простого слова старший Тозиер шарахнулся как от пули. Кажется, «отцу» понадобилось время, и он наконец-то сказал: – Понимаешь, Ричард… Ему нужен был сын. Просто мальчонка, проживающий в его квартире по документам. Потому что когда родственники приехали, то они были очень удивлены, что Балабола нет на месте. «Мэгги нам говорила, что он остался с тобой, пока вы решаете с разводом. Гуляет? Ну, мы подождём». Удивительно, как они не поняли. Рич думал недолго. Ему нужна была крыша над головой, еда, и душ, а отцу «лжесын». Это было выгодно. Но теперь Тозиер ставил условия. – Я согласен, – Балабол протянул руку, и Вентворт с удовольствием потянул свою, но тот резко её отдернул, – ты что, правда думал, что условий не будет? Вентворт что-то недовольно пробурчал, но дал понять, что слушает Ричи. – Я веду себя, как захочу. Хочу, в хожу в школу – хочу, нет. Ты покупаешь мне всё, что я скажу. Разрешаешь ругаться матом и не ебешь мозг, – Ричи хитро улыбнулся, видя, как отец поежился от мата, будто это было что-то ужасное. – Ладно, я согла… – А ещё покупаешь мне сигареты, – Ричи сам не понял, зачем ляпнул это, но тут же увидел, как глаза Вентворта наполняются злостью. – Ты не булешь курить, Ричард! Никаких сигарет в моём доме! – крикнул он, и кто-то даже обернулся, но младший сохранил хладнокровие. – Значит и сына тоже, – парировал Ричи, и уже потянулся к ручке двери обратно в зал с автоматами как услышал: – Нет, стой! – наглость, и чувство победы полностью захватило разум Ричи, и тот довольно обернулся, – люди с детьми внушают больше доверия и.. – И? – поинтересовался Ричи. Тяжёлый выдох. – И я согласен. С того дня Рич начал курить. Про сигареты он ляпнул просто, что бы почувствовать себя у власти, хотя бы так. Известие о том, что Ричи теперь будет жить как нормальный человек очень порадовала всех Неудачников. Бев и Билл, конечно, заволновались, но тот заверил их, что всё будет хорошо. До шестнадцати они жили как соседи, почти не разговаривая. Мэгги тоже не интересовалась жизнью сына. Седьмого марта, когда Ричу исполнилось шестнадцать, отец подарил ему несколько тысяч долларов и квартиру, снова попросив убраться из его квартиры. Давящая атмосфера молчания давным-давно задолбала Балабола, поэтому он был только рад. Они бы никогда не смогли стать близки. Он забрал всё, что мог: в том числе одну из заначек Вентворта сверху. Уходя, всё было как тогда, протянутая рука, скептический взгляд, лукавая улыбка и: – Пошёл нахуй, папа. Если тот, кому принадлежит рука во сне Ричи, действительно его судьба, то пусть он сначала вытерпит самый главный кошмар в его жизни.