Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь двойник?!!

Елена была бы совсем глупой, если бы поверила, что легкое заклятие аневризмы сможет надолго отвлечь гибрида, пусть даже сейчас мучимого результатами того, что он нарушил чертов договор. Но ей и не надо было долго, а только пару минут!.. Вот только Клаус очухался быстрее, догнал ее, и поймал буквально в полете, прежде чем крепко прижал к себе уже почти привычным жестом, выбивая из нее при этом весь дух. В такой позе, как это не странно, они оказывались чаще, чем ей хотелось, если учесть, что Елена была настроена на то, чтобы держать чертовую дистанцию с этой семейкой. Не то, чтобы у нее получалось, как показывал опыт, но все же. — Пусти, ты делаешь мне больно! — пропыхтела она, когда ощутила, как рука, сжимающая ее поперек талии, стиснула ее так, что ей стало трудно дышать. Елена шлепнула по его рукам, но едва ли те ослабили свою хватку на ее несчастной тушке. — Ты тоже сделала мне больно, любовь моя, — с хрипотцой в голосе произнес Клаус, ей на ухо, чьей дыхание сильно пахло бурбоном и свежей кровью. — Сам виноват, — мрачно произнесла она, ощущая, как помимо дискомфорта от этих обнимашек-убивашек, на нее накатывала странная неловкость от того, что они стоят тут, в темноте, вдвоем, черт знаете где и обжимаются, даже если тут не было сексуального подтекста. Наверное. Клаус горел как чертова печка, его тепло проникало сквозь тонкую ткань их одежды и обжигало ее ставшую в миг нежной кожу, а его дыхание, каждым своим порывом, заставлял испытывать непроизвольную дрожь во всем теле. Опять же, темнота и их полное одиночество невольно навеивали интимность, которую Елена не могла игнорировать, как не пыталась. Точно также, как и свое невольно разогнавшиеся до предела сердцебиение. «Мерлин, неужели все-таки достаточно длительное воздержание от секса привело к тому, что сейчас у меня сносит крышу от любого мужика, или просто это эффект этих двух древних, но очень горячих братьев?» — в ужасе подумала Елена, еще никогда не сталкиваясь с таким, ни в этой жизни, ни в прошлой, где секс ее вообще почти не интересовал. Впрочем, все же она пришла к выводу, что это все же второе, поскольку кроме Элайджи и Клауса, ее больше никто так не возбуждал. Слава богу!.. Ей и этой неловкой запутанной ситуации, с участием сразу двух горячих, опасных, и древних вампиров-гибридов, который в свое время гонялись за ее далекими прабабками с ее же лицом, хватало по самую маковку. Притяжение к еще парочке мужчин Елена бы просто не выдержала и либо ушла бы в монастырь, либо пришлось бы срочно вспоминать свой опыт в создание артефактов, подавляющих либидо, которое у нее как-то заказывали одна ведьмочка, так изощренно мстившая своему бывшему. Вдруг ее резко развернули и, благодаря слабому свету неполной луны, так вовремя появившегося из-за туч, она увидела перед собой лицо гибрида, нависшего над ней и смотрящего на нее лихорадочно блестящими глазами. — Ну, и что ты хотел сделать? Выкачать мою кровь до последней капли, причинить боль моим близким? — саркастично выплюнула Елена. — Лучше отвечай честно, а то я даже не подумаю о том, чтобы прекращать твои пытки!.. — Я хотел, чтобы мой гибрид сбил на машине твоего брата, временно убив его, — рычащим голосом произнес Клаус, скаля белоснежные зубы в темноте, как настоящий волк. — На твоих глазах. Чтобы тебе было больно, чтобы ты ощутила беспомощности и ужас, видя то, как его разбитое тело бы лежало на дороге, разливая по асфальту свою драгоценную кровь!.. Елена с отвращением уставилась на гибрида. — Боже, да ты больной! — сердито воскликнула она и дернулась в его хватке, которой он теперь стискивал ее плечи. — Что мой брат тебе сделал, чтобы ты хотел с ним такое сотворить? Я соблюдала все условия договора и даже не думала всерьез причинять боль твоей семье, мелкие