Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
В мире творится полный хаос. Ни связи, ни света, ни былой жизни и родни. У Джона остаётся не многое. Саймон — всё, что у него осталось.
Люблю тебя
24 июля 2024, 02:23
28
Много
283
Ну нет..
283
Плевать, может, тогда месяц?
283 Июня
А вдруг нет?
283 Июняля
Тоже много
Похуй.
283 Июняля , 202█, Вашингтон, США
В чем лучше измерять время? Минутах, часах, сутках? Или всё же в месяцах, годах и веках? Ну, в данном случае лучше выбрать недели. А сколько недель прошло? Я и не помню. ВООБЩЕ. Какого хуя, Джонни? Тяжело было пару чисел перед заметками написать? Идиота кусок. Вот теперь мучайся!
Стоит признать, я и не помню, когда всё началось. Единственное, что говорит о недавности происходящего — время года. Не то, что в Вашингтоне бывает холодно, и можно отличить зиму от весы или осени, но сейчас до сих пор лето. Это чувствуется по ужасному трупному запаху на улицах. Тела быстрее разлагаются под такой жарой, от чего выглядеть начинают особо ужасно. Особенно, когда идут: с одного просто выпал желудок! Откуда вот у него такая склизкая дырень взялась? Я вместе с его желудком чуть свой там же не оставил! Слава Королеве, Гоу
— У нас почти не осталось еды, — раздаётся совсем рядом с ухом. Соуп вздрогнул и оторвал взгляд от дневника, повернув голову на зов. — Надо сменить локацию: мы зачистили все доступные магазины. Гоуст выглядел довольно спокойно и измучено. Глаза опухшие от недосыпа, балаклава стягивает отекший нос и скрывает остальное, не менее расплывшееся лицо. Джону не по себе видеть его таким. Впредь он всегда заботился о качестве своего тела, здоровья. Но это было уже очень давно. Сейчас не до этого. — Нам надо валить из города, — предлагает Джон, хотя это и так очевидно. Он опускает голову и на полях тетради начинает рисовать небольшое дерево. Гоуст смотрит за движением карандаша, аккуратно оперевшись на спинку чужого стула. — Еда, рано или поздно, всё же, кончится, — Деревце, на нём яблоки, под яблоней два стикмена. Соуп рисует им улыбки. — Надо самим её выращивать и тогда всё наладится, да? В ответ лишь отчаянный стон. Джонни не подымает головы и поджимает губы. Обнадежить не вышло. Устал. Саймон пиздец как устал. Да то и понятно. Жить в этом проклятом мире по соседству с ужасными мудаками, которые болеют хуй пойми чем — вообще не кайф. — Ты прав, — Гоуст медленно кладёт голову на волосы Джона, а руки переставляет на стол. Пришлось немного навалиться на напарника, но навряд он сильно против. — Но яблок мало для жизни, не так ли? — Ньютон наедался, а, Элти? — смеётся Соуп, в ответку прижавшись к груди за собой. Так тепло и тесно. Просто идеально. — Но, хорошо, Маэстро, что ещё нам нужно? — Хм-м, — тянет Гоуст, усмехаясь. Чувствуется, как он легонько ерзает на голове, размышляя над вопросом. — Мы же с тобой силачи, так? — в ответ "угу". Джон активно дорабатывает стикманов, рисуя у себя на голове гнездо. Учитывая, как он оброс сейчас, в ближайшем будущем он будет, как настоящий викинг. — Нам тогда нужен белок, где его брать? — Курица, — отвечает Джон, легонько посмеявшись. — И у меня даже есть ей место! — Соуп рисует на своей голове голове упоротую курицу с выпученными глазами. — Вот! И немного дополнительного белка, — добавляются к курице и яйца. — А мне нравятся твои волосы, ничуть не гнездо, — усмехается Саймон, поцеловав Джона в голову. — Лучше дурацкого ирокеза. — Ах так, — хмурится Соуп. — Мне тоже не нравится твой "ёж", знаешь, — карандаш переходит на стикмана Гоуста, на котором сразу вырисовываются кудри. Волосы у Саймона и правда были волнистые, это Джон узнал за увольнительные, которые они вместе провели в Европе. За месяц он оброс и больше походил на белого барашка, пока всё не сбрил под миллиметр на базе. — Ты так безжалостно от них избавляешься, Изверг! — Джонни, — смеётся Гоуст, поцеловав парня ещё раз в волосы. — Зато теперь мы оба любим причёски друг друга, а? — Соуп не отвечает, но выдыхает. Это правда. — Теперь остался дом, — заключает Джон. — Большой дом. — Большой? — удивляется Райли, наблюдая, как рядом с яблоней быстро появляется макет двухэтажное здание. — Зачем нам столько места? — Нам не нужно, — соглашается Джон, вырисовывая окна. — Но маме, отцу, Ми-ми, — в окнах появляется три лица. Гоуст сжимает ладони на столе, прижавшись к МакТавишу плотнее. — И Лорен с детьми, — где-то на фоне окна он рисует три силуэта. — Им нужно много места. — Джонни, — опять зовёт Саймон, на что слышит лишь вдох. — мне жаль, но.. — Дай помечтать, — перебивает сержант, выделив рисунок в тетради сердечком. — Интересно, они живы? — Конечно, — уверяет Гоуст, оторвав руки от стола, скрестив их на Джоне. Он прижал его к себе, обнимая как можно крепче. — Британия живее всех