Трилогия Волчонка. Я знал его

Феликс сделал отметку в блокноте. Где же сейчас искать Франца? Дора почти ничего ему лично не рассказала — лишь мимолётом упомнила своего мужа, затем, сославшись на то, что ей надо скорее к детям, убежала. Больше Феликс с ней не виделся. А поначалу он её даже не узнал — прежде он бы вполне сравнил её с Марлен Дитрих, а вот тогда ему показалось, что Дора стала бледной. Следов былой одухотворённости как не бывало: взор отрешённый, диковатый, движения резкие, руки вечно дрожат. Ходили слухи, что её арестовали англичане, и, помотав по тюрьмам, выдали в советскую зону оккупации. Оставалось только гадать, что же там произошло. — Скажи, Михи, ты ведь после переезда часто виделся с Францем? — Нет, — покачал головой Вайсс, — дай бог, чтобы раз в несколько месяцев. Суета меня как-то затянула. Франц тоже с головой ушёл в учёбу. Фанат своего дела был, чего уж там.

***

С того момента, как Франц поступил в медицинский и переехал в Вену, прошло уже около двух лет. В городе он вполне освоился, хотя так и не смог привыкнуть к бурлящей жизни столицы. Насколько тихим ему теперь казался Инсбрук! Деревня по сравнению с Веной, где вечно что-то происходит. Конечно, он был готов, что на медицинском учиться будет сложно, но чтоб настолько… Одних черепных костей ему надо было выучить десятки, и тут, как ни крути, приходилось зубрить, даже когда едешь в трамвае домой. Он бы с удовольствием поменялся местами с Оскаром, который учился на проектировщика и которому, по его словам, уже снились все эти план-схемы и чертёжные принадлежности. Впрочем, оба были вполне довольны своим выбором. Виделись теперь редко — не до того было, даже с Минкой, поступившей в театральный, теперь было не поговорить. То она занята, то Франц, которого разбуди среди ночи — назовёт без запинки те, или иные кости. В свободное время Франц вспоминал Инсбрук, город, сохранивший в себе самые тёплые воспоминания своего отрочества. Особенно прочно ему врезался в память образ Берты, той самой, которая подставила ему плечо, вдохнула в него жизненные силы, найдя практически случайно сведения о Юлии и его сводном брате. Не просто же так Юлия приняла Берту за приёмную мать! Берта и правда оставила в жизни Франца столь же значимый след, как и Фрида. Да, виделись они реже с тех пор, как Берта сошлась с Маркусом, но Франц её не винил. В конце концов, она имела право на личную жизнь. Правда, как рассказывала Минка, Берта долгое время не могла привыкнуть к своей роли жены и хозяйки, куда уж там мать! Это на работе она смаа педантичность. А в жизни… Да, всё-таки легкомыслие трудно излечимо. Чего хотя бы стоит их переезд. — Так, Минка, давай, пакуй своего кота, и смотри, крышку держи, чтоб не убежал! И белку тоже возьми, — говорила Берта, подтаскивая сумки к двери. — Берта, осторожно, тебе нельзя… — Минка, опять ты за своё? — вздохнула женщина. — Тебя послушать, так мне только лечь колодой и остаётся. Ничего со мной не случится. Лучше вон, за мелким сбегай. Маркуса всё равно тут нет. Минка понимала, что спорить со своей мачехой бесполезно. Раз уж решила, то её уже не остановить. «Совсем о себе не думает», — дулась девочка. Сперва она её боялась, конфликтовала, но теперь привыкла, пусть она и близко не была похожа на ту весёлую дурочку Яну. — Ну вот… Так, я сейчас… Берта перекинула сумку через бортик и тут же согнулась пополам и осела на землю, держась за живот. Женщина в отчаянии цеплялась за рессору, чувствуя, невыносимую боль. — Фрау, что с вами? — спросил встревоженный извозчик. — Врача ей надо! — заметалась Минка. — Скорее! Уже через пару часов Берта, отоспавшись в палате, слушала наставления Маркуса, корившего её за беспечность. — Тебе же говорили: нельзя в твоём положении таскать тяжёлые вещи. — Прости, милый, я не подумала… — Ты вечно всё делаешь по-своему, — с дрожью говорил «собиратель мелочи», стараясь выбирать слова, — надо же хоть чуть-чуть понимать… — Маркус, не начинай — всё хорошо, я отлежусь, и сразу к делу. Да, вы это… Белку нашу перевезли? А чучел? — О чучелах она думает, — процедил сквозь зубы Маркус, — себя бы поберегла! Берта чувствовала, будто её отхлестали по щекам. Опять она чуть не погубила всё… Чёрт возьми, вся в отца! Франц вспоминал, как сильно подурнела Берта — под глазами круги, вид усталый, ведёт уроки уже без огонька, ещё и ноги отнимаются… Не вняла, видимо, предостережениям. Это чудо, что всё обошлось. Так бы и не научилась ничему, наверное, не появись у неё уже собственные дети. Для неё всё как будто перевернулось вверх дном, и