проклятия, заслуженные, заметь, не в счет, строить заговоры, а ты!.. Вдруг его лицо исказило с гримасой боли и злости. Это была воистину маска страданий, но если учесть, что он только признался, что хотел покалечить Джереми, Елена даже не собиралась его жалеть, или спрашивать в чем причина таких терзаний. Впрочем, спрашивать и не пришлось. — Потому, что ты выбрала его! Почему ты выбрала его?! — с яростью рявкнул Клаус, тряхнув ее за плечи. — Почему вы, Петровы, вечно выбираете «святого» Элайджу, который на самом деле не такой уж и святой?.. Он такое же чудовище, как и я. На его руках крови не меньше, чем на моих. И разница в нас только в том, что он все еще предпочитает прятать под маской благородства и чести, а я нет!.. Елена растерянно моргнула. Может, из-за усталости, а может, из-за шока, но до нее не сразу дошло то, что тут говорил этот безумный. Не сразу дошло, что Клаус узнал о том, что она переспала с его братом и, очевидно, очень сильно ее приревновал, будто имел на это право. А когда дошло, так перед ее глазами мгновенно упала красная пелена злобы и желания вырвать чье-то сердце через спину и растоптать его, пока то не превратится в чертову мелкую кашу из мышц и крови под ее кедами. Она зарычала как чертов лев с герба дома, в котором некогда училась и со всей силы толкнула гибрида в грудь, каким-то чудом даже умудрившись таки оттолкнуть его от себя. — Так ты хотел причинить боль моему брату, потому что я переспала с твоим?! — громко закричала Елена и, сжав руки в кулаки, ударила ими его в грудь. — Какого черта?! С чего ты решил, что имеешь право меня ревновать и вопрошать тут сейчас, почему я пустила Элайджу в свою постель? Я не твоя чертова вещь, мешок с кровью или кукла с лицом твоей бывшей!.. Я уже говорила раньше, и скажу сейчас: я делаю то, что хочу, и горе тому, кто посмеет думать, что может принудить меня к чему-либо!.. Она еще раз его ударила, как ни странно, не встречая сопротивления, и вновь сожалея, что не могла всерьез нарушить договор, как и он, ведь тогда ей будет куда хуже, чем бессмертному гибриду с суперзаживлением и выносливостью. А потом издала язвительный смешок. — Хотя, нет, знаешь, а я тебе отвечу почему, — ядовито выплюнула Елена, холодно смотря в его едва заметно пожелтевшие глаза. — Я сделала это потому, что он уважает мои решения и не считает меня своей собственностью. Видит во мне личность. Хотя, это аргументы публичные. А помимо этого, буду честна, я переспала с ним еще и потому что он сексуальный притягательный мужчина, который трахнул меня так, что я забыла обо всех своих проблемах, понял?.. Вздувшиеся под его окончательно обезумившими глазами вены, пожелтевшая радужка, покрасневший белок и оскаленный клыки, это все, что успела увидеть Елена перед тем, как ее несчастные плечи вновь стиснули цепкие пальцы, а ее спина вдруг болезненно ударилась об ствол одного их деревьев вокруг. Вздох невольно вырвался из ее рта, но был тут же проглочен обжигающе горячими губами, которые впились в ее уста. Елена отстраненно ощутила привкус свой крови во рту, и едва ощутимую боль в прокушенной губе, одновременно с эти понимая, что ее разум просто плавится от чертового жара, который Клаус будто вдохнул в нее своим сумасшедшим поцелуем. Элайджа был глубоким океаном, в котором она тонула, и могла забыться хоть на мгновение, а его брат был сосредоточием Адского пламени, где Елена могла сгореть дотла. На миг в ее ускользающем в тумане страсти разуме мелькнула странная мысль о том, что теперь, кажется, начинает понимать Венделину Странную, добровольно горевшую на костре инквизиции сорок семь раз, а потом все пропало. Остался только невыносимый жар, треск ее одежды, жадные губы, острые клыки, вкус крови и темный лес, который невольно стал хранителем тайны о том, как Елена Гилберт стала глупой Красной шапкой, отдавшейся большому злому волку.