живых, а Шотландия тем более: остров и горы — залог жизни, тебе ли не знать? — Джон лишь ёрзает в чужих руках. — Там даже вируса нет, правда. — Ты прав, — неуверенно соглашается Соуп, оперевшись щекой на руку перед собой. — Всё с ними хорошо. — Закругляйся понемногу, — заканчивает Гоуст, поцеловав на последок Джона в висок. — Завтра последний обход и к вечеру двинемся, — руки разомкнулись, а Саймон наконец поднялся, дав свободу чужому телу. Соуп выпрямил спину и повернул голову на лейтенанта. — Конечно, — Соуп лишь неловко ухмыляется и кивает. Это всё, что он может. Просто немного радовать. — Доброй ночи, Сай. Гоуст улыбается, это было видно по легкому прищуру. Это дорогого стоит в таких условиях. Мужчина кивает на прощание и уходит с кухни. Джонни остаётся один и расслабляет лицо. Как приятно от таких мелочей и как тяжело понимать, что это может быть последней посиделкой. Взгляд метнулся на недописанную запись, а затем на рисунок. Настроение описывать прошлые события пропали. МакТавиш цокнул и ударил кончиком карандаша по бумаге. Он отступает на пару сантиметров от прошлой записи и начинает новую.Меня пиздецки волнует, что с мамой, что с папой, с Лорен и, главное, с Ми-Ми. Она слишком маленькая, слишком другая. Она не сможет без меня же, папа с мамой не смогу утихомирить её любовь к справедливости и правде. Мне жаль. Мне так, чёрт возьми, жаль. Что я тут, что я не с вами, что я не с тобой, Малышка. Мне жаль, что связь пропала так рано и я не смог привычно отписаться. Я не смог с вами связаться, не могу сейчас и не смогу потом. Я потерял свой последний шанс. Я больше никогда не смогу ни с кем из вас поговорить. Я просто надеюсь, что факт островной и горной жизни и в правду спас, что вы заперлись на территории дома и будете жить, даже без меня.
Я остался один.
Сай последнее, что у меня есть.
Соуп переворачивает лист, прокутив карандаш в руках. Ему нужно зарисовать всё и всех, пока он помнит. Лица, эмоции. Всё, что есть. Карандаш касается бумаги, а мысли уходят в монолог. Джон и Саймон отделились от ОТГ чуть ли не в первый день "чумы". Их послали в город по приказу Шепарда, в самый очаг, думая, что это опять выкрутасы каких-либо лихачей, правда, в центре США, в самом её сердце... Гоусту изначально эта идея казалось мутной. Какая мафия, если люди просто бросаются друг на друга, как при бешенстве? Собственно, это суждение подтвердилось. Попасть в город удалось, правда почти сразу была объявлена эвакуация, людей проверяли на пунктах выезда, расстреливали при попытке бежать через поля. За пару часов пути ситуация в стране, да что тут, в мире поменялась координально. С Шепардом связь прервалась, а до Прайса было просто не достучаться. Соуп выдыхает, штрихуя черновик. Капитан... Что с ним? Как он там? Он видел его в последний раз лишь в тот день, на базе. Как обычно, благословение на бой, удачи, и бла-бла-бла. Но сейчас на это смотришь иначе. Прайс был непривычно нервным, каким-то подозрительным. Может, он знал? Но если бы знал, не послал бы лучших бойцов на верную смерть без оповещения, да? Может, тогда просто догадывался? Не придавал особого значения? Верил, что Соуп и Гоуст смогут это остановить?Бред.
Саймон приказал не бегать по городу из-за задания, которое уже никто не отслеживает. Обосновались в первой попавшейся квартире, которая открывала обзор на город, имела радио и запасы еды. Это было убежище на пару дней: надо было понять, что происходит в мире и как жить дальше. На вылазки первые дни вылазил Саймон, а Соуп сидел на радио. Особо ничего уловить не удалось, кроме как инструкции по первой помощи. Слишком базово. Гоуст очень долго умалчивал о том, что именно происходит с людьми. Соуп ждал, что это очередной вирус, просто действующий на нервную систему. Ещё русские давно экспериментируют с газами, может, и это их рук дело? Но правда оказалась немного иной. Однажды Саймон задержался и не пришёл вовремя на базу. Выждав час другой, Джон срывается с места. Одному сидеть и так страшно, а ждать кого-то — страшнее. Базово взяв маску и старый добрый M1911, он покинул убежище. Сначала показалось, что просто безлюдно. Обстановка совсем не поменялась с момента, как он зашёл в это здание. Но буквально через пару метров ударил ужасно сладкий запах, и он усиливался с каждым шагом. Ещё пара секунд — и послышался стон. И второй, и третий. Всё громче и громче. Развернувшись к звуку он увидел толпу.. людей? Они выглядели иначе. Бледные, серо-фиолетовые, глаза серые с красными подтеками. Руки и ноги у них окаменелые, двигаются, как куклы. Раны, которые явно получены от огнестрела, были чёрные, склизкие и необычно глубокие. Все они стонали и шли на Джона. Первые секунды он растерялся, просто оглядывая каждого из толпы. Но в один момент