Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь двойник?!!

Елена усыпила обоих. Как только портал выплюнул ее и Хейли в ее старом-добром ведьмином подвале, где уже валялась бессознательная тушка мисс Татушки, чью майку заколдовала как портал, она усыпила и Маршалл, едва та облевала пол и подняла на нее возмущенно-испуганный взгляд, в котором поблескивала волчья желтизна. После чего быстро избавилась от блевотины и запаха, пока и так подкатившая к горлу горечь не присоединилась к результатам жизнедеятельности волчицы на полу, с помощью чар левитации уложила Хейли на топчан, не особо утруждая себя тем, чтобы сделать то же самое с мисс Татушкой, и, кружив их обоих кристаллами, сделала вокруг них клетки. Не то, чтобы они смогли покинуть этот дом без ее разрешения. С момент побега Кэтрин Елена уже не единожды улучшила защитные чары вокруг дома, и внесла пару новшеств, благодаря чему стены этого дома были безопаснее, чем стены Тауэра. И потопала наверх. Ей нужно было поесть. У нее адски болела голова, и она просто умирала с голоду и разбираться со всеми своими новыми проблемами не собиралась, пока мать его нормально не поест. Телефон Елена тоже намеренно оставила внизу, на столе, подальше от загребущих ручек ее все равно спящих красавиц и без звука. Она почти не сомневалась, что уже к вечеру около ее дверей нарисуется некая пара братьев, а то и всем семейством припрутся, чтобы узнать, что там Елена имела ввиду и причем их тут давно мертвый брат. И зачем только ляпнула? Надо было сразу брать в охапку несговорчивую ведьму, Ханну, тьфу, Хейли, — Хейли, запомни уже, — и валить домой. Исследовать и разорвать узы, что тех связали и выкинуть мисс Татушку где-то в районе Папуа или Тимбукту. А Маршалл… Елена не знала почему, она ведь, по сути, провела с Хенриком не так уж и много времени, но у нее было такое чувство, такое же, как с Джереми. Чувство, как будто она своего брата оберегает, а не брата Майклсонов. Возможно, это все связь через палочку, а может нечто большее. Смерть ведь сказала, что они теперь связаны, но не уточняла как именно. Впрочем, это не так важно. Она в любом случае ощущала ответственность за жизнь мальчика. И знала, что не может вот так просто отпустить Хейли. В той может и была некая искра привязанности к плоду в своем чреве, но она более чем ясно сказала, что сейчас ей ребенок не нужен. Особенно такой чудной. У нее там какая-то цель и все такое. Так вдруг если она выпустит ее на вольный выгул, та первым делом побежит аборт делать? Нет уж, хренушки. Хенрик должен родиться, вырасти, повзрослеть, чего ему не дали сделать в прошлый раз, и прожить долгую-долгую жизнь, может быть, потенциально чрезвычайно долгую, ведь его семейство вряд ли допустит, чтобы он вновь умер раньше их и сделает все, чтобы и его обессмертить. И Елена просто за одну только возможность пользоваться своей палочкой, обязана ему обеспечить благополучное рождение и убедиться, что она не оборвется раньше срока. Но, Мерлин, почему это вновь ее вело к Майклсонам?! Кажется, она впрямь никогда не отделается от этого семейства. Да и не поздновато-ли, дорогуша? С двумя-то уже своими карапузами-Майклсонами в брюхе и муженьком из того же семейства, от которого не отделаться и вовек из-за магических уз? Елена успешно сделала вид, что ее не волнует что там бормочет ее внутренний голос. Как и то, что ее рука по не так давно возникшей привычке не легла в защитном жесте на живот, где мирно росли те самые карапузы. Она знала уже об этом не первый день, но все еще порой испытывала удивление оттого, что скоро станет мамой. А еще редкие вспышки злости на Элайджу и Клауса, ранее таких бесплодных, как вершины Эвереста, но переспав конкретно с ней — всего-то по разочку было-то! — их сперматазоиды вдруг ожили и укоренились в ее утробе. Елена понимала, что это злость несколько иррациональна, но на них было легче злится, чем на судьбу, провидение или что-то еще, которые были слишком эфемерны и неосязаемы. За всеми этими думами, Елена как-то забыла, почему вообще с утра