Sonata nocturna//Ночная соната

17 июня 1977 г.

Сириус снова и снова проклинал имя Ремуса Люпина. Он чувствовал, как его сердце разрывается на тысячу кусочков. Он ощущал такую невыносимую боль, что даже подумал, что находится под проклятием круциатус. Он чувствовал, как каждая мысль о Ремусе Люпине вновь наполняет его ненавистью и злобой. Какая-то часть внутри него хотела разрушить мир, чтобы он чувствовал себя таким же опустошенным, как и сам мальчик. Другая часть просто хотела умереть, чтобы ему не пришлось столкнуться с болью. Было слишком больно. Было больно осознавать, что, несмотря на годы ненависти к Ремусу, несмотря на все причины, по которым они не должны были влюбляться, Сириус любил его и до сих пор, даже сейчас, даже когда он чувствовал внутри себя столько злобы, ярости и печали, он продолжал любить его. Он так любил Ремуса, что просто хотел, чтобы все это было гребаной ложью, кошмаром, вызванным годами пыток и бреда его родителей. Он желал этого так сильно, что его глаза наполнились яростными слезами. Он глубоко презирал себя за каждую из них. Он хотел, чтобы Ремус был рядом. Он хотел, чтобы Ремус обнял его, рассмеялся ему в шею, сказав, что он идиот, и насмешливо улыбнулся ему той ненавистной улыбкой, которая у него была, улыбкой, которая говорила, что он знает секрет, который он никогда не откроет тебе, даже если ты будешь изо всех сил пытаться его раскрыть. — Почему ты бросил меня? — спросил бы Сириус. — Мне пришлось пойти и найти Реджи, — засмеялся Ремус, удерживая его в объятиях. — Он потерялся в баре в Лондоне. — Как это возможно, что у ловца такое плохое чувство ориентации? — возразить Сириус. — Ну, его родители двоюродные родственники. — Ты идиот, Люпин. — Сириус фыркнул бы. Но Ремус поцеловал бы его, и Сириус забыл бы, что был расстроен из-за него. — Я обещаю вознаградить тебя за то, что ушел, — шептал бы он хриплым голосом. Поскольку парень был злым, он знал, как играть с разумом Сириуса и заставить его поддаться чарам. Он так сильно хотел, чтобы все это было реальным, что чувствовал это каждой частичкой своего существа. Он был ему нужен. Он был нужен ему так же сильно, как и дыхание. Ему это было нужно, потому что он не мог смириться с тем, что все, ради чего они жили, все, кем они стали, все, кем они были, было так легко разрушено. Ему отчаянно хотелось верить в него. Сириус посмотрел на свою палочку и с ненавистью подумал, что одной магии недостаточно. Это не помешало бы мечте превратиться в кошмар. Когда он увидел патронус Ремуса и услышал, как волк зовет на помощь, он подумал, что сойдет с ума, если с Ремусом что-нибудь случится, и он ничего не сможет с собой поделать. Он снова и снова думал, что ничто в мире не имело бы значения, если бы с Ремусом все было в порядке, если бы он был жив, и если бы он снов его увидел. Блэк был в ужасе. Его сердце быстро билось. Он появился в доме Поттеров, отчаянно ища парня. Лили была там. Джеймс был там. И проклятый экземпляр пророка был там. Он хотел услышать это от Ремуса. Ему хотелось услышать что произошло. Он хотел понять, почему Люпин оставил его, почему появился его патронус, что заставило его обратиться за помощью. Он хотел знать, кто причинил ему боль, чтобы отомстить и убедиться, что никто больше его не тронет. Но смерти, о которых упоминал Пророк, были чем-то, что они не могли игнорировать. Он думал, что Ремус рассердится на них за то, что они не доверяют ему. Он думал, что тот в ярости скажет им, что не был частью этой трагедии. Он думал, что парень закричит на них, доказывая, что он неспособен на что-то подобное. И Сириус возненавидел бы себя за то, что даже подумал, что это возможно. Но Ремус Люпин не выполнил ни одного из его желаний. «Он не отрицал этого», — с болью подумал он, прислоняясь к стене. У Ремуса был такой измученный взгляд, такой же, как в ту ночь, когда он вытащил его из родительского дома. Как будто он видел резню. Сириус проснулся один в комнате с запиской от Ремуса, объясняющей, почему он ему нравится. Он никогда не предполагал, что в следующий раз, когда увидит его, отношения между ними так сильно изменятся. Потому что он ушел. Он ушел. И он не объяснил ему, почему ушел, не сказал что произошло и не хотел ему доверять. — Ремус, пожалуйста, поговори со мной… Пожалуйста, любимый, поговори со мной, — снова и снова умолял Сириус. — Что ты там делал? Как ты оказался вовлеченным? Что ты видел? Ты просил о помощи, что ты видел? Что ты… должен был сделать? Между ними были вопросы. Но Ремус покачал головой. — Пожалуйста, Ремус, скажи мне. Расскажи мне, что произошло. — Я не могу. Сириус был поражен его словами. В тот момент, когда Ремус сказал ему «нет», в тот момент, когда его ответом было «нет», все было разрушено. Он хотел, чтобы Джеймс пришел и сказал ему все, что он хотел услышать. Потому что Джеймс Поттер был первым человеком, о котором Блэк подумал, когда почувствовал, что его мир падает на него. Оптимист, золотой гриффиндорский мальчик, который придумывал, как сделать все менее ужасным, был тем человеком, который поддерживал его, когда он думал, что вот-вот сойдет с ума. Но он был с Лили. Он знал. Чувствовал это. И в любом случае, Джеймс не мог сказать ему ничего такого, что действительно что-то изменило бы. Потому что Ремус предал их. Потому что Ремус ушел. Потому что Ремус действительно стал убийцей. Он стал всем, что Сириус ненавидел и презирал. Он стал тем, чего мир ожидал от Слизерина, и Сириус ненавидел его, потому что любил, даже будучи всем, что он когда-либо ненавидел, он все еще любил его. Он простоял несколько часов под проливным дождем. Однако Юфимия Поттер нашла его. — Сириус, — нежно позвала она. Сириус покачал головой. — Сириус, — снова попыталась она. Парень с пыткой посмотрел на нее. — Я люблю его, Эффи. — Я знаю. — Но это больно… — Его глаза наполнились слезами. Любить его было больно. Ненавидеть его было больно. Было больно чувствовать себя так чертовски разочарованным в нем и в то же время так сильно желать лжи, было больно. Руки Юфимии обняли его, и Сириус спрятал лицо на плече женщины, чувствуя, как все его существо разрывается на части. И она, мать, которую он любил, мать, которой у него не было, но которую он нашел, мать, которая дала ему место, куда он хотел бы вернуться, поддерживала его, не давая Сириусу потеряться в этой боли. — Можешь поплакать, дорогой, — сказала она ему спокойным голосом, полным любви. — Все в порядке. Я здесь, с тобой. Я с тобой. С его губ сорвался звук, такой хрупкий и в то же время полный страдания. Отчаянные рыдания в надежде на облегчение. Яростные слезы, которые желали, чтобы все это было кошмаром. Сириус продолжал плакать, казалось, целую вечность. Желая, чтобы ничего из этого не произошло. Чтобы он никогда не был влюблен в него. Он и не подозревал, что так близок к мыслям Ремуса Люпина.