Тьма

Крышка маленького пузырька с антидепрессантами отвинчивалась с трудом, также, как и восстанавливалось дыхание после долгой пробежки под проливным холодным дождём. Он дотянулся до полотенца дрожащей рукой, зажал в руке и облегчённо выдохнул, когда упрямая крышка поддалась. Стоило достать пару таблеток и закинуть в рот, не запивая, проглатывая так, чувствуя, как они встают в глотке, не желая проходить дальше. Он закашлялся и опуститься на пол, позволяя себе расслабиться и перестать удерживать просящийся наружу обед внутри. Он зажмурился, с отвращением вытирая рукавом текущие слёзы, сопли и слюни, и в тот момент страстно пожелал, чтобы у него под рукой оказался пистолет, потому что он больше не был один в своей квартире. Отпустившая было дрожь вернулась, нахлынула с новой силой, и он раздражённо захлопнул окно, задёргивая шторы, спасаясь от солнечных лучей, так некстати пробившихся сквозь тучи. Недовольное шипение становилось громче, и он зажал уши руками, потому что ненавидел громкие звуки с детства, и самым паршивым было то, что сбежать никогда не удавалось. Всем этим мерзким и невообразимо, до тошноты, противным существам чужды были тёплые чувства, и они наслаждались криками и жалобными всхлипами, когда забирались под кожу, запуская когти прямо в сердце. Дыхание в такие моменты словно замерзало, и оставалось только накрыться одеялом с головой и свернуться клубком, подтянув ноги к груди, ожидая, когда это пройдёт. Чёртовы кошмары никогда не давали покоя. И тот, кто появлялся каждую ночь, кто прижимался к его губам своими, чьи руки так жарко и страстно ласкали его, причиняя невыносимо сладкую боль, был страшнее их всех, но в то же время желанный. Такой прекрасный кошмар. Натаниэль. Дьявол во плоти. Таять от наслаждения в объятиях своих кошмаров - что может быть извращённее? Днём же убегать от них, потому что увидеть их в метро и со страхом вжиматься в дверь вагона с ироничной надписью «не прислоняться», ловя на себе недоумённые взгляды людей, было ещё более ненормальным. Когда стоя на эскалаторе, приходилось срываться с места и бежать, расталкивая людей, потому что следом плыла безнадёжная, всепоглощающая тьма - неизбежная смерть. Но в последний момент всегда удавалось запрыгнуть в спасительный поезд, и стараться не обращать внимания на них за окном, внимательно изучая схему метро, зная её уже наизусть. Метро было для него страшным местом. Ещё более страшным, чем его собственное сознание. Таблетки рассыпались по полу, но поднимать их не было ни сил, ни желания. Пластинку, стоящую в проигрывателе, заело, но подползти и выдернуть шнур - тоже. Лежать на полу, глядя в потолок и ощущая приятную боль во всём теле, - помогало больше всего. Таблетки не помогали, даже когда он увеличил предписанную врачом дозу вдвое. А потом втрое. А потом плюнул и решил попробовать что-то потяжелее, и наркотик оказался лучшим вариантом. Он помогал. Превращал боль, которую ему доставляли кошмары, в наслаждение, и заставлял плакать от кратковременного счастья. Он чувствовал себя ужасно. Снял с наркотиков брата, а в итоге сам подсел. Тошнит. А потом перестал помогать и он, потому что тьма перестала отступать. Когда ночь превратилась в вечность, и открыть глаза уже не было сил, а боль никуда и не уходила. Её отсутствие было иллюзией, реальностью же являлось другое: тесная, сковывающая движение одежда, белый цвет, которого он уже не видел, и резкие голоса санитаров. Он сжимался в своём углу в комочек каждый раз, когда их слышал, и отказывался есть из-за постоянной тошноты и неприятного ощущения в желудке, и ему задирали голову и зажимали нос, насильно вливая отвратительное месиво, мало похожее на суп. Затем начались капельницы, потому что организм перестал принимать пищу вообще. Да и не нужно было: тьма нашёптывала, что такая еда не принесёт ничего, кроме боли, и он верил. Он был прав в подобные моменты. Натаниэль всегда был прав. Его сознание перестало воспринимать реальность, навсегда соединившись с тьмой и самым лучшим из его кошмаров. В самой верхней квартире он лежал на полу, больше не двигаясь, зато улыбаясь. Проигрыватель смолк и огонёк камеры наблюдения погас.