пораньше слиняла из дома, и что наверху его ждал очень страшный зверь. Полный бушующих гормонов, вопросов, лекций, злости и зовут его… — Дженна!.. — испуганно воскликнула Елена, положив руку на бешено колотящиеся сердце и сердито уставившись на тетю, которая неожиданно выросла на ее пути, едва она покинула подвал. — Нельзя же так пугать. Я чуть… — На кухню, живо, — строго сказала Дженна, уперев руки в бока и махнув головой в сторону вышеупомянутой. — Нас ждет серьезных разговор, дорогуша. После чего развернулась и направилась туда, куда отправила ее саму, явно ожидая, что Елена непременно последует за ней. Но она поневоле замешкалась, за что ее уши тут же подверглись краткосрочной звуковой атаки в виде громкого «живо!», о которого едва не разорвались ее бедные перепонки. Мигрень усилилась, а желание вновь сбежать расцвело в ней буйным цветом. А потом она здраво рассудила, что от гильотины все равно не сбежать, поэтому лучше пережить этот разговор сейчас, чем позже, когда Дженна сделает нагоняй еще и за побег. Аларика, как Джереми, на кухне не было. Завтрак, впрочем, был, но так как его явно готовила Дженна, то Елена, даже при все своей любви к тете, не рискнула бы его съесть, как сделала бы раньше. Хотя бы потому, что не хотела травить своих бедных детей и обнимать с унитазом с утра пораньше. Опять. Будто прочитав ее мысли, Дженна, усевшись напротив, закатила глаза и сердито фыркнула. — Эту яичницу готовил Рик, так что ешь уже, — мрачно произнесла она, грозно сведя брови на переносице. Елену не нужно было уговаривать дважды. Она тут же взяла вилку в руки, поскольку впрямь зверски хотела есть и точно знала, что Аларик хоть и не был супер-поваром, по крайней мере, если не считать гриль, за которым он был богом, но яичница у него получалась сносной, без скорлупы и пяти пудов соли. Дженна возмущенно поджала губы. — Я почти готова обидеться на столь явное оскорбление моих кулинарных способностей, но в данный момент меня интересует кое-что другое, — как-то слишком зловеще произнесла она, отчего кусочек несчастной яичницы, которую Елена успела отправить в рот, так и встала комом у нее в горле. Внезапно Дженна громко стукнула кулаком по столу, отчего она подскочила на месте и чуть не выронила вилку. — Елена Гилберт, а ну живо отвечай, кто тебя обрюхатил! — рявкнула она, явно надеясь на эффект неожиданности. Но Елена была быстро адаптирующейся особью, и вопль уже совсем не напугал ее. Она съела еще два кусочка яичницы, даже если отчаянно хотела копченной рыбы. И фри. Последнее Елена жаждала двадцать четыре часа на семь, так что даже почти и не считалось. Взгляд Дженны становился все тяжелее, но она все еще твердо была намерена молчать о том, чьих детей носила. На данный момент, ею был выбран тот путь, где отцовства ее близнят было только ее тайной. Ну еще Изобель, и той ведьмы, у которой было видение о них, если конечно та еще не померла. В любом случае, трое или двое, для сохранения такого секрета, и это уже было многовато. Конечно, когда-нибудь, Елена наверняка скажет семье, что детишки у нее с причудой и весьма «богатой» родословной. Но не сейчас. — Елена, — сквозь зубы протянула Дженна, чей взгляд еще немного и подожжет ей волосы. — Молчание — это убийца доверия. — Молчание — это просто молчание, — раздраженно пробормотала Елена, намеренно набив рот остатками яичницы и тостом сверху, чтобы подольше не отвечать. — И вообще, какая разница, кто меня обрюхатил? Я буду матерью одиночкой, ясно? Ни нормальных отцов, ни алиментов можно даже не ждать. Конец, финита и так далее. Давай лучше закроем эту тему, доедим завтрак и будем готовится к Рождеству как нормальные люди. А после праздников мирно встанем на учет в женской консультации как обычные женщины, и будем готовится к прибытию своих сладких карапузов в количестве четырех штук, хорошо? Дженна открыла было рот, а потом закрыла его, и, положив сцепленные руки на стол, сдулась. Вот уж за что Елена любила тетушку, так это за ее отходчивость. — Какая же ты все-таки стала упрямая, — выдохнула