Выживший

      Оропо знал, что это конец. Он сам обрëк не только себя, но и своë братсво с карманным измерением на эту участь. В попытке исполнить свой план, Эхо перехитрила его. Хах, он должен был догадаться. Его возлюбленная не глупа. Наоборот, она раскрыла его карты и спасла всех, переместив в Инглориум. Полубогиня сделала шах и мат. — Ты вернулся… — она шепчет это почти одними губами, прикладывая ладонь к груди элиотропа. Она даже не звучит удивлëнной. Женщина знала, что он не сделает того, что задумывал. — Я не мог поступить иначе… — мужчина слабо улыбается, чувствуя, как за его спиной накапливается энергия элиакуба и дофуса. Это конец и у них есть всего пара секунд. Последний элиотроп чувствует мягкость губ на своих и просто прикрывает глаза, решая утонуть в этом мгновенном счастье.       Слышиться оглушающий взрыв и Оропо в последний раз прижимает чужое тело к себе, мысленно предполагая: умрут ли они от жара или ударной волны? В глазах появляется белая пелена и всë пропадает. Всë кончено.       Он проиграл.       Настало и его время вернуться к создателю. Богу. Юго.

******

      Холодно. Очень холодно. Руки онемели от остужающей земли и сырости. Кислорода становится мало, но он продолжает судорожно копать, почти сдирая ногти. Стены давят.       Как же трудно дышать. В глазах мутнеет.       В этом паническом состоянии приходит жуткое осознание: это не его руки. Это не то место, где он был секунду назад.       Это не он.       Но разве это важно, когда ты сейчас буквально погребëн заживо в какой-то глухой пещере и единственный звук, что ты слышишь — твоë собственное судорожное дыхание и глухие всхлипы от роняемых слëз? Нет.       Живот скручивает. Сколько он здесь? Дни? Недели? Месяцы? Одна пещерная вода его держала на плаву, но теперь… Чëрт возьми.       Слабость становиться слишком сильной и он падает, не удержавшись на ватных ногах. Боль отзывается во всех теле, заставляя скрючиться и сжаться в комок, обхватив себя руками. Как больно.       Как страшно.       Кто-нибудь… Помогите…

******

— ГХА-!!!       Оропо делает судорожный вдох и тут же срывается в приступе неудержимого кашля. Дрожащей рукой он держится за живот, а второй — зажимает рот, стараясь унять приступ. Он даже не до конца осознаëт то, где находиться. Лишь спустя время, только когда организм оправился после пережитого ужаса, элиотроп обратил внимание на себя.       Его рука. Это точно была его рука. Бледная, тонкая, слегка покрытая мозолями в напоминании о битвах. Это точно не были те квадратные, коренастые ладони, которые старались вытащить их хозяина из пещеры. Темноволосый, думая, что уже мëртв, щипает себя, в ту же секунду кривясь. Нет. Больно. Потом он смотрит на себя. Тело… в полном порядке. Ни шрамов, ни ожогов. Ничего. Он в порядке.       … Вроде бы. — Эхо…? — Оропо произносит это хриплым, болезненным хрипом, словно он только начал использовать свой голос. Это факт заставил его охладеть изнутри. — Эхо…!       Вновь приступ кашля, но, кажется, уже с примесью рвоты. Мужчина хрипит, содрогаясь и пытаясь унять пугающую своей силой дрожь. Спасением становится лежащая неподалëку грубая ткань. Откуда она? Неизвестно. Как-то не до этого. Обладатель кофейных глаз просто стискивает полотно, стараясь найти хоть в ней спасение от пугающих ощущений.       После последней судороги элиотроп поднимает взгляд и видит… Небо. Голубое небо, по которому плыли белоснежные корабли облаков. И листву. Изумрудную, чья тень укрывала его от солнца, словно заботливые руки. Но мужчина отдëргивается и, словно ужаленный, подскакивает на ноги, в отчаянной попытке сбежать. Но и это не удаëтся. Конечности, налитые свинцом, роняют тело обратно, заставляя глухо упасть на покрытую травой сырую землю. — Во имя Рушу… Что происходит…? Почему я здесь…?       Эти вопросы заставляли Оропо не то, что хрипеть. Он еле слышал свой голос, страшась вновь обрушить на себя приступ кашля. Боги, он бы в таком случае последние лëгкие выхаркнул, окрашивая зелень в алый.       Однако даже в такой ситуации элиотроп упрямится. Он кривится, но заставляет себя встать, одновременно с этим удерживая равновесие. Темноволосый осматривает себя. Бледная молочная кожа, покрытая уже подсохшей грязью. Он уверен, что на следующий день будут видны синяки. Взгляд спускается ниже. На нëм его штаны. Всë те же, как во время битвы с братством, только обгоревшие до колен, с неровными краями.       Оропо опирается об дерево и судорожно выдыхает. Так, что он сейчас понял? Он не мертвец, это не его карманное измерение и то, что он видел — просто дурной сон.       Воспоминание —… Это какая-то больная шутка… — Оропо выдачи нервный смешок, шаткой походкой направляясь… куда-то. Он не знает. Всë слишком запутанно. — Больная и ироничная шутка… Хах… Хаха…       Элиотроп чувствует своë вакфу. Оно теперь отличимое. Он помнит энергию Юго. Она другая. Его вакфу другое. И это только сильнее пугает, заставляя вцепиться в свои локоны с большей силой. Пара клочков вырываются, но это не останавливает темноволосого от истеричного смеха. Он скатывается на землю и разряжает воздух хохотом, граничащим с воплем сумашедшего. Пара птиц испуганно разлетаются.       Он жив. Он в мире 12.       Он последний живой элиотроп.       И он не связан теперь с Юго. Он не чувствует его.

