you were meant to be mine.

ветер свистит в голове, а отдалённые крики "держи его!" раздаются по всему рынку. юноша бежит, не останавливаясь, крепко стискивая в кулаке кусок ткани собственной потрёпанной сумки, в которой дребезжат украденные им же украшения. он нагибается, пробегая под вывеской и случайно толкает женщину, в руках которой была огромная корзина мандаринов. она бранится на парня, а ыйджу продолжает бежать, несмотря на то, что ему в спину прилетел, вроде как, тот самый мандарин. ему срочно надо найти укрытие: три тучных мужика несутся за ним через весь рынок, чтобы как следует проучить и вернуть украденное, которое бёну нужно как воздух. а в сумке у него не только украшения. там яблоко, наворованные с того же самого рынка перьевые ручки, тетрадки и пакет орехов на развес. теперь ему жизненно необходимо убежище, в котором бён сможет в спокойной обстановке оценить украденное. он резко заворачивает за угол, меняя курс в сторону порта и искренне надеясь на то, что преследующие не заметили такого ловкого манёвра, но полагаться лишь на свою удачу было опрометчиво. а потому ыйджу не останавливается. он бежит всё дальше, прячась между ящиками с товаром, укрытыми плотной тканью, но находиться здесь всё ещё слишком опасно. ыйджу слышит чужие гневные голоса издали и наконец решается на отчаянный шаг. пробираясь на борт ближайшего к нему корабля, бён старается быть как можно тише, незаметнее, будто он тень, отбрасываемая той бочкой с неизвестным содержимым. он садится, прижимаясь к борту, чтобы переждать бурю, и поднимается, когда голоса наконец стихают. казалось бы, всё позади. ыйджу может расслабиться и наконец внимательнее рассмотреть всё, что успел наворовать, и он делает шаг, как внезапно оказывается схваченным со спины. одно мгновение он чувствует, как чужая сильная рука зажимает ему рот, а острое лезвие ножа приставляется прямо к его горлу, готовясь в любой момент провести по нему, отсчитав последние секунды жизни ыйджу. и бён замирает на месте, не смея пошевелиться и издать даже звук, пока ощущает у себя над ухом чьё-то дыхание. — попался, зайчик, — произнёс хриплый голос под ухом ыйджу. бён чувствует, как тремор проходится по его пальцам, а глаза бегают по помещению, в котором он оказался, чтобы понять, за что он может ухватиться, дабы вырваться из сильной хватки незнакомца. он аккуратно тянется рукой к заднему карману, чтобы вытащить из него раскладной ножик, но пальцы напираются на чужие штаны, и ыйджу тут же одергивает руку. бён в ту же секунду чувствует сильный удар кожанных сапог под колено и не успевает ни за что ухватиться, как падает, потому что руки незнакомца отпускают его мгновенно. и парень с грохотом валится на деревянный пол, слыша как сумка с содержимым также падает, и украденные украшения с лязгом вываливаются на пол. ыйджу тут же подлетает к упавшей вещи, судорожно собирая разлетевшиеся украшения обратно в сумку, но незнакомец, не теряя времени, выхватывает её из рук бёна, не позволяя закончить начатое, и грубо отталкивает его назад, сам присаживаясь на корточки и рассматривая украденное. — отдай! — невольно громко вырывается у ыйджу. он делает безрассудную попытку забрать свою вещь, но незнакомец выставляет нож в его сторону, и острый конец того едва касается горла бёна, заставляя его снова замереть на месте и смирно ждать, пока незнакомец не изучит украшения полностью. по воле случая, свет с иллюминатора неподалёку от незнакомца падает на его лицо, освещая черты. ыйджу позволяет себе повнимательнее запомнить его, чтобы в дальнейшем с ним никогда не связываться. светлые волосы спадают на его лицо, а любопытные, но в то же время холодные глаза изучают украденное украшение. — обычное стекло от бутылки, — хмыкает парень и бросает вещь на пол. ыйджу наблюдает, будто в замедленной съемке, как падает ожерелье. благо, с ним ничего не происходит, и бён чересчур громко вздыхает. ыйджу, выжидав момент, хватает украшение с пола и быстро суёт его в сумку. — если воруешь, то воруй с пользой. — не твоё дело. и незнакомец широко улыбается, прижимая лезвие ножа к подбородку парня, заставляя его приподнять голову выше. бён чувствует, как начинает колотится сердце от осознания того, что