Невероятные приключения корейцев в Тмутаракани

— Почему ты меня бросил? — спрашивает Джинён после долгой паузы. Они на кухне замка Михая, который суетится у кофеварки. Барон привез его вчера вечером, прежде чем снова вернуться на праздник, так как не мог проявить неуважение к имениннику и исчезнуть посреди банкета. Джинён был предоставлен самому себе и уснул, едва прилег на мягком диване, придавленный накопившейся усталостью. Пак спрашивает не потому, что надеется что-то изменить между ними, а чтобы найти ответы на вопросы, которые так долго его мучили. — Ты действительно думал то, что сказал? — Разве сейчас это важно? — спрашивает Михай, разливая ароматный кофе по темно-синим чашечкам с позолоченной каймой. — Станет ли тебе легче, если ты узнаешь правду? Зачем бередить старые раны? Былого все равно не воротить… — Просто хочу узнать и оставить, наконец, прошлое позади. Я много думал об этом, и с каждым разом твое поведение казалось мне всё более странным. Почему так резко? Ведь буквально за день до этого всё было хорошо, ты говорил о том, чтобы и на следующую годовщину поехать на Майорку и сделать это нашей традицией, а потом вдруг резко решил всё закончить. Я хочу понять, была ли причина во мне? Или в тебе? — Я слышал, что сказал тебе отец в тот вечер, — признается Михай. — Знаю, что не должен был подслушивать, но… Я уже возвращался в гостиницу от тебя, но встретил по дороге твои любимые пирожки, решил купить их и занести, пока теплые. И услышал, что твой отец говорил о свидании, которое устроил для тебя. Пусть это неправильно для меня, но таков ваш менталитет, я принял это. И понял, что другие его слова были пусть и бесчувственными, но словами реалиста. Я знал, что ты будешь до последнего держаться за наши отношения, даже если испортишь себе жизнь и отвернешь от себя семью, но я бы никогда себя не простил, если бы это случилось по моей вине. Имел ли ты право сам решать? Да, разумеется. Жалею ли я, что всё тогда решил за двоих? Да, отчасти. Но разве ты сейчас не счастлив? У тебя две дочки, продюсерская компания, входящая в топ-3 по стране, ты поешь до сих пор, как и мечтал. Скажи мне, разве ты несчастен? — Я не назову себя несчастным человеком… — услышь он эти слова от Михая тогда — действительно бы не стал слушать. Он был максималистом, мечтателем, которому скучная реальная жизнь причиняла боль. И он бежал от нее, бежал, да только она догнала и заставила взглянуть на настоящее положение дел. Сейчас суждения бывшего звучат правильно, и кажется, что у них по-другому и не сложилось бы. — Я люблю своих дочек, и пусть с женой любви у меня не случилось, но мы научились жить вместе, стали партнерами, и нам комфортно вместе. Я действительно горжусь своей компанией, и мне нравится, что я могу творчески самовыражаться и позволить себе больше, чем другие, но… — нелегко произнести это простое признание, даже сложнее, оказывается, чем признаться в любви. — Но мне тебя не хватало всё это время. — Мне тоже тебя не хватало, — с теплом в голосе и доброй усмешкой отвечает Михай. — Я скучал по нашим разговорам, и мне было не с кем выпить пива на песчаном берегу реки или океана. Я тоже иногда думал о том, что потерял, и о том, что могло бы у нас быть. Но потом я вспоминаю о том, что у меня есть и чего бы не было с тобой… Я усыновил Рамира и Баро — эти двое могли бы быть при любом раскладе, но Хёнджина… Хёнджина бы у меня не было. Я тоже скучал по тебе, но я не был несчастен без тебя. Что такое пятнадцать месяцев их отношений против целой жизни? Ерунда ведь по сути. В масштабе Вселенной и вовсе — пыль. Теплые чувства между Михаем и Джинёном не угасли даже спустя столько лет, несмотря на обиды и недомолвки, но они трансформировались. Казалось странным сейчас взять и поцеловать друг друга, не говоря о том, чтобы заняться сексом. Но в то же время хотелось поговорить, наверстать упущенное, о стольком спросить и о стольком рассказать, столько объяснить и выяснить. — Что хочешь на завтрак? — спрашивает Михай, решив, что лучше любое воссоединение начинать со вкусной еды, а еще хотелось заполнить эту смущенную тишину между ними, когда всё, что давно хотел сказать, — сказано, а дальше сценария нет, и не знаешь, с чего начать, ведь так далеко не планировал. Они провели весь день вместе. Ели, разговаривали, выпивали, вспоминали смешные истории из общего прошлого и громко смеялись. Джинён даже позабыл, что цель приезда заключалась в необходимости удостовериться в благополучии племянников. Впрочем, он видел их живыми, пусть и в странных костюмах, а это уже о многом говорило. Пак Джинён давно не чувствовал себя так расслабленно и легко, будто Михай подошел и снял с плеч груз, который Пак складывал на них годами. В жизни так бывает, что встречаешь человека, который одним своим присутствием всё делает лучше, и таким человеком был для него Михай. Пусть они действительно по многим причинам уже не могли рассматривать друг друга как любовный интерес, но хотелось сохранить возможность поговорить, встретиться вот так, порой спонтанно, выпить, пожарить мяса на гриле, кутаясь в теплые куртки и согреваясь хорошим коньяком, пожаловаться на рабочие моменты, посмеяться над анекдотами. А вечером, когда солнца шар закатится за горизонт и включатся автоматические фонари, зажечь костер в большой металлической чаше, сесть перед ним, закутавшись в плед, и тихо петь песни времен их молодости под аккомпанемент старой гитары Михая, которую тот достал с чердака и полчаса потратил на то, чтобы почистить и настроить. Как там говорят? «Душевно посидели»? Именно так. Джинён чувствовал, что его душа исцеляется, глядя, как играют на фоне тёмного неба искры костра, и слушая, как Михай задумчиво перебирает струны. И на сердце стало спокойно, и дышалось легче, и хотелось броситься в жизнь с новыми силами.

