Я буду рядом

      Глава 1. Неожиданный поворот       Александр Христофорович Бинх       Всадник атаковал слишком быстро, и я не успел защититься. Он поднял меня над полом и отбросил к двери. Воздух вышибло из лёгких, в глазах потемнело. Когда мгла перед глазами рассеялась, я постарался как можно быстрее встать. Голова кружилась, меня мотало, но рука крепко сжимала саблю.       Сморгнув набежавшие слёзы, я осмотрелся и в ужасе застыл. Гуро лежал на разломанном столе с мечом в груди. Он был мёртв. Всадник медлил, и я атаковал первым. Завязался бой.       Теперь между Всадником и Гоголем был только я. Выпад, моя сабля пронзила тьму под капюшоном противника, но тот словно и не заметил этого. Миг промедления. Я ошарашенно замер и непроизвольно попятился назад. Всадник шагнул ко мне, вынуждая защищаться. Второй удар не достиг цели. Всадник перехватил оружие рукой, и нечеловеческой силой надавил на саблю. Мне пришлось схватиться за клинок, чтобы устоять на месте, но это не помогло. Я почувствовал, что ноги скользят по полу. Всадник резко остановился и повернул саблю в сторону, откинув меня к стене. Я попытался выстрелить, но даже не успел вскинуть револьвер. Одним ударом Всадник прижал моё предплечье к стене, выбив оружие. Он рывком выдернул саблю из моей руки и резко вогнал до середины клинка в ладонь, пригвождая к стене.       Боль ослепила. Я судорожно хватал ртом воздух, цепляясь за лезвие сабли. Левая ладонь горела огнём. Постепенно пелена перед глазами рассеялась. Внутри всё заледенело от страха. Николай лежал на полу, обхватив голову руками, и не видел, как к нему приближается Всадник.       Дальше всё было словно в тумане. Елизавета пыталась что-то объяснить Николаю. Просила прощения. Я же пытался освободиться. Едва не крича от боли, тянул саблю на себя, но получалось мучительно медленно. Оружие крепко засело в стене. Рука дрожала от боли, лоб покрыла испарина, но я не останавливался.       Внезапно со стороны входа раздался ещё один голос, заставив напрячься. Елизавета и Николай быстро поднялись с пола. Я резко обернулся и с непониманием уставился на Христину. Что она здесь забыла? Дурное предчувствие ледяными мурашками прокатилось по телу.       Разговор Елизаветы со старухой показался полной чушью. Мария направилась к нам и на миг скрылась в тени, а когда снова вышла на свет, то от старческого тела не осталось и следа. Перед нами стояла красивая молодая девушка.       – Ну здравствуй, сестрица.       Я в замешательстве посмотрел на Елизавету и перевёл взгляд на Николая. Гоголь дёрнулся, ошарашенно посмотрел на меня и резко вернулся взглядом к Марии. Судорожно вдохнув, я оглянулся на ведьму и с замиранием сердца стал ждать того, что будет дальше.       Бросив на меня взгляд, Мария мимолётно усмехнулась, и снова надела на лицо непроницаемую маску. Одно движение её головы, и Николай с Лизой с хриплыми возгласами откинули головы назад, задыхаясь.       Взмах рукой и Лиза повисла в воздухе. Медлить было нельзя. Я стиснул зубы и потянул саблю на себя, стараясь как можно скорее освободиться. Ведьма что-то говорила, но звук её голоса не мог заглушить для меня хрипы Коли. Мельком взглянув на него, я ужаснулся. Николай побледнел, тело его выгнулось дугой, а голова была запрокинута назад. Он судорожно хватал ртом воздух и дрожал. Злость и страх придали сил. Я резко потянул саблю на себя, стараясь не кричать от боли.       – Сейчас ты увидишь, как он умрёт.       Слова ведьмы оглушили, заставив на миг замереть. Осталось совсем чуть-чуть, и рука будет свободна. Сдавленно захрипев, я выдернул саблю из ладони. Резко развернувшись, наотмашь ударил Марию, целясь в голову. Вот только лезвие замерло в воздухе, не достигнув цели. Я почувствовал, как неведомая сила давит на саблю, и постарался удержать её левой рукой. Непроизвольно сжал руку в кулак и зашипел от боли, тут же разжав пальцы.       