в глаза бросился мужчина. Одет он был в офисную одежду: порванная рубаха, штаны, всё в крови. Но самое запоминающиеся — голова, точнее, её половина. Левое полушарие было выбито и неаккуратно свисало из черепа, как сухие бумажные ленточки. Внутри головы всё почернело и иссохло, а если смотреть внимательнее — там явно семья опарышей. Но при этом всём, он двигался. Он, блять, ходил и стонал, всё ещё. Рука Соупа дёрнулась при таком воспоминании. Желудок вновь свело, а горло обдало жжением. Вновь тошнило, вновь ступор, не хватало сил двигаться. Это было чудовищно, и об этом всём Гоуст молчал днями? В тот день тоже затошнило, тоже ступор, тоже не было сил двигаться. Спас ситуацию лишь появившийся Гоуст. Он задержался при обходе, так как один из тц был забит такими заражёнными. Схватив Соупа за ворот, он активно толкал его в сторону дома, отстреливаясь от толпы. Джон особо сам не двигался, и только благодаря пинкам и толчкам дошёл до двери у подъезда. За бронированным стеклом было куда безопаснее. Саймон кричал. Долго и много, пока Джон пытался переварить всё, что увидел. Все возможные ругательства и оскорбления были притянуты к личности МакТавиша. Ведь как можно быть таким тупым, когда велено не выходить из квартиры без нужды и снаряжения, а ты покидаешь её почти голый? Как можно быть таким болваном, чтоб молча смотреть на собственную смерть, даже не пытаясь отстреляться? Как можно быть таким инвалидом, когда тебе кричат беги, а ты стоишь и тормозишь? Весь этот ор стоял до момента, пока Джон не задал единственный вопрос:" Ты знал и молчал?" Он повторял это весь вечер, из раза в раз, а Саймон не мог дать ответа. Они оба не верили в происходящее, оба переживали, оба не хотели расстраиваться и расстраивать друг друга. К сожалению, это вылилось в ссору, крупную. Саймон считал, что Джон не ценит его заботу, а тот, что его обманывают. Правда, спустя неделю жизни в разных концах квартиры, стало ясно, что обижаться бессмысленно. Еда кончается, правительство не объявляется, зараза прогрессирует. Соуп переживал за родню, и понимал, что нужно мириться с Саем, пока вовсе не остался один. С тех пор они перемещаются по Вашингтону, меняя местоположение раз в месяц. Сейчас они находятся на северной части, почти на окраине. В планах зачистить магазины в последний раз и уехать к северной границе США, а там, того гляди, в Канаду. На холоде эта фигня должна распространяться куда медленнее, если вовсе не умереть. Джон дописывает последний набросок, Саймона. Он закончил портреты Лорен с племянниками, Лизи и Ноем, папы, мамы, Прайса, и, под конец, Ми-ми и Саймона. Изобразил самые яркие эмоции, которые запомнил. Особенно у последних двух. У Ми-ми была дебильная привычка показывать язык каждый раз, когда Джон делал что-то не в её духе. Он научил её этому ещё в детстве, насмотревшись диснеевских мультфильмов. Со временем эта привычка не прошла и скорее стала ритуалом, который понимали только они вдвоём. Саймон же не был падок на эмоции, ещё и постоянно скрывал лицо. Но даже через разрез для глаз Соуп ловил задатки этой эмоции — прищур. Как в дальнейшем её прозвал Джон "кошачья ухмылка" или "британская улыбка". Гоуст очень странно и мило улыбался, щурясь и растягивая сомкнутые губы. Это выглядело надменно, но при этом светло и искренне, и, самое главное, правда напоминало кота. На лице бегло появляется улыбка и Джон касается пальцами собственных творений. Как хочется ещё раз увидеть Эмму, её детский невинный взгляд. Ещё раз свести её с Саймоном и наблюдать, как он неловко пытается быть на одной волне с подростком.Опять.
Соуп захлопнул дневник, отложив его на стол. Хватит на сегодня этого ужаса. Хватит воспоминаний. Он жмурится и отворачивается к окну. Солнце садится, скоро в квартире будет слишком темно. Нужно закругляться. Он встает со стула, поправив лямку майки на плече. Оглядывает кухню и покидает её, двигаясь к спальне. Как теперь успокоится? Нервы просто скачут вне себя. Джон садится на край кровати, пытаясь собрать мысли в кучу. Он смотрит на спящего рядом Саймона, стараясь взять его в центр внимания. Не смотря на то, что он уже много раз видел его без маски — спать без тряпки на голове всё ещё попросту не может. Даже сейчас он не снял балаклаву, а просто оголил губы и нос для доступа к кислороду. МакТавиш ложится под одеяло, уложившись прямо под бок лейтенанта, положив голову прямо на плечо, поближе к шее. Он смотрел на шрамы на подбородке, которые по оттенку белого уже начали сливаться с основным цветом кожи. Смотрел на еле приоткрытые губы Саймона, считая дыхание на английском, а пульс отдельно на скотише. Рутина, как гипноз, часто помогала прийти в стабильное состояние. Но не сейчас, в этот раз попытка не увенчались успехом, а