она и поджала губы. — Ты же впрямь мне ни слова ни скажешь. Неужели впрямь не доверяешь? — Нет, просто это неважно, — твердо сказала Елена, махнув вилкой в воздухе. — Ошибка молодости и все такое. — С этой «ошибкой» тебе теперь жить всю жизнь, — хмуро сказала Дженна таким тоном, будто она была неразумным ребенком, который сказал, что до обеда успеет забраться на Эверест. — Это большая ответственность… Елена громко фыркнула. — Женщина, тебе ли об этом говорить? — насмешливо спросила она. — Ты как-то забыла семилетнего Джереми в кафе, когда мама просила забрать его из художки и купить ему мороженое за выигранный конкурс, потому что не могла вспомнить, выключила ли ты утюг в своей съемной квартире. Дженна сначала обиженно нахмурилась, явно все еще с неохотой вспоминая тот случай, а потом тяжело вздохнула. — Нам придется что-то делать с домом, — тихо произнесла она, коснувшись своего живота под столом. — Четверо младенцев — это не шутка. Если первое время мы еще сможем ужаться, то позже… Придется все же впрямь делать пристройку, или придумывать что-то еще. — А вы разве не думали купить свой дом? — вскинула бровь Елена, разделавшись с яичницей и тостом, и потянувшись за заварником, чтобы налить себе чая. — Я же все понимаю, ты и Аларик молодожены, у вас теперь новая жизнь, своя семья, дети вон скоро будут. В конце концов, тебе же не навечно припахали за племянниками следить, а только до совершеннолетия. Мое уже прошло, а Джереми до этого еще пару лет, но я сама могу за ним присмотреть… — Нет, — твердо сказала Дженна, одарив ее тяжелым взглядом. — И не думай начать меня тут уговаривать съехать, заняться своей жизнью или вся эта прочая чушь. Она протянула руку через стол и коснулась ее пальцев. — Ты, твои дети и Джереми такая же моя семья, как Аларик и наши с ним будущие малыши, — уверенно сказала Дженна, и Елена не могла удивленно не отметить, что тетушка будто бы стала как-то… серьезнее что ли. Уже не такая очаровательная растяпа, которая была для нее больше подружкой, чем опекуншей и старшей родственницей. А взрослая замужняя женщина, которая вскоре станет еще и матерью. Елена ею так гордилась. Дженна прошла свой долгий путь от взбалмошной напуганной молодой женщины, которая в один миг лишилась старшей сестры и была обязана взвалить на себя ответственности за двух сломленных потерей родителей подростках. — …и если учесть то, как часто в этом городе случаются всякие дикие происшествия, в которых ты часто участвуешь чуть ли не как главное лицо, я просто обязана быть рядом, чтобы удостовериться хотя бы в том, что внуки Миранды и Грейсона не стали сиротами до того, как им исполнится хотя бы пять, — саркастично добавила Дженна, и гордость Елены за эту женщину быстро затухла, сменившись почти ребячливой обидой. В конце концов, она не настолько же безнадежна! Насмешливый взгляд женщины напротив говорил совсем об ином, как и ее предательский внутренний голос, но Елена умело это проигнорировала. И она определенно не надулась, чересчур громко начав хрустеть вторым тостом и громко швыркая чаем. Таким образом протест она тоже, естественно, не выражала. Просто так случайно вышло, вот и все. Впрочем, вспомнив о тушках внизу, пришлось подзабыть об обидах и всем прочем. Опять же, не стоит забывать о братьях Майклсонах, которые скоро явятся за объяснениями, работенке от Смерти и Ребекке, которая, поди, уже изловила не столь быстро бегающую Пирс и ждет не дождется, когда Елена ту препарирует. Короче, дел как всегда невпроворот. Вот только заняться всеми ими у нее явно сразу не выйдет. Дженна явно решила, что сегодня с нее глаз не спустит и с живой не слезет. Едва с завтраком было покончено, не то, чтобы Елена им наелась, та твердо сказала, что так как сегодня была записана к врачу, потому что не особо доверяла тем, к кому была вынуждена обратиться на Маврикии, то… Елена пойдет с ней. Это не обсуждалось. Ей даже рта не дали раскрыть, как уже сцапали за руку и потащили за собой, к двери, как только Дженна поставила ее перед фактом. Спасибо хоть дали взять