Работа над ошибками

Резкий звук свистка вспарывает пространство спортивного зала, мгновенно достигая цели. Мо Жань невольно морщится, зная, что предупреждение предназначено именно ему. Ребята из команды останавливаются, недовольно поглядывая на него. Конечно, уже который раз. - Мо Вэйюй! - Зычный голос тренера прокатывается следом за свистком. - Это что сейчас было? Ты забыл, как выглядит мяч?! - Нет, тренер. - Юноша покаянно опускает голову. Ругают его справедливо. Ведь он действительно только и делает, что всю тренировку лажает. Возможно, причина в сумасшедшем темпе, что он взял с самого начала учебного года. А может, дело и правда в том, что тренер их ни капли не щадит, гоняя по залу по два-три часа кряду, чуть ли не каждый день. Закрадывались сомнения, что мужчина задался целью не подготовить их к матчу, а загнать на этом поле до смерти. Будь его воля, они бы здесь от рассвета до заката прыгали... Мо понимает, что это только его виденье ситуации, ведь остальные не ропщут и не косячат так, как он. Тогда в чём же дело? Только ли в физических нагрузках? Ведь говоря по правде, тренер был искренне заинтересован в победе и не стал бы выжимать своих игроков до последней капли перед важным матчем, прекрасно зная, чем это может обернуться. Физическая нагрузка, хоть и внушительная, а, как всегда, грамотно распланирована. Их команда давно сыграна, и основной объем тренировок приходится на индивидуальную подготовку. И Мо Жаню, не без основания, кажется, что если ещё несколько недель он продолжит в том же духе, то гардероб придётся менять, потому что он попросту перестанет влезать в свои вещи. С одной стороны неплохо, конечно, но с другой - его стипендия на такие траты не рассчитана. Но сейчас проблема была, как раз, в другом: индивидуальные занятия не требовали особой умственной нагрузки. В отличии от игры в сборной, где важно каждое принятое решение, быстрота реакции, внимательность, умение читать намерение своих ребят. И вот это вот всё Вэйюя основательно подводило. Что тренера чертовски злило, а парней возмущало. - Может, лучше сразу отдай мяч сопернику и простой в сторонке, посмотри, как вам в кольцо забрасывают? - Юноша опускает голову ещё ниже, пока мужчина подходит к нему вплотную, продолжая распекать за невнимательность. - Из ведущего игрока бэйханьской сборной ты решил, вдруг, стать нашим позором? - Конечно, нет, тренер. - Тогда что с тобой творится? - Старший заглядывает ему в лицо снизу вверх. - Это уже не первый раз. На носу серьёзный матч, для шанхайцев выиграть его так же важно, как и для нас. Или ты думаешь, что они там вместо подготовки дружно трясутся от страха, зная, что Императора Мо им не победить? Видели бы тебя сейчас твои фанаты. Парень кривится, как от зубной боли. Он знал, что за годы соревнований, у него появились свои поклонники, окрестившие его этим нелепым титулом, от которого его самого разве что не тошнило. По его мнению, слишком уж громкое имя для того, кто всего лишь одержал несколько побед на студенческих играх. Достаточно громких и следовавших одна за другой, но всё же. Было же дело, когда они и проигрывали. Но, очевидно, что студент Мо находится в меньшинстве со своим справедливым и непредвзятым мнением. Тренер всё ещё пристально смотрит на него, скрестив руки на груди, напряжённо о чём-то размышляя. - Питаешься, как положено? - После нескольких минут раздумий в тяжелой тишине, интересуется он. - Стараюсь. - Честно отвечает молодой человек, со стыдом думая о пропущенных завтраках, обедах урывками и неполноценных ужинах. - Лучше старайся! Что с режимом? Мо Жань искренне жалеет, что пол под ним, с новеньким антискользящим покрытием, не может вот так запросто распахнуться и поглотить его целиком. Потому что если питание в его жизни присутствует, и он даже пытается делать его сбалансированным, хоть и не таким постоянным, как надо бы, то с режимом полный швах. С недавних пор его излюбленное расписание "Отбой в десять, подъем в четыре", претерпело существенные изменения, что не пошло ему на пользу. И если с подъëмом проблем не возникало, хоть он и сдвинулся на пол часа вперёд, то отбой переносился на более позднее время на постоянной основе. К тому же сами ночи у него не то, чтобы проходили спокойно. Скорее нет, чем да. Наверное, по этой причине, парень чувствует себя измотанным и не может сконцентрироваться на игре. Он прекрасно понимает, что это может не только пагубно сказаться на его здоровье, но и стать причиной проигрыша для всей команды. Но он уже честно пообещал себе, что за два дня до игры возьмёт тайм аут, забьёт на всё и будет отсыпаться. Юноша невольно вспоминает учёбу в старшей школе, когда мог веселиться ночами напролёт, принимать всякую дрянь, трахаться с полной самоотдачей, а на утро, как ни в чём не бывало, идти на уроки, пытаясь разгрызть гранит науки. И доказательством всех его непотребств был лишь лёгкий перегар, который легко скрывался за медицинской