***

В этот раз, Елена долго не ждала, чтобы понять, что сожаление обо всем этом опять-таки обошло ее стороной. Хотя и не обошлось без укола вины, сильной злости на себя же смешанной с обреченным осознанием того, что да, она все-таки полная дура. Вот как можно было переспать посреди темного леса, отнюдь не летом, с тем, кто ее убил, убил ее биологического отца, считал ее своим мешком с кровью, нужной ему для создания гибридов, и открыто признался, что хотел покалечить ее брата из-за нелепой вспышки ревности? С тем, чей брат еще утром согревал ее постель, а прошлой ночью подарил парочку ярких вспышек удовольствия?.. «Вероятно именно так, как только что сделала ты, маленькая психованная нимфоманка», — ответил ей внутренний голос, почему-то звучащий как пьяный Малфой, когда он забывал растягивать гласные и подленько хихикал в конце каждого предложения. Елена мысленно фыркнула, не понимая, как ее вялый все еще прибывающий в эйфоричной дымке разум мог вообще думать о такой фигне, и попыталась успокоить свое бедное сердце, стремившиеся покинуть грудную клетку. А заодно восстановить дыхание, которое было таким, будто она пробежала целый марафон и собраться наконец с силами, чтобы открыть глаза и встретится со своими проблемами лицом к лицу. Точнее одной проблемой. Той, чье такое же тяжелое дыхание, как и у нее, звучало у нее в ушах, чье покрытой потом и пышущие жаром тело прижималось к ней сверху, невольно согревая в холодную ночь, что была вокруг, и чей лоб прижимался к ее плечу. Елена ощущала дрожь, пробегающую по спине Клауса, по которой рассеянно провела ногтями, и могла точно сказать, что не только в недавнем безумном приступе страсти дело. Прошли годы, буквально целая жизнь, но боль второго Непростительно, боль от Круциатуса, Елена очень хорошо помнила. Помнила, как мышцы судорожно сокращались, а потом деревенели, помнила, ощущение того, как будто ее тело рвется на куски, помнила судороги, которые еще долго сотрясали тело после того, как заклятие было снято. Не просто часами, даже спустя месяцы тело сводило и хотелось орать, а также плакать, от боли. — У тебя высокий болевой порог. Ты даже не стонешь. Хотя с каждым днем будет хуже. Завтра скорее всего появятся еще и галлюцинации, да и кашель вернется, а лихорадка усилится, — хрипло произнесла Елена, зарывшись пальцами во влажные завитки. Дрожь стала сильнее, и она услышала тихий смех, а потом горячий лоб перестал утыкаться ей в плечо и перед ней замаячило, несмотря на боль, полное веселья лицо с широкой улыбкой на алых губах. — Тебе нравится то, что мне больно, да? — глубоким голосом спросил Клаус. — Какая ты все-таки жестокая, моя прекрасная нагая гневливая Венера. Или скорее Афина. Хитрая и бессердечная. Подсунула мне и моей семье настолько хитрый договор, что тебе ничего не будет за твои мелкие неприятные пакости, пока я тут мучаюсь!... Елена фыркнула, отмечая, что в его голосе было больше нелепого восторга, чем злости. — В моих намерениях нет настоящего желания убить вас или причинить долгосрочный вред. А вот твои намерения были полны желания причинить истинную боль и смерть, пусть даже временную, моему брату, и это совсем разные вещи. Такова хитрость кровных договоров, и не моя вина, что вы так легко его решили заключить, не узнав всех тонкостей, — парировала она, и, сильнее сжав пальцы, все еще перебирающие его волосы, сурово добавила: — Никто не смеет трогать мою семью, ясно? Я не раз это уже говорила и могу повторить вновь. Тебе просто повезло сегодня, что мой брат цел и невредим, а я очень устала, ища Бонни весь день. А иначе все те части тела, что сейчас жмутся ко мне, одиноко лежали бы по всему лесу. Отдельно друг от друга. И даже ранее упомянутый договор, в этом случае точно обратившейся против меня, бы не остановил мою руку. Клаус только тихо засмеялся, и, повернув голову, прикоснулся губами к ее запястью. Прямо в ту точку, где бился пульс, предательски ускорившийся от такого прикосновения. Впрочем, дрожь у нее была еще и от холода земли под спиной и задницей, в которую что-то упиралось, и вообще от не самой располагающей к сексуальным