наоборот, тревога передалась. — Не спишь? — губы дрогнули, выбив из транса Джона. Саймон поворачивает голову, довольно сонно смотря на парня рядом. Рука, будто сама по себе, приподнялась, ласково оглаживая спину МакТавиша. — Не могу, — признается Соуп, привстав на локоть. Взгляд опять упирается на чужие губы, как приклеенный. — Мне одиноко. — Одиноко? — удивляется Гоуст, подтянув себя к спинке кровати, чтобы присесть. Джонни лишь кивает, уложив голову к себе на плечо. — Ты что-то хочешь от меня, верно? — Интересно, что? — риторический вопрос повис в воздухе, словно вызов. Саймон усмехается, опустив голову. Он отрицательно ею качает и смеётся над ситуацией. — Что, догадались, Элти? — Сними сам, — просит Гоуст, и МакТавиш с горящими глазами задорно соглашается на предложение. Джон вылезает из под одеяла, усаживаясь прямо на торс Гоуста, вынуждая обратить на себя внимание. Ответ долго ждать не нужно, взгляд мигом приковывается только к нему, а чужие руки полезли под майку, оглаживая изгибы талии. Джон усмехается и игриво двигает тазом. Ладони в такт с движениями поднимаются с груди на лицо Гоуста, где останавливается. Ладонь левой руки легонько проникает под балаклаву, дойдя до разреза глаз. Большой палец оглаживает мешки под глазами, вынуждая Саймона посмеяться и прижаться к источнику ласки. Но ладонь двигается вверх, снимая этот элемент гардероба. — Ну здравствуй, Незнакомый красавчик, — смеётся сержант, положив балаклаву на свою подушку. Саймон поднял голову, смущённо улыбаясь. — Какая у Вас обворожительная улыбка, как Вас зовут? — Джонни, — смеётся Райли, заведя свои ладони на поясницу, приближая обожание к себе. Но сержант не даёт любоваться и наслаждаться своим телом, задрав голову партнера на себя. — Ну ты и жадина.. — Именно, — соглашается Соуп, нагнувшись к чужим губам. — Мне всегда мало. Поцелуй получается без особых привычных заигрываний. Джонни не врал, ему реально мало и одиноко, иначе не описать это отчаяние, которые Саймон прочувствовал на себе. Руки блуждали по лицу, оглаживая вьющиеся грязные волосы, опухшее лицо, но всё ещё с выраженными скулами и подбородок, шрамы, которые особо нежно ощущались сейчас, на такой мягкой коже. И всё это было беспрерывно, ни на миг не отпускали. Ему важно контролировать, что внимание только и только его. Джон сам прерывает поцелуй, отстранившись. — Ты пиздец как красив, — комментирует он, огладив правую щёку Саймона. Рука скользнула чуть ниже, большим пальцем оттянув нижнюю губу. — Ты мысленно уже в процессе? — смеётся Гоуст, но его затыкают, зацепив уголок губ большим пальцем. — Главное, что у тебя в мыслях, — подмечает Джон, прижав чужой язык к слюнной железе. — И что там, м? Уверен, мечтаешь уже вспомнить мой вкус, а? Саймон не сопротивляется и не пытается и сказать что-то, молча подняв ладони на спину, вынуждая Джона нагнутся к нему. Палец покидает чужой рот, и руки расползаются по сторонам, приобретая новую опору. — Представил, как люблю тебя больше, чем сейчас, — шепчет Гоуст, легонько чмокнув чужие губы. Соуп явно сбился, ожидая более пошлый ответ. Он широко открыл глаза, с непониманием смотря в карие глаза напротив. — Тяжело, на самом деле. Это и так каждая секунда моей жизни. — Кто тебя подкатам таким научил? — хмурится Джонни, на глазах краснея. Саймон лишь шире улыбается, переместив руки со спины на плечи, сомкнув их прямо на шее. — Всю атмосферу убил. — Правда? — Гоуст наклоняет голову, наблюдая за Соупом. Его улыбка наигранна, но глаза искрятся удовольствием. — А мне кажется, стало лучше, — руки давили на плечи и корпус, заставляя его чуть сгорбиться. — Ты так больше открываешься. Соуп краснеет до ушей, его щеки горят, а плечи сведены от наслаждения. Он отводит взгляд, не в силах встретиться с глазами Гоуста, и подчиняется, садясь назад на торс Саймона. Руки Гоуста спускаются по крепкому телу Соупа, оглаживая каждый мускул. Ладони задерживаются на груди, сжимая ее в нежном ущемлении. Джон недоверчиво смотрит на Саймона, но все равно закусывает губу от удовольствия. Спуск продолжается по прессу, вынуждая тело Джона дрожать в такт движениям рук. В конце концов, ладони Гоуста останавливаются на животе, медленно опускаются до паха. Соуп делает резкий вдох, отдавая волну возбуждения в чужие ладони. Они резко расходятся по бедрам, перебрасывая напряжение в разные стороны. — Джонни, Любовь, — Гоуст прерывает тишину, продолжая успокаивающе оглаживать мощные бедра. — Отодвинься немного назад. Соуп без сомнений отклоняется назад, до момента, когда он соприкасается своим пахом с возбуждением Саймона. В унисон звучат два тихих стона. Гоуст хватает его за бедра, притягивая к себе. Обе ладони Гоуста оттягивают резинку трусов Джона, уверенно обнажая его член. — Ты не против, если