Счастлив

Ци Жун пошёл прочь от Дома Блаженства, не оглядываясь. Ещё не хватало, чтобы братец или его паршивый пёс увидели, как он оглядывается и надумали, что в его взгляде сквозит тоска! Пф, больно надо. Небо над головой было тёмным, его затянули не облака, а именно тучи. Ци Жун со злостью посмотрел вверх, и полил дождь. Не факт, что была какая-то связь, но Ци Жун хотел бы верить в это, потому что погода подчиняется только Непревзойдённым демонам, и то — не всем и не всегда. Тот же Хуа Чэн был вынужден торговаться с ней. Вдруг?.. Впрочем, Ци Жун не привык обманывать себя. Едва ли он имел отношение к дождю, но тот всё равно был вовремя, судя по ощущениям. В точку. В тысячи точек. Капли падали на землю, листву кустов, пока те не исчезли, показав пепелище, на кожу Ци Жуна, которая шипела, как будто была раскалённой. Привычно. Внутренний огонь всегда рядом, о чём напоминает любая вода. А в прогнившей давно и прочно душе шевелился противный червячок непонятной тоски. Царственный братец прогнал его. Ожидаемо, конечно. Они не дружили и не будут, а пёс Хуа его на дух не переносит. Братец всегда был готов встать на чью угодно сторону, если этим кем угодно был не Ци Жун. Всю жизнь, всё посмертие. Ци Жун не был уверен, что хотел бы иного теперь, просто было в этой мысли нечто удручающее. Ци Жун поспешил ускорить шаг, когда дождь перешёл в ливень, чтобы быстрее добраться до нынешнего пристанища, которое наверняка тоже разрушит Хуа Чэн. Бесит. Как братец его ласково называет Сань Ланом, как он готов кинуть мир к ногам этого лицемера, всегда носящего белое. Бесит. Это ужасная ошибка. Однажды пёс Хуа поймёт это, и придёт очередь Ци Жуна злорадствовать: Ци Жун осознал истину раньше. На горизонте показалось строение, знаменующее вход в подземные коридоры, где разместились вместе с Ци Жуном его выжившие служащие. Интересно, как там мелкий засранец Гуцзы? Не то чтобы Ци Жуну правда хотелось знать, но будет прикольно, если пиздюк ещё жив, в конце концов, не зря же Ци Жун спас его, когда горела Небесная столица. Было бы обидно, если бы Гуцзы просто так сдох от голода. К тому же Ци Жун уже считал его своим, а за своё он кому угодно горло перегрызёт, даже Хуа Чэну. И пусть всё горит пламенем. Зелёным, а каким ещё? Ци Жун открыл дверь, а навстречу ему выбежал улыбающийся во весь рот мелкий с криком: “Папа!” Даже улыбнуться захотелось. Ци Жун, подумав, улыбнулся. И пусть все три мира знают, что он вполне себе счастлив. — Папа, я научился готовить рис, — мелкий потянул Ци Жуна за когтистую руку. Вообще, Гуцзы был забавным. Его словно не волновало, что Ци Жун теперь в своём теле, а его папка окончательно упокоился. Пиздюк звал Ци Жуна папой, как будто ничего и не изменилось. Ци Жуну это нравилось. Нет, правда. Приятно, когда тебя уважают и слушают, потому что им интересно, что ты скажешь, а не потому что выбора нет. В кои-то веки был кто-то, кто хотел знаться с ним и равняться на него. Это было необычно, но намного лучше, чем всё, что Ци Жун встречал прежде. — Дай папке просохнуть сперва, — громко возмутился Ци Жун. Гуцзы, паршивец, только рассмеялся. — С каких пор ты вообще мной командуешь? — продолжил в шутку Ци Жун. — С тех пор, как Вы убили отца, — внезапно ответил Гуцзы. — Спасибо, — тут Ци Жун совсем офигел. — Что!? Вероятно, у мелкого были плохие отношения с родителем. Жался он к отцу, в таком случае, потому что страшно было, а никого другого не знал. Это стало ещё одним открытием этого дня. Ци Жун улыбнулся Гуцзы. Даже ласково в какой-то мере улыбнулся. А потом расхохотался так, что принялся кататься по полу и молотить по нему сжатыми в кулаки руками. Ци Жун был счастлив. Счастлив без царственного братца.