Увидев, что я сопротивляюсь, ведьма лишь усмехнулась. Под её взглядом лезвие сабли раскалилось, и клинок треснул по середине. Я вздрогнул от звука упавшей стали. Чары опутали тело, заставляя подчиниться воле их хозяина. Моя рука повернула клинок вниз, нацелив мне в живот. Я пытался сопротивляться, но ведьма была сильнее.       – Саша!!! – раздался отчаянный вопль Коли, и всё вокруг поглотила тьма.       Глава 2. Вокруг лишь тьма       Позади раздался звук упавших тел. Ведьма что-то говорила на непонятном языке, но мгла не отступала. Кто-то быстро приближался ко мне. Под руку поднырнул Коля, оказавшись между мной и лезвием сабли. Нос защекотали мягкие волосы.       – Не смей! Уйди! – прохрипел я, борясь с чужой магией.       – Нет, – я почувствовал, как мои запястья обхватили чужие руки, стараясь помочь, удержать саблю.       Тьма постепенно рассеивалась под натиском Марии. Я пытался пошевелиться, но не мог. Чужая сила держала крепко. На сколько же сильна ведьма, раз может одновременно бороться с тьмой и удерживать меня?! Когда мгла окончательно отступила, повисло недолгое молчание.       – Так даже интереснее, – в голосе ведьмы послышалась усмешка.       Руки с удвоенной силой направили лезвие к телу. Я закусил губу. Во рту появился неприятный металлический привкус крови, а по виску стекла капля пота. Стало трудно дышать, перед глазами всё поплыло. Я почувствовал, как ведьма сильнее надавила магией. В тишине отчётливо было слышно, как рвётся ткань пиджака под напором острого метала. Николай вздрогнул и тихо зашипел от боли.       – Он не сможет сопротивляться моей магии и умрёт, а ты исчерпал весь резерв, – от жуткого голоса ведьмы по спине побежали мурашки.       Николай вздрогнул, резко выдохнул и тихо шепнул:       – Прости.       Коля отпустил мои руки и захрипел, пронзённый лезвием. Он простоял прямо ещё несколько мгновений, а потом медленно обмяк. Голова опустилась на грудь, ноги подломились.       Внутри меня всё оборвалось. Сердце пропустило удар и словно замерло. Грудную клетку сжали тиски боли, лишив возможности нормально дышать. Вопль комом застыл в горле, а наружу прорвался лишь хриплый шёпот:       – Нет, нет, нет…       Чужая магия исчезла. Я обхватил Колю за плечи, не дав упасть. Мария зло рассмеялась и, под хриплый стон Николая, выдернула саблю. Удар магии. Мы отлетели к стене и рухнули на пол. Затылок пронзила боль и мир померк.       …       Звуки битвы долетали словно сквозь вату. Перед глазами всё расплывалось. Когда мир обрёл чёткость, я с трудом сел, привалившись спиной к стене. Осторожно подхватил Николая под коленями и устроил его на своих руках.       Сердце защемило от боли. Коля был намного бледнее обычного, губы его потрескались и потеряли цвет. Только тихое дыхание и слабо вздымающаяся грудь помогали понять, что он всё ещё жив. Мне стало трудно дышать. Резко выдохнув, стянул зубами перчатку и зажал рану Коли рукой. Между пальцев заструилась горячая кровь.       – Николай! – крик Елизаветы оглушил.       Внезапно пришло осознание – слишком тихо. Я поднял голову и осмотрелся. Лиза, вся в крови, бежала к нам. Под ближайшим окном лежало обезглавленное тело Марии.       – Коленька! – Елизавета рухнула рядом с нами на колени.       – Лиза, – на грани слышимости прошептал Николай и открыл глаза.       Он постарался улыбнуться, но закашлялся. Из уголка губ потекла струйка крови. В сердце ледяными иглами впился страх. Коля умирает, а я ничем не могу ему помочь… снова.       – Тише, тише, береги силы, – Лиза обхватило его лицо ладонями и поцеловала.       Злость и боль оглушили. Губы задрожали, и я поспешно отвернулся. Слёзы против воли прочертили влажные дорожки на щеках.       – Александр Христофорович, – позвал меня тихий старческий голос.       