A Night of Sought Pleasure

Барбара была в недоумении, когда Розария вдруг попросила прочесть для нее молитву, ведь обычно монахиня не проявляла абсолютно никакого интереса к религиозной стороне их жизни. Это должно было стать для пастора первым предупреждением. Вторым предупреждением должно было стать то, что Розария предложила ей встретиться поздно ночью, когда вокруг не было ни души. Она сказала, что ей просто хочется уединения, и Барбара наивно предположила, что Розария, возможно, просто смущается, и поэтому не хочет, чтобы их видели другие сестры. Пастор очень скоро осознала, что это вовсе не так. — Да п-прославится… Барбатос… Д-да! – простонала Барбара, когда Розария прижалась к ней сзади бедрами. В ту же секунду, когда Барбара, спустившись по неосвещенной лестнице, прибыла в назначенное ими место, Розария увлекла ее в требовательный жаркий поцелуй. Чужой язык танцевал у нее во рту, заглушая все протесты, пока тело пастора наконец не обмякло. Прежде чем Пегг успела понять, что происходит, Розария полностью раздела ее и развернула к столу, на котором покоился открытый молитвенник. — Если прочтешь эту главу, я позволю тебе кончить, – прошептала она ей на ухо. Барбара ощутила дразнящее прикосновение пальцев девушки, и голова у нее пошла кругом. Это был не первый их секс. Она прекрасно знала, какую боль и какое удовольствие способна доставить ей Розария. Дрожа от предвкушения, Барбара вновь обратила свой взгляд на страницы молитвенника. Тот был знаком ей как свои пять пальцев, и пастору не должно было составить труда прочесть священный текст. Но в тот момент, когда Розария вошла в нее сзади, стало очевидно, что на этот раз идеальное знание молитвы мало чем сможет помочь. Когда Барбара замолчала, Розария прекратила двигаться. — В чем дело? Барбара выгнулась в спине, жалобно простонав: — Розария… пожалуйста! Я так не могу! Монахиня оставила на ягодицах Барбары увесистый шлепок, отчего та вскрикнула. Боль еще не успела уняться, когда металические когти Розарии впились в нежную кожу. — А еще называешь себя пастором? Разве это не твоя обязанность – распространять священное писание, не отвлекаясь ни на что земное? Конечно, это так. Но никто не предполагал, что отвлекать ее будут такие вещи… Барбара любит бога – любит всем своим сердцем. Но, кажется, Розарию она любит больше. Все то, что она с ней делает… когда тело Барбары воспаряет к небесам, так высоко, что ей кажется, будто через мгновение она умрет от этого блаженства. И когда, возвращаясь в реальность, она чувствует поцелуи и ласку Розарии на еще болезненных частях тела. Барбара склонила голову и вновь попыталась прочесть молитву. Но тот факт, что сзади в ней двигались пальцы Розарии, не оставлял для этого ни малейшего шанса. Монахиня была неумолима. Она подводила Барбару к самой грани и удерживала там. Пастор знала: она ни за что не позволит ей кончить, пока не доведет до конца то, что задумала. Барбара ударила кулаком по столу, подавляя стон. И в этот момент Розария остановилась. — Барбара, Барбара, Барбара… – в голосе монахини звучала насмешка, – я настолько отвлекаю тебя, что ты не можешь молиться своему богу? Что бы он на это сказал? Да, отвлекала. И Барбара не имела ни малейшего понятия, что бы на это сказал Барбатос. Розария накрыла ладонями ее грудь. Она еще не сняла свои когти, и ледяная сталь пустила по телу пастора дрожь. Острая, дразнящая – она игралась с Барбарой, делая ее частью своей жестокой забавы. — Я всего лишь пытаюсь тебе помочь. Помочь? Барбара слабо захныкала. — Ты не пытаешься. — Не пытаюсь? – Розария с влажным звуком вытащила пальцы и отступила назад, – что ж, ладно. Больше не буду тебе помогать. — Нет! Постой! – Барбара развернулась и в отчаянии потянулась к монахине. Но ее ноги были ватными и дрожали. Она упала на колени, продолжая двигаться к Розарии. — Не уходи! Розария стояла, смотря на нее сверху вниз. Ее пальцы поблескивали в слабом свете. Вдруг уголки ее губ дернулись в слабой улыбке, и она усмехнулась: — Очень