******

      Проходит… Неделя. Да, неделя. Оропо к тому моменту уже отошëл от шока. Ему было не до потрясений. Живя в глуши надо вначале обеспечить себя жильëм и теплом. Жильë нашло себя само. Небольшая пещерка, под которой можно было бы переждать дождь. И, словно по чистой удачной случайности, рядом с ней протекал ручей из родника.       Всë складывалось более менее удачно. Используя оставшийся опыт в голове, мужчина сделал из подручных деталей вещи первой необходимости: сеть для ловли рыбы, лук для охоты и кровать из найденной ткани. Ну, как кровать. Темноволосый просто постелил еë на землю, чтоб не так холодно было. И всë. — Этого… Этого должно хватить на пару дней… — так себя успокаивал мужчина, но спать не спешил, подбрасывая в костëр палки. Он не хотел спать. Не хотел закрывать глаза и вновь переживать те видения. Болезненные, пугающие и отражающиеся на нëм фантомными болями.       Никогда ранее элиотроп не ощущал такую усталость, как за эту неделю. Одну чëртову неделю из-за которой он стал походить на призрака. Или нездорового зомби. Круги под глазами стали ярче, а магия — слабее. —… Завтра надо будет найти поселение…       Это обратилось в привычку — общение с самим собой. Находясь в одиночестве неделю становиться не по себе. Оропо, всегда окружающий себя соратниками или просто близкими для него людьми, ощущал острую нехватку этого общения. Он словно был… отрезан от мира. Отрезан от всех. И внутри он тихо и горько хмыкал.       Одинокий. Брошенный. А из-за чего? — Меня… — шепчет он, ощущая, как глаза смыкаются. Ухо улавливает треск костра. — Я сам… всë… сломал…       Усталость одолевает мужчину и он засыпает. Этой ночью он ещё раз проснëтся в холодном поту, хватаясь за горло, словно в попытке не задохнуться. Поспать больше получаса не получится. Ворочась в самодельной постели, элиотроп будет из раза в раз видеть то наваждение. Ощущать те ужас и боль. То, как в его лëгкие набирается вода, а сам он, барахтаясь, опускается вниз.       Во тьму.       Холодную и непроглядную тьму, где его мягкий голубоватый свет пропадëт.        Навсегда.