Слепой мир

В общем, у нас на Небесах теперь не дружат, а точнее даже нормально не общаются Богиня Правосудия и Бог Воды. Какие легенды о нас интересно люди будут складывать? Просто, вот что может представить среднестатистический человек, если откуда-то он возьмёт легенду о том, что вот эти два божества, которые по сути вообще в разных направленностях работают, не ладят друг с другом. И ладно ещё когда этот Водяной у нас станет давать богатство в денежных делах, чего сейчас не происходит, тогда можно понять, что не по правосудию ты эти деньги заслужил, но сейчас объективной причины нет. — Хэ-сюн, — услышала я голос Ши Цинсюаня, который пришёл ко мне в гости. — Ты слышала, какую про нас легенду сочинили? — Ага, — так иногда не хватает функции глаза закатить. — Читала даже эту легенду. — Опять ты за свои шутки? — спросил он таким голосом, будто надулся. — Не говори таким тоном, будто тебя это задевает, — вздохнула я. — Твоё состояние я углядеть не могу по объективной причине. — Сюань! — Но ты сам выбрал такую подругу, которая не может углядеть за твоим состоянием. — Сюань!!! Эх, жалко, что я не могу видеть их эмоции на лице, но зато из-за этих моих шуток все так прикольно возмущаются, будто тут не я слепая, а они. — Ничего не знаю, — сложила руки на груди. — Мне нравится так говорить и если тебе так не нравится, то дверь ты сам знаешь где, — указала я в направление дверь. Поди уж, за пятьдесят то лет выучила, как у меня в гостиной диван стоит, относительно чего другого. Да что там мой дворец, я по Небесной Столице могу даже спокойно шататься, без всякой собаки поводыря, правда такая у меня тоже имеется, Ши Цинсюань зовется, откликается на «Сюань, ёпт твою налево, ты куда меня завел на этот раз?!» Не то, чтобы я хотела с ним дружить, но у меня другого выхода не сильно получается найти, не вижу его. Это же самый экстравертный экстраверт, которого можно встретить во всех трёх мирах. И он решил, что я именно тот интроверт, который ему позарез нужен. И не важно, что он не знает у этих слов определения понятий, сам факт вот этой нашей связи это не отменяет. При том я тоже его называю «Сюань» и это не потому что считаю его самым близким, а потому что, когда это слышит Ши Уду, то у него зубы слишком громко скрипят от того, что он бесится. А выбесить Водяного Самодура это вообще святое дело и если я его пару раз в неделю не выведу из себя, то можно сказать, что очень сильно согрешила. — Сюаааааааань, — протянул он. — Ты опять вот это начинаешь? — Я это и не заканчивала, — приподняла бровь, это делать умею. — И что я тебе сказала в прошлый раз, когда ты ко мне вломился вот так в дом? — Чтобы я к тебе больше без сладкого не приходил. — Вот. Сладкого нет, тебя тут тоже быть не должно, — я не на столько жестокий человек, просто Цинсюань может быть слишком уж навязчивым, когда хочется побыть одной. — Так я сладкое принёс. — Что-то не видно. — Тебе вообще ничего не видно, кроме грехов людских, — фыркнул он. Обиделся что-ли? — Вот, — сказала он, беря мою руку и вкладывая в неё палочку с чем-то сладким, вариантов на ум приходит сразу четыре, поэтому спрашиваю: — Это что? — и главное ещё повернула голову так, будто смотрю на свою руку, но ничего не вижу. Глаза то теперь бордовой лентой замотаны у меня, поэтому и не так жутко выглядит. — Тяньжун, — сказал он. — Их ещё много, так что тебе хватит на всю легенду про нас, чтобы послушать. Так что садимся за стол, ещё и чай должны будут подать обязательно… — Ты в моём дворце уже думаешь командовать? — приподняла бровь, — но пошла к столу, к которому меня он вел. — Нет. Ну может немножко, но это всё для твоего же блага, правда я до сих пор не понимаю, как чай можно пить с чем-то сладким. — Я тебе больше скажу, — фыркнула я. — Если бы мне давали сахар, — а его не дают, потому что кое-кто его постоянно просыпает, но не потому что рукожоп, а потому что нифига не видит. — То какое-то его количество у меня бы в чашке оказалось. — У тебя не чашка для чая, ты пьёшь чай в пиале для супа. — Я не виновата, что чашки для чая делают такими маленькими. — И при этом за наш разговор, ты успеваешь штуки три таких пиалы выпить. — Ты бы, если бы разговаривал ещё дольше, то и чая бы я выпивала больше, но у меня сладкое довольно быстро заканчивается и из-за этого, я не даю тебе нормально ничего рассказать. — Короче, вот тебе сладости, вот тебе чай, сиди и слушай. Божество Ветра по имени Цинсюань и Бог Воды по имени Уду. Цинсюань был свободным и игривым, его дух носился по небесам, а его смех звучал, как мелодия, перекатывающаяся по полям. Уду же был глубокомысленным и серьезным, его воды текли тихо и спокойно, но в его сердце бушевала буря страсти к прекрасной богине правосудия по имени Хэ Сюань… В этот момент я подавилась чаем, который пила. — Не давись… — сказал Цинсюань. — Какого хрена?! — возмутилась я. — Да твой братец меня любит, также как и я его, то есть вообще нет! — Это люди придумали, а они ой какие выдумщики… — Чтоб они про тебя и Ши Уду так сочиняли, — фыркнула я. — Мы братья. — Мне пофиг, инцест дело семейное. — Слушай дальше. Хэ Сюань была олицетворением справедливости и мудрости. Ее глаза светились, как звезды, и каждый, кто взглянул на нее, чувствовал, что правда и справедливость всегда будут на стороне тех, кто искренен. Цинсюань влюбился в Хэ Сюань с первого взгляда. Он дарил ей легкий ветерок, который обнимал её, когда она проходила мимо, и шептал ей на ушко тайны вселенной… — Да не дай боже! — Не перебивай меня! — Не влюбляйся! — Однако Уду, тоже влюбленный в Хэ Сюань, не мог вынести мысли о том, что она могла бы обратить внимание на другого. В его сердце заворочалась зависть, и он решил, что если он не сможет иметь её, то никто не сможет. В порыве ярости он выколол богине глаза, надеясь, что она больше не сможет видеть Цинсюаня. Тут я подавилась в очередной раз, но на этот раз сильнее, потому что в этой штуке есть та правда, что именно Ши Уду мне выколол глаза. — Не кашляй! Мне тоже не нравится, что брата тут таким злодеем выставляют. Ты же из-за другого глаза потеряла… — Я не буду дальше эту брехню слушать! — Да там быстро, — затараторил он. — Но даже лишённая зрения, Хэ Сюань не потеряла своей силы. Цинсюань, почувствовав её страдания, стал её верным спутником. Он обвивал её своим легким дыханием, и, хотя она больше не могла видеть, она чувствовала его присутствие. Он стал её проводником, помогая ей передвигаться по миру и открывая ей тайны, которые скрывались от её глаз. С каждым днем их связь становилась все крепче. Хэ Сюань поняла, что истинная справедливость не зависит от зрения, а от сердца и души. Цинсюань стал её глазами. С тех пор, когда ветер дует, он шепчет правду тем, кто готов её услышать. Говорят, что только ветер знает правду, и он всегда будет рядом с теми, кто стремится к справедливости. Ши Цинсюань и Хэ Сюань стали символом любви, которая преодолевает все преграды, и их история передается из поколения в поколение, как напоминание о том, что истинная сила заключается в единстве и понимании… — Сюань! Больше этот бред даже не продолжай!