игрищам посреди леса погодке. Остатки похоти и эйфории окончательно выветрились из ее дурной головы, и здравый, относительно, смысл, все громче язвил, чтобы Елена поднимала свой зад и одевалась, пока не простыла и не заработала себе геморрой от таких полежалок на лесной подстилке. Бздынь-бздынь. Звук вибрации неожиданно ворвался в ее уши, и, оттолкнув от себя все еще хихикающего гибрида, ощутив короткий укол сожаления так как он правда был очень теплый, Елена села. То, что впивалось ей в ягодичные мышцы впилось сильнее, но ее больше интересовал ее мобильник, чей слабо светящийся экран быстро нашла в куче, левее от нее, того, что когда-то было одеждой. Ей нужно было успокоить своих, сказать им чтобы не искали ее и что она скоро сама вернется. Она быстро схватила телефон, наконец догадавшись мысленно бросить на себя согревающие чары, отчего желчь и тот несчастный батончик вновь подкатил к горлу, а перед глазами запрыгали мушки. Номер был незнаком. Елена нахмурилась, рассеяно слыша, как за своей спиной какой-то шевеления и бряканье ремня брюк, и приняла вызов, хотя ее первой мыслью было сбросить. Она приложила телефон к уху и почти сразу услышала неуверенный странно глухой голос, будто динамик на том конце был зажат. — Леди Елена?.. Ты меня слышишь? — произнес тот и ей понадобилось пару мгновений, чтобы вспомнить, кто с ней разговаривал вот так: говоря на вы, но зовя при этом «леди». — Финн? — удивлено произнесла Елена, отмечая, что шевеление за ней затихло. Хотя она не была уверена, от того, что Клаус изумился тому, что его самый старший брат посреди ночи звонит ей, или от очередного приступа судорог, которые явно стали чаще и сильнее, как бы он не пытался это скрыть. Впрочем, последующий влажный кашель скрыть ему не удалось, но она не торопилась обернутся. Все равно почти ничего не видела, к тому же ее больше интересовало то, почему Финн звонил ей в такой час, и откуда у нее вообще ее номер. — Нам надо поговорить, — со срочностью в голосе повторил первородный, как будто не был до конца уверен, что поступает правильно и торопился, пока не передумал. — Это… это касается той девушки, потомка Аяны. Она ведь пропала, верно? Возможно, я знаю, что с ней случилось. Елена тут же вся подобралась. — Ты знаешь, где может быть Бонни? — резко спросила она, и, зажав телефон между плечом и ухом, встала на ноги, на миг покачнувшись в сторону так, чуть не свалилась обратно на землю некрасивой кучей конечностей, но, восстановив равновесие, начала искать свою одежду, чтобы одеться, полностью игнорируя то, что вертела голым задом перед гибридом, который маячил где-то за ее спиной. — Скажи мне, где ты, я скоро буду. Финн молчал. Она уже было думала, что звонок сорвался, если бы не дыхание в трубке, но тут первородный сделал глубокий вдох, как перед прыжком. — Моя мать, она нашла способ вернутся, используя силы рода Беннет, — быстро выпалил Финн, чем очень поразил Елену, которая как раз застегивала на себе чудом уцелевшие в порыве страсти джинсы. — И, боюсь, не имея возможность вернуть свое тело, все так же хранящиеся в уменьшенном тобой гробу, мама вселилась в потомка Аяны. Елена застыла и невольно бросила взгляд себе за плечо, где над ней навис Клаус, бесстыдно подслушивая разговор, хотя даже если бы был за пару метров отсюда, то все равно бы все услышал. Ее взор пересекся со жадным любопытным взглядом гибрида, который весь стремительно наполнился холодом, когда была упомянута его мать и ее возращение. Возращение в теле Бонни. Она тут же ощутила прилив злости, причем в основном на себя. Как Елена могла не заметить того, что ее подругу подменила какая-то старая карга? Тогда, с Эмили, она сразу увидела, что перед ней была не Бонни, а… Так она ее не видела. Елена вдруг поняла, что Беннет, или точнее Эстер, избегала встречи с ней в последнее время, вероятно, получив по призрачному радио информацию о том, что ее вот так не провести и что призраков она видит независимо от тела, которое они угнали поносить. — Так, Финн, радость моя, скажи, что ты знаешь, где сейчас может быть моя подруга одержимая твоей чокнутой мамой? — елейно