маской, со ссылкой на внезапную болезнь. Не мог же он, на самом деле, всего за несколько лет правильной, между прочим, жизни, превратиться в такую развалину? Но какой смысл думать об этом сейчас, если тренер стоит перед ним в ожидании ответа? - Я... Ммм... Не очень хорошо сплю в последнее время. - Сколько часов качественного сна? - Тут же подбирается мужчина. - Пять... - С опаской отвечает игрок. - Иногда чуть больше, иногда... Наоборот. - Боялся он не зря. - Ты охренел?! - Даже те ребята, что не вовлечены в разговор невольно втягивают головы в плечи. Небольшой, но сильный кулак с размаху врезается в крепкую грудь. - Какого чёрта, Вэйюй? - Тишина в ответ злит тренера больше, чем самое нелепое оправдание. Ведь она беспощадный свидетель того, что студент перед ним прекрасно осознаёт ситуацию. - Я спрашиваю, какого хрена ты творишь?! Жань понимает, что если продолжит молчать, то под разнос рискуют попасть все. А потому считает, что наилучшим вариантом будет остановиться на полуправде: - Я плохо засыпаю. - Подробный, хоть и правдивый, рассказ о том, что в последний учебный год на него свалился слишком большой объем не только знаний, которые надо было ежедневно усваивать, перерабатывать и фиксировать, но и организационной работы в студсовете, никак не мог поспособствовать смягчению настроя тренера. А потому юноша решил пойти иным путём, давя на сострадание. Всё таки, какие-то черты личности практически не меняются, как бы этого ни хотел их обладатель. Он всё ещё манипулирует другими, правда, стараясь делать это только в случае крайней необходимости. Вэйюй, с видом вселенской скорби опускает глаза в пол, чтобы через несколько секунд снова вернуться к лицу мужчины с выражением беспомощности. - Ничего не могу с этим поделать... Старший задумчиво трет подбородок, будто принимает непростое решение. - Есть у меня один знакомый доктор... Тебе нужно снотворное? Или антидепрессанты? "Мне нужен Ваньнин", ухает в голове Мо Жаня со скоростью проносящейся кометы. Стал бы он себя так нагружать, если бы не его прекрасный кошмар? ****** - Студент Мо, чтобы поставить "отлично" за ваше эссе, нужно доработать несколько положений. Я отметила их прямо в тексте. Сдать в течение трёх дней. - Конечно, профессор Ло. - Мо Жань, поможешь с конспектом по механике? - Нам задавали конспект? - А ты что, его не сделал? - Я делал презентацию... - Мо Вэйюй, нам нужно отобрать музыкальные номера для фестиваля искусств, который состоится через месяц. Отборочные послезавтра. Ты - главный в жюри. - Во сколько? - В семь вечера. - ....! На сколько? - Часа на три. - Вот же ж!.. - Ах, да! Ребята из кружка по фотосъёмке просили подыскать новое помещение для проведения занятий. - А что случилось с предыдущим? - Там теперь репетиции малой театральной студии. - Напомни, почему они не вместе с большой? - Не сошлись жанрами постановок. Одни хотят классику, другие - что-нибудь посовременнее. - Им бы сначала разузнать, чего хочет зритель... - Пф, зритель, как всегда, хочет хлеба и зрелищ. - Действительно... - Студент Мо, ваш курс на прошлой паре писал проверочные. Загляните ко мне на кафедру, я отдам работы, а вы раздайте их студентам. - Мо Вэйюй, в следующую пятницу состоится собрание... - А-Жань, мне сегодня на допы по математике. Подбросишь? - Вэйюй, ты не забыл про?.. - Студент Мо, надо сделать... - Мо Жань, тебе... - Жань-эр... - Мо Вэйюй... - Мо Жань... -Как ты, друг мой? - Он не сразу сообразил, что телефон разговаривает голосом Мэя младшего. Дерьмо. Обычно Ханьсюэ предпочитал переписки в чатах. Если уж он снисходил до звонка, то должно было случиться что-то действительно экстраординарное. Наверняка, Сюэ Цзымин, святая простота, нажаловался близнецам о несправедливости распределения преподавателей по земному шару. Теперь жди разговора по душам, которого Мо Жань если и ждал, то точно не в том состоянии, в котором находился сейчас. Он и себе-то внятно не мог объяснить, что именно с ним происходит, и совсем не был уверен, что сможет это проделать перед кем-то другим. Пусть даже и перед тем единственным, кто, как он считал, был вправе потребовать от него некоторых ответов. И друг действительно не стал ходить вокруг да около, сразу приступая к тому, зачем звонил. - Ты ведь помнишь, насколько тяжело тебе дался этот мужик? - Точнее, его отсутствие. - Поправляет Мо Жань. - Да не похуй ли? - Брось, не так всё было плохо. - Да ты что? - В голосе друга неприкрытая ирония, больше смахивающая на откровенный сарказм. Парень словно наяву увидел, как тот при этом закатил глаза. - Настолько неплохо, что круглосуточный тусовщик, с трудом удерживающий более-менее нормальные оценки в журнале успеваемости, почти стал монахом, окончившим школу на отлично и поступившим на бюджет в Бэйхан. Это ты называешь "неплохо"? - Ну вот видишь, - из чистого упрямства не переставал гнуть свою линию Мо, прекрасно понимая, что друг абсолютно прав: всё было ужасно, - его отсутствие сделало