его жизнь висит на волоске. и это его расплата за те вещи, которые он своровал в угоду самому себе. — дай мне просто уйти, — сквозь зубы проговаривает ыйджу, надеясь, что незнакомцу его персона совершенно неинтересна. и украденные украшения тоже. но оказывается в корне неправ, и понимает это лишь от одного взгляда в чужие безумные глаза, рассматривающие его лицо с пугающей внимательностью, будто пытается изучить и отложить в своей памяти каждую черту его лица. — отныне свобода будет сниться тебе лишь во снах, — усмехается тот. и ыйджу чувствует, как по спине проходится табун холодных мурашек. в моменте он надеется, что всё это – его больная фантазия. если бы ему дали выбор, быть пойманным теми мужчинами или этим безумцем, он выбрал бы мужчин. и плевать, что всё краденное было бы изъято. плевать, что на его лице добавилась бы пара новых синяков. по крайней мере, он был бы уверен, что остался бы на свободе. его бы погрызла совесть, и он, выбрав удобный день, попробовал бы снова. но теперь, судя по серьёзным намерениям парня – ему не жить. он останется в этом корабле, будто заложник. его даже никто не станет искать. от одной мысли, что с ним могут сделать эти сильные руки становится дурно. и он вздрагивает, когда вместо лезвия ножа, чужие пальцы сжимают его щёки, и незнакомец держит его так сильно, что у ыйджу начинает болеть челюсть. — ты будешь хорошим дополнением этой каюте, — он улыбнулся и грубо отпустил бёна. — я не вещь! — возмутился ыйджу, пытаясь отползти от незнакомца. его взгляд пугал, речи – ещё больше. ощущение, будто ыйджу попал в капкан или его сжало крепкое туловище длинной змеи, которая намеревается прямо сейчас сожрать его без остатка. — ты на моей территории, а значит впредь будешь жить по моим правилам. с каждой секундой ыйджу всё больше казалось, что он попал прям в ловушку к психу, который всё поджидал момент, когда чья-нибудь наивная душа заберётся на борт корабля, и он сможет утащить её в свои сети. сердце забилось с бешеной скоростью, когда незнакомец ловким движением прокрутил свой нож и направил лезвие на бёна. — поднимайся, — приказал он и добавил, чтобы у ыйджу не осталось и мыслей проигнорировать его слова. — иначе в любом случае твоя голова будет висеть здесь, как трофей. выбирай, быть на моём борту живым или мёртвым? ыйджу не отвечает на совершенно бесполезный выбор – всё равно выберут за него. он, отодвигаясь от лезвия, всё-таки поднимается с пола, не спуская взгляда с неизвестного юноши. тот, в свою очередь, поднимается вместе с ним и теперь они стоят напротив друг друга. ыйджу мечтает только об одном: сбежать прямо сейчас. но ему некуда бежать. от страха, который прошёлся по нему холодным потом, он забыл, как вообще влез на борт. поэтому путей отхода у него нет. он в ловушке. незнакомец опускает лезвие и делает шаг вперёд. ыйджу синхронно с ним же делает шаг назад. убежать он все равно не может, даже если попытается. два шага вперёд. два шага назад. ыйджу ударяется затылком об стенку. два шага вперёд. они в опасной близости. бён вжимается в стенку, чувствуя, как кровь бьёт в голову, а страшно становится настолько, что от понимания того, что ему могут вспороть живот, он уже чувствует, что теряет сознание. незнакомец приближается лицом к шее ыйджу. бён чувствует его горячее дыхание и не смеет пошевелиться. парень поднимает руку, свободную от лезвия, и аккуратно подносит к шее ыйджу. одно ловкое движение, и бён чувствует, как на его шее резко рвётся тонкая нить. в руках незнакомца оказывается его подвеска. — теперь это моё, — утвердительно подмечает он и сует украденное в карман. — верни! — ыйджу поддаётся вперёд, вытягивая руку и совершенно забывая про нож в чужой ладони. но незнакомец услужливо ему напоминает, снова резко приставляя лезвие к его горлу, обездвиживая бёна, как по команде. — какой ты непослушный, — качает парень головой, а от его тона ыйджу становится ещё страшнее. — надо перевоспитывать. — ты не имеешь права удерживать меня здесь, — шипит ыйджу, кажется, теряя остатки собственного здравого разума. потому что парень отобрал дорогую ему вещь, а значит должен заплатить за это. и ыйджу не станет церемониться, несмотря на страх за собственную жизнь. по