спросила Елена. Но тот не знал. Зато Финн ей все так же, будто не был уверен в правильности своего поступка сообщил, что дорогая мама его навестила, прочла лекцию о чудовищности своих детей, и его включительно, и пообещала, что скоро все исправит. Если он ей поможет. А именно покончит с собой, когда она ему скажет, заодно унесся с собой в могилу братьев и сестру, с которым уже связала его, и всех вампиров в принципе заодно, так сказать. Кажись, Эстер пыталась надавить на отторжение природы своей, которое мучило Финна с того момента, как их создали. И, видать, просчиталась, явившись как раз тогда, когда ее любимчик начал переосмыслять свою жизнь и уже не так уж стремился умереть. По крайней мере, так подумала Елена, ведь как еще объяснить факт того, что Финн, под конец разговора, еле слышно поинтересовался, сможет ли она разорвать эти узы?.. — Это ловушка. Он никогда не перечил матери, — первым делом сказал Клаус, едва Елена закончила разговор, напоследок велев Финну идти к ней домой и ждать ее там. Елена хмуро уставилась на гибрида, молча вырывая у него из рук свою рубашку, которую тот в порыве благородства или еще чего нашел для нее в этой темноте. Точнее, он протянул ей свою рубашку, так как ее погибла от его рук ранее, как и ее нижнее белье, которое Елена даже искать не стала. — Он-твой брат, — резковато произнесла она, неохотно натянув на себя одежку, чтобы хоть как-то прикрыть наготу, которая с каждым мигом становилась все более неуютной и игнорируя то, как какая-то часть нее наслаждалась тем, что на ней была его рубашка. Судя по самодовольной морде, Клаус услышал, как ее сердце чуть сбилось с ритма, а пальцы непроизвольно провели по ткани, и Елене вновь захотелось его убить. Елена сердито зыркнула на него, уверенная, что темноте не помещает ему увидеть ее злость, как и увидеть ее предательски красные щеки. А потом ухмыльнулась, когда Клаус вновь зашелся в кашле, по окончанию которого выплюнул большой сгусток крови на землю. — Во-первых, я ему верю, хотя бы насчет того, что Эстер заняла тело Бонни и связала вас, олухов, узами, которые надо разрушить как можно скорее, потому что я не думаю, что она пришла бы к Финну, если у нее не было наготове способа убить вас, — назидательно сказала Елена, вскинув один палец, к которому тут же присоединился второй. — А, во-вторых, извинись за то, что пытался причинить боль моему брату, или мы узнаем в ближайшие десятилетия насколько именно высок твой болевой порог. Гибрид хрипло рассмеялся. — Как-то я почти сто лет промучился сводящими с ума галлюцинациями, толкающими меня покончить с собой, любовь моя, а боль моя старая знакомая, — проникновенно произнес он, делая тягучий шаг в ее сторону, и положив руки ей на талию. — Так что… Я могу потерпеть. Елена закатила глаза. — Господи, какой же ты все-таки придурок! — раздраженно воскликнула она. — Ну и мучайся!.. Я не собираюсь тебе уговаривать прекратить муки, на которые ты сам себя обрек, потому что ты вдруг решил, что имеешь право отомстить мне за то, что я всего-то раз переспала с твоим братом… Клаус наклонил голову на бок. — Всего раз? — заинтересованно спросил он. — Говоришь так, будто это ничего не значило, любовь моя… Будто между вами больше ничего нет. Елена поджала губы. — Так и есть, доволен? — жестко ответила она, стараясь игнорировать тепло его рук на своей талии, которые, почему-то, до сих пор не скинула. — Между мной и Элайджей ничего не будет. И с тобой у нас ничего не выйдет, понятно? Я не хочу участвовать в многовековом многоугольнике ни с вами, ни с Сальваторе. И вообще, мне не нравится твои способы решения своих проблем посредством насилия, особенно в сторону моих близких людей и прочие собственнические замашки. И да, не думай, что я забыла о том, что ты убил моего биологического отца и заставил мою биологическую мамашу сжечь себя на моих глазах. Я сказала, что никогда тебя за это не прощу и все еще придерживаюсь своего слова. Наконец она твердо скинула его руки с себя, сделал шаг назад и сложила руки на груди, гордо вскинув вверх подбородок. — А вот это все... Это был просто ничего не значащий