Тишина

      Нужно успеть.              Нужно успеть, крутилось в голове у Томаса, пока он бежал. Склянка с лекарством побрякивала в кармане его куртки. Вокруг гремели взрывы, рушились здания, люди кричали о помощи и отдавали приказы.       Наверняка он скоро оглохнет.       Перед глазами было только лишь лицо Ньюта, замученное и уже не похожее на человеческое. Сознание, словно издеваясь, дорисовывало ко всей этой картине ужасающие подробности, вызывающие дрожь по всему телу. Томас не прогонял видения из головы: они заставляли его бежать быстрее.       Ругательств не найдется, чтобы описать как сильно у него болели ноги. Мышцы, о существовании которых он даже не подозревал, горели огнем. Ступни были в кровавых мозолях, и он уже подумывал отбросить дурацкие ботинки.       Нет, у него и так мало времени.       Легкие качали воздух, как могли и уже грозили схлопнуться, сплюснуться и наплевать на своего хозяина. Но Томас заставлял их работать. Если понадобится, он и второе, и третье, и четвертое дыхание откроет насильно.       Ньют не мог умереть. Не когда они были так близко к спасению.       Поворот направо, налево и еще раз на право. Лестница. Прямо, трижды налево и, сквозь разбитые вдребезги стеклянные двери, на улицу.       Томас позволил своему уставшему сознанию на секунду затеряться в мыслях. Вот Минхо, сидящий рядом с Ньютом. Тот тяжело дышал. Вот он приподнял руку, как будто указывая на что-то, и снова опустил.       Томас протрезвел. Блондин указал на него.       Проигнорировав боль во всем теле, парень вновь разогнался, в момент долетая до друзей.       Он встретился взглядом с Ньютом, и внутри у него все похолодело.       На него смотрели два абсолютно черных глаза. Парень издавал ненормальные, нечеловеческие звуки: хриплые выдохи чередовались с полустонами, полушепотом. Ньют явно бредил, и по тому, как он часто дергался, Томас понял, что вряд ли он видит то же, что и он. Если вообще видит.       - Хэй, Ньют? — голос брюнета дрожал, и говорить ему удавалось с трудом. Он не мог отдышаться, не мог заставить сердце биться хоть капельку помедленнее, - Вот лекарство.       Он вынул из кармана небольшую продолговатую стекляшку. Внутри была жидкость изумрудного цвета.       - Мы тебя спасем, слышишь? Ты должен продержаться еще немного, - пытался достучаться до блондина Томас. Затем повернулся к Минхо, - Держи его.       Коротко кивнув, азиат обхватил Ньюта со спины, сцепив сзади его руки.       Брюнет поднес руку к щеке уже-почти-шиза и вновь попытался уловить в его чертах хоть что-то человеческое.       Пусто.       - Будет немного больно. Ты должен потерпеть, слышишь, Ньют? - еще немного, и сердце Томаса выскочит из груди да ускочет куда подальше. Но блондин не реагировал, только хаотично озирался вокруг и все шептал несуразицу себе под нос. Томаса это напугало и определенно взбесило. Он перешел на крик, его голос срывался, как будто голосовые связки потерли наждачкой, - Слышишь меня? Отвечай, Ньют!       Томас не заметил, как схватил его за плечи. Он не заметил, как сыворотка выпала у него из руки, пока она не звякнула об пол.       - Черт, - с тремором в руках он кое-как подобрал склянку и воткнул в нее иглу, превращая ее в шприц.       Не было смысла добиваться от блондина какой-либо реакции, он уже сошел с ума.       Оставалось надеяться на чудо и на лекарство.       Томас поднес иглу к шее шиза. Замешкался. Ему было страшно. Жутко страшно, что он потеряет люб… друга. Не было смысла скрывать, что Ньют был ему очень дорог.       Томас ненавидел Создателей за то, что отправили их в гребаный Лабиринт. Он ненавидел несчастных ученых, которые создали вспышку. Он ненавидел Солнце за то, что спалило всю планету. И он ненавидел себя за то, что медлит.       - Да.       Голос Ньюта таки заставил его подпрыгнуть. Блондин в упор смотрел на него, хоть вместо глаз и были две черные дырки, Томас был уверен, что он смотрит и видит и, пусть немножко, но понимает.       - Готов? — Томас направил иглу на одну из самых толстых вен. Они были черными, так что искать не пришлось.       Ньют кивнул.       Брюнет схватил его за челюсть на случай, если он станет дергаться. Игла легко вошла в кожу, содержимое шприца быстро попало в вены.       Сначала от блондина не было никакой реакции. Минхо уже было ослабил хватку, Ньют вдруг вскрикнул и замахнулся на… не было ясно, на кого. В том направлении было пусто. Видения.       Потом он начал орать. Громко, истошно. Ему было больно.       Он брыкался, изо рта сочилась черная жидкость, из глаз лились слезы. Они были прозрачными, не черными, и это совсем чуть-чуть, но успокоило Томаса.       Он обнимал Ньюта, удерживая его голову, которая металась из стороны в сторону, грозя переломить шейные позвонки.       Томас не мог плакать. Он был слишком сильно боялся за Ньюта, чтобы вообще сейчас шевелиться. Он произносил слова, вроде «все будет хорошо», «держись» и «ты в порядке», и еще кучу других бредовых слов, которые люди говорят другим людям, когда совсем не ожидают хорошего конца. Иначе зачем повторять то, что и так очевидно?       Проще заболтать себя до смерти этими «все хорошо». Заболтать себя, оглушить этими бессмысленными обнадеживающими словами, чтобы не слышать последнего вздоха любимого человека.       Томас бормотал все это не столько Ньюту, сколько себе. Он боялся, что его сердце остановится еще до того, как он узнает, что же стало с его другом.       Но Ньют держался. Цеплялся за слова Томаса, как утопающий за обломок какой-нибудь развалившейся лодки, и отчаянно пытался выжить.       Он все еще помнил это чувство, еще с Лабиринта, когда он, лежа на земле и корчась от боли, ждал. Ждал, когда вырубится, когда сдохнет, когда… что-нибудь произойдет. Он молился. Он проклинал Создателей, проклинал мир, глупых людей, себя и еще раз себя, и все не мог дождаться. Потому что ничего не приходило. Время тикало медленнее, словно издеваясь над ним, боль пульсировала во всем теле. Он бы хотел наплевать на нее, но не мог.       Он был бы не против сейчас вернуться в лабиринт. Снова забраться на стену, снова прыгнуть и перестать мучиться. Он бы сделал все правильно. Вскарабкался бы выше, прыгнул и извернулся бы каким-то образом, чтоб раздолбать черепную коробку, а не дурацкую ногу.       Он будет очень разочарован, если промучился всю жизнь зря. Если зря заставил мучиться Томми, если так и не успеет ему сказать то, что хотел, мечтал сказать, если вот так вот умрет у него на руках. Если его любимый Томми понесет его на руках не в постель, а в гроб.       Ньют сомневался, что ему достанется такая привилегия.       Вдруг ему захотелось спать. Очень, очень сильно. Почему он не подумал об этом раньше? Он находился так близко к земле. Его обнимал Томми. Асфальт как будто превратился в мягкий матрац, а теплые руки Томаса послужили прекрасным одеялом.       Можно и вздремнуть.       Только на секундочку, а потом он продолжит бороться за обломки своей совсем не идеальной жизни.       - Ньют… - донеслось до него в отдалении, но он не слушал.       Он вспомнил Глэйд. Зеленую траву, покрытую росой. Капельки воды стекали на землю, поблескивали в лучах палящего утреннего солнца.       Каждый раз, когда божьи коровки вдруг оказывались в складках его рубашки, он принимал это за хороший знак. Одну такую букашку он увидел на своем перепачканном грязью ботинке, прямо перед тем, как в Ящике прислали Томаса.       