меня человеком. - Боюсь представить, кем тебя сделает его присутствие. Юноша прислоняется разгорячëнным лбом к холодному стеклу окна и смотрит вниз. Он и сам не знает. Целая куча народа заполонила университетский двор. День выдался хоть и холодным, но солнечным, с пронзительно синим, бездонным небом, по которому ветер гнал пухлые белые облака. Не удивительно, что большинство предпочли свежий воздух четырём стенам. Мо Жань апатичным взглядом скользит по человеческим фигурам, пока не останавливается на одной, одиноко примостившейся на самом краю простенькой деревянной скамьи под опадающим гинкго. Даже на таком расстоянии, Вэйюй мог разглядеть, как мужчина в светлом пальто и шарфе, намотанном по самый нос, зябко сжимает дешёвый стаканчик с горячим чаем, грея об него замёрзшие ладони. Несмотря на то, что рядом с ним ещё оставалось много места, не нашлось того, кто пожелал составить ему компанию. Как и везде, профессор Чу был окружён завесой отчуждения, которую никто не рвался преодолеть. Ши Мэй был прав, сказав однажды, что учитель очень одинок - Мо Жань сам стал этому свидетелем. Но вопрос в том, напрягает ли это самого учёного? Молчание в разговоре затягивается, и Вэйюй действительно не знает, что ответить другу. Легко лелеять безответные чувства к человеку, которого, быть может, никогда в своей жизни больше не увидишь. Больно, но терпимо. Всё меняется, когда приходится общаться с ним, ежедневно пересекаться, смотреть на него, хоть бы даже издали, как сейчас. Сладкая, сладкая пытка. Стократ усиленная чувством вины, что жжёт сердце и сковывает руки. Он не знает, какая трансформация ждёт его на этот раз. Да он не уверен даже, была ли она прежде, ведь теперь, когда физическое влечение к Чу Ваньнину усилилось, он чувствует себя ещё грязнее и порочнее, чем раньше. Он делает ещё один глубокий вдох, перед тем как ответить. - Что насчёт тебя? - А что там на моём счету? - Он слышит, что Мэй недоволен такой резкой сменой темы, но что тут поделаешь? Возможно, Мо сможет дать ему нужную информацию, когда сам о ней узнает. - Есть ли на свете человек, способный заставить тебя пересмотреть свои приоритеты? В кого тебя превратит твоя любовь? - С некоторой долей иронии интересуется Вэйюй. - Не дури. Я жду, пока твой прекрасный брат пересмотрит свои приоритеты. - Со смешком отвечает друг. И Мо Жань, на самом деле, не может понять, шутит ли он. У Ханьсюэ всегда была привычка говорить о серьёзных вещах с юмором, а всякую чушь нести с самым сосредоточенным видом. Этот прикол был с ними ещё со школы. Младший Мэй сказал как-то, что сможет остепениться лишь взаимно полюбив чистого и целомудренного человека. В их окружении под эти стандарты подходил только Сюэ Мэн, и приятель клятвенно заверил Мо, что будет ждать возможности породниться. Но время шло, а кандидат всё не менялся. Так что Вэйюй уже сильно сомневался, что шутка не перестала быть таковой, всерьёз опасаясь за честь своего брата. С другой стороны, если Ханьсюэ действительно влюбился в Мэнмэна, то ему стоит искренне пожалеть друга. - Мне на днях А-Сы написал. - Видимо, у блондина тоже есть темы, на которые ему сложно общаться. - И угадай, что такого интересного я от него узнал? Теперь очередь Мо Жаня закатить глаза: да, новость о том, что впервые за долгое время он, возможно, напьётся, стоит того, чтобы её обсудить. И тем не менее, его радует осознание того, что не только вещи остаются неизменными - некоторые люди так же не жаждут перемен. - И не надейся! Нет такой силы, что опять загонит меня на барную стойку. - Заметь: я вообще об этом ни слова не сказал. - Я слишком хорошо тебя знаю для этого. - Как и я тебя... ****** В какой-то момент Мо Вэйюй обнаруживает себя под дверью деканата, сжимающим внушительную стопку тетрадей с лабораторными. Он не помнит, чтобы вызывался помощником старосты, но окружающие, будто почувствовали его желание захлебнуться в поручениях, поэтому эксплуатировали все, кому не лень. Точнее, наоборот - все кому впадлу самим что-то делать и это с лёгкостью можно было поручить практически безотказному ему. Ещё только начало пятого вечера, а на настойчивый стук никто не открывает. Мо потихоньку толкает дверь и, как и предполагалось, никого за ней не обнаруживает. Пусто. Парень разочарованно оглядывает безлюдный коридор, откуда ещё два дня назад убрали всю немногочисленную мебель в лице комфортных диванчиков и обычных деревянных лавочек, на которых можно было бы присесть в ожидании. Произошло это в целях замены на более свежие и модные экземпляры, но, пока, не предвиделось ни тех, ни других. Лабораторные жизненно необходимо было передать лично в руки доктору Цзяну, о чëм несколько раз повторили с самым серьёзным видом. Можно подумать, ему доверили не заурядное описание студенческого опыта, а чертёж инновационной водородной бомбы. Парень удручëнно вздохнул, косясь на такой удобный, с виду, мягкий и широкий диван, величественно занимающий чуть не пол