спонтанный секс, — решительно продолжила Елена. — Как с ним, так и с тобой. И все. Точка. Хочешь, можешь втереть это в лицо своего брата, сказать, какая я все-таки шлюха и ничем не лучше Катерины, и так далее, еще больше тем самым разрушив ваши отношения. Хочешь — промолчи. Но… Клаус вновь нагло ворвался в ее личное пространство, нависнув над ней и глубоко заглянув в ее глаза. — Ты же врешь, — уверено сказал он, обжигая своим дыханием губы Елены, и мягко сжав ее плечи. — Если бы действительно меня так ненавидела за то, что я тронул людей, которые не осознали, какой им был дар, и бросили тебя, то не дала бы себя даже коснутся. Ты же знаешь, что нас друг к другу тянет. Ты родилась для меня: чтобы я мог снять свое проклятие, и мы вместе дали жизнь новому виду. Белый штакетник, стандартный дом в пригороде, собака, и обычная работа поваром или прочая примитивная трудовая деятельность, это только нелепые мечтания для обычных смертных. А ты не обычная, любовь моя. Далеко не такая. Ты не часть серой массы, ты королева, которая должна властвовать над ними. Моя королева. Гибрид наклонился еще ближе и коснулся ее губ, а Елена могла только ошеломленного моргать, не понимая, почему часть этих слов были ей знакомы и неприятно осознавая, что, может быть, он был прав. В конце концов, если не Клаус, то Смерть-то точно не просто так трепать о чем-то подобном, но… Она прервала поцелуй прежде, чем тот зашел дальше — черт возьми, почему Елена вообще начала на него отвечать?! — и, смотря на наглого гибрида, подозрительно прищурилась. — Это был ты, — изумленно выдохнула Елена. — Тот волк в моем сне, в день, когда ты выследил меня в Ричмонде, и пару раз до этого… Это был ты. Как ты это сделал? Как ты… Я не почувствовала, что влез в мой разум!.. На губах Клауса появилась довольная ухмылка. — Твой разум тянется ко мне, любовь моя, как и твоя сладкая плоть, под которой кипит самая ценная кровь в мире, — глубоким голосом заявил он. — Я же сказал: мы с тобой связаны с того мига, как ты родилась… Если Клаус думал, что это романтично или что-то вроде того, то Елена была отчаянно не согласна. У нее было такое чувство, будто на ее свободу покушались, а эта связь во снах неприятно напомнила Волду Морду с его почти беспрерывным вещанием в ее башке в течение почти двух десятилетий. Она вновь оттолкнула его руки и сделала несколько шагов назад. — Нет, — твердо сказала Елена, невольно чувствуя прилив адреналина, за который уцепилась всем существом, черпая из него силы. — Я не хочу этого. К черту судьбу, магию, связь или что там ты думаешь, что это все такое. Мне хорошо одной, ясно?.. А даже если я бы и захотела с кем-то сойтись, то почему я должна выбрать тебя, а не Элайджу? Он, знаешь ли, мне первым понравился, еще до того, как ты появился на горизонте. И уж точно не угрожал моим близким и мне самой!.. Клаус прищурился. — Ладно, — протянул он голосом, чья интонация ей совсем не понравилась. — Хочешь сопротивляться правде, и считать Элайджу своим первым выбором и любовью? Отлично. Но, знай, рано или поздно, ты поймешь, что ошиблась. И не важно, как много времени это займет. Я стану твоей последней любовью. Елена невольно ощутила себя так, будто эта клятва была не просто словами, а магически подкрепленным обещанием. У нее по спине прошлась дрожь, но она не собиралась показывать слабость или своим переживания. — Это мы еще посмотрим, а теперь прости, но мне надо спасти род клыкастых от вымирания, — наконец мрачно сказала она и, вспомнив трюк, который провернула со Стефанией, положилась на всплеск сил от злости и адреналина, решила рискнуть и наложить заклинания портала на рубашку, которая была на ней, даже если ее вырвет от этого. Или раскидает по кускам по лесу. Прошло пара секунд, и, когда она думала, что не получилось, та засветилась голубым светом, и наконец Елена ощутила знакомое ощущение давление на свое тело со всех сторон и ее унесло прочь от чертового леса, куда она вообще не должна была являться, и гибрида с его проникновенно-одержимыми речами, которые проникали слишком глубоко ей под кожу, чем ей хотелось бы это признавать даже себе.