хорошо. Возможно, проблема не в твоей сосредоточенности, а в губах, которыми ты произносишь молитву. Позволь, я помогу. Явным знаком для Барбары стало шуршание одежды, после чего Розария предстала перед ней обнаженной. Рука коснулась ее головы и направила между ног. Она знала, что от нее требовалось. Барбара встала на колени и придвинулась поближе. Она прижалась вплотную к Розарии, вдыхая ее терпкий запах, и простонала. — Возможно, такой ты понравишься мне больше, – пробормотала Розария, – на коленях передо мной, а не перед своим богом. Думаю, тебе тоже это больше по душе. Розария наслаждалась этой игрой, демонстрируя свою власть, показывая Барбаре, как мало значит ее бог. Пастор погрузила в нее свой язык, двигаясь в точности, как учила ее Розария. Она знала, как именно ей нравится, как заставить монахиню стонать, а ее руки – вцепиться ей в волосы. Ее ноги могут дрожать, но она никогда не упадет: она всегда над ней, всегда выше нее. Пальцы Барбары скользнули вниз по своему телу, находя клитор и надавливая на него. Обычно Розарию раздражало такое поведение. «Разве я не говорила, что тебе нельзя себя трогать?» Но сейчас она была слишком увлечена, чтобы запретить. Розария стонала над ней, шептала, что Барбара все делает правильно. Острые ногти впились в волосы, заставляя двигаться глубже, быстрее, довести ее до пика. — Да, Барбара, – простонала Розария, – д-да! Оргазм волной прокатился по ее телу, но она не расслабила пальцы в волосах Барбары. В такие моменты Барбара понимала, почему Розария искала уединения: она могла быть настолько громкой, насколько ей этого хотелось. Лишь небеса сейчас могли слышать ее крик наслаждения. Пальцы в волосах Барбары медленно разжалась, и она вновь смогла глотнуть воздуха. Она сидела на коленях, глядя на возлюбленную снизу вверх, будто грешница в молитве. Глаза Розарии заблестели. — Благодари. — Спасибо, – хрипло выдохнула Барбара. Розария провела большим пальцем по губе пастора, и на подушечке заблестели остатки влаги. Она втянула палец в рот. Барбара жадно наблюдала за ней в ожидании следующего шага. Розария наклонилась и поцеловала ее – нежнее, чем пастор того ожидала. Это была ее награда. Если она продолжит вести себя так, возможно, Розария даже разрешит ей кончить. Похоже, сейчас она в хорошем настроении. Монахиня вздохнула, не разжимая губ. — И все же… ты показала, что не так уж и верна заветам церкви. За это я должна наказать тебя. Наказание. Из уст Розарии это слово звучало странно, ведь для Барбары эти наказания всегда были приятными. Розария помогла ей подняться на ноги и снова поцеловала. На этот раз еще дольше, еще глубже. Одной рукой она начала подталкивать ее к столу и остановилась только тогда, когда Барбара уперлась в него. Тут же монахиня нашла свою цель – потянулась за молитвенником. — Повернись. Барбара беспрекословно подчинилась. Сердце бешено колотилось в груди. Чужие руки обхватили ее одежду и задрали юбку до талии, обнажая кожу перед прохладным ночным воздухом. Что-то легко коснулось щеки Барбары, и она поняла, что это ее молитвенник. — После каждого удара ты должна просить прощения, – произнесла Розария, – должна говорить, что заслуживаешь этого. Воля Барбары пошатнулась. Это в высшей степени было богохульством. Неужели она действительно позволит склонить ее над столом и отшлепать священным текстом? Во что она превратилась? Розария замерла сзади, положив руку на поясницу пастора. Она не давила на нее, но и не отстранялась. Она хотела знать, чего хочет пастор. Всего один вопрос: — Барбара? Пастор послушно склонила голову и замерла над столом. Четкий ответ: — Да, пожалуйста. Ладонь Розарии проскользнула по спине Барбары вдоль позвоночника. Она никогда не оставляла на ней отметин – будет слишком заметно. Но Розария не скупилась на синяки и царапины, которые становились напоминанием о том времени, что они проводят вместе. Особенно ей нравилось кусать пастора за бедра, чтобы Барбара вспоминала о ней с каждым сделанным ею шагом. — Ты уже на верном пути, – произнесла Розария