От неожиданности я вздрогнул и резко повернулся. Около нас сидела… Елизавета, ставшая старухой. Я силился что-то сказать, но не мог, только беззвучно открывал и закрывал рот.       – Александр Христофорович, вам нужно поторопиться. Слышите меня? Коля продержится до села, а там ему помогут. Александр Христофорович, времени мало!       Смысл слов Елизаветы медленно дошёл до затуманенного сознания. Я судорожно вздохнул и крепче прижал к себе Николая.       – Спасибо, – тихо сказал я.       Елизавета грустно улыбнулась и упала замертво. В коридоре послышались крики, и я судорожно стёр дорожки слёз с щёк.       – Александр Христофорович! Вы живы! – Тесак нёсся с противоположного конца зала, а за ним спешили Вакула и Василина.       – Жив, – хрипло откликнулся я.       Попытка встать провалилась. Грудь налилась свинцовой тяжестью, дыхание перехватило, а перед глазами медленно расползлась чернота. Кто-то старался докричаться до меня, но тщетно.       Недолгое прикосновение маленьких ладошек ко лбу показалось бредом измученного тела. Я судорожно вздохнул и открыл глаза. Василина стояла справа от меня и внимательно смотрела на Николая. Она накрыла ладошками его рану, закрыла глаза и что-то зашептала. Я в замешательстве посмотрел на Вакулу, но он лишь кивнул головой и перевёл взгляд на дочь. Вскоре Василина замолчала, тихо вздохнула и отошла к отцу.       – Тятя, я сделала всё, что могла… Господин Гоголь и господин Бинх смогут дождаться помощи.       От слов Василины я вздрогнул и в замешательстве уставился на Вакулу. Тот тяжело вздохнул, подошёл ко мне и взял Николая на руки. Тесак, не слушая никаких возражений, перекинул мою руку себе за шею и помог подняться. Голова слегка закружилась. Благодаря помощи Василины, я чувствовал себя лучше и мог идти, хоть и не без поддержки Тесака.       …       Перед крыльцом нас ждали четыре казака с повозкой, Бомгарт и Яким. Я хотел начать раздавать указания, но Тесак опередил меня. Спорить не было ни сил, ни желания. Вакула, под причитания Якима, положил Колю в повозку, а я сел рядом.       – Яким, – подозвал я слугу Николая. – В обеденном зале, под окном, обезглавленное тело ведьмы. Сними обруч со змеиными головами и принеси мне, ясно?       Яким побледнел ещё сильнее, но кивнул и бросился выполнять приказ. Леопольд Леопольдович тихо ругался и бинтовал рану Николая. Я неотрывно следил за его действиями. От страха за жизнь Коли меня мелко затрясло. Перед глазами замелькали воспоминания: лицо ведьмы; тьма; руки, поверх моих; черноволосая макушка…       – Александр Христофорович! – явно не в первый раз позвал меня Бомгарт.       Я с трудом сфокусировал на нём взгляд и вопросительно вскинул бровь.       – Дайте сюда руку.       – Что?       – Руку, говорю, дайте. Вы ранены.       Леопольд Леопольдович устал ждать моей реакции и сам потянулся к моей ладони. Василина частично залечила рану, но она всё ещё была глубокой и кровоточила. Я протянул ладонь Бомгарту и снова посмотрел на Колю. Он был очень бледен, под глазами синими пятнами расплывались синяки, губы потрескались, но уже не были мертвенно-белыми. В чёрных кудрях просматривались седые волосы. Я зло нахмурился и сжал губы. Чтоб этому Гуро на том свете покоя не было!       От размышлений меня отвлекли слова Бомгарта и Якима, прозвучавшие одновременно.       – Александр Христофорович, я закончил.       – Александр Христофорович! Вот, принёс, как вы и просили.       Слуга Николая подбежал к повозке и протянул мне змеиный обруч. Металл обжёг кожу холодом. Я вздрогнул от неожиданности и поспешно убрал колдовскую вещь за пазуху.       – Тесак, остаёшься за главного. С телами знаешь что делать, – сказал я и добавил, – можем отправляться.       Я забрался глубже в повозку, оперевшись лопатками на край. Положил голову Коли себе на бедро, а здоровую руку устроил на его плече. Бомгарт пристроился рядом с Якимом на козлах, Вакула с Василиной сели в повозку, и мы тронулись. Нам стоило поторопиться.       