крайней мере, он так думал. но продолжал стоять на месте, боясь пошевелиться, чтобы острое лезвие ножа не проткнуло ему горло. руки тряслись, а мысли бушевали в голове, спутываясь в кучу из-за нахлынувшей паники. и парень видел его состояние, ясно считывал по лицу и телу, а оттого продолжал усмехаться над его активными попытками держаться на плаву. — мой корабль, что хочу, то и делаю. а вот ты точно не имел никакого права проникать на чужую территорию. ыйджу сглатывает, еле заметно кивая. ему легче согласиться, чем продолжить сопротивляться. парень перед ним прошёлся взглядом по бёну и убрал лезвие от горла. подвеска, по всей видимости, томилась в правом кармане его штанов, и парню никак до неё не добраться. незнакомец отходит от ыйджу, и бён вздыхает лишь на секунду, но лезвие острым концом утыкается ему в кадык, и он не может даже сглотнусь, боясь поцарапаться. блондин чудом дотягивается до лежащей на столе верёвке, и бёну совершенно не нравится его хитрые глаза и такая же ехидная улыбка. он убирает лезвие от шеи, зажимая его между своих губ, а после, каждый раз бегло поглядывая на парня напротив, начинает развязывать моток тонкого каната. — эй, ты же… — ыйджу хотел было возмутиться, но острый взгляд заставил его заткнуться и подчиниться. незнакомец, будто по книжке, отточенными движениями перевязывает ыйджу руки, а после, вероятно, увлекаясь процессом, обвивает верёвку вокруг его шеи, заставляя бёна задержать дыхание. ощутимое давление ему не нравилось и казалось, будто это медленное удушение. и стало хуже, когда этот псих, хватаясь за свободный конец, дёрнул ыйджу на себя, заставляя отпрянуть от стены. — ты сумасшедший, — процедил бён, за что снова ощутил, как верёвка от каждого резкого движения затягивается только сильнее. — псы не разговаривают, — пояснил ему парень. — зови меня николас, теперь мы будем проводить много времени вместе, — он расплылся в улыбке, а бёну на секунду показалось, что у него в глазах пляшут черти. — я не твой пёс, — снова процедил ыйджу. — и мне плевать, как тебя зовут. ему надо выбираться. ему срочно надо отсюда бежать, потому что оставаться больше ни на секунду рядом с этим психом ыйджу не был намерен. но как бы он не пытался разглядеть, пути к отступлению не было видно, на верёвка, что затягивал николас на его шее, прямым текстом вещала о том, что он никогда отсюда не выберется, и теперь его судьба – навеки остаться на этом проклятом корабле рабом этого сумасшедшего урода. ыйджу не мог с этим смириться. едва слова срываются с его уст, николас сильнее дёргает его на себя, заставляя бёна потерять равновесие и, не в силах схватиться за что-либо, упасть на пол прямо перед ним на колени. голову поднять удалось лишь с усилием, потому что верёвка продолжала сжимать шею, перекрываю путь к дыханию, и от безумного взгляда прямо на него, у ыйджу прошлись холодные мурашки по спине. он обречён. бён ищет в себе силы подняться и бороться дальше. но он чувствует совсем лёгкое покачивание и звуки всплеска воды, еле различимые через плотный деревянный каркас корабля. в голове проносится лишь одна мысль – судно отчалило от причала. и все надежды бёна канули на дно. — поднимайся, — вновь командует николас. ыйджу с трудом, но подчиняется, вставая на ноги. лицо парня напротив казалось ему чересчур безумным, и ыйджу просто отводит взгляд, надеясь больше никогда не встречаться с этим взглядом. николас первым следует к выходу из каюты, а ыйджу, безусловно всё-так же привязанный, выходит за ним и через жалкие секунды лицезреет кишащую жизнью палубу. — вот видишь, я же сказал, что свобода тебе будет только сниться, — улыбается николас, и ыйджу раздражённо вздыхает. — ты просто псих. сумасшедший, — агрессивно в полголоса произносит бён, надеясь, что не получит за это ножом. — ты, конечно, милый, когда огрызаешься, но не делай так больше, — ни капли не меняясь в тоне отвечает николас и резко останавливается, но поворачивается к нему плавно, уже привычно направляя на ыйджу лезвие ножа. — твоя жизнь в моих руках, не забывай это. он говорит спокойно, но безумные искры в глазах выдают его с головой. и ыйджу просто не может не подчиниться, логично, опасаясь за свою жизнь. и это, кажется, только