помещения деканата. Мо знает, что никто из преподавателей даже не сделает ему замечание, если он дождётся профессора на нём, а не на холодном полу коридора. Так что, выбор очевиден. Он потихоньку проходит внутрь и с громким стоном наслаждения усаживается, а скорее влипает, на такой замечательный предмет интерьера, вытягивая вперёд свои длинные ноги. Ещё бы подушку. Тетради, всё той же идеально ровной стопкой кладёт рядом с собой и откидывается на спинку. Юноша понятия не имеет, как долго ему предстоит ждать. Радует только то, что, не считая домашнего задания, это последнее, что ему нужно сегодня сделать, а значит он никуда не торопится. Немного полистав ленту новостей и ответив на несколько сообщений в Вичате, студент решает, что драгоценное время всё таки надо тратить с пользой. Но от учёбы уже дымятся шестерёнки, так что, художественная литература в лице (или обложке?) какого-то третьесортного веб романа, не особо обременяющего мозг - самое то. Так себе польза, однако всё лучше тупого скроллинга ленты в соцсетях. Уже минут через пятнадцать, стало очевидно, что эта жвачка для ума оказалась неплохим снотворным. Устроившись поудобнее, Мо не заметил, в какой момент телефон выскользнул из пальцев, и глухо плюхнувшись на мягкое сидение дивана, оказался под его большим, расслабленным телом. Такой желанный сон, который никак не хочет идти к нему в его мягкой постели безопасного, почти родного общежития, сковывает парня по рукам и ногам прямо посреди деканата, ещё и в не самой удобной позе. Совершенно вымотанный учёбой, тренировками и делами студсовета, Мо Жань крепко спит и не может видеть, как дверь резко распахивается. Не видит, как порывисто вошедший мужчина приостанавливается. Он долго смотрит на спящего студента, прежде чем аккуратно прикрыть за собой тяжёлую створку и сделать несколько неуверенных шагов ближе к парню. Спит и даже не догадывается, насколько внимательно раскосые глаза феникса изучают его. Как стремительно тающий в них лёд, потоком смывает всю колкость и холод, что юноша видит, когда они обращены к нему. Чу Ваньнин завороженно разглядывает чуть подрагивающие густые ресницы и приоткрытые чувственные губы. В какой-то момент его рука неосознанно приподнимается, почти сразу же останавливаясь. На этом моменте мужчина весь как-будто замирает, крепко зажмуриваясь. Его прямые брови сходятся над переносицей, но сейчас они не готовы к бою - их страдальческий излом, скорее, говорит о безоговорочной капитуляции. Мо Вэйюй ничего этого не видит и не знает. Он погружён в благословенный, глубокий сон без сновидений, который способен восстановить его силы и вернуть ясность ума. Преподаватель не собирается будить молодого человека, потихоньку садясь за свой рабочий стол и открывая ноутбук. Чу Ваньнин старается вести себя, как можно тише, чтобы не помешать своему студенту. Он знает, что у того на днях важный матч, как знает и то, что последние дни Мо Жань носится по университету, словно за ним гоняется стая демонов. Синие тени под глазами спящего, уже не то чтобы тонко, намекают, что их обладателю неплохо бы выспаться. И учёный хочет дать ему эту возможность. К тому же, сегодня сюда уже никто не придёт: большинство преподавателей, во главе с Цзян Си, покинули здание университета ещё пару часов назад, отправившись отмечать именины одной из коллег. Ваньнин мягко стучит по клавиатуре, периодически отрываясь от своего занятия, чтобы взглянуть на молодого человека, мирно посапывающего в паре метров от него. И в эти моменты в его груди разливается сладкое щемящее чувство, которое он так настойчиво гнал от себя с тех самых пор, как увидел поднятую руку, обвитую малой из семян лотоса и лицо, что так сильно изменилось, при этом оставаясь таким родным. Глядя на спящего Мо Жаня, он не может не вспомнить свою маленькую квартиру и то, сколько счастливых, бесценных часов там было проведено. Даже когда его ученик, точно так же, вырубался над очередным домашним заданием, на том маленьком диванчике, а он сам продолжал работать в тишине, вот как сейчас, поглядывая на школьника... Для него это было лучшее время в его жизни. Несмотря на отвращение, которое Ваньнин испытывал тогда к себе, он ни за что не хотел бы, чтобы эти мгновения исчезли из его памяти. Он бесконечно жалел о том, что случилось после, однако, малодушно не мог расстаться с теми немногочисленными крупицами счастья, что украл у судьбы. Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться. Их безмолвную идиллию ломает немилосердно громкий звук рингтона на телефоне юноши, который доносится откуда-то из недр дивана. Мо Вэйюй дёргается, будто на него вылили ведро ледяной воды, подскакивает, сонно хлопая ресницами, непонимающе оглядывается по сторонам. Наконец, увидев источник звука, неловко хватает телефон, чуть не роняя его обратно, и отвечает на звонок. - Слушаю. - Голос спросонья хриплый и низкий, и Чу Ваньнин, незаметно наблюдающий за развернувшейся картиной из-за ноутбука, смущённо наклоняется ближе к экрану. - Без меня? Могли бы хоть предупредить, - в тоне парня слышится откровенное разочарование, - да? И который же час? Сколько?! - Юноша прочищает горло, внимательнее оглядываясь по сторонам. Он подмечает приглушённый свет во всём помещении и что ярко лампочки сияют лишь над одним столом. Не заметить человека, сидящего за ним, уже невозможно. - Хорошо, я понял. Извините меня, я... А, ладно, потом объясню. Спасибо, что позвонил. Ага, до скорого. Мо сбрасывает звонок, шокированный тем фактом, что продрых в деканате столько времени. Половина восьмого вечера - ещё немного и университет закроется до следующего рабочего дня. Почему его никто не разбудил? Неужели, за все эти часы, ни один преподаватель здесь так и не появился? Ну, почти ни один. - Здравствуйте, профессор Чу. - Добрый вечер, студент Мо. - Вы давно здесь? - Нет, недавно пришёл. - На его бледном лице застыло привычное бесстрастное выражение, но Мо Жаню кажется, что преподаватель не совсем честен с ним. А Чу Ваньнин ясно видит, что тот ему не верит. - Я... Хах, представляете, ждал профессора Цзян Си и уснул... - Парень в замешательстве чешет затылок и растерянно улыбается. Но выглядит при этом довольно жалко, напоминая собаку, брошенную хозяином. Честно говоря, он не знает, чего ждать от Чу Ваньнина. Ему кажется, что приходится заново изучать этого непостижимого человека. И если раньше его тактика строилась на том, чтобы идти напролом, то теперь он не может себе этого позволить. Он чувствует себя слишком глупым для того, чтобы угодить бывшему учителю - всё, что Жань говорит и делает даже близко не приводит желаемому результату. - Не было необходимости его ждать. Доктор Цзян давно покинул университет и сегодня уже точно не вернётся. - Вот как?.. - После этих слов Мо Жань ощущает себя ещё глупее, глядя на стопку лабораторных, с немым укором всё так же возвышающуюся на диване. - Можете оставить мне, - мужчина прослеживает его обречённый взгляд, - я передам ему завтра. - Но я должен был лично... - Лепечет студент, а преподаватель удивлённо приподнимает брови. - По-вашему, я настолько не надёжен, что не смогу передать это ректору? - Нет-нет, что вы! - Юноше даже в голову не могло прийти такое, он просто не хотел обременять физика своими делами. - Я знаю, насколько вы ответственный человек... - Студент Мо, - учёный прикрывает глаза, устало потирая переносицу, - если вам надо что-то передать доктору Цзяну, можете оставить это здесь, будьте уверены, завтра утром он непременно получит это лично в руки. И можете уже идти, вас там заждались... Он закрывает ноутбук и начинает собираться, всем своим видом демонстрируя, что разговор его раздражает. - По-правде, меня уже никто не ждёт. - Тихо говорит Жань, подхватив несчастные тетради, чтобы перенести их на стол преподавателя. - А-Сы, мой сосед, звонил сказать, чтобы я искал пропитание в другом месте. - С грустным смешком добавляет он, глядя, как преподаватель ровняет листы каких-то документов, тихонько постукивая ими о столешницу. Его длинные изящные пальцы так крепко стиснуты, что светлеют костяшки, и юноша не может понять, каким образом эти будто выточенные из нефрита руки, могут быть ещё белее. - Я думал, что вы делите комнату с Ши Минцзином. - Говорит Чу Ваньнин, не отрываясь от своего занятия. - Да, и с ним тоже. Нас там трое живёт. - Вэйюй продолжает наблюдать за действиями профессора, украдкой бросая взгляды на сосредоточенное лицо. Ему кажется, что скулы того едва заметно окрасились розовым, да и каждое движение выглядит каким-то суетливым, будто мужчина находится в смятении. Но с чего бы? Скорее всего, это просто игра воображения. Однако, его до сих пор не прогнали, поэтому он продолжает. - Раз в неделю кто-то из нас готовит ужин на всех троих и мы собираемся вместе. Что-то вроде традиции ещё с первого курса. Но, как видите, я сегодня налажал... Чу Ваньнин, наконец, заканчивает со сборами, клацая замком на своей рабочей сумке. Он перебрасывает длинную кожаную ручку через плечо, подхватывает верхнюю одежду и, направляясь к выходу, коротко бросает: - Идёмте. Мо Жань не говоря ни слова, покорно последовал за ним. Как бы ему ни было обидно, но, пожалуй, Сюэ Мэн всегда был прав: он всего лишь тупая псина. Можно сколько угодно меняться внешне, тебя могут превозносить до небес, но суть от этого не поменяется. В конце концов, когда-нибудь это сияющее великолепие схлынет, словно приливная волна, обнажая пустынный пляж, полный мусора. И есть риск того, что ты и окажешься тем самым мусором. Не драгоценной жемчужиной, которую пытался разглядеть в толще искрящейся воды, а ржавой консервной банкой, что своими острыми краями грозит поранить неосторожного прохожего. Казалось бы, у него в распоряжении было столько времени на изучение себя. Он так много думал, оценивал и взвешивал. Столько понял. Но вот незадача: его мысли и чувства всё ещё не обрели гармонию. Он