Аппетит

— Хэй, Брэд! — Макс налетает со спины так неожиданно, что сердце в пятки уходит на мгновение. Брэдли кое-как удерживает равновесие, пока тот крепко обнимает за шею и до невозможности счастливо виляет хвостом. — Макс, у меня с тобой скоро инсульт случится. Мне двадцать четыре года, черт побери, — он шипит и хмурится сначала и выжимает из себя привычную серьёзность, но уже через несколько секунд начинает нелепо хихикать, растаяв под лучами обаятельности этого пса. — Пенсия ходячая, — Макс лукаво улыбается и утыкается своим мокрым холодным носом в затылок, от чего пробивает на мурашки. Брэдли никак не возмущается на такое к себе обращение, только снисходительно закатывает глаза, — Давай сходим куда-то, поедим? А то я с голоду лапы протяну скоро. Как раз сейчас перерыв большой, — он начинает тереться носом о шею и выдавливает максимально умоляющий голос. — Я не хочу никуда идти, — Брэд несчастно фыркает носом и отмахивается от этой затеи, состроив самое страдальческое на свете выражение лица, будто у него ноги отвалятся, если он сделает лишние сто шагов до кафе и столько же назад, — Сходи сам, если так сильно хочешь, — и пожимает плечами. — Ну не-е-ет, — Макс отцепляется от шеи и ловко проскальзывает подмышкой, тут же оказавшись лицом к лицу с Брэдли, — Я один не хочу никуда тащиться. Мне будет без тебя скучно. Да и к тому же, неужели ты не хочешь перекусить? У нас ещё две пары впереди, это как минимум три часа учёбы, — Макс на пальцах показывает три, пытаясь сделать более убедительным свой аргумент. — У меня вообще аппетита нет, честно. Я с утра нормально позавтракал, мне этого достаточно, — у Брэда странно натягивается один уголок губ. Ему совсем не хочется разговаривать о еде сейчас. Мысли о ней вызывают странное отвращение. И это самое отвращение хочется как-то скрыть. — И кому ты врёшь? У тебя всю лекцию живот урчал, — Макс щурится и, крепко схватившись за руки Брэда, тянет его на себя, — Пойдём! — Макс, я правда не хочу, — голос Брэдли внезапно превращается в жалобный и буквально умоляющий. Он всеми силами пытается показать, что эта затея ему не нравится. Вот только живот издает свои голодные звуки снова, за что Брэд самого себя прибить живьём готов. — Да ты голодный! Хватит отрицать, — Макс посмеивается, подхватывает своего парня под локоть и упёрто тащит в сторону гардеробной, чтобы забрать верхнюю одежду. Брэдли на это только закатывает глаза и цокает языком, но сил противиться напору Макса нет, потому он всё-таки плетётся за ним следом. — Опять к Мисс Мокачино? — Брэдли просто надеется, что они пойдут именно туда. Заведение находится довольно близко и добираться туда по сугробам не так тяжело. Да и кроме кофе и десертов там ничего не продаётся. Брэд сейчас только на кофе и согласен. — Не хочу, — Макс жмурит нос, — Пошли в KFC? Там сытнее, — он, видно, действительно голоден, раз перспектива поесть привычные тортики с кофе не вызывает никакого интереса. Только вот у Брэдли идея сходить в KFC вызывает волну тревоги и тошноту, но он все равно согласно кивает, сглатывая густую слюну. Макс ведёт себя резво и активно. Он будто полон энергией под завязку и ему необходимо выплеснуть её сию же минуту. Ко всему прочему, его глаза светятся от счастья, как у щенка. Ведь он правда рад тому, что старший поддался на его уговоры и согласился пойти вместе. Брэдли в свою очередь какой-то заторможенный и медлительный. Его лицо расслаблено и почти не выражает никаких эмоций. Даже веки смыкаются плавно. Есть ощущение, что он не выспался, а потому у него почти нет лишних сил в запасе. Макс выносит из гардеробной его теплое бардовое пальто и даже помогает одеться. Улыбается при этом широко и довольно, что большие квадратные зубы торчат наружу. В глазах зияют искорки. И хвост беспорядочно мельтешит из стороны в сторону. Джентельмен малолетний. Сам Макс носит большой и обьёмный черный пуховик в такую снежную погоду. И потому когда они ходят по улицам вместе, за счет разницы в росте и во внешнем виде, кажется, что Брэдли как минимум его старший брат, а как максимум — отец. Брэдли выглядит взросло и сдержанно в своей одежде, к тому же, особого имиджа