научился летать

— Сань, Сань, ты как? — в который раз спрашвал Глеб, сидящий на коленях возле кровати, на которой лежал Саша. __ У того уже второй день абсолютно без понятной Викторову причины была температура под сорок, иногда поднималась выше. И хоть ее и удавалось сбить — но максимум до тридцати девяти, и держалось это не больше двадцати — тридцати минут, после — все возвращалось обратно. Глеб уже не знал, что делать: перепробовал все возможные жаропонижающие (ничего не помогало), облазил весь интернет в поисках способов понизить температуру, но быстро отказался от этой идеи, после того, как где-то увидел, что это может быть симптомом рака («и что, что в интернете симптомом рака является буквально все? Ну а вдруг?» — думал он). Викторов уже даже всерьёз предлагал вызывать «Скорую», хотя сам очень врачей не любил и прекрасно знал, что на их счет у Ясюкевича абсолютно такое же мнение. Но тот бойко (ну, насколько мог в таком состоянии) отказывался: — Да ну и что они сделают?.. — говорил он, едва находя силы издавать звуки. — Не доверяю я этим пидорам в халатах, ты же знаешь. Сколько бы Глеб его не уговаривал, не успокаивал, обещая, что будет рядом и контролировать все — без толку, Саня уже до истерик отказывался и умолял никуда не звонить, уверяя, что эта внезапно поднявшаяся температура — всего лишь из-за усталости и переутомления, мол, полежит денечек и оклемается. Однако ни в первый, ни во второй день лучше ему не стало. А вот сейчас к вечеру, когда на градуснике ртуть пересекла отметку в сорок один, Глеб, не говоря ничего Ясюкевичу, позвонил в «Скорую». После того, как диспетчер чуть ли не матом предъявил Викторову за то, что тот не позвонил раньше, сообщил, что врачи будут через 7-10 минут, ехать долго. Дав Глебу указания любым способом держать Саню в сознании, работник отключился. ____________________ — Сань, как ты? — повторил свой вопрос Викторов, не получив ответа на предыдущий. — Я… — с трудом размыкая губы, простонал Ясюкевич. — Нормаль… Но… — Саш, ты только держись… Прошу, говори со мной! Говори хоть что-нибудь! — почти плача, умолял кудрявый, сидя возле кровати и слегка тряся Ясюкевича за плечо. — Глеб, я в… Порядке… — Ты серьёзно? — Да… Толь… Ко… Голова бо… Болит… Немного… — Ладно, ты главное держись, пожалуйста… — Да я… — он не договорил. Энергия полностью иссякла, уже не осталось сил удерживать себя в сознании. Последнее, что донеслось до его слуха был испуганный голос Глеба, всеми силами старающегося разговорить медленно покидающего этот мир Ясюкевича. *** Резко вся боль прекратилась. Саша аккуратно поднялся на локтях на кровати, на свое удивление, больше не чувствуя невыносимую головную боль и слабость. Нет, он все еще не чувствовал себя хорошо — но и плохо ему не было. Просто… Было. Нормально. Посмотрев вокруг, он не увидел рядом Глеба. Видимо, ушел куда-то… А может, его тут и не было никогда. Может, все показалось… Мало ли, чего только не привидится, когда температура выше сорока. Кстати, температура… Ясюкевич поднес руку ко лбу, тыльной стороной ладони приложил к голове, и… Температуры не было. Все было нормально. Оглядевшись, ему показалось, будто что-то в комнате изменилось. Хотя… Что? Вроде бы все так же: письменный стол с компьютером в дальнем углу, несколько шкафов для одежды и стеллажей с книгами. Ничего необычного, разве что… Все будто стало бледнее. Хотя нет, не то слово… Серее. Будто на комнату наложили черно-белый фильтр — Саша сколько не пытался, не мог уловить вокруг хоть какой-нибудь цвет. Все правда было черным, белым, серым, светло-серым, темно-серым, почти белым и так далее. Протерев руками глаза, он взглянул вокруг еще раз, но ничего не изменилось. Покачав головой, приходя в себя, Ясюкевич медленно встал на ноги. Покачнувшись, ухватился за стоящий рядом стеллаж — походу, пока лежал, онемели ноги. Не страшно — пара минут, и все будет нормально. Так и произошло — спустя три с половиной минуты он свободно мог передвигаться. Медленно, будто не до конца контролируя свое тело, Саша вышел из комнаты, прошел длинный коридор, в конце концов оказавшись на кухне. Вокруг все было таким же, как в спальне — серым. Но почему-то Сашу это никак не насторожило, он попросту не обращал особого внимания на внезапную потерю цвета миром вокруг. Нет, не «не обращал внимания»… Ему просто казалось, что так было всегда, казалось, будто так и должно быть. Пройдя мимо кухонного гарнитура, руки сами потянулись к ручке двери балкона. Нажав на