упорно искал себя, но так и не смог понять, какой же он на самом деле. Как он мог узнать другого человека, завоевать его любовь, если он и себя-то толком не знал? С чего он взял, что учителю будет интересен его трëп? Зачем он снова и снова пытается вернуть его внимание? Разве не ясно, что Чу Ваньнин больше не желает какого-либо дополнительного контакта с ним, наверняка, считая дни когда Мо Жань окончит университет, оставив его уже в покое. Ему же уже объяснили, чтобы он не распространялся о личном. Они теперь чужаки. Должны стать ими. Но только как с этим смириться? Свесив голову, погружённый в свои мрачные мысли, парень продолжает тенью следовать за профессором, словно за путеводной звездой. Был ли этот его настрой следствием недосыпа или того состояния полного раздрая, в котором он пребывал с того самого вечера, когда подвёз Чу Ваньнина на неофициальную встречу с тем человеком? Состояния, которое он с такой интенсивностью пытался заглушить непомерной нагрузкой. Юноше казалось, что все самые яркие моменты его неуклюжего самоанализа уже в прошлом, но в последнее время он всё чаще пытается увидеть себя со стороны. Посмотреть на себя его глазами. И результат этот совсем не радует. Они молча идут по улице, и Мо Жань, мысленно доведший себя до границы нервного срыва, запоздало понимает, что это совсем не та дорога, что ведёт к общежитию. Чу Ваньнин в курсе, где живёт его студент, так что вряд ли просто сбился с пути и заблудился. Нет, совершенно точно они идут в сторону кофеен, закусочных и маленьких ресторанчиков, что образуют целую улочку на территории университета. Всё ещё не понимая происходящего (а может, он до сих пор спит на опасно удобном диване на кафедре и видит этот чудесный сон?), молодой человек, вслед за физиком, переступает порог маленького уютного заведения, оказываясь во власти тепла, света и аппетитных запахов, что окутывают его со всех сторон. - Профессор?.. - Решается обратиться Вэйюй, глядя как мужчина снимает пальто, тем самым окончательно стряхивая с них обоих цепкий холод позднего октябрьского вечера. Мо Жань почти физически ощущает, как все его сомнения отступают, словно что-то надуманное и беспочвенное. - Заказывай, что хочешь. Здесь неплохая кухня. Думаю, блюда, которые тебе нравятся, тоже будут вкусными. Он говорил всё тем же сухим и ровным тоном, что и обычно, но сердце юноши забилось чаще. Он помнит. А может, всё не так уж безнадёжно? И вместе с ржавчиной на него прилипло немного позолоты, которую непостижимым образом смог разглядеть Чу Ваньнин? Иначе, как ещё объяснить этот жест доброты и заботы по отношению к нему? - А вы? - Запоздало интересуется Жань, сделав заказ. - Я не голоден. - Лаконично отвечает учёный, ограничиваясь чайником "Холодного и ароматного снега" и несколькими пирожными с бобовой пастой к нему. Парень второй раз за вечер сомневается в искренности старшего, но не настаивает. В ожидании еды, они вяло обсуждают дипломник Мо Жаня, прикидывая, как можно ещё больше снизить расходы на его создание. В какой-то момент Чу Ваньнин неопределённо хмыкает: - Вы хотите, чтобы он у вас бесплатным вышел. Но так не бывает, студент Мо. За всё приходится платить. А если вы собираетесь войти в мир изобретений, то будьте готовы к тому, что платить придётся двойную, а подчас и тройную цену. - Но ведь сама технология подразумевает дешевизну. Страж должен быть доступен именно для тех слоёв населения, что не может позволить себе слишком больших расходов на безопасность. - Тогда вам придётся доплачивать за каждую произведённую единицу из своего кармана. - Раздражённо ворчит мужчина, будто точно знает о чем говорит - можно подумать, что доплачивал. Но Вэйюй не успевает возразить - возле стола появляется официант с подносом. Пока он аккуратно расставляет вокруг юноши бесчисленные чашечки и блюдца, Чу Ваньнин с достоинством разливает чай. Парень замечает, что тот даже не спросил у него, будет ли он тоже. Просто налил, прикрыв крышкой. Оказывается, и это помнит. В школе Мо не особо любил чаи, предпочитая всем прочим напиткам кофе. Учитель же "эту коричневую бурду" терпеть не мог, что было не так уж и странно, как оказалось: когда тебе предстоит трансплантация сердца, выбор в пользу стимуляторов, пусть и таких слабеньких, решение так себе... В квартире физика кофейных зёрен не присутствовало впринципе. Потому школьнику пришлось смириться с целой чайной картой, выделив в ней несколько сортов, что пришлись по душе. И "Снежный аромат", как он окрестил его тогда, был одним из них. Чтобы вынырнуть из воспоминаний, юноша смотрит на блюда перед собой, с запозданием понимая, как это выглядит. При заказе он не придавал большого значения вкусу, делая акцент на пищу, богатую белком и клетчаткой. Он поднимает взгляд на преподавателя, сразу же замечая, как тот нахмурен. - Я же сказал, что не буду ужинать. Почему ты не заказал ничего для себя? - Это... Для меня. - Что? Но с каких пор?.. - Вкусы