сильнее удовлетворяет николаса, заставляя расплыться в улыбке. он явно любит чувствовать своё превосходство. а ыйджу хмурится, борясь с собой и пытаясь совладать с желанием плюнуть ему в лицо, потому что инстинкт самосохранения кричал о том, что надо вести себя как можно более смирно, и тогда, наверняка, ему удастся сбежать. они стоят на палубе бесконечно долго, и ыйджу благодарен богу за то, что, кажется, никому нет до них дела, особенно до привязанного за шею юноши, где свободный конец каната был всё ещё у николаса. неожиданно к ним приближается высокая худощавая фигура парня, и ыйджу надеется, что на этом корабле есть хоть одна трезвая голова, потому что выглядит он вполне нормально. — джо, разберись, — николас неожиданно перекидывает конец верёвки в худые руки юноши. тот коротко кивает и переводит взгляд на ыйджу. кажется, будто он смотрит с жалостью, но бён надеется, что он просто хочет помочь. но вряд ли он сможет это сделать, когда корабль уже отчалил от причала. они возвращаются в каюту, и джо, как понял бён, отпускает его. — есть хочешь? — тихо интересуется он, а ыйджу вздыхает, постепенно осознавая, что и ему тоже точно также всё равно на то, что будет с ыйджу. а они, вероятно, все знают, на что способен николас. — нет, — грубо отвечает бён, так опрометчиво и глупо соврав. кто знает, когда ему предложат поесть в следующий раз? но слов назад уже не вернёшь, а унижаться перед этим парнем ыйджу не намерен. и, осознав, что в каком-то смысле свободен, хватает верёвку, за которую до этого его держали, и собирает канат в руки, крепко прижимая к телу, чтобы больше никто не смог таскать его за него, будто за поводок. джо молча наблюдает за ним, но не предпринимает никаких попыток, чтобы как-то его остановить, и ыйджу снова не понимает – он хочет помочь или давно смирился с тем, что бёна уже не спасти, а потому неподвижно наблюдает за его бессмысленными попытками почувствовать свободу вновь. ыйджу жмётся к углу, лишь бы быть подальше от неизвестного, также не внушающего доверия, джо и просто наблюдать со стороны. а парень тем временем, кажется, всё-таки находит перекус и ставит на стол. — я понимаю, что ты сейчас немного… в недоумении, — вздохнул он — николас он... да, может быть, немного не в себе. и возможно совсем чуть-чуть озабоченный. но насчёт последнего я не уверен, — джо садится на стул, наблюдая за ыйджу. — мы будем в море три недели, а после вернёмся. ты же хочешь сбежать? ыйджу хмурится, озирается по сторонам и снова смотрит на джо. — хочу, — утвердительно произносит он. — тогда делай всё, что он захочет, — джо пожимает плечами, на что ыйджу не может не возмутиться. он не собирается подчиняться какому-то психу целых три недели. но, возможно, раз это цена свободы, то ему стоит потерпеть. — целых три недели я буду рабом? — всё-таки не удерживается он от комментария, морщась, а джо вздыхает, так тяжело, будто ему уже не впервой объяснять такие простые истины. — всего три недели, — поправляет он. — это не сравнимо с той вечностью, которую можешь здесь провести, или со смертью, потому что он может убить тебя. от чужого спокойного и какого-то даже холодного голоса у ыйджу прошлись мурашки по спине. подтверждение того, что николас действительно может убить его, пугало только сильнее, заставляя сжаться и прокручивать в голове все те моменты, когда он уже был на волоске от смерти. но джо был прав. это всего три недели. три несчастные недели, которые ыйджу переживёт, сбежит отсюда и больше никогда не ступит в этот порт ни на шаг. и к другим портам и кораблям. и к воде в принципе. но зато он будет свободен. *** сначала ыйджу думал, что три недели – это короткий срок. какие-то жалкие три недели он должен ходить по струнке, пока чужой больной разум развлекается, смотря за тем, как бён медленно задыхается, привязанный верёвкой. но когда прошла мучительная одна из них, бён понял, что ещё две он не переживёт. николас невыносим, и парню иногда казалось, что джо ему наврал. что три недели обязательно перерастут в месяц и более. но пока рано было клеветать парня. бён каждый день смотрел на календарь и оставлял на нём царапины от ногтей, чтобы отсчитать срок до своей свободы. он поклялся себе, что