Он вспоминал вкусности, которые готовил Фрай. Как они ловили сбежавших коз вместе с Алби и Уинстоном. Как он успокаивал перепуганного Чака.       Интересно, они когда-нибудь встретятся? Ну, там, наверху?       - Ньют, не смей! — кто-то орал прямо в ухо, - Не смей засыпать, слышишь?       Он слышал. Но просьбу выполнить не смог.       Глаза сами закрылись. Ну наконец-то.       Тишина.              ***              Когда Ньют открыл глаза, реальность встретила его мерцающим светом. Мир замедлился.       Прошло неизвестное количество времени, и звенящая тишина, до этого упорно давившая на уши, сменилась шумом вертолета. Лопасти разрезали воздух со всей возможной им мощью, звук долбил по мозгам молотком. Ньют зажмурился.       Воспоминания последних нескольких дней медленно возвращались в уставший и измученный мозг парня, каждое мрачнее предыдущего — начиная от Правой Руки и заканчивая его превращением в шиза.       Он так и не попрощался с Томасом.       Видимо, здравый смысл не сразу проснулся в голове блондина, потому что сейчас, находясь в полнейшей безопасности на пути в Тихую Гавань, он только и думал о том, что умер.       И в чем только был смысл?       Томас подпрыгнул на месте, когда тело Ньюта в его руках начало подрагивать от нарастающих всхлипов.       - Эй, Ньют, Ньют. Ньют! — брюнет тряс его за плечи, заставляя прийти в себя. Какое-то время парень не обращал ни на что внимания, но потом ему вспомнилось, что в Раю — ну или же Аду — такого быть не может.       Глэйдеры с минуту разглядывали друг друга, не веря в происходящее. Томас не дышал. Ньют задыхался.       - Господи… - бегун прошептал и осторожно заключил блондина в свои объятия, как будто одно резкое движение заставит его рассыпаться словно хрупкое стекло.       Томас не заметил, как из глаз полились горячие слезы. Ньют жив. Теперь все будет хорошо. Он верил в это, и в то же время боялся, что произойдет что-то такое, что пошлет все их старания к чертям, как это случалось обычно.       Глаза Ньюта же бегали по маленькому помещению, толком ничего не замечая. Он все гадал, чем заслужил второй обратный билетик с того света. Он думал о том, как Томми, его любимый Томми, достал ему этот билетик. И зачем.       Кое-как Ньют хватает его за плечи и отстраняет от себя. Он не понимал. Не понимал, чем Томас думал, когда рисковал жизнью ради него, не понимал, почему в его глазах он читал те эмоции, которых там просто не могло быть. Не было, и не будет, так он всегда себе говорил.       - Ты жив, - проговорил Томас больше для себя, чем для него.       Наверное, он до последнего не собирался никому, включая себя, признаваться в своих чувствах. А все потому, что слишком поздно до него доходило, слишком сильно он был зациклен на цели, на врагах, на опасности и планах спасения, чтобы копаться где-то в себе. Он не сразу понял, что хотел спасать людей по разным причинам. Он не знал, что любить можно по-разному.       Он не знал, что любил Ньюта.       До определенного момента не знал, а когда понял, то чуть пулю в лоб себе не засадил от осознания того, что, возможно, никогда не сможет ему этого сказать.       Сейчас же на душе у него было так тепло, так хорошо, потому что у него наконец-то есть шанс ему все рассказать. И что-то ему подсказывало, что его не отвергнут.       Ньют, и так перепуганный самой смертью до смерти, запаниковал. Казалось бы, какие там признания в любви, вы что, в четвертом классе? Ты жив, вот твоя награда. Сиди и радуйся, говорило ему его сознание.       Но сердце упрямилось, глаза все еще выискивали в чертах Томаса хоть какую-нибудь подсказку.       