только тогда она поняла, насколько безответственной матерью была раньше. После того, как её первенца, Ирис, еле откачали, она сочла это предостережением свыше. Сколько же лет прошло с тех пор? Франц призадумался, размышляя, не отправить ли открытку Маркусу и Берте, а может, и какой подарок для Ирис, у которой скоро день рождения. Надо бы ещё фрау Вернер написать, узнать, как там Мориц, которого, к сожалению, пришлось оставить. Навверняка скучает по хозяину. Ещё и Вилли не помешало бы пару строк черкануть. Да хотя бы и Юлии! Он давно отпустил ту обиду и злобу, да и Юлия стала к нему гораздо лучше относиться. Совсем не так, как в первый его приезд в Зальцбург, и, тем более, после смерти Фриды. Франц сделал пару пометок на полях ежедневника, и тут почувствовал, что рядом кто-то стоит. — Можно я подсяду? — послышался негромкий женский голос. — А? Да, конечно, — закивал Франц, подвигая к себе сумку и куртку, и, подняв голову, увидел перед собой совсем юную девушку. Наверное, ещё не закончила гимназию. Францу казалось, он её знает. — Минка, ты? — удивился он. — Я Доротея, — удивилась девушка и сняла капюшон. — Прошу прощения, обознался, — Франц отложил в сторону атлас. — Бывает. А Минка — это ваша сестра? Может, подруга? — Подруга детства, — ответил Франц, — многое мы перенесли… Долгая история. — Если она интересная, то я бы послушала, — улыбнулась Доротея. Франц ещё раз присмотрелся к девушке. Да, сразу видно, что домашняя. Он к таким не привык — столько лет в окружении бродяг, поневоле к домашним детям начнёшь относиться, как к неведомым зверушкам. — Ну, если вам не жалко своего времени, я расскажу. Только здесь холодно, пойдёмте, я знаю одно местечко, вам понравится. Он провёл девушку в стоящую неподалёку кофейню. Это заведение было гораздо скромнее, чем всегда людный ресторан Кауффельдта. В зале царила необычайная тишина. Это вечером сюда стягивались жители окрестных кварталов — скоротать время за выпивкой и задушевными беседами. Сейчас же только у окна обедала пожилая пара. — Добрый день, — кивнул Франц официанту, — как работается? — Спасибо, неплохо, — улыбнулся парень, — вам столик на двоих? — Да-да, — спокойно ответил Франц, — некурящий. Как только им принесли по чашке горячего шоколада, Франц снял с шеи серый вязаный шарф, пригладил свои непослушные тёмные волосы, густые, словно джунгли, и начал свой долгий рассказ о детстве, о приёмной семье, о сводном брате, о людях, его окружавших. О своих злоключениях он упоминал вскользь, но Доротея слушала его, как музыку, затаив дыхание. Как ей казалось, необычный акцент придаёт речи Франца свой шарм, он как будто гипнотизировал её. — Да, интересная жизнь! Хоть романы пиши, — с восхищением сказала Дора, — не думали ещё об этом? — Думал, — с готовностью ответил Франц, — так я и поступлю, но, наверное, уже лет через тридцать, или сорок, когда у меня будет достаточно свободного времени, и когда жизнь уже действительно можно будет считать удавшейся. Вот он какой, этот таинственный незнакомец — бродяга со стажем. Всю жизнь Доротея держалась от таких подальше, как ей и советовали родители. Но вот от Франца она не ощущала никакой опасности. Её покоряло простодушие и искренность нового знакомого. Конечно, она допускала, что он присочинил, или переврал некоторые события, но мало ли сейчас Мюнхгаузенов? — Тридцать лет? Знаете, я бы так далеко не забегала — мы ведь не знаем, каким мир будет хотя бы через год. Куда там тридцать лет! Это же целая эпоха! — Дора артистично всплеснула руками. — Папа вообще говорил мне, что до завтра бы дожить. А уж в восемнадцатом он повторял это чуть ли не каждый день. До сих пор продолжает! Ах, восемнадцатый год… Кошмарное было время — испанка, война, голод… Францу никогда не забыть ту ужасную осень, когда он оказался лишён всего, что придавало его жизни смысл — семьи, дома. Вот тогда-то его и потянуло в Тироль, где он и узнал о своём загадочном прошлом, и где познакомился с новыми людьми, так помогшими ему в жизни. — Повезло вам, фройляйн — все живы, — Франц заказал ещё пару бутербродов, — вас проводить? Несколько секунд Доротея сидела, задумавшись над предложением. Юноша ей был, как минимум, приятен. НО кто знает, что у него на уме? — Ну… Я согласна, — ответила девушка, застегнув все пуговицы на пальто, — мне близко.

***

Михи сбил столбик пепла с тлеющей папиросы, и, выдохнув горький табачный дым, призадумался. — С Дорой я виделся года два назад. Когда я в первый раз увидел её с Францем, то мог однозначно сказать, что у моего друга отличный вкус.