мы не будем сегодня мудрить? — спрашивает Гоуст, уложив крупную ладонь на возбуждённый член. В ответ лишь судорожный вдох и тихое мычание: — Не против. Джон поплыл. Его тело в миг разогрелось, ноги с дикой силой сжимали тело Саймона, а руки крепко впились в его торс, сжимая бледную кожу до бела. Слишком быстро он достиг этого состояния. Что-то не так. Но Гоуст не делает на этом акцент, только слегка тря пульсирующий член. — Будь хорошим мальчиком, — просит Гоуст, обхватив половой орган рукой, отодвигая его в сторону. — помоги мне. Джон почти сразу смещает крепкую хватку на боксеры перед собой, стягивая резинку вниз. На удивление, все еще стонет не Саймон, а Джон, не отводя взгляда от члена перед собой. Он неуверенно берет его в руку, хотя не может накрыть полностью, в отличии от Саймона. Почти сразу рука Саймона открывается, прижав член Джона к своему. Вот оно что. — Знаешь, Джонни, — крупная ладонь накрывает оба члена и захватывает ладонь сержанта, прося тоже сжать в ответ. — Я не понимаю лишь одного в тебе. — И что же? — выдыхает Соуп, в нетерпении ожидая движения. Гоуст выжидает пару секунд, смотря на лицо Джона. Искреннее, неконтролируемо в эмоциях, почему так не всегда? — Почему ты непрямолинеен в важных вещах? — рука резко начинает движение, довольно сильно давя на и без того чувствительного Джона. Тот сразу подстраивается под ритм, но всё равно сгибается, протяжно промычав. — Почему ты меня пытаешься обмануть? — в ответ лишь мямлянье. Бёдра сжимают Гоуста сильнее, Джон пытается максимально уединиться с единственным источником удовольствия. — Я не, — пыхтит он, полностью склонившись перед Саймоном. Он был довольно груб, буквально выдавливая из Джона всё, что есть, даже не давая ему шанса отзеркалить действия для Гоуста. — не пытаюсь.. — Я люблю тебя, — тянет Саймон, усиливая темп. У самого дыхание начинает сбиваться, а мысли путаться, но сдаваться нельзя. Признание отразился ещё одной пульсацией в ладони. Джон опять что-то мямлит, стараясь усесться в прошлую позу. — И я люблю всё в тебе, — ладонь Соупа не выдерживает темпа и выбивается из игры, став дополнительной опорой. — Но то, как ты подменяешь свои потребности, — ладонь сжимается, довольно ощутимо увеличивая давление. Соуп шикает и кривится в лице, но не возражает. — Это пиздец как интересно. — И, — ухмыляется Джон, стараясь совладать баланс дыхания и стона. — тебе нравится? — Гоуст отвечает не сразу. Он расслабляет ладонь и замедляет темп. — Не тот случай, — тон голоса вновь стал отстранённым и холодным. Джон приходит в себя от слишком яркого начала. — Здесь ты превзошёл сам себя. — Ты меня наказываешь или дразнишь? — смешок был едва различимым. — Я убиваю трёх зайцев разом, — Соуп переводит затуманенный взгляд на спокойное, пускай и покрасневшее лицо Саймона. — Расслабляю тебя, себя и, — движения вовсе прекращаются, слышно лишь недовольное ворчание. — Сообщаю тебе, что не обязательно со мной спать ради приятных слов. — Не понимаю, о чём ты, — отрицает Джон, начав лёгкое движение бёдрами. Он не смотрит в глаза, стараясь ухватится за менее давящие элементы вокруг. — Мне не нужно заслужить твои слова. — Верно, — темп медленно начинает нарастать. — Но почему-то всё равно это делаешь. — Я ничего не делаю, — более громко говорит Джон. Темп ещё повысился. — Ничего, Сай! — Тс-с, у них есть слух, — напоминает Гоуст. Вторая рука ложится на шею Соупа, направляя его прямо к себе. — Джонни, Любовь, послушай меня ещё разок, — Саймон соприкасается с чужим горячим лбом. — Я знаю, тебе больно, знаю, что одиноко и горько, — Соуп лишь жмурится. Правда, трудно понять, от слов ли или действий сильной руки. — Но прошу, помни, что со мной можно не сражаться за любовь, можно не доказывать свою нужность, — голова сержанта уплыла вниз, избегая такой тесный контакт. — В следующий раз я удовлетворю нас и без похоти, слышишь? — в ответ лишь смешок: — Философ британский, блять. Саймон целует макушку перед собой, зарываясь в волосы. С одним зайцем закончили, осталось два. Гоуст прижимает свой член к члену Джона и начал вновь повышать темп, ритмично то ослабляя, то усиливая хватку. В отличии от него, Джон был куда красноречивее и чувствительнее. Тело тряслось, на руках уже почти не держался. Он мычал и пыхтел, вся спина уже была красная, от температуры, интересно было представить, что с лицом. — Сай, — зовёт еле разборчиво Соуп, уткнувшись прямо в шею. — прости.. В ответ тишина. Макушки в очередной раз коснулись в ласковом поцелуе, что кардинально разнилось с общим состоянием. Джон в очередной раз шумно вздыхает, уткнувшись носом полностью в шею перед собой, глуша звуки. Бледная кожа уже обжигалась от раскрасневшегося лица. Саймон лишь закусывает губу, прижимая Джона всё плотнее к себе. — Сай! — резко сержант меняет позу, выгибаясь, как на сковородке. Единственное, что держало его на месте, это рука Саймона на плечах. — Отпусти! — Джон пытался оттолкнуться, укатиться, но время кончалось слишком быстро. — Отпусти! Отпусти! Отпус- Джон не успел договорить, как тело пробило на дрожь. Саймон медленно вытаскивает из под него руку, разрешая полностью улечься на себя. Сержант блаженно улёгся, наконец отлипнув от шеи лейтенанта. Он укладывает голову на широкое плечо и приводит дыхание в норму. — Ты как знал, что нужно больше салфеток, — смеётся Соуп, не спеша двигаться. — Я просто брезгливый, Джонни. — По тебе не скажешь, Сай.***
