История без названия

***    Маленький Сёмочка любил пошалить, как все дети. Он рос озорным, игривым малышом на радость всей семье. Кувырки и кульбиты, догонялки и прятки, ссадины и царапины, ворчание домашних из-за загубленных обоев и брюзжание за разбитые цветочные горшки.    Но годы шли, милый славный ребёнок вырос, став серьёзным важным дядькой с большими усами. И снова время неумолимо бежало, усов коснулась еле приметная седина. Нынче тот самый кроха был Семён Семёныч. ***    Во дворе на детской горке, на самой её маковке, взирая на всё и всех сверху вниз, сидели два товарища. Один, молодой красавец приятного мышиного оттенка с шикарным белым воротником, но невероятно худой, был бездомным котом по прозвищу «Пух». Другой, неистово вылизывавший и раздиравший свою рыжую шкурку когтистой лапой — Марсик, бывший не намного старше приятеля и проживавший в одном из домов в этом же дворе. - Хорош чесаться! Всех блох на меня стряс, - возмущался серый кот. - Не, это не блохи, это у меня не...не...нервное. - А чё ты нервничаешь? Жрать - «пожалуйста», спать - «не соблаговолите ли вы», ухо подставил - «ай, ты мой хороший». - Хозяйка сссс...ыыыбаку притащила, - яростно расчёсывал себе шею рыжий. - Ааа, - ухмыляясь, протянул Пух. - Покой нам только снится? Ну дай ему в морду, пусть место своё знает. - Жалко... Вроде парень он неплохой, воняет только знатно и миски иногда путает, а так ничего, даже поиграть с ним можно. - Хэх... Игрун. Правильный ты какой, аж тошно, - фыркнул товарищ, а Марсик уже с упоением скрёб задней лапой левую подмышку. - Сразу нужно границы выстраивать — кто бог, царь и господин, а кто в холопах ходит и тапки в зубах носит. И наивен ты, друг мой сердечный, если надеешься, не почесавшись, уклониться от участи изгоя. - Отчего же? Я... Даже... Очень... Активно чешусь... - парировал Марсик. - Ага, юморист. Сегодня он миски перепутал, завтра спальное место займёт, послезавтра радостно в зубах мячик принесёт твоему покровителю. Слюнявый, конечно... Но так это будет мило, что оглянуться не успеешь, как его ухо чешут, а твоё — по боку. Радужная перспектива? - не унимался Пух, бросивший взгляд на приятеля и изогнувший шею в самоуверенной позе а-ля «знаток школы жизни», и удивился, потому что невежда не впитывал столь ценное знание о предстоящих испытаниях, а застыл с задранной кверху лапой, полуоткрыл пасть и созерцал нечто великолепное, судя по физиономии.    «Птичка, что ли?» - мелькнуло в голове у серого зверя и он проследил за его взглядом.    По бордюру, мягко ступая, плыла сиамская кошечка, спинка и бочка´ которой были оттенка кофе с молоком, а мордочка, лапки, ушки и хвостик — тёмный шоколад. Довершали экспозицию дивные голубые глаза. - Играй, «гармонь»? - хохотнул кот и толкнул в бок раскорячившегося собрата. - А? - выдавил из себя рыжий, но судя по всему даже не понял вопроса. Тогда серый окликнул кошку: - Здорово, крошка! Пошалим?    Муся только раздраженно дёрнула хвостом и растворилась в ближайших кустах. - Какая она красивая, - промурлыкал Марсик, закатывая глазки. - Ну так, бери быка за рога! Сидит, растопырился красавчик. Мышку ей подари или птичку. Живую, - подняв когтистый палец вверх, твёрдо изрёк уличный зверь. - А ещё лучше, Семёныча подвинь. Девчонки любят солидных котов. - Губа — не дура, - произнёс сиплый голос сзади. Оба друга от неожиданности подпрыгнули.    На краю горки, возле самой лестницы сидел крупный полосатый представитель местной кошачьей аристократии Семён Семёныч —  блюститель закона и порядка.    Домашние животные всегда считались более дружелюбными и бесконфликтными созданиями, в отличии от уличных скитальцев, получавших самые жестокие уроки, а потому именно Марсик от испуга и трепета перед наставником и лидером сего двора впал в состояние, близкое к истерике; лапа, которой он драл себе правое ухо, мельтешила и вот-вот должна была задымиться. Пушок же, напротив, вмиг ощерился и издал угрожающий утробный звук, захлёбываясь от внезапно нахлынувших страха, возбуждения и оторопи. Бродяга понимал, что старый вояка превосходил его в размерах, был искуснее и обладал недюжинной, натренированной годами в многочисленных боях силой, поэтому принял решение — при первой возможности удирать.    