раз за воровство такая расплата, впредь он воровать не будет. бён чувствовал себя униженным, потому что николас, не пошутив, обращался с ним как с псом. таскал его за собой везде, грубо дёргал, заставляя ыйджу от неожиданности громко вздыхать, потому что канат каждый раз затягивался всё сильнее, и называл его соответствующе, так и не узнав имени своей игрушки. но ыйджу терпел, отчаянно боролся с желанием плюнуть на всё и собственную безопасность в первую очередь, лишь бы хоть как-то противостоять николасу, который с каждым днём, казалось, становился всё безумнее. его действия – всё более пугающие и откровенные, а приказы безрассуднее, но ыйджу приходилось смиренно делать всё, что он попросит, как и говорил джо, который всё это время за ними наблюдал, – бён видел, – со стороны, но никогда не вмешивался. осталось всего две недели, совсем чуть-чуть до долгожданной свободы. и, казалось, ыйджу держался лишь на этой мысли, иначе бы давно сам лично прыгнул в морскую воду, не выдержав таких унижений. он сидел на палубе, привязанный верёвкой к ручке какого-то люка, потому что николасу, впервые за всё время, понадобилось отойти куда-то, где ыйджу наверняка помешал бы ему. и бён наслаждался выпавшими ему минутами отдыха. раздражало, что никто даже не попытался ему помочь. видимо, фигура николаса на этом корабле далеко не последняя, и бён просто нарвался не на того. да и если бы этот безумец был простым матросом, типа джо, то он бы не стал так своевольничать и садить на поводок неизвестного парня-вора, который жалеет, что вообще когда-то начал воровать. это всё похоже на те истории, когда женщин крадут в рабство и не возвращают. бён оказался примерно в подобной ситуации, но угодил в капкан самостоятельно. ему не хватило решимости просто ударить николаса и попытаться сбежать, а теперь он вынужден провести с ним мучительные три недели, одна из которых благополучно прошла. дышать свежим, морским воздухом было приятно. даже при том факте, что он сидит на палубе привязанный. хотя бы его никто не трогает, это уже отлично. но, наверно, это было временное удовольствие. проходящий мимо него матрос резко остановился, и ыйджу тяжело вздохнул, ожидая, что с ним может быть. и, казалось, что он вот-вот отвяжет верёвку и будет издеваться над ним похуже николаса, но последний неожиданно возвращается. — пошёл вон! — рявкнул тот, заставляя матроса подпрыгнуть от испуга. — он мой. позаришься, и я убью тебя. и бён в который раз, уже не удивляясь, убеждается, что он просто вещь. развлечение. николас развязывает верёвку и снова тянет на себя, заставляя бёна покорно прислушаться и встать, последовав за ним. они возвращаются в каюту, в которой николас держал его большую часть времени, и ыйджу даже расстраивается, потому что дышать свежим воздухом на палубе было в разы приятнее. а вот находиться в обществе николаса, да и ещё вставшего в опасной близости к нему и разглядывающего, как хищник свою жертву, совсем нет. тот снова тянет его на себя за верёвку, но прикладывает силы лишь настолько, чтобы ыйджу подошёл к нему вплотную, замерев от страха и ожидания того, что этот сумасшедший сделает с ним сейчас. а николас заматывает край верёвки на своём запястье и кладёт обе руки ыйджу на плечи, усмехаясь и касаясь носом его шеи. бён жмурится, зная, что николас не видит его испуга, а тот даже не пытается отстраняться, касаясь кожи губами, и в следующую же секунду ыйджу чувствует, как больно на его шее смыкаются чужие зубы, явно оставляя после себя яркий след. метка, показывающая то, что бён принадлежит только николасу и никому больше. бён стискивает челюсти от боли. в его голове ураган мыслей, который просто не даёт ему сосредоточиться. "поскорее бы это закончилось" – это единственная фраза, которую бён может вычленить из тысячи оскорблений, которые он бы хотел произнести в адрес николаса. и если просто быть привязанным – унижение, то быть помеченным каким-то психом казалось последним пунктом уже собственного безумия. теперь и он сойдёт с ума, потому что синяк когда-нибудь всё равно пропадёт, а желание николаса "обладать" и "властвовать" никогда не исчезнет. и неизвестно, сколько меток на его шее окажется к концу отведённых ему трёх недель.