Елизавета и Василина не смогли до конца заживить рану, но их чар хватило, чтобы временно уменьшить кровотечение. Судорожно вздохнув, крепче сжал плечо Николая, чтобы из-за тряски его состояние не ухудшилось. Вакула заметил это и помог придержать Колю, а Василина, перебравшись ближе к нам, положила ладошки на его рану.       – Я присмотрю за ним, – серьёзно сказала она и нахмурилась для пущей убедительности.       – Спасибо, – улыбка мимолётно коснулась губ.       Волнение битвы постепенно отпускало. Заныли раны, голова налилась свинцовой тяжестью и клонилась к груди. Я машинально перебирал прядки волос Коли и старался не уснуть. Дорога до села прошла словно в тумане.       …       Телега подскочила на высокой кочке. Я с трудом открыл глаза. Первое, что увидел – черные пряди меж пальцев. Скользнул взглядом по лицу Коли – он выглядел немного лучше – и с благодарностью посмотрел на Василину. Девочка была очень бледной, губы её потрескались, а под глазами появились едва заметные тёмные круги. Я взволнованно нахмурился и хотел было окликнуть Вакулу, но не успел. Василина подсела ближе и потянулась ладошками к моему лбу.       – Не нужно, береги себя, – я осторожно перехватил её руки. – Мы почти приехали, теперь всё будет хорошо.       – Но вам ведь плохо, господин Бинх, – нахмурилась Василина.       – Это пройдёт. А вот если ты лишишься чувств, никому легче от этого не станет.       – Я всё равно побуду рядом.       Василина поджала губы и упрямо посмотрела на меня. В этот момент она напомнила мне Колю, такая же упрямая и одарённая. Я не стал ничего спрашивать у Вакулы – не время и не место. Телега последний раз дёрнулась и замерла у сарая.       Вакула осторожно взял Николая на руки и поспешил за Бомгартом. Я слез с телеги и едва не рухнул на землю. Яким подхватил меня, не дав упасть, и повёл в сарай. Внутри уже горели свечи и пахло спиртом. Леопольд Леопольдович готовил инструменты, а Василина держала за руку Колю.       Яким остался стоять у двери, а я сел на лавку. В голове медленно расползался туман. Кто-то разговаривал, но слов было не разобрать. Голоса доносились приглушённо, словно издалека. В глазах потемнело, все звуки исчезли, и я провалился во тьму.       Глава 3. Морок или явь?       …       Я стоял над могилой Коли и бездумно смотрел на тёмную сырую землю. В голове была звенящая пустота. Лишь одна мысль временами появлялась на самом краю сознания: “Не выберется. В этот раз он умер по-настоящему”.       Держаться больше не было сил. Слёзы давно закончились, а голос был сорван от крика. Душа билась в агонии, сердце медленно осыпалось пеплом. Я всё решил. Нужно было только ускользнуть от Тесака, который после смерти Николая бродил за мной, словно тень. И вот я здесь… один.       В револьвере только одна пуля, но больше и не нужно. Печально улыбнувшись, приставил оружие к виску.       – Я буду рядом. Всегда.       Улыбка стала шире. Щелкнул спусковой крючок и мир поглотила тьма.       …       Я с придушенным вскриком распахнул глаза и резко сел на постели. Голова закружилась, заставив рухнуть обратно на подушку.       – Александр Христофорович, как вы? – подскочил ко мне Тесак.       И откуда он только взялся? Неужели караулил?       – Жить буду. Как Гоголь? – хрипло откликнулся я и снова попытался сесть.       Тесак засуетился, и, не испугавшись моего гневного взгляда, обхватил меня за плечи и помог устроиться удобнее. Налил в стакан воды и протянул мне.       – Тесак, я ж не немощный, сам могу. И всё ещё жду ответа на свой вопрос, – раздражённо фыркнул я, взял стакан и залпом выпил всю воду.       – Можете, но врач велел следить, чтобы вы не вскочили раньше времени, – Тесак замолчал и отвёл взгляд.       – Что с Николаем Васильевичем?       