Чернее пламени греха

       Тёплый осенний вечер. Нежась в лучах закатного солнца, Скар прожигал пристальным смазанным взглядом свое отражение. В поверхности зеркальной глади длиной с человеческий рост отражались ровные притягательные черты. Яркие разноцветные глаза мельком задержались на острой линии выступающих ключиц, которые соблазнительно блестели от выступившей испарины. Пересчитали слегка выпирающие ребра, уходящие в выразительный накаченный пресс, и остановились на очертаниях черной полоски, скрывающей за собой все самое светлое и сокровенное.        Скар приглушенно вздохнул. Лизнув указательный палец горячим шершавым языком, он поднес ладонь к области паха и аккуратно провел ей вдоль чернеющего края пресловутой полоски, что завораживала даже самые великие умы одним лишь своим не-существованием. С его розовых частично а частично обгоревших губ сорвался еще один недвусмысленный звук. Зеркало отозвалось легкой рябью, словно резонируя с безумием, сокрытым в его черепной коробке.        Впитывая взглядом собственное отражение, Скар облизнулся. Внизу становилось мокро. И горячо. Очень горячо.        Выразительная ткань его штанишек пылала огнем. Хотелось снять их поскорее и погрузиться в объятия сладкого грехопадения, однако что-то ненавязчиво мешало ему сделать этот шаг. Что-то очень маленькое, очень черное и очень прямоугольное. Что-то, на что хотелось смотреть бесконечно долго.        И Скар не мог противиться этому желанию. Прикрыв один глаз и запрокинув голову, он протянул негромким охрипшим голосом:        — Во имя императора и пресвятой инквизиции, я так хочу… — но комната осталась глуха к его затуманенным вопрошаниям.        Скара накрыл варп-психоз.

***

       Сколько это уже продолжается? Скар не знал. Сколько оно еще будет длиться? Ответ тем более отсутствовал. Горячая, почти пылающая рука мягко скользила вдоль черной линии, не смея зайти за границы дозволенного.        Скар чувствовал себя грибом. Таким же жилистым, распростертым подобием корней глубоко в землю, однако неспособным противиться воле матери-грибницы. В штанах становилось безумно тесно, и каждая секунда ощущалась вечностью, проведенной в неизведанных чертогах адского жерла, где-то настолько глубоко, что даже в Библии едва ли нашлось бы упоминание этих мест. Впрочем, Скар и не надеялся, что после всего содеянного он мог рассчитывать на другой исход.        Коснуться запретного. Примкнуть к грани не-материи, вкусить плод безумия и сохранить раздробленные крупицы рассудка, только бы осознать произошедшее. Только бы смочь запечатлеть в памяти один единственный фрагмент.        Скар исступленно задрожал, его колени подогнулись, и он упал на холодный кафельный пол. Зеркало отозвалось пронзительной тишиной. Кричащая чернота между его ног болезненно сжалась, распространяя по телу волнующие электрические импульсы.        С заметным опозданием Скар понял, что только что обкончал свои штаны. Но в глубине черной полоски виднелась лишь непроницаемая чернота, способная впитать в себя хоть целый апокалипсис, если бы это потребовалось.        Ведь ее никогда не существовало.        Ибо бытие её — лишь игра.