ему прибавляет тот факт, что он не носит шапку, как бы холодно на улице не было. Макс же выглядит в целом мило и немного нелепо, и ему безумно идёт его красная шапка, которую он всегда натягивает, чтобы не отморозить уши. Они разные, но им на это так все равно. Ни один, ни второй не задумываются даже о том, как сильно контрастируют на фоне друг друга. Улица встречает их порывами морозного ветра, моментально отрезвляющего разум. Брэдли достает из своего кармана перчатки и надевает их прямо на пороге колледжа. — Я никогда этого не пойму, — посмеивается Макс, глядя на это, — Никогда не носить шапку, но надевать перчатки через пять секунд после выхода на мороз. Это для меня какая-то высшая математика, — он усмехается абсолютно беззлобно и суёт руки в карманы пуховика. — Меня так учили, — Брэд просто пожимает плечами и чуть вскидывает брови, — Шапка портит укладку, что делает внешний вид неприемлемым. А без перчаток руки цыпками покрываются, что так же портит эстетический вид, — он вполне понимает, что это всё — отголоски воспитания родителей, которое, на самом деле, не являлось полностью правильным. Однако, что-то с этим делать и переучиваться жить по новому ему не хочется. — А отит — это типа очень круто? — Макс вздыхает и поднимает вверх одну бровь. Слова Брэда об укладке звучат так глупо, что в них даже верится с трудом, — Ну и предки у тебя, конечно... — Я привык так жить, — Брэдли хмыкает почти безразлично, когда смотрит на свои руки, облачённые в красивые и дорогие перчатки. Это вам не какие-то вязанные варежки. Руки в них действительно выглядят утончённо и красиво. Именно так, как они и должны выглядеть у представителя такой благородной семьи. — Пойдём уже, а то не успеем поесть нормально, — Макс с усмешкой резко хватает его за руку, крепко сжимает в своей и тянет в след за собой, тихо посмеиваясь. Брэдли выдыхает через рот, и теплый воздух становится паром. Но покорно идёт за своим парнем, ответно сжимает его руку и улыбается.

***

Брэдли заметно дрожит. Может себе позволить. В конце концов, это можно спихнуть на тот факт, что он промёрз до костей, но на самом деле это совсем не так. Его так трясет от многообразия запахов вкусной, но жирной и вредной пищи. Глупо отрицать, что этот аромат вызывает чувство животного голода, активное выделение густой слюны в пасти и непроизвольное желание съесть как можно больше сию же секунду. Именно это Брэдли и ненавидит. Ему просто нельзя появляться в подобных местах, где пахнет так аппетитно. Сразу же начинается усиленное урчание и потягивание в желудке. Ему нельзя есть. Во всяком случае что-то столь жирное даже в самых малых количествах. Так не может питаться человек, принадлежащий семье Сноберкраст. Брэдли просто не имеет права на то, чтобы даже лишний раз глянуть на такую еду. Он привык жить по правилам, выстроенным в его семье, и даже когда покинул родительский дом и начал жить в общежитии при колледже, все равно им придерживался, потому что они являлись для него основой всех сформировавшихся устоев и даже его собственной личности. Потому и трясет, будто в припадке, хотя родители не стоят в эту минуту над душой и не говорят привычно: "Брэдли, ты — представитель аристократии. Тебе нельзя толстеть. И есть жирную пищу тебе нельзя." — До сих пор мёрзнешь? — Макс видит, как у Брэдли мелко дрожат уши и губы сжимаются в тонкую полоску. Это довольно странно. В здании тепло, а Брэдли стоит в плотной чёрной водолазке. Как при таких обстоятельствах можно замерзнуть, Макс понятия не имеет. — Да, есть такое, — он неловко улыбается, понимая, насколько неубедительно всё это. Но Макс точно никогда не догадается о настоящей причине. Он скорее поверит, что его парень последний мерзляк, чем в то, что вот так дрожать можно от тревоги, вызванной мыслями о еде и всепоглощающем чувстве голода. Потому можно не беспокоиться лишний раз. — Согревайся давай, — Макс быстро стягивает с себя красную зипку и осторожно набрасывает на плечи Брэда. Тот растерянно вертит головой, но, сообразив что к чему, просовывает руки в рукава. Гуф только тепло улыбается, — Я закажу поесть, а ты за столик садись. Что будешь? — Салат. Любой. И