✤✤✤

На следующий день Михай устроил другу экскурсию по Тмутаракани, знакомил с людьми, рассказывал о том, как пришел к этому. Он выдал Джинёну теплый спортивный костюм, удобные кроссовки и куртку с шапкой — хорошо хоть размеры совпадали, а то Пак в своей модной, но ни хрена не теплой одежде околел бы к чертовой матери. И было необычно, непривычно чувствовать себя шпаной какой-то, но кореец этим чувством наслаждался, на ходу грызя сладкое сочное яблоко, которым его угостила одна из старушек. Не надо было держать осанку, следить за каждым словом и мимикой. Не надо было кланяться направо и налево, хотя порой автоматически спина почтительно сгибалась. — Просто расслабься и будь собой, — сказал Михай. — Здесь тебя точно осуждать не будут. Потом они наведались в гости к Джи и Минхо, который пропустил приезд дяди и очень удивился, увидев его на пороге в обычной одежде серых и черных оттенков. — Ты точно мой дядя? — с недоверием спросил Минхо и попытался закрыть дверь перед носом мужчины. — Сейчас получишь, засранец! — Джинён толкнул дверь и буквально ввалился в прихожую. — Вы почему игнорировали мои звонки? Минхо, дабы не огребать одному, позвонил брату и попросил срочно прийти к ним домой, но о причине срочности умолчал. — Это подло, Минхо, — покачал головой Хан. Джи тоже досталось. Когда дядюшка его парня понял, что он и есть тот Джокер, сразу же устроил допрос с пристрастием не только о природе их отношений — тут и так всё понятно, — но и о серьезности намерений Хана, профессии, заработке и прочих страшных вещах, что так интересуют заботливых родителей, отпускающих своих деток в серьезные отношения. Джи нервничал и потел, потел и нервничал, на вопросы отвечал лаконично, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Примерный мальчик из хорошей семьи. — Он хороший парень, мухи не обидит, так что остынь немного, — вступился за него Михай. — Не знал, что ты можешь быть таким пугающе дотошным. — Эти два оболтуса мне как родные сыновья. Я практически вырастил их, поэтому, конечно же, переживаю! — Джинён эмоционально постучал себя по груди кулаком. — Если в этой парочке за кого-то и стоит переживать, так это за Джи, — посмеиваясь, сказал барон. Чонин пришел с Семёном (эти двое вообще по отдельности почти не появлялись, за что местные бабули прозвали их Пельмешками), а увидев дядю, весь как-то стушевался, засмущался — всё-таки он не планировал такой скорый каминг-аут перед родственниками. Это Минхо никогда не скрывал своих предпочтений. Он однажды поставил семью перед фактом и их крики, причитания и попытки его «вылечить» стойко игнорировал. У Чонина решимости было поменьше, чем у брата, поэтому он планировал скрывать свою ориентацию от родственников до самой смерти. — И с тобой всё понятно, — тяжело вздохнул Джинён, махнув рукой, и кивнул на Семёна. — Знакомь со своим избранником, что ли? Всё закончилось тем, что Михай пригласил всех в свой замок, ведь на знакомство с дядей половинок своих детишек пришел батя Джи и бабуля с дедулей Ким, перестав умещаться на крохотной кухне. — Мне нужна новая печень, — устало произнес барон, доставая из бара в кабинете новую бутылку, на сей раз ликера. — Третий день подряд… Я слишком стар для этого дерьма… — А мне нужен билет до Сочи, — пробормотал Баро, примостившийся в кресле рядом со священным шкафом, полным огненной воды. Он тут сидел с обеда, в обнимку с бутылкой грузинского вина, и задумчиво смотрел в стену. — И зачем тебе в Сочи? Помирился со своей… А как ее звали? — Не, не помирился. Света ее звали… Просто хочу там жить, — ответил парень, мечтательно возводя глаза к потолку. — Там пальмы, море, солнце… Не то, что у нас — елки, болота… — Тебе не нравится в Тмутаракани? — Здесь скучно, тесно… Не потому что людей много или места мало. Как раз наоборот, людей мало, места много и все всё друг о друге знают. Мне тяжело так жить. Мне кажется, будто они все ждут от меня каких-то великих свершений — ведь я твой сын. Рамир у нас просто образец для подражания каждого традиционного мужика, Хёнджин — местная звездочка, всеобщий любимчик и работяжка. А я… А что я? — А ты — хороший человек, — со вздохом отвечает Михай и садится на подлокотник кресла, чтобы приобнять своего среднего оболтуса. — Тебе необязательно чего-то добиваться, равняться на братьев или пытаться их переплюнуть. И никто не смотрит на тебя косо и ничего не ждет, это всё только твои заморочки. В Тмутаракани нет кристально чистых людей, каждый сюда бежал от чего-то или кого-то. Я тебе больше скажу — вообще нигде нет идеальных людей. Поэтому выкинь эту дурь из своей головы, иди проспись, обдумай всё на трезвую голову. Захочешь все-таки переехать в Сочи — решим этот вопрос. Захочешь — останешься здесь и будешь искать свое призвание. Перед тобой открыты если не все, то многие двери. У тебя есть моя поддержка, в конце концов. А ты, вместо того чтобы пользоваться возможностями, что лежат перед тобой на блюдечке, пьешь и скатываешься в депрессию. — Я понял, — возможно, это был первый раз на памяти Михая, когда Баро так быстро с ним согласился. Всё-таки в нём текла горячая бунтарская кровь, и постоянные протесты были уже чем-то привычным. Он с рождения находился в состоянии борьбы с людьми, с миром и с собой. — Пойду спать и думать. Думать и спать… Спасибо, пап, серьёзно. Я знаю, что нечасто это говорю, но спасибо вообще за всё… — Иди уже, — вдруг смутился барон, не привыкший к таким словам от среднего сына. Проводив взглядом спину Баро, он тяжело вздохнул, встал и пошел в столовую, где вовсю шло знакомство Кимов, Ханов, Яна, Ли и Пака. И откуда в Тмутаракани столько корейцев? Место аномальное, что ли?