На улице уже почти полностью стемнело. Обтирать и одевать тело пришлось почти в полной темноте, но это не омрачило радости разговор — Саймон не продолжил. Не то чтобы Джон был уверен в своих догадках о чувствах Гоуста, но что-то в его словах задело. Может быть, это была неуверенность в себе, а может быть, просто тревога о том, что таких моментов, когда они могли просто быть рядом, может быть не так много. Сидя на кухне, Джон вдруг почувствовал себя ничтожным, ощутил всю хрупкость времени и памяти. Ему казалось, что это может быть последняя возможность просто прижаться к Саймону, зарыться в его плечо, и просто быть, и даже не от скорби. В остальном ночь прошла спокойно. Было тихо, тепло, больные даже не сбежались с концертом под окном. Гоуст мирно похрапывал рядом, то и дело иногда вбрасывая какие-то фразы. Джонни пытался уснуть, но даже после физических нагрузок у его разума открылось второе дыхание. За столько дней тотальной изоляции им не посчастливилось встретить ни одного живого человека или услышать от правительства хоть слово о сборах выживших. Полный вакуум, о котором даже думать страшно. Но есть одно "но".. Весь этот страх заканчивался тут, в квартире. Где есть человек, с которым можно поговорить, пообниматься. Ограничивая себя, казалось, что всего хватает, пускай и на минимальном уровне. Но никто не исключает, что это может закончится? Болезни, несчастные случаи, заражение.. В последнюю очередь хотелось становится тем, кто выживет. С другой стороны, это эгоистично в обратном случае. Проще умереть вдвоём.Страх одиночества сменяется страхом смерти.
Ночь пролетела довольно быстро, а Джон не заметил, как поток мыслей перетёк в сон. Уснул он лишь под утро, поэтому вовсе не заметил, когда Саймон встал, собрался и вовсе покинул квартиру. Это было частым явлением, ведь на зачистку он ходил один. А сегодня просто не стал будить Джонни перед уходом. Может забыл, а может чувствовал бессонную ночь.***
Джонни проснулся от громкого удара. Он моментально подскочил на постели, но не сразу сориентировался в пространстве. Звук явно был в квартире. Громкий, звонкий, прямо рядом. Будто что-то тяжёлое кинули в стену, а оно ещё на пол упало. Голова сама повернулась в сторону открытой двери. Грохот повторился, и ещё, и ещё. Соуп тихо слез с постели, беря с тумбочки всё старый добрый M1911. Шустро проверив магазин он выходит в коридор. И что это? Живые люди? Грабёж? Или хуже — мутанты поумнели? Джон останавливается у входа в гостиную и, собрав волю в кулак, направляет дуло в комнату, аккуратно заглядывая. В комнате стоял лютый бардак. Повсюду валялись вещи из шкафов, аптечка была растерзана по полу, а в разных углах валялось даже снаряжение: около окна лежал шлем, около шкафа броник, под столом валялась винтовка, а у входа в комнату магазины с ножами и маской. Посреди комнаты стоял Саймон, без балаклавы. Он стоял спиной к Джону, даже не двинувшись. Вся картина в целом была тревожная и Джон прерывает этот ужас. — Сай? — Ты проснулся? — Гоуст наконец разворачивается, довольно спокойно смотря на проснувшегося сержанта. На лице его как всегда было лёгкое безразличие, не дававшее понять происходящее. Он показывал, что всё под контролем, но это было не так. — Прости, я сильно шумел? — Ты шутишь? — пистолет медленно опускается, но Джон не рискует переступить порог. — Что ты устроил? — Я искал бинт, — жмёт плечами Саймон, одарив беспорядок вокруг обыденным взглядом, будто ничего не произошло. — Всё в порядке, я его нашёл. — Бинт? — Джон замечает его только переступив порог. Белый, аккуратный, обмотанный вокруг правого предплечья Саймона. — Ты поранился? Где? Не успел Соуп подойти ближе, как левая ладонь Саймона молниеносно прикрыла забинтованную часть руки. Джон заметил это сразу, и невольно вздрогнул. — Как ты так умудрился? — нетерпеливо спросил Джон, протягивая руку, словно желая прикоснуться к ранению. Но Саймон отдёрнул её, уводя взгляд в сторону. Что такое? — Поранился, когда лез через разбитое окно, забей, — чётко проговаривает Саймон. Звучит слишком уверенно для разгрома вокруг. — Я, кстати, нашёл