Семёныч не предоставил такого шанса. Одним коротким прыжком старожил настиг бунтовщиков, правой лапой врезал по уху сначала более опасному сопернику, и серый кот кубарем покатился вниз по детской горке, резко ткнул ею же Марсику в нос, и тот скатился, правда на всех четырёх конечностях, оборачиваясь вокруг своей оси, а затем с громким кличем «Миииаау» сам бросился следом, догоняя нерадивых своих подопечных.    Пух, лёжа на земле, потряс головой. Получив жёсткий удар в спину, не разбирая, кем же был обидчик, вскочил со вздыбившейся шерстью, кинулся на противника, а вцепившись ему в шею, заметил, как со скоростью реактивной ракеты на него летит серая полосатая туча. Скосив глаза, кот разглядел рыжую шкурку, которая злилась, барахталась, хаотично колотила всеми четырьмя лапами и издавала душераздирающий истерический вопль. Серый только успел ослабить хватку и сразу же ощутил, как его прибило к земле огромной тушей.    Марсик от обиды на друга продолжал громко и грозно ворчать на своём кошачьем наречии, нанося удары преимущественно правой лапой, потому что левая была зажата между ними, а задними, выпустив все когти, упёрся в необъятные телеса Семён Семёныча в попытке сдвинуть эту массу. «Масса», казалось, не реагировала на эти потуги.    Бездомный же зверь умудрялся раздавать тумаки налево и направо, несильно заботясь, кому достанется «на орехи» больше.    А вот серьёзный Семёныч, усевшийся на смутьянов сверху, в меньшей степени мутузил и одаривал затрещинами, скорее слегка подпрыгивал и мял обоих товарищей.    Так кошачья свалка провозилась несколько минут. В конце концов, полосатый кот завалился на спину, наигравшись в «строгого начальника» и освобождая пленников: - Ой, уморили!    Пух вскочил первым, отплёвываясь от выдранной из шкурки друга шерсти, попутно отметив про себя, что «товарищ чертовски линяет», и был готов «рвать когти» в любую секунду, но любопытство пересилило страх и он, чихая и, тяжело дыша, переспросил: - Чего? Семёныч перевернулся на бок и с довольной ухмылкой обратился к Марсику: - Ну как? Полегчало после такой разминки?    Марсик неосознанно, по новоприобретенной привычке — чесаться при любых (малых или больших) волнениях, уже задравший заднюю лапу, пару раз как-то неуверенно и осторожно провёл ею по уху. Огромными зелёными глазами он таращился то на Семёныча, то на друга, то на собственную лапу. - Игры у тебя такие? - опустив лапу, серьёзно, даже с лёгкой обидой в голосе, обратился рыжий к старому коту. - Ну, вы прям, как дети! Неужели вы решили, что чепуху, которую вы несли здесь, я приму за чистую монету? У тебя храбрости не хватит, даже если по сусекам поскрести, а серый — он перекати-поле, вечный путник... - помолчав немного, добавил. - Молодым я что ли не был? Тоже мечтал по крышам и чердакам этаким графом, справа одна кошечка, слева — другая... - А в нос зачем дал? Больно же... - Смотрю, воспитанник мой — кот домашний, окрас рыжий дворовой, лапой наяривает так, что когти сотрёт скоро в пыль и заискрится от короткого замыкания, - произнося эту напыщенную речь, Семёныч встал, с кряхтением потянулся, выставив свой огромный зад на обозрение всему двору, подошёл к настороженному, попятившемуся от него Пуху, нежно, по-отечески боднул его в шею и продолжил. - А ещё давеча заметил, как хозяйка твоя с новым подопечным песочницу оскверняли, сложил два и два, постановил: «Ага, растревожили парня». Так что, скажи «спасибо за помощь, дядя Сёма», чесаться-то ты перестал, и беги на ужин. - Да ну тебя! - фыркнул Пух с недовольным выражением на морде. - Ведёшь сеансы психологической помощи, так делай это в моё отсутствие. У меня, между прочим, каждая калория на счету.    Наставник пропустил реплику мимо ушей.    В этот момент отворилась дверь подъезда, на улицу вышла немолодая полная женщина. - Марсик! Кис-кис-кис! - позвала его хозяйка. - Ой, мне пора. Ужинать зовёт. До завтра, - попрощался рыжий кот с присутствующими. - Давай, давай. У тебя сегодня рыба, - авторитетно заявил, снова растянувшийся на песке и подставивший свой солидный живот лучам заходящего солнца, старожил.    У Пуха заурчало в брюхе.    Марсик замешкался, на секунду прижал уши от смущения перед полуголодным другом и из чувства растерянности перед талантом этого старика — быть осведомленным во всех делах, вернул их в исходное состояние и дал стрекача. - Мой хороший! Бежит мой мальчик! - сюсюкала женщина, а спустя мгновение подхватила и прижала к себе своего любимца.    