меняются, не правда ли, профессор? - Мо Жань подвигает к себе чашку с жареным рисом. Его окружает посуда с едой, от которой его в их первую встречу бросало попеременно, то в тоску, то в ужас. Но теперь он едва сдерживается, чтобы не наброситься на неё с энтузиазмом оголадавшего животного. И всё же, помня о приличиях, и том, насколько сильно ценит Чу Ваньнин аккуратность за столом, принимается за трапезу с нарочитой размеренность, тщательно пережевывая каждую отправленную в рот порцию. Проффесор, тем временем, надкусил небольшое печенье с начинкой и чинно отхлебнул чай. Видно, что он хочет задать кое-какие вопросы, но, по непонятным юноше причинам, медлит. - Буддизм? - Наконец, будто решается он, кивая на правую руку. - Серьёзно? - Эээ... Не могу сказать, насколько я серьёзен сейчас, но точно искреннен. Это не для очистки совести - для себя. - И как? Есть результаты? - После минутного молчания вновь обращается к нему Чу Ваньнин. Мо Жань знает, что это очень скользкая дорожка, ведь у учёного с буддизмом отношения выстроились сложные. И в чем бы ни была причина его неприязни, Вэйюй не хочет налажать неверными ответами. - Это как посмотреть... - Как ни смотри. Результат должен быть во всëм, за что берëшься. В религии в том числе. - Мне помогает, - пожимает плечами юноша, - для меня это - главный результат. - Что ж, я рад, что в вашей жизни есть такая опора, студент Мо. - И, вроде, сказано это было без особого тепла, но парень чувствует, как его душа согревается от этих простых слов. - Спасибо. Не зная, что ещё можно добавить, он утыкается в тарелку, начиная активно работать палочками. Он никогда не отличался ровной белизной кожи, но ежедневные пробежки и тренировки на свежем воздухе, сделали её цветом близкой к спелой пшенице. И, пожалуй, впервые его этот факт радует, ведь щеки, которые должен был бы окрасить румянец, остаются примерно того же тона, что и всегда, хоть и пылают огнём. С трудом, но ему удаётся переключиться на еду и даже почувствовать её вкус. Весьма и весьма недурной, надо заметить. Он сдерживал себя с каждым новым открытием, но когда добрался до идеально прожаренного тофу, упругого внутри и с хрустящей корочкой снаружи, вся его выдержка рухнула. Как истинный повар (не по роду деятельности, но в душе так точно), Мо Жань любил не только вкусно готовить, но и вкусно поесть. И разве мог он не разделить своих восторгов с человеком, который был так дорог для него? Почти не задумываясь он придвинул тарелку с золотистой горкой тофу к мужчине. - Прошу, профессор, попробуйте! - Сколько бы Мо Жань не силился, но он никогда не смог бы увидеть себя его глазами. Ведь то, что видит перед собой Чу Ваньнин, юноша не в силах в себе разглядеть. Перед учёным сидит привлекательный молодой мужчина, чьи глаза, темнее ночи, сияют словно звезды, полные надежды. Улыбка, обрамлённая милыми ямочками, делает и без того красиво очерченные губы столь притягательными, что приходится собирать воедино все силы, чтобы противиться их магнетизму. Было ли это обманом зрения, из-за тёплого жёлтого освещения в заведении, или же нет, но юноша, сиял изнутри, будто в нём полыхало маленькое солнце. И жар этот обжигал Чу Ваньнина даже на расстоянии. Профессор молча взял из подставки одноразовые палочки и распечатал их, подтягивая к себе угощение. Лишь бы этот негодник перестал смотреть на него такими глазами! Иначе, он не сможет отвечать здраво за свои поступки. - Тогда, может, ещё порцию риса? - Уже смелее предлагает Мо Жань, видя, что его уговоры достигли цели. - Ведь дома вас вряд ли ждёт сытный ужин. Преподаватель делает неопределённый жест палочками, в котором ученик читает такой знакомый знак согласия. И парень, сам того не зная, начинает светиться ещё ярче. Возможно, это лучший вечер за последние пять лет. Они снова едят за одним столом. И хотя многое поменялось, он будто вернулся в прошлое, где может украдкой наблюдать за своим учителем в расслабленной обстановке совместной трапезы. - Вкусно? - Не может сдержаться Вэйюй, видя с каким удовольствием ест физик. Будто это не он привёл сюда студента, одаривая похвалой здешнюю кухню. Чу Ваньнин в ответ только кивает. Мо не знает, насколько теперь будет раздражать мужчину его болтовня за столом. Поначалу, школьный учитель требовал молчания и дисциплины во время приёма пищи, но очень быстро сдался под напором словоизвержения школьника. На свой страх и риск, юноша продолжает: - Если бы я так питался каждый день, тренер был бы в восторге. - Что мешает? - Любопытствует профессор, и Мо Жань, расслабляясь, понимает, что не ошибся. - Ваши кулинарные навыки ухудшились? - Нет, скорее, наоборот. Я много практиковался. Просто... Сейчас немного не до этого. - Вот как? Я думал, при спортивной нагрузке питание очень важно, иначе вашему тренеру не с чего не находиться в восторге. - Просто... Есть один нюанс. - Мо Жань, правда, не знает, как объяснить, что этот самый нюанс сидит сейчас перед