банку тушёнки, макароны и газовую плитку — приготовь себе нормальный завтрак. — Не переводи тему, —прошипел Джон, его глаза были полны гнева и тревоги. Но Саймон не смотрел в глаза, прячась то в полу, то в шкафу, то в стене. Джон уверенно тянется к раненой руке, но её вновь отдёрнули. — Покажи мне рану. — Я её только забинтовал. — Да там даже крови нет, ничего не будет. — Тем более, Джонни. Соуп не выдерживает и хватает руку Гоуста. Саймон, как ошпаренный, резко выдирает руку, прикладывая совершено не мало сил. Это начинало злить. Что за цирк? — Что с тобой? — прошептал Джон, в его голосе звучала тревога. — Что там? — Просто ранение, — старается уверить Саймон. — У тебя просто паранойя. — Или всё же укус? — глаза Саймона наконец метнулись на Джона. Пары секунд хватило для ответа. Кровь стынет в жилах, а пульс сразу подскочил. То, что Джон ляпнул не подумав, не было опровержено. — Элти? Саймон бросает короткий взгляд на Джона, на ранение, и резко двигается к выходу из комнаты, пропав в коридоре. — Саймон? Стой, Саймон! Джон вылетает из комнаты и лишь краем глаза замечает, как дверь в ванну закрывается. Соуп успевает в последнюю секунду просунуть ногу в щель двери, не давая её закрыть. — Чёрт тебя побери, открывай! — Убери, — голос звучит твёрдо и с прежними нотками басса, буквально отдавая приказ. Дверь угрожающе прижимает ногу, но почти сразу давление ослабляется. Гоуст не осмеливается навредить, даже если нужно. — Джон, прошу тебя. — Джон-Джон, — эмоционально возражает Соуп, схватившись двумя руками за ручку двери. По ту сторону силы слабее не стали, Саймон продолжает держать дверь. — Ты можешь не бегать от меня, а? — Отпусти и уйди, — опять призывает Саймон. Это уже капало на нервы многотонными камнями. — Это опасно. — Саймон! — взорвался Соуп, с непривычной силой потянув на себя дверь. — Мы с тобой только говорили о честности и ты так себя ведёшь?!— замок треснул и ручка начала шататься. Гоуст её отпускает и отступает назад, к раковине. — Нам нужно с этим бороться! Саймон не отвечает, вновь пряча раненую руку за себя. Дверь распахивается. Джон стоит, в дверном проёме. Он глубоко дышит, стараясь успокоится. Он не отрывает взгляда от загнанного Гоуста. В ответ был наконец его прошлый твёрдый взгляд. Сейчас он был отчаянный, стеклянный, потерянный. Губы то и дело дрожали, явно желая что-то сказать, но не выходило. Нервный, мокрый, бледный, прячущийся, но все такой же стойкий. — Какой ты наивный, — мотает головой Гоуст, опираясь на раковину за собой. — Я не хочу тебя заражать, уйди.. Саймон отворачивает голову, не смея показываться. Ему самому было стыдно за то, что он допустил. Но стыд был ничто по сравнению с ужасом перед неизбежным. Как бы ни злился сейчас Соуп, Гоусту было хуже. Ему предстояло пережить этот кошмар, он был обречён умереть первым, он был обречён оставить всё, даже Джонни. Лейтенант зажмурился, поджав плечи, отворачиваясь прочь. Это было невыносимо. Джон сам жмурится и рывком переступает порог: — Хуя с два я тебя оставлю! — Джон почти прыгает на лейтенанта, ухватившись двумя руками за его лицо. — Посмотри же на меня! — глаза были специально закрыты, смотреть все также стыдно. Соуп жалобно сводит брови, огладив щеку Саймона, — Ну же, — просьба становилась жалобнее. — Прошу тебя. — Прости, если сможешь, — шепчет Саймон, голос его прерывист. Руки перестают держать и вместе с Соупом он сползает вниз. — Я не планировал умирать сегодня. — Прекрати, — отрицательно качает головой Джон, зачесав непослушные волосы Саймона назад. Голос неуправляемо дрожал, повышая тон. — Ты не умрёшь, Сай. — Физически — может и нет, но, — Гоуст не решительно открывает глаза, прижавшись щекой к ладони. — я не буду собой больше. — Я закрою тебя тут, — Гоуст подымает взгляд на Соупа. Голубые глаза, эти голубые глаза всегда предательски выдавали его. Стоило ему расстроится — они становились ярче, будто даже светились. — Я.. Я обещаю, я свяжусь с правительством, я найду помощь, я найду антитод, я- — Тебе семь или двадцать семь? — улыбается горько лейтенант. — Меня просто застрелят. Соуп растерянно смотрит но Гоуста, не особо веря в то, что происходит. Он все также отрицательно мотает головой: — Прекрати, это не так, — шепчет он. — Может, тебе кажется? — будто загоревшись этой идеей, Соуп отлипает от лица Гоуста, вернувшись к забинтованной руке. — Конечно кажется! У тебя такой недосып, просто ужас, — подобно Соннику он быстро разбирается с бинтом, но с каждой секундой энергия покидает его тело вместе с энтузиазмом. Под бинтом скрывался огромный укус. В районе зубов рана уже начала приобретать темно-коричневый цвет, а кожа вокруг начала бледнеть, да до такой степени, что было видно вены. — Всё предельно ясно, Джонни.Нежилец.