воду. Побольше, — отрывисто и нервно проговаривает каждое слово Брэдли, но сразу замечает подозрительный взгляд Макса, — Я правда сытно поел утром, сейчас лёгкого чего-то хочется, — врёт. Врёт и не краснеет. Он не ел ничего с утра, только кофе без сахара выпил натощак. Но есть сейчас что-то серьёзное ни в коем случае нельзя. Салат — его максимум. Макс пожимает плечами, вздыхает, но кивает. Кто он такой, чтобы заставлять Брэдли есть? Нужно же мириться с тем, что у других не такой же аппетит, как у него самого, и абсолютно иные пищевые привычки. Знал бы он, насколько они деструктивные у Брэдли на самом деле. — Стой! — Брэд тут же выуживает из своего кошелька кредитную карту, протягивая её дрожащими пальцами Максу, — На, расплатишься ею, — этому тоже учили родители. Не экономить и никогда не есть за чей-то счёт. Заплатить всегда за себя, а по возможности и за других, не позволяя никому позаботиться о тебе. Потому что зависеть от кого-то, кроме родителей — это постыдно для того, кто носит фамилию Сноберкраст. — Опять? — Макс странно кривится в лице, — Ты постоянно за меня платишь. Я тебе что, содержанка что ли? — не сказать, что Макса это сильно злит, но он недоумевает. Поведение Брэдли иногда бывает ему совсем чуждым. Тот платит буквально каждый раз. Понятное дело, что он — мальчик-мажор, а семья Макса порой едва концы с концами сводит, но это явно не очень нормально, когда один буквально кормит другого. Уж что-что, а на поесть у Макса точно всегда найдутся деньги. — Нет, конечно! — Брэдли буквально весь скукоживается, подозревая, что сильно обидел Макса, — Я не имею ввиду ничего такого. Просто... я правда привык платить за других. Я люблю платить за тебя, — он кладет руку на грудь и говорит правда от сердца, потому что, по факту, всё так и есть. В случае с Максом это не бессмысленные подачки. Так он выражает свою любовь. — Верю, — Макс только вздыхает и осторожно кладёт свои ладони на чужие плечи, смотря прямо в глаза, — Но позволь и мне хоть один раз заплатить за тебя, ладно? Я ведь тоже хочу таким образом выразить свою заботу, — мягкая улыбка тронула его губы, и вместе с тем тронула Брэдли за душу. Старший опускает голову и, чуть успокоившись, кивает в ответ. Понимает, что порой перебарщивает со своими принципами. К тому же, пора в них делать исключение для Макса, потому что он — особенный в его жизни, а не просто очередное проходящее мимо лицо. Макс идёт заказывать еду, а Брэдли, спрятав кошелёк в карман, кутается в чужую зипку, втягивает голову в плечи и всё-таки садится на диванчик. Одежда пахнет любимым. Брэд незаметно утыкается носом в ткань и вдыхает всей грудью. Этот запах приятнее, чем ароматы еды, царящие в этом месте. Он успокаивает, не вызывает тревогу, от него не воротит. Хотя Макс часто питается чем-то жирным, Брэдли ни разу ничего ему не говорил. На глубине души он понимает, что его восприятие еды — это искажение, потому оно никого больше не должно касаться, кроме него самого. Он так же понимает, что та правда, которую он о себе скрывает, может вызвать тревожную реакцию у Макса. Потому обо всём молчит. И старается делать вид, что он такой же, как и все. Потому и врёт, что ест плотно, хотя на самом деле ежедневно съедает не больше одной тысячи калорий. Он их не считает, но подсознательно тянется к менее "опасным" продуктам, которые не должны вызвать набор веса. Ему ни в коем случае нельзя толстеть. Никогда. В семье Сноберкраст все должны быть либо худыми и утончёнными, либо очень спортивными, и то, без фанатизма. Родители ему не простят, если он вернётся из колледжа со щеками, как у хомяка. Такие щеки у Брэдли были в детстве, и это решительно не нравилось отцу, да и мать не была в восторге. Он, будучи наивным ребёнком, долго не понимал, в чём проблема. А родители мягко, но очень настойчиво навязывали ему похудение с ранних лет. Теперь щёки у Брэда впалые и виднеются острые скулы. А ещё под водолазкой торчат рёбра и впалый живот. Руки тонкие настолько, что запястье можно обхватить пальцами. Вот только он так и не стал счастливым. С каждым днём, кажется, всё больше тревоги и стресса на почве непреодолимого страха. Страха