Ньют явно не умел читать людей, потому что в следующую секунду все, что он видел, это лицо Томаса в абсолютной близости от своего собственного. Их губы слились в поцелуе, и обоим как будто снова стерли память — настолько они забылись в чувствах.       Поцелуй длился недолго: блондину пришлось отстраниться из-за вновь нахлынувших слез.       - Эй, - позвал Томас, снова заключая парня в объятия.       Он был несказанно счастлив, что на этот раз все таки не облажался с чувствами. Ньют зарылся лицом в ямочку между шеей и ключицей брюнета. Его тихие всхлипы стали громче и переросли практически в истерику, когда Томми стал выводить неопределенные круги за его плечах и спине. Осознание того, что есть кто-то, кто готов держать тебя, когда ты падаешь в чертову бездну, выводит на эмоции. Особенно если этот кто-то — дорогой тебе человек, и ты уверен, что дорог ему не меньше. Можно расслабиться, он в безопасности. Он жив.       Все будет хорошо.       Все будет хорошо, и он в это верил.       Вдруг что-то тихонько щелкнуло у него в голове, как когда где-нибудь в лесной глуши кто-то наступит на сухую ветку, разломит пополам.       Он должен это сказать.       - Я люблю тебя, Томми, - голос его совсем не слушался, подскочил на пол октавы выше и больше был похож на скулеж, но Ньют заставил себя выдавить слова.       Секундная тишина напугала его.       - И я тебя люблю, - так же тихо пробормотал Томас, оставив легкий поцелуй у него за ушком. Когда рыдания Ньюта грозили возобновиться, он переместил одну руку на его голову, перебирая прядки непослушных светлых волос, - Не плачь, не надо. Мы в порядке.       Впервые за долгое время, Ньют поверил в эти слова. Впервые за долгое время, он уснул не в одиночестве. Впервые за долгое время, он спал без сновидений.              ***              Тихая Гавань.       Неужели они добрались?       На берегу моря расположилось внушительных размеров поселение. Там было все что нужно. Там были люди, и друзья, и Томми. Они это не обговаривали, но поселились в одном домике.       Ньют мог к этому привыкнуть.       Особенно когда Томас вот так его целует, горячо, нежно, и тысячный раз ощущается как первый. Когда его неразборчивый лепет долетает до ушей, возбуждая самые смелые фантазии, когда его дыхание обжигает кожу. Когда его ладони зарываются в волосы цвета соломы, перебирают, путают, оттягивают назад, вызывая едва слышимые томные вздохи.       Ньюту безумно нравилось вот так проводить время с Томасом. Естественно, в долгу он не оставался. Его вечно холодные ладони забирались под футболку Томми и изучали все неровности его фигуры, вырисовывали очертания его пресса, пересчитывали ребра — Томас не мог не вздрогнуть или не хихикнуть: уж слишком парень боялся щекоти.       Несмотря на отсутствие как такового опыта, парни быстро научились целоваться. Конечно, сначала это было довольно неловко и неумело, но сейчас Ньют уже не постесняется провести языком по нижней губе Томаса, прикусить ее. Он не станет напрягаться, когда язык Томми попытается протолкнуться меж его губ и лишь приоткроет их сильнее.       Легкие прикосновения посылали по телу мелку дрожь, разум затуманивался и никакой алкоголь или наркотик, даже Вспышка не сравнится с тем, что они вытворяли друг с другом. Это было прекрасно и незабываемо и Ньюту хотелось повторять каждую секунду снова и снова, как любимую песню в плейлисте. Томас думал о том, как сильно они привыкли друг к другу, как сильно он любит блондина и как же он благодарен Всевышнему за то, что дал им шанс все исправить и они смогли.       Они нашли дом в человеке, стали друг для друга совсем родными. Поэтому куда бы Томас ни пошел, Ньют всегда пойдет за ним, и оба они будут дома.       