пальто и напялить сапоги. Хотя, на самом деле, ей не так уж сильно хотелось спорить. И ей, и Дженне нельзя теперь нервничать. Да и ссориться опять не очень-то хотелось. Хочет та, чтобы она сходила с ней на прием? Ну и ладно. Елене не трудно. Мадамы в подвале все равно будут еще долго спать, бессмертным браткам тоже нужно время, чтобы вернуться сюда из Нового Орлеана, а от Ребекки, как показала практика, было не так уж и трудно убежать. Вот только она совсем не ожидала, что Дженна затащит ее в кабинет вместе с собой. И не как дополнительного зрителя того, что покажет экран аппарата УЗИ, а как еще одну пациентку. Судя по чуть прифигевшему лицу женщины, которая была должна зайти в кабинет после молодой миссис Зальцман, не она одна такой подляны не ждала. Елена почти готова была начать ерничать. Но еще до того, как успела рот раскрыть, ее уложили на кушетку, а к оголенному пузу, смазанному противным желеобразным холодным гелем, прижали датчик. Елена затаила дыхание, едва до ее ушей донеслось двойное очень быстрое сердцебиение. Она и сама не поняла, как деактивировала свой артефакт-кулон, который скрывал в том числе стук ее сердца и сердец ее близнят помимо всего прочего. Да что там, Елена даже на пару мгновений разучилась элементарно думать и даже дышать, когда повернула голову и увидела на небольшом экране пару… абрикосин. С ручками, ножками, которыми они активно шевелили, сжимая и разжимая крохотные пальчики. И они были внутри нее. Ее неожиданные чудо-младенчики. Она не собиралась рыдать, что могло попросту выглядеть глупо и совсем не в ее стиле. Но все же пару предательских слезинок сорвалось с ее ресниц при виде ее детей, — таких крохотных, живых и настоящих, — чье существование для нее стало окончательно реальным именно в этот миг, хотя уже и знала, что это была не ошибка и маразматический бред мамани. На один короткий момент в ее душе вновь вспыхнул страх накосячить на материнском поприще, вперемешку с приливом горячей волны защиты по отношению к этим двум милым абрикоскам, которая довольно быстро подавила любой ужас неудачи. — …о, боже, у нас впрямь скоро в доме будет личный детский сад! — прошептала сбоку от нее Дженна, застывшая совсем рядом и изумленно пялящаяся на экран, кажется, только сейчас до конца осознав, что Елена не выкинула просто неуместный фортель, а впрямь была беременна. И, наморщив нос, как делала, пытаясь навести фокус, так как ее зрение было не таким уж и идеальным, как Дженна пыталась убедить остальных, хотя это был тщательно охраняемый секрет, наклонилась ниже, склонив голову чуть на бок. — Мои крошки пока еще всего-то размером с небольшие фасолины, а твои уже… уже… как маленькие человечки, — шепотом добавила Дженна таким тоном, где причудливо смешалось удивление, шок и ужас. Доктор Стивенсон кивнул, хотя с ним никто и не разговаривал. — Для десятой-одиннадцатой акушерской недели, да еще и для многоплодной беременности, это более чем нормально, — произнес он, все еще не переставая елозить датчиком по животу Елены, а потом немного нахмурился. — В принципе, у вас все хорошо на данном этапе. Хотя один плод чуть больше другого, но так тоже бывает, когда дело касается разнояйцевых близнецов как в вашем случае, мисс Гилберт. Он обвел пальцем на экране тело одной из крох. — Видите? Оба плода развиваются в разных плацентах, — добавил доктор, хотя Елене было уже плевать. Она узнала главное: детишки впрямь не только живы, но и целы-здоровы после недавней невольно трансгрессии, у них нет рожек, копытцев и клыков, и что Дженна просто хитрюга, которая затащила ее сюда не ради себя, а ради того, чтобы впрямь убедиться, что Елена беременна и что с ней все в порядке. Она была ей даже благодарна, так как сама бы точно и не дошла до клиники, но тем не менее, Елена тетушке это еще припомнит. Но не сейчас. Сейчас она просто хотела любоваться своими абрикосками, смотреть на то, как они машут своими маленькими ручками и просто растекаться в лужицу от умиления и волны непривычного счастья, подобие которого ощущала на свадьбе.