набрать лишний килограмм веса. Брэдли нервно перебирает пальцы и, опустив голову, внимательно смотрит на свои бёдра. Они довольно худые, если смотреть со стороны. Но когда Брэд сидит, создаётся впечатление, будто они гораздо шире, чем есть на самом деле. И это наблюдение тоже отзывается горечью и тревогой в грудной клетке. Иногда Брэдли задумывается, заслуживает ли он вообще той любви, которую получает? Родители любят его, заботятся о нём, обеспечивают и покрывают все траты. Макс любит его, всегда ластится ближе, тоже заботится, переживает о нём всем своим сердцем, относится чутко. И Брэд думает, что достоин всего этого лишь при том условии, что остаётся худым. Но как же страшно потолстеть. Потолстеть и лишиться хорошего к себе отношения. Вообще, если вдуматься, то звучит как бред. Но Брэдли всё равно в эту ахинею верит, хоть и не может найти ей никакого рационального подкрепления. Макс на самом деле никогда не показывал, что любит в нём именно эту худобу. У него, блин, один из друзей похож на шар для боулинга. И никакого осуждения со стороны Макса никогда не было. Он, кажется, не обращал даже внимание на то, у кого какое телосложение. Да и в целом, Брэдли понимает, что не только худые заслуживают любви. Он и сам никогда бы не отнёсся к кому-то, кто полнее его, как-либо пренебрежительно. Вот только поставить себя на чье-то место и относиться проще к своему весу всё никак не выходит. Брэдли считает себя исключением из всех правил. И пока окружающие в его глазах никак хуже не становятся, будь они хоть пышными, хоть стройными, сам для себя он отвратителен, кажется, в любом обличии. Но худым, все-таки, чуть сноснее. За своими тяжкими мыслями он даже не замечает, как уже ковыряется вилкой в "Цезаре", устало опираясь головой на руку. Ему даже страшно поднять глаза и посмотреть на поднос Макса. Там огромное ведро куриных крылышек с разными соусами, два бургера и стаканчик с колой. Пока у Брэдли под носом одна тарелка салата, а рядом литровая бутылка обычной воды. Ему и на свою то еду тошно смотреть, не то что на чужую. — Брэд? — Макс вопросительно поднимает одну бровь, проглатывая очередное крылышко и пачкая свою пасть сырным соусом, — Ты есть-то собираешься? — Да? Да, — Брэдли реагирует запоздало, чуть вздрагивает, выпрямляет спину и, нервно бегая глазами по пространству, таки что-то накалывает на вилку и погружает в пасть. Это... вкусно. И это чувство его тоже безумно напрягает. Они с Максом совсем разные. Один готов и душу продать чтобы только набить брюхо в своё удовольствие. И не толстеет ведь, вот вообще. Он ест иногда за троих, а Брэд этому молча поражается и даже немного завидует. Потому что Макс остаётся стройным, как бы много не ел. А Брэдли постоянно недоедает, но вес будто бы вообще не теряет. А что бы с ним было, если бы он питался так же бездумно? Вообще разнесло бы, наверное... Ещё хуже, чем в детстве. Макс жуёт с аппетитом, действительно наслаждается едой, иногда даже мычит от удовольствия, а ещё облизывается, как одичавшая псина. Смотреть на то, как он ест, даже в какой-то степени приятно. Брэдли вполне может представить, как тому вкусно. И ему просто приятно видеть, как Макс, свободный от предрассудков общества и навязанного культа стройности, просто получает удовольствие от жизни. Сам же Брэдли жуёт неохотно, до невозможности медленно, без какого-либо настроения и энтузиазма, борясь с желанием заглотить весь салат разом вместе с паршивыми тарелкой и вилкой в две секунды. Голод сводит с ума. А в желудке будто образовалась чёрная дыра, которая требует еды и угрожает поглотить самого Брэдли. Макс запивает свою еду колой чтобы немного перебить приторность вкуса мяса и разбавить его чем-нибудь сладким. Он делает это для того, чтобы продолжать есть с тем же аппетитом. Брэдли же делает большие глотки воды междометием чтобы просто обмануть собственный организм и убедить в том, что он не голоден. Заполняет таким образом пустой желудок, чтобы туда точно ничего лишнего не вошло никоим образом. Они слишком разные. И Брэд с одной стороны правда рад за своего парня, что тот не обременён подобными переживаниями и просто кайфует от жизни. А