с одобрением, – первый шаг к прощению – попросить о нем. Вся ирония заключалась в том, что прощение ей будет ниспослано Розарией. Той самой монахиней, которой не было дела до Архонта Мондштадта. Но, возможно, в этом было и разумное звено. Кто еще так хорошо знал темную сторону Барбары? Кому еще она могла доверить самые дальние уголки своей души? Первый удар оказался быстрым и внезапным. От резкого толчка Барбара чуть подпрыгнула. Крик, вырвавшийся из ее горла, находился на тонкой грани между болью и удовольствием. — Проси. — Каюсь! Шлепок! — Прости меня, Барбатос. Шлепок! — Я заслужила свое наказание. Шлепок! — Я была ужасным пастором. Шлепок! Ее ягодицы горели, но ей было так хорошо. С каждым шлепком новая волна дрожи прокатывалась по ее телу. Она сминала скатерть пальцами, но не позволяла голосу сорваться. — Я прошу о прощении. Шлепок! Барбара издала низкий горловой стон, не в силах больше сдерживаться. Розария остановилась. Ее рука потянулась к волосам пастора и наклонила голову вниз. Уголок книги уперся между ног Барбары, и борьба с желанием прижаться чуть плотнее стоила ей огромных усилий. — Ты вся мокрая, – произнесла Розария, – для наказания тебе, кажется, слишком хорошо. Барбаре хотелось сказать: «Накажи меня еще сильнее». Ее лоно горело. Ей просто необходимо было кончить. Розария нежно провела по синякам на ягодицах Барбары и шутливо похлопала по ним. — Что же мне теперь делать с таким непослушным пастором? — Розария, пожалуйста… Монахиня развернула ее к себе и схватила за подбородок. Одним движением она развернула Барбару и прижала ее спиной к столу, зажав между своих ног и не оставляя возможности вырваться. — Это все, что ты можешь сказать? Барбара всхлипнула. Она больше не могла контролировать свое тело, и ее бедра тесно прижались к бедрам Розарии. — Возьми меня, – в ее голосе была мольба, – используй. Накажи меня. Она знала, что после такой просьбы Розария может не позволить ей кончить этой ночью. Она будет удерживать ее на грани, пока Барбара не начнет скулить, умоляя о разрядке. Но, возможно, именно этого пастор и желала. Возможно, именно так проявлялся ее мазохизм, запрятанный глубоко внутри. Брови Розарии удивленно взлетели вверх. — Ты действительно полна сюрпризов, – она наклонилась, обдавая лицо пастора горячим дыханием, – вот что мне в тебе нравится. — Я люблю тебя, – выдохнула Барбара. На какую-то долю секунды Розария застыла, широко распахнув глаза. Барбара заметила неподдельное изумление в ее взгляде. Но затем монахиня снова наклонилась и прильнула к ее губам в горячем глубоком поцелуе. — Конечно, любишь, – выдохнула она, — моя преданная маленькая колючка. И она действительно была ей предана. Даже больше, чем своему богу. Было ли неправильно с ее стороны любить кого-то больше, чем его? Отдать свое сердце, которое она посвятила службе другому? Она не знала. И вряд ли когда-нибудь узнает, но ничего уже нельзя изменить. По крайней мере до тех пор, пока Розария тоже ее любит. Она целовала ее снова и снова, как зависимая, которая не может насытиться своей дозой. Вскоре Барбаре стало даже тяжело понять, где заканчивается она, а где начинается Розария. Их тела подходили друг другу, как два пазла. Идеальная пара, в которой одна знала другую наизусть. Розария не ответила вслух на ее чувства. Пастор знала, что та просто боится произносить это. Но она вложила все свои чувства и в поцелуй, и в саму душу Барбары. Розария целовала ее так, будто обнажала свое сердце, позволяя рухнуть своим стенам. — Моя милая, сладкая Барбара, – едва слышно бормотала она. Ночная охота за удовольствием всего за мгновение сменилась признаниями в любви. — Твоя, – прошептала она в ответ. Розария улыбнулась, увлекая возлюбленную во взгляд своих светло-пурпурных глаз. Ее рука ловко скользнула между их телами и вновь задержалась на самом желанном месте, пока у Барбары не перехватило дыхание в безмолвном стоне. И одно единственное слово, которое Розария выдохнула ей в кожу, навсегда осталось высечено у нее в сердце: — Моя.