нее, он перешагнул белый пластиковый порог, ступив на холодную плитку. Окно оказалось открыто, и Ясюкевич без особого труда забрался на подоконник. Ухватившись одной рукой за край окна, наклонился, смотря вниз. Серый мир будто замер — на улице ни одного прохожего, ни одной машины. Хотя с тринадцатого этажа мало что можно было более-менее нормально разглядеть, было понятно, что что-то не так. Даже ветра нет — серые листья на стоящих под окнами и во дворе березах совершенно неподвижны. Вдруг в голову пришла странная (а лучше бы сказать страшная) идея, которую Саша решил воплотить в жизнь сразу же, даже не задумываясь о последствиях. Твердо встав на подоконник, Ясюкевич развернулся спиной к улице. А потом спокойным, будто бы обыденным движением отпустил край окна, слегка толкнувшись назад. В следующую секунду он летел вниз, стремительно набирая скорость. Однако, на душе было подозрительно спокойно. В момент, когда до земли оставалось метров семь — десять, он вдруг резко сбавил скорость и остановился, приняв вертикальное положение. Открыв глаза (сам не заметив этого, падая, Саша, оказывается, держал их закрытыми), он не сразу смог сфокусировать на чем-то взгляд — все вокруг неожиданно обрело цвет. Да еще какой — казалось, будто теперь вместо чёрного-белого фильтра, кто-то выкрутил яркость на максимум. Саша просто завис на высоте около семи метров над асфальтом. Нет, стоп… Просто завис?! Повернув голову назад, Саша опешил: за спиной у него были… Крылья?.. Кажется, да… Но как это возможно?.. За спиной Ясюкевича красовалось два огромных крыла, сверху — серого цвета, к низу перетекающего в голубой. По строению они напоминали… Нет, не совсем птичьи… Кажется… Нет, такого ведь не может быть! Он ведь не… Он ведь не умер?.. Вдруг все эти мысли внезапно покинули голову. Осталось лишь медленно приходящее осознание — у него есть крылья. Больше ничего ему было не надо — почему-то зная, как этим управлять, Саша, еще на секунду зависнув, резко взмыл вверх. Поднявшись на достаточную высоту, он оглядел город. Да, тот сиял всеми возможными цветами, но… Был совершенно безжизненным. Ни единого движения, на улицах — никого. Однако… Сейчас Сашу это не волновало. Пришло наконец осознание, что теперь он… Он… Он. Научился. Летать. В следующую секунду он уже сорвался с места. Поняв, как все работает, он носился над городом, делая всевозможные перевороты, резко сворачивал, а после еще больше ускорялся. Камнем падал вниз, замирал на миг — и взмывал все выше и выше, слегка поворачиваясь вокруг своей оси. Потом замирал над городом, окидывал его взглядом, и снова вниз. В какой-то момент появилась мысль — подняться еще выше. Туда, где еще не успел побывать. Сделав еще один крутой поворот, взмыл вверх. Выше, выше и выше. Бешеная скорость, но его ничего не пугало. Весь страх куда-то исчез. Вот уже дома внизу еле различимы, а он все не останавливается. Закрыв глаза, несся вперед. Саша оказался над облаками. Смотря вокруг, он будто оказался в другом мире — где все, полностью все состояло из белого тумана. Замерев, стал рассматривать замысловатые очертания, что образовывали облака вокруг. Спустя несколько секунд, они начали складываться в фигуры, и через пару минут Ясюкевич готов был поклясться, что находится в самом настоящем городе. Небесном городе… Но в какой-то момент он осознал, что не может двигаться. Совсем. Будто оказался закованным в… Кандалы? Похоже, что так и было, но он даже не мог опустить голову, чтобы в этом убедиться. Почему-то он просто замер на месте, не имея возможности даже пальцем пошевелить. Единственное, что он мог делать — это смотреть. Спустя еще немного времени, вокруг начали появляться некие фигуры. Они сияли белым светом будто бы изнутри, одеты были в белые плащи с капюшонами, накинутыми на лица так, что их было не видно, а за спиной фигур… А за спиной фигур — белые крылья. Самые… Самые что ни на есть настоящие. Фигуры все пребывали — какие-то появлялись из белого тумана внизу, какие-то, наоборот, спускались сверху, а какие-то попросту появлялись из ниоткуда. Вскоре Саша начал слышать… Что это? Звуки очень напоминали церковное пение. Да, действительно, так и было… Звук нарастал, становясь все громче и громче. Тут из толпы фигур к Саше вышла (вернее сказать, выплыла?) одна, казавшаяся выше остальных, и будто излучавшая свет так же, сильнее других. И как только она оказалась прямо перед Ясюкевичем, пение прекратилось, повисла звенящая тишина. Сколько Саша не вглядывался