Даже Порок не сотрет эту счастливую улыбку из его памяти.              ***              На следующий день, утро для молодых людей началось в обед, когда все уже ушли в столовую под открытым небом. Парни собирались не спеша. У них вся жизнь впереди. Им некуда торопиться.       Столовая располагалась на другом конце деревни, так что путь им предстоял длительностью в целых тридцать пять минут. Никто из них не был против небольшой утренней прогулки. Щеки Ньюта залились румянцем, когда он решился взять Томаса за руку. Невинное, казалось бы, действие, но они никогда не делали этого раньше. Тем более, их мог кто-нибудь увидеть, и хотя Ньют знал, что их отношения не были в секрете, было немного неловко.       Томас не растерялся. Он переплел их пальцы, и пока они шли, чуть-чуть поглаживал большим пальцем ладонь блондина, как бы напоминая, что он здесь, что все хорошо и он его любит.       Вот уже недалеко от места назначения Ньют затормозил. Расцепив их руки, он подошел к краю скалы, чтобы лучше разглядеть город. Город, где он чуть не распрощался с жизнью.       От города, правда, остались одни обломки, но несмотря на это вид был завораживающий и тревожащий одновременно. Серые, черные здания хаотично валялись где-то там, вдали, как угольки в костре.       Начали собираться серые тучи. Задул ветер, принося запах вкусностей из кухни.       - Ты в порядке? — спросил Томас, возвращая Ньюта в реальность. Их пальцы снова сцепились в замок.       - Ага, - ответил он, смотря на их руки, а затем и на своего парня, - Идем?       Томми не успел ничего сказать, только успел оттолкнуть Ньюта от себя.       Непонятно откуда взявшаяся шайка шизов слишком внезапно налетела на парней, выбивая землю из под ног. Покопавшись у себя в памяти Ньют заключил, что это зараженные из лазарета, еще не получившие лекарство или безвозвратно покоробленные вирусом. Трое во всей суматохе упали со скалы, так и не успев цапнуть своих жертв. Томас только успел стряхнуть с себя четвертого, как еще одна тварь повалила Ньюта.       Только не снова, подумал он и зажмурился.       - Ньют!        Удар, удар. Крик.       Удар, снова удар,       Звук ботинков, ударяющихся о камень.       Неразбериха звуков продолжалась ровно несколько секунд, а потом все стихло так же внезапно, как и началось.       Ньют слышал свое громкое дыхание и шум волн. Вдалеке прогремела молния. Звук неприятно отдался в его сердце.       - Томми? — он позволил себе открыть один глаз, на случай, если монстр все еще перед ним.       Но скала была абсолютно пуста.       - Томми? — заволновался Ньют. Он поднялся, с трудом находя равновесие, - Томас!       Тишина.       Несколько минут он простоял вот так, не шелохнувшись. Сердце колотилось как сумасшедшее, а легкие как будто уменьшились в размерах настолько, что еще чуть-чуть и он не сможет дышать совсем.       Кровь стучала в ушах. Он слышал собственное дыхание и ничего больше, и от ужаса хотелось просто отключиться. Он прекрасно понимал, что произошло, но мозг отчаянно пытался замедлить ход мыслей, пока воображение не нарисовало ему самую страшную картину на свете.       Это какая-то ошибка. Это ошибка!       На негнущихся ногах он подошел к краю обрыва. И снова ни звука.       Не успев подумать, не успев решиться, он не заметил, как опустил глаза вниз, как колени сами подогнулись и ударились о землю, как он прикусил до крови ладонь, заглушая крик.       Внизу, на груде камней, которые еще мгновенье назад так красиво омывали волны, отзываясь приятным эхом от скал, лежал Томас. Вокруг него было пятно чего-то темно-красного, оно расползалось по воде все дальше и дальше. Чуть поодаль на волнах качались и шизы, уже неживые. Ньют все смотрел и смотрел на Томаса, а он не двинется.       