ним, задумчиво прикусывая дешёвые бамбуковые палочки и смотрит на него из-под длинных полуопущенных ресниц? Как рассказать, что в его руках и сердце, и мысли, и все поступки Мо Жаня? Что, как бы юноша ни пытался словить свой привычный дзен, сейчас это не работает, и от него одного зависит и горе, и радость?.. - Какой может быть нюанс, когда на носу серьёзный матч? - Так вы знаете? - Кхм, весь университет знает, почему я не должен? - И правда... - Студент малодушно радуется возможности уйти от щекотливой темы. И вдруг задаёт вопрос, которого не ожидал от себя, но который не даёт ему покоя с тех пор, как стала известна дата игры. - Профессор, вы придëте? Он не собирался вкладывать в свой вопрос столько надежды и отчаяния, но так сложно контролировать свои эмоции, находясь рядом с ним. Жань знает, что Чу Ваньнин услышал и то, и другое. Видит, как смутился преподаватель. - Ничего не могу обещать. - Отвечает тот уклончиво. -Я бы очень хотел, чтобы вы увидели мою игру... - Не думал, что вас заинтересует спорт. - По-правде, я тоже. - Учёный ясно даёт понять, что не желает продолжения, и Мо Жаню не остаётся ничего другого, кроме как, сбавить напор и принять правила этой игры. - Это всё Сюэ Мэн. Он записал меня в школьную сборную, когда... - Юноша невольно осёкся. Хочется так прямо и сказать: "Когда мне было совсем паршиво", но на деле произносит другое. - Когда им потребовался запасной игрок. Из запасных меня быстро сделали ведущим. Ну а в университете просто пошёл по привычному пути. Мне нравится игра в команде. И я знаю, что не имею права их подводить. Так что, большое спасибо вам за сегодняшний ужин. - Мой долг преподавателя - заботиться о своих учениках. - После непродолжительного молчания произносит физик. Ну конечно! Эта его дурацкая забота обо всех подряд, что всегда так раздражала. Мо Жань не может сказать, следствие ли это усталости или бесплатного аттракциона "эмоциональные качели", на котором он с ветерком катается весь вечер, но никак не может удержать в себе фразу: - Простите. Разве я мог забыть о вашем золотом сердце?* - Вам больше не стоит так говорить обо мне. - Лицо Чу Ваньнина заметно смягчившееся во время их разговора, вновь превратилось в непроницаемую маску. Он демонстративно отложил палочки, давая понять, что ужин окончен. Но Мо Жаня уже не остановить: как-будто обрушилась преграда, сдерживающая бурлящий поток. В нём так долго кипели эти эмоции, требовали выхода эти слова, а вопросы - ждали ответов, что он просто не в силах больше сдерживаться. - Почему вы вините себя? - Студент Мо... - Это ведь мой поступок. - Мо Вэйюй. - Это я сделал. - Перестань! - Моя вина! - Мо Жань! На их крики оборачиваются немногочисленные посетители закусочной, но обоим сейчас нет до этого никакого дела. - Я сожалею, профессор. Каждый день жалею, что позволил себе сделать это... - Прекрати! Ещё одно слово!.. - Очевидно, Чу Ваньнин не может придумать достойное наказание за очередное слово, замолкая первым. Но Мо Жаню и не требуется описания жестоких кар, что готовы вот-вот на него обрушиться. Ему достаточно того, что уже есть. Не замечая мокрых дорожек, что чертят на его щеках горячие солёные капли, он смотрит прямо в глаза феникса, в которых бушует неистовое пламя, что он сам только что зажёг. Пламя, грозящее спалить и его тоже. Он снова не смог удержать свой рот на замке. И единственное, чего ему сейчас хочется: бухнуться на колени, обхватив обоими руками ноги учёного, плакать и выпрашивать прощения. За всё. И за прошлое, и за сейчас. И за то, что он такой глупый. За каждый свой неверный шаг и поступок. - Простите. Пожалуйста, простите меня за всё. Какое-то время Чу Ваньнин сидит, отвернувшись, будто не хочет даже видеть заплаканное лицо своего студента. Но потом поворачивается, вероятно, взяв себя в руки, потому что голос его звучит размеренно и ровно. - Это не может быть твоей виной. Не только твоя вина. Мы оба... Участвовали в этом. - Мужчина говорит так спокойно, словно не он только что кричал на парня. Вэйюй в который раз поражается его самообладанию. Это впервые, когда они поднимают эту тему, с тех самых пор, как учитель назвал своего ученика "ошибкой". Мо Жань думал, что это сочащееся ядом слово прожжёт в его сердце огромную дыру, но вышло всё совсем наоборот. И стало только хуже. Он хотел вновь возненавидеть, очернял светлый образ учителя, как умел, но правда в том, что вместо этого лишь сильнее привязывался к нему, пока терпеть эту тоску стало практически невыносимо. Но что же Чу Ваньнин? Неужели он тоже чувствовал свою вину за случившееся? Ослеплённый злобой и чувством несправедливости, школьник вновь и вновь называл своего учителя лицемером, виноватым за всё случившееся. Только вот на самом деле никогда так не считал, поняв это, лишь когда пелена отчаяния спала. Однако, всё это было его субъективное видение. Вот так, в реальности, сделать открытие о том, что учёный обвинял именно себя, Вэйюй не был готов.