под белые капюшоны, лиц было не разглядеть. А может их и не было?.. Через пару секунд повисшей тишины, до ушей донесся прекрасный, невероятно красивый женский голос, явно исходящий от стоящей перед Ясюкевичем фигуры: — Ты. Что тут делаешь? Саша промолчал. Даже если он и мог бы двигаться и говорить, он бы ничего не сказал. Впрочем, по интонации было ясно, что вопрос риторический. — Почему? Почему перестал ценить жизнь? Вокруг снова раздалось пение, но намного тише. — Нельзя так. Это прозвучало как приговор. Произнеся эту фразу, фигура приблизилась вплотную к Саше, при этом оказалось что она намного выше его, положила свои руки на его плечи. Наклонившись к его лицу, прошептала: — Тебе рано еще. После, слегка толкнула его. Ясюкевич вдруг понял, что больше нет ничего, что его удерживает, и камнем полетел вниз. Смотря вверх, видел, как светлые фигуры в плащах начинали некий… Танец? Или что это было? Но рассмотреть действо он не смог — все скрылось в облаках. Ясюкевич падал вниз, не в силах что-либо сделать. Оглянувшись назад, понял, почему — крыльев нет. Теперь его не спасёт ничего. Краем глаза он видел, как земля становится все ближе и ближе, наконец понял, что остановиться, или, хотя бы, замедлиться не сможет. И вот, тот самый момент. Еще секунда, и все. Но… ____ Саша резко поднялся, жадно глотая ртом воздух, параллельно пытаясь откашляться. Когда стало чуть лучше, огляделся: Он лежал на больничной койке, правда… В помещении было черезчур холодно для больничной палаты. В помещении было пусто. Хотя… ЧТО?! Вокруг на таких же койках лежали… Люди… Кажется… Накрытые белыми простынями… Пазл сложился. Саша понял, где он. Но он ведь жив. Точно жив. Значит, надо что-то делать. Он поднялся с койки, спустился на пол, босыми ногами ступив на холодную плитку, и тут же с прискорбием заметил, что его одежда куда-то исчезла. Однако походив немного по помещению, обнаружил в дальнем углу небольшой шкаф со стеклянными полками, на которых была разложена одежда… Покойных. С табличками, на которых написаны имена. Не без труда разглядев в приглушенном свете единственной лампы у входа свое имя на верхней полке, он быстро оделся и выбежал из помещения, сразу же попав на лестницу. Ну круто, он, оказывается, еще и в подвале. Прекрасно. Преодолев два лестничных пролета, увидел зал, в котором была стойка администрации. Подбежав к ней — к счастью, никого рядом не было — обратился к администратору, одновременно пытаясь отдышаться и что-то сказать: — Здравсте… Я… Там… Ошибка… Морг… — Тише, тише… — старался успокоить его администратор. — Назовите свое имя. — Александр… Ясю… Ясюкевич… На глазах лицо парня за стойкой приобрело сперва цвет потолка, после — цвет, близкий к зеленоватому цвету стен в коридорах. — Вас… Вы… — теперь настала его очередь заикаться. — Вы же… Вас увезли… — Вот и я о чем! Я жив! — Я… Вижу… — Мне нужен главврач, срочно. Пожалуйста! — Конечно, я вас провожу, идем. Парни побежали вправо по коридору, вскоре остановившись у двери с надписью «Сергей Григорьевич, ГЛАВВРАЧ». Ворвались без стука: — Сергей Григорьевич… Тут такое дело… Но по реакции врача было видно, что он уже все понял. Он задал лишь один вопрос: — Как?.. — Я только что в себя пришел там… В морге… Тут же пришел сюда. — Так… Хорошо. Это очень хорошо… Сейчас, вы — быстро на осмотр, хорошо? Вас проводят. А я пока что позвоню вашему спутнику… Знали бы вы, что было с ним, когда ему сообщили о вас… — Представляю… Бедный Глеб. Насколько же тяжело такое переживать… Администратор повел Сашу в другой кабинет, а главврач сам занялся звонком Викторову. Спустя десять минут Ясюкевича отпустили. Врач сказал, что это какое-то чудо — мало того, что Саша буквально с того света вернулся, так с ним еще и абсолютно все хорошо. Как только Ясюкевич покинул кабинет, его чуть не сбил с ног тут же повисший на шее Глеб. -- Саша… Сашенька… С тобой все хорошо… Саша… — быстро шептал он, обнимая Ясюкевича. Из карих глаз на светлую футболку капали слезы, но это были слезы радости. — Глеб… — Саша прижал кудрявую голову к груди, тоже еле сдерживая слезы. — Саш… Я думал, что… Саша… — Глеб не смог закончить свою фразу: захлебнулся в рыданиях. — Тише, малыш, тише… Я тут, все хорошо. Поехали домой. Я в порядке. Но… — Саша взял лицо Глеба в ладони и заглянул в его карие глаза. — Я понял, что я очень тебя люблю. И мы с тобой больше не будем терять ни минуты жизни. Викторов несколько раз кивнул, и прошептал: — Да… Теперь все хорошо. Главное — ты рядом…