Соуп вздрагивает. Пара секунд тишины перерастают в скулёж. Тихий, едва слышный скулёж. Джон ритмично теребит бинт в руках, стараясь настроить себя на трезвость, но ничего не получалось. Он лишь больше падал в осознание происходящего: он не спит, время уходит, всё просто рушится нахуй. Почему это случается так "вовремя"? Почему эта чуйка не подвела? Почему это происходит с ним? — Ты не оставишь меня, — шепчет он. Слеза покатилась по щеке, огромной каплей упав на футболку Саймона. Джон медленно поворачивает голову к Лейтенанту. — Ты справишься, — Саймон ничего не отвечает, молча запустив руку на спину Джонни. — Ты будешь первым, кто справится, — Джон утыкается в плечо Саймона, запустив руки ему за спину. — Ты останешься со мной. — Настолько долго, как смогу.***
Не смотря на требование Гоуста запереть его в ванной, Джон всё же вытащил его в квартиру. Его не покидала надежда, что это можно вылечить, заглушить. Он приготовил завтрак, пичкал Гоуста всякими таблетками, но результата это не давало. В течение двух часов он весь побледнел, а к вечеру вовсе можно было разглядеть каждый сосуд и вену. Поднялась температура, появились мигрени, которые уже начали приносить откровенный дискомфорт и боль. Рана, не смотря на постоянную обработку, темнела и чернела с каждой перевязкой, и никакая перекись не была в состоянии оттереть эту дрянь. К ночи Джон полностью смирился, насколько смог. Он перестал лечить, перестал пытаться спасти. Саймон уже и так был похож на живой труп, разве что ещё тёплый. Оставалось лишь хвататься за моменты его сознания, прежде, чем он сойдёт с ума. Поэтому Соуп попросил одну просьбу, совершено маленькую. Поспать последний раз, с ним. Просто в кровати, даже без обнимашек в качестве безопасности. Саймон всё ещё человек, ему нужно спать на кровати, а не в ванной на полу. Гоуст исполняет просьбу, хотя уже на этой стадии его посещали галлюцинации. Он стал отчетливее слышать пульс Соупа, его дыхание. Каждый раз это вызвало активный прилив слюны и животное желание кусать. Просто кусать и рвать. Это было недопустимо, мерзко и опасно. Ужасно опасно. Последнее, что хотелось бы, это потерять контроль над телом. Потерять последнее, что было. Сразу, как Джонни отрубился, пускай и через два часа, как они легли, Гоуст встаёт. Это последний раз, когда он в целом видит его в трезвом уме. Он долго сидит и смотрит, стараясь выжечь в памяти этот момент. Чтоб это было последним воспоминанием, что он видел в этом мире.***
█,█ ██,█,, █,███,, Вашингтон
НИЧЕГО НЕ ВАЖНО
Я не вижу смысла распинаться в этой поеботе. Особенно о вчерашнем дне. Я, если попаду в Ад за свою любовь, точно буду переживать его по новой и новой, пока чёрная дыра не поглатит нашу Вселенную.
Сай подготовил мне снаряжение. Он перебрал весь свой запас и выложил остатки на стол, к ним была приложена записка, но я её не читал. Потом. Я не готов сейчас, морально. Приклею её сюда, дабы не забыть и не потерять.
"Джонни, Мне больше это всё не пригодится, но тебе ещё как. Хочу оставить пару наставлений, прежде чем ты покинешь квартиру: 1. Носи под маской респиратор, особенно если видишь лужи. Я не знаю, что там, но лучше не рискуй. 2. Они бояться вибраций, до ужаса. Поэтому, если сможешь в будущем обосноваться где-то — добудь колонки. 3. Я оставил карту, на кухне, ты её увидишь рядом с дневником. На ней я пометил ближайшие тц, в которых есть оружейные и продуктовые магазины. Тебе стоит туда заглянуть. 4. Я завещаю тебе весь свой набор ножей. Прошу, не растеряй. 5. Не забудь забрать радио. 6. Думаю, ты сам заметил, но я отсортировал тебе еду. Оставил только долгосрочную. Джонни, Любовь, помни, я не хотел тебя расстраивать. Никогда и ни за что. Я старался сделать всё, дать тебе всё. Не плачь из-за меня, никогда, я не этого добивался. Надеюсь, ты не потеряешься здесь. Надеюсь, найдёшь спасение. Люблю тебя, даже на грани безумия. С.Р НЕ ЗАХОДИ В ВАННУ, НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. "
Также на кухне я нашёл карту и консервы, их также сложил в рюкзак. Ещё на кухне я нашёл пачку парацетамола, которую вчера скормил Саймону. На ней заботливо было указано, что он ничего не пил и что мне это нужнее.
-У█ИЛ █Ы-
Сил находиться в этой квартире у меня нет. Я не чувствую ничего, абсолютно. Я просто знаю, что он тут, в ванне. Я его слышу, он чем-то гремит, но вовсе не говорит. Не то, что я его звал..
Не важно.
Я его проведую.
Последний раз.
Честно.
-█Ы И██О█-
"Я знал, что ты ослушаешься последнего совета. Не пугайся, я просто себя обезвредил. Теперь совершенно безопасный, хоть и косой. Не смогу кусаться, да и целоваться, но я ведь и так красив, правда?"
На лице непроизвольно улыбнулся, а по щеке опять потекла слеза. — Правда, Сай. — Хр-р.. Соуп опускает голову и делает шаг вперёд, присаживаясь прямо у ног Саймона. Он резко рыпается, но удавка крепко накрепко удерживает его на месте, позволяя положить Джону маску совсем рядом. — Я вернусь, Элти, слышишь? — серые зрачки метнулись на лицо Джона, или ему так показалось. — Я заберу тебя, — Джон прикрывает глаза, отступая обратно в коридор. — Я люблю тебя — Хрр..