с другой так зверски ему завидует. Но это белая зависть. Он бы очень сильно хотел так же, как Макс, не париться ни о чём. Но ничего сделать для этого Брэдли не может, да и, если честно, не хочет даже пытаться. Он слишком привык к этой самоненависти и аутоагрессии с ранних лет, привык быть заложником этих чувств, привык любить в себе худобу и ненавидеть всё, что может условно мешать ей. — Ты хоть наелся? — Макс смотрит с жалостью на то, как тарелка Брэда опустевает, но он все сидит и скребет вилкой по её грязному дну, возит по нему остаток чего-то, то ли курицы, то ли салатного листа. И выглядит он так подавленно, что сердце на части рвётся. А причину он всё никак понять не может, да и не спрашивает, понимает ведь, что старший не скажет. Плавали, знаем. — Вполне, — Брэд выдавливает из себя подобие улыбки, — Спасибо большое. Ну, за то, что заплатил... Я бы и сам мог, — ему больно от того факта, что Макс потратил свои деньги на бессмыслицу, фактически. Но расстраивать его совсем не хочется. Брэдли успокаивает себя тем, что заплатит за него в следующий раз и всё встанет на свои места. — Не сомневаюсь, — посмеивается Макс, открывая коробку с бургером. Взгляд падает на вторую такую же коробку. Он осознаёт, что не осилит столько, слишком уж переоценил свои возможности, — Хочешь? Я просто тоже уже наелся. Если два съем, то меня просто стошнит, — он беззаботно смеётся и протягивает коробку Брэдли. У того сердце в моменте останавливается и пропускает пару ударов. Он просто не может себе позволить съесть нечто подобное. Это слишком жирно, слишком "опасно", слишком страшно. Брэд никогда не покупал себе ничего такого. Но сейчас... сейчас желудок предательски урчит, ведь салата ему явно не хватило, а чувство голода буквально насильственным способом отключает мозг и подключает лишь инстинкты. Брэдли несмело кивает и соглашается, не до конца понимая, как много чувства вины потом испытает, как много страха, как много ненависти. Запах этой до ужаса вредной пищи влечёт и заставляет слюну выделяться в пасти в немереных количествах, а ещё затмевает разум и застилает его каким-то густым туманом. Брэд смотрит на коробочку голодным взглядом. Он просто не может отказать, когда ему предлагает именно Макс, а чувство голода настолько сильно. Дрожащей рукой он тянется к коробке. Гуф улыбается, ведь ему становится даже чуть спокойнее на душе. Брэдли начинает есть неспешно. В голове ещё не до конца пусто, но мысли оттуда постепенно вылетают и по мере их исчезновения Брэд набирает обороты. Он кусает жадно, почти не жуёт и просто проглатывает куски целиком. Это вкусно. Безумно вкусно. И это сводит с ума. Аппетит будто бы разгорается только сильнее по мере того, как он ест. И остановиться кажется уже невозможным. В глазах нет никакой осознанности. Брэдли выглядит действительно одичавшим псом, бездумно пожирающим первое попавшееся съестное после длительного голода. Но Макс не особо обращает внимание на то, как странно его парень ест в этот момент. Это не вызывает почти никаких подозрений и не так уж сильно бросается в глаза. Брэдли расправляется с едой быстро. Если с салатом он ещё мог себя контролировать и одергивать насильно, то с бургером уже не мог нажать на тормоз. Он сам не понял, как тот исчез в его желудке. Осталось только послевкусие на языке и жир на кончиках пальцев и губах. Голод стих. Впервые за такое долгое время он хоть немного угомонился. И при том Брэдли чувствует, что хочет ещё. После того, как он сорвался, аппетит, подавляемый неделями, уже не утихомирить. Он просит, нет, требует наверстать всё упущенное. Брэдли нервно хватается за бутылку с водой и за пару минут опустошает её всю. Чтобы уже точно наполнить желудок до верху и не позволить себе съесть ещё хоть что-то. Внутренняя паника лишь наростает с постепенным осознанием совершённого им действия. Макс нервно косится на него, но ничего не говорит. Чувствуется это незримое напряжение и внутренняя истерика Брэда. Но внешних проявлений она почти не имеет. Потому Макс тревожится за него, но в упор не видит на то никаких причин, ведь внешне, вроде как, всё нормально. Потому он лишь бессильно вздыхает.