Изнеженный кот, соскучившийся за день по ласковым рукам, затарахтел на весь двор.    В противоположность ему, обездоленный вниманием, не знавший привязанности, Пух буркнул что-то себе под нос от неудовольствия. Полосатый старожил приоткрыл один глаз и лёгкая тень мальчишеского озорства пробежала по его морде.    Между делом во двор вкатил автомобиль, пробежал традиционный полукруг почёта и завершил свой манёвр на привычном дежурном месте. Урчащий мотор с облегчением умолк, предвкушая покойную ночь в знакомой обстановке.    Семён Семёныч не разбирался в марках машин, а вот в людях — несомненно. Старичок встрепенулся, с хрустом в немолодых костях потянулся, бодро перекатился со спины на живот, что, казалось, должно бы быть несвойственно для его возраста, встал и взял прямой курс на владельца железного коня. - Ну-ка, пойдём! - скомандовал он. - Райскую жизнь не обещаю, но плотный ужин гарантирую.    Пух заколебался. - Ну? Чего тушуешься? Идём! Он не съест тебя, ты — невкусный. - добавил зверь раздражённо, видя, что Пушок не двигается с места.    Серый волей-неволей поплёлся следом. - Семён Семёныч, здравствуй, дорогой! - поздоровался мужчина.    Кот подошёл вплотную, боднул и потёрся о ботинок, от ботинка перешёл выше к штанине, обошёл её по кругу и пролез между ног.    Человек весело расхохотался, присел на корточки, стал гладить и чесать за ухом старого друга.    Пух же, оставивший себе возможность к отступлению, устроился неподалёку.    Семёныч, будучи в неописуемом восторге, только что слюни не пускал, рухнул с громким довольным урчанием на спину, перебирая лапками в воздухе, и подставил самое интимное кошачье место — живот.    Не видя угрозы, Серый бродяга подобрался ближе и, пристроившись в полуметре, соображал:    «Его мнут, трогают, щупают, а он радуется так, как будто ко дню первого пойманного мыша ему целую курицу преподнесли».    При мысли о еде желудок болезненно сжался. Пушок, погружённый в раздумья и мучимый голодом, на миг забыл про человека. Мужчина протянул руку и провёл ладонью по мягкой, пушистой спинке. Пальцы ощутили позвонки и острые лопатки, выступавшие у тощего зверя. - Какой худой... Да ты бездомный видать... - озвучил он мысль вслух.    Приятные исполинских размеров мурашки пробежали по кошачьему телу. Пух громко «хрюкнул», поперхнулся этим «хрюком», настроил звук, и полилась «тракторная» песня. Незаметно для себя бродяга стал тыкаться мордочкой в ласкающую руку, вытирая об неё свой влажный нос.    Человек осторожно сгрёб кота в охапку. Серый обхватил его за шею, вонзая попеременно коготки то левой, то правой лапой, прижался всем своим тощим, костлявым тельцем и не желал отпускать. Как же нравился ему этот двуногий.    Мужчина поднялся и направился к подъезду, а Семёныч, уже сидевший в отдалении — всё на той же детской горке, наблюдал за ними лукавым взглядом и был доволен собой как никогда.    День подходил к концу, и солнце потихоньку скрывалось за горизонтом, одаривая последними закатными лучами. Испытывающий твёрдое моральное удовлетворение от не зря прожитого дня Семён Семёныч подставил светилу благодушную морду, а в скором времени вновь растянулся в наслаждении, впитывая тёплый весенний свет и согревая свои «старые косточки». Убаюканный тихой радостью, ласковым теплом небесной звезды и лёгким дуновением ветерка, старичок задремал.    Где-то через полчаса из распахнутого окна на первом этаже донеслось: - Сёмочка, иди домой! Сёма!    Чутко спавший кот открыл глаза, поднял морду, посмотрел в направлении, откуда звучал голос, зевнул, широко раскрыв пасть, медленно, вальяжно потянулся, перевернулся на спину и, совсем позабыв, что деревянный настил горки слишком узок для таких манёвров, рухнул вниз на землю, благо приземлился старожил на все четыре лапы. Испытав острое чувство смущения и неловкости от такого нелепого падения, он воровато огляделся по сторонам в поисках свидетеля его позора. Во дворе не было ни души. С облегчением выдохнув, кот нацепил привычную маску невозмутимости, пригладил языком шёрстку в нескольких местах, выпрямился, встал, задрал хвост и степенно направился в сторону дома, с лёгкостью запрыгнул на подоконник и исчез в проёме окна. ...