Не может быть, это ошибка! Упрямо повторяло сознание. Не бывает так, пережив столько ужасов и наконец обретя счастье, тебя снова бросают в ад.       Бывает, ответил здравый смысл.       Иногда так случается, что тебе просто не везет. Иногда жизнь — настоящая сучка. Или почти всегда.       А Ньют так долго надеялся. Так долго держался. Все вечно повторяют, что всё образуется, что в конце концов всё будет хорошо. И он верил.       Видимо, наврали.       Потому что Томас не мог умереть вот так.       Потому что это глупо, и неправильно, и нечестно, и так не должно быть.       Потому что Томас не мог умереть вот так!       Ньют не помнил, как шел обратно по той же дороге. Он не чувствовал слез, беспрерывно катившихся по его щекам. Не чувствовал привычную тупую боль в хромой ноге. Он не чувствовал ничего, и это одновременно пугало и было облегчением.       Что-то вырвали у него из груди, и теперь там было пусто. Он не думал. Он просто шел.       Наверное, ему должно было быть страшно. Человек в здравом уме позвал бы на помощь, но он не стал.       Он вспоминал, как Томми впервые прислали в Ящике. Как сильно тогда был напуган Шнурок, и как уверен Ньют был тогда в завтрашнем дне. Тогда жизнь была совсем простая. Может быть, с ноткой горечи и не совсем легкая, но понятная. Но даже потом, когда они выбрались из проклятого лабиринта, когда все пошло наперекосяк и Порок вновь обманул их, он терпел. Он слушал пустые обещания о светлом будущем и слепо верил в них. Дурак.       Он вспоминал, как каждый раз удивлялся, когда Томми вытворял глупости одну страшнее предыдущей. Его это волновало и в то же время интриговало, даже забавляло. В один из таких моментов он и понял, что неровно дышит к безбашенному брюнету с неловкими конечностями, добрым сердцем и хорошими намерениями.       Он вспоминал, как впервые подумал о том, что последует за Томми куда угодно. И он последует.       Да, он уже наступал на эти грабли. Да, облажался. На этот раз не облажается.       План сам созрел у него в голове. Ему осталось только прошмыгнуть в палатку Бренды и выкрасть пистолет из прикроватного столика.       Томас спас его. Зачем же, если Ньют выжил, а Томас — нет?        По ощущениям, он уже мертв.       Слезы резко прекратили литься их глаз. Дыхание выровнялось. Руки больше не дрожали.       Он с самого начала был мертв. Просто им решили поиграться, как тряпичной куклой, каждый раз забрасывая все ближе и ближе к черте. Однажды он сам ее чуть не пересек, но не смог.       По дороге к скале Ньют быстро приобрел уверенность в том, что на этот раз у него все получится.       Он последует за своим Томми куда угодно.       Стоя на краю скалы, блондин ужаснулся, как ловко его сознание простроило всю схему падения.       В голове было пусто, в руке — пистолет, направленный четко в лоб.       Он повернулся спиной к морю.       А ведь он сразу знал, что не получится. Только мучился зря.       Хотя нет, вдруг оборвал Ньют сам себя, не зря. Последние пару дней, проведенные с Томасом, точно стоили всех страданий. Дважды.       С этой мыслью, он нажал на курок.       Где-то вспорхнула стая птиц. Испугались выстрела.        Люди повыглядывали из домов, ища источник звука.       Ньют летел вниз.       Раз, два, три.       И вот он уже лежит рядом с Томми на холодных камнях. Их омывает соленая вода, перемешанная с кровью.       И, никто этого не заметил, но одна последняя слезинка скатилась по уже остывающей щеке Ньюта и приземлилась на ладонь Томаса.       Они все таки будут вместе. Им же обещали, что все будет хорошо.       Теперь все отлично. Они вместе. Навсегда.       Ну наконец-то.       Тишина.