***

Не прошло и двадцати минут, а Брэдли уже бежит в туалет, предварительно оставив на Макса свою сумку и попросив того занять для него место в лекционном кабинете. В колледж они вернулись довольно быстро, и теперь темп шага задавал именно Брэд. Ему было просто жизненно необходимо поторопиться. Заполненность желудка пугала и заставляла метаться из стороны в сторону в поисках какого-то решения этой проблемы. Да, для Брэдли чувство полного насыщения — это настоящая проблема, с которой обязательно нужно что-то делать. Брэдли влетает в первую попавшуюся кабинку, наскоро запирает за собой двери, бездумно падает на колени, совершенно не беспокоясь о том, насколько отвратительно грязный здесь пол, и пихает два пальца в свою пасть, надавливая ими на корень языка. Из него выходит всё. Салат, бургер, литр воды, ещё, кажется, литр желудочного сока, а так же все грехи и демоны. А на глазах скапливаются слёзы. Не от грусти, отнюдь. От мерзости и отвращения к самому себе. По мере того, как Брэдли очищает желудок, ему становится морально чуть проще и легче. Где-то там, внутри, снова зияет эта пустота, готовая поглотить его живьём. Пусть уж лучше так. Пусть там ничего уже не будет. Его так научили жить. Сжав кулаки, не обращая внимание на боль, дискомфорт, чувство голода и прочее. Улыбаться и выглядеть прекрасно на людях, даже если тяжело и плохо. Только в туалете он имеет право выглядеть вот так вот мерзко, позорно и отвратительно. Имеет право быть слабым, плакать и блевать. Но через пять минут он выйдет отсюда и снова будет высоко держать голову, не показывая своей слабости никому, не признаваясь в ней даже самому себе. Будто это не он так абсолютно несчастно корячился над унитазом, роняя слёзы. Это не он ненавидит себя за каждый съеденный кусок. Это не он борется каждую секунду с невероятным чувством голода. Сейчас всё станет хорошо, в этом Брэдли уверен. Пустота внутри невыносима, но страх набрать хоть немного веса гораздо более невыносим. С первым можно жить. С этим он давно научился мириться. Научился её терпеть, игнорировать, осознавать, проживать, мириться с нею. Со вторым не возможно существовать. Он убивает изнутри, вызывает панику, истерику и неудержимую дрожь. Родители бы им не гордились. И это самое страшное для Брэдли. Он хочет быть тем сыном, которого не стыдно любить. Сыном, который смог умело вписаться в строгие рамки семейных правил, пусть и изрядно себя покалечив. Брэдли плевать на себя и собственное благополучие. Но ему не плевать на честь своей семьи, не плевать на мнение самых близких о нём. Он просто хочет быть любимым. 14:07 Макси: Пара уже началась Ты идёшь? Всё в порядке? Брэдли сбито дышит и с отвращением вытирает рукой собственный подбородок. Он читает всплывающие на экране блокировки сообщения от Макса и улыбается дрожащими губами. Волнуется. Брэд не скажет ему правды, пожалуй, никогда в своей жизни. А Макс сам никогда не догадается о ней. Но как же приятно осознавать, что о тебе беспокоятся, пусть и не зная о том, что происходит на самом деле. Брэд вздыхает и чистой рукой набирает ответ. Пальцы тоже дрожат, как на зло. Перед глазами всё как-то плывёт то ли от усталости, то ли от нервов. 14:09 Брэд: Скоро приду Всё в порядке, не волнуйся Нужно выползать, мыть руки, умыть лицо, прополоснуть рот дабы избавиться от привкуса пищи и кислоты, а потом можно бежать на лекцию. Как же всё-таки грустно, что Макс потратил свои деньги зря. Всё просто ушло в унитаз, даже чёртова вода. Брэдли не может найти в себе сил встать. Его тело не поддаётся на уговоры. Оно истощено и устало, ему нужно хотя бы несколько минут на то, чтобы собрать последнюю энергию и волю в кулак. Слёзы предательски катятся по щекам. Слишком мерзко на душе. Слишком больно. И успокоить себя никак не выходит. Брэдли кажется, что в нём ещё что-то осталось, что-то успело перевариться и всосаться. От этой мысли хочется лишь завыть, как побитый пёс. Ему кажется, что он совершил ужасную ошибку. И хочется обещать себе, что он никогда больше её не совершит. Брэд обещает. И себе, и мысленно своим родителям. Он клянётся всем, чем только может, что не даст себе больше сорваться. Знает, что не сдержит клятву, ведь это уже далеко не первый случай. Но так ему немного проще морально. Это позволяет сделать полный вдох и успокоиться хоть немного. Нужно идти на пару.