✤✤✤

Пак Джинён приехал в Тмутаракань с тяжелым сердцем, нервно подрагивающими пальцами и неприятным комом в желудке, который ворочался, как клубок змей, заставляя тошноту подкатывать к горлу. Спустя неделю он уезжал домой другим человеком. Отдохнувшим, повеселевшим, а самое главное — спокойным. Старые обиды и вопросы были разрешены, племянники целы, в хороших руках и домой не возвращаются по собственной воле, а не потому, что их похитил бродячий цирк. — Я обязательно приеду летом, — говорит он собравшимся на перроне людям. — Только предков с собой не бери, — взмолился Минхо, а Чонин согласно закивал, как болванчик. — Вы же понимаете, что они ваши родители и волнуются за вас? — два скептических взгляда были ему ответом. — Ладно, если они захотят вас навестить, буду отговаривать, как смогу. — Спасибо, дядя. Мировой ты мужик! — в своей привычной манере Минхо хлопнул дядюшку Пака по плечу так, что мужчина сморщился от боли. — Обязательно звони! — помахал рукой душка-Чонин. Его Джинён всегда баловал, как младшего, больше остальных племянников. Ну такой он милаха был невозможный — как его не баловать? — И приезжай к нам отдыхать, — Михай на прощание крепко пожимает руку друга и улыбается добродушно, давая понять, что теперь у них все будет лучше. — Обязательно приеду. Спасибо за всё, Михай. В этот раз, пока поезд уносит его в Москву, мужчина пишет новую песню, наслаждается видами и не тонет в прошлом, потому что у него получилось оставить его позади и примириться с тем, что есть сейчас — именно с этим и надо работать. Михай в то же время обсуждает с Семёном и Чонином их идею строительства маленьких отдельных домиков, которые можно будет сдавать туристам. У Чонина есть кривой чертёж, нарисованный от руки, и бизнес-план, украшенный закорючками цветных чернил и полосками голубого текстовыделителя, что почему-то очень умиляет. Будто дети принесли свой школьный проект, которым гордятся достаточно, чтобы похвастаться. Михай, подперев голову рукой, улыбается и слушает восторженные речи Чонина и спокойные рассуждения Семёна. Конечно же, они построят эти домики. И туристов привлекут. И сайт запустят. И всё у Тмутаракани и ее жителей будет так, как они сами захотят. Михай об этом позаботится.