Внутри всё похолодело от дурного предчувствия, а по спине побежали ледяные мурашки. Тесак помедлил, но всё же ответил:       – Он жив, но ещё не просыпался.       Я облегчённо выдохнул. Жив – это главное, а с остальным разберёмся.       – Сколько я спал?       – Четыре дня…       Я поперхнулся вдохом и ошалело уставился на Тесака. Четыре дня… Да не может такого быть! Я уже собирался завалить помощника вопросами, но тут раздался стук в дверь. На пороге показался Леопольд Леопольдович. Он выглядел плохо. Под глазами залегли тени, лицо было бледным и осунувшимся.       – Александр Христофорович, наконец-то вы пришли в себя! – улыбнулся Бомгарт и облегчённо выдохнул.       – Леопольд Леопольдович, какого чёрта я проспал четыре дня? – нервно спросил я и выжидающе посмотрел на врача.       – Сначала осмотр, потом спрашивайте, что захотите, – Бомгарт невозмутимо подошёл ко мне.       – Леопольд Леопольдович, смею напомнить, что здесь я главный, а не вы!       – В данный момент вы – пациент, а я – врач, так что уж извольте не перечить и не мешайте выполнять мои прямые обязанности. Вот как выздоровеете, командуйте на здоровье.       Я раздражённо засопел, но не стал больше спорить. Тесак вышел, чтобы не мешать, и Бомгарт приступил к осмотру. Как назло, он возился долго. Когда Леопольд Леопольдович закончил, я уже хотел рвать и метать. И понимал ведь, что прав Бомгарт, а всё равно злился на него. Привык, что все безоговорочно подчиняются мне, а они с Николаем вечно перечат!       Леопольд Леопольдович отложил в сторону бинты, отмыл руки от мази и сел на лавку. Тяжело вздохнув, отчитался:       – Небольшая потеря крови в результате сквозного ранения кисти, перелом нескольких рёбер, травма головы и множественные гематомы. По отдельности – это всё не страшно, но вместе стало серьёзной угрозой для жизни.       Повисло недолгое молчание. Я хотел спросить про Колю и не мог. Впервые в жизни мне было страшно узнать ответ. При обычных обстоятельствах люди с такими ранениями не выживают. Вот только Гуро с Гоголем своим прибытием в Диканьку разрушили весь привычный уклад жизни и показали мир со стороны чар, ведьм и Тёмных. Я разозлился на себя за слабость, раздражённо выдохнул и решился.       – Леопольд Леопольдович, – окликнул я врача, – как Николай Васильевич?       Бомгарт вздрогнул, закусил губу и промолчал. Я уже хотел задать вопрос ещё раз, но Леопольд Леопольдович сказал:       – Он ещё не приходил в себя, рана практически зажила. Вот только сердце бьётся слишком медленно, словно вот-вот остановится… Василина говорит, что он заблудился где-то на грани между мирами и никак не может вернуться.       Ответ оглушил. Я вцепился пальцами в одеяло и постарался выровнять дыхание.       – Александр Христофорович, вам плохо? – Бомгарт подскочил с лавки и подошёл ко мне, намереваясь снова осмотреть.       – Я хочу его увидеть, сейчас, – хрипло сказал я, и начал вставать.       – Александр Христофорович, помилуйте, ради Бога, вы же только пришли в себя! – Бомгарт удержал меня за плечи, не дав подняться.       – Леопольд Леопольдович, не мешайте!       Мы схлестнулись взглядами. Бомгарта устало вздохнул и сказал:       – Хорошо, идите. Он у меня дома.       Я напрасно не придал значение тому, что Леопольд так легко отступился. Встать удалось с трудом. Голова закружилась, а перед глазами заплясали чёрные мушки. Я пошатнулся, ухватился за спинку кровати, но смог устоять на ногах. Немного постоял, прогоняя слабость, и пошёл к лавке с одеждой. Первый шаг дался легко, на втором колени мелко задрожали, на третьем закружилась голова, а на четвёртом подкосились ноги, и я полетел лицом в пол. Бомгарт не дал упасть, подхватил у самых половиц. Он помог мне подняться, довёл до кровати и с тяжёлым вздохом сел рядом.       – Я понимаю ваше беспокойство, – сказал Леопольд Леопольдович. – Завтра в полдень я зайду за вами, и мы сходим к Николаю Васильевичу, а сейчас вам нужно поспать.       – Спасибо, – тихо ответил я.       Бомгарт проследил, чтобы я наверняка лёг в кровать, и только потом ушёл. Тесак так и не вернулся, но это и к лучшему. Мне хотелось побыть одному и многое обдумать. Вот только тело решило иначе. Не успел я снова сесть, как провалился в тяжёлый сон.       …       Гоголь лежал на полу, сжавшись в комок, словно дитя. Он не двигался, и был намного бледнее обычного. Я склонился над ним, пытаясь прощупать пульс, но тщетно. Под пальцами чувствовалась лишь мертвенно-холодная кожа.       – Он не дышит, – хрипло сказал я.       Страшные слова прозвучали словно приговор. Мне с трудом удалось сдержать слёзы. Грудь болезненно сдавило, стало трудно дышать. Я ненавидел себя за то, как сильно привязался к Гоголю. Поверил ему… и погубил своим приказом девушек и казаков. Николай – пособник Всадника, но мне от этого не легче. Разум верит фактам и упорно твердит, что Гоголь – причастен ко всей этой чертовщине. Сердце болезненно ноет и не желает признавать, что снова ошиблось, снова доверилось не тому. Глупое сердце успело полюбить, а сейчас разбилось вдребезги.       Я подхватил Колю на руки, утроив его голову у себя на плече, и понёс прочь из разрушенной церквушки. Разум отказывался воспринимать происходящее, всё было словно в тумане. Тело Николая на столе, где до него лежало не мало трупов. Ругань с Бомгартом. Похороны и крест с именем Коли.       Мы не успели отойти далеко от могилы, когда услышали крик Якима. Я обернулся и не поверил своим глазам – из-под земли высунулась рука Николая, которая судорожно разгребала землю. В голове набатом прозвучал крик Василины: “Он же живой, живой!!!”. Я сорвался с места и побежал так быстро, как не бегал никогда в жизни. Рухнул на колени возле могилы и разгрёб руками землю над головой Коли. Он закашлялся, отплёвываясь от земли, и судорожно задышал. Взгляд, полный ужаса и непролитых слёз метался по сторонам, пока не зацепился за мои глаза. Я дёрнулся, до боли закусил губу и встал с колен. Подхватив Николая под мышки, двумя рывками вытащил из могилы. В висках набатом билась лишь одна мысль: “Он жив”.       …       Я резко вдохнул и сел на постели. Комнату освещал приглушённый лунный свет. Сон… это всего лишь дурной сон. Тяжело сглотнув, взял с тумбы стакан с водой и залпом выпил. Устало закрыл лицо дрожащими руками и попытался успокоиться. Перед глазами всё ещё стояло лицо Коли – бледное, испуганное. Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Спустя какое-то время, страшные видения стали медленно отступать. На смену им пришёл вязкий туман. Как только голова коснулась подушки, я снова уснул.       …       Меня куда-то вели. Ноги заплетались, но я шёл сам, стараясь не упасть. Голова раскалывалась от прилетевшего в лоб камня, а запястья были так крепко стянуты верёвкой, что она натёрла кожу до крови. Мы остановились на небольшой площади в центре которой стоял помост со столбом. Якима, Тесака и меня привязали за руки к ближайшей коновязи.       Взгляд зацепился за двух казаков, которые волокли к помосту Гоголя. Он упирался, кричал, но не мог вырваться. Его затащили на помост, завязали рот и привязали к столбу. Сердце испуганно замерло и забилось с удвоенной силой. Николай дрожал от страха, взгляд его испуганно метался по толпе с вилами и факелами. Помост обкладывали хворостом… Кажется, я побледнел. От ужаса стало трудно дышать и подкосились ноги. Вцепившись пальцами в коновязь, заорал на казаков:       – Вы что творите! Вы все на каторгу…       Под снисходительную ухмылку казака, мне завязали рот жгутом ткани.       – Ну что, православные, спалим беса? – спросил один из казаков.       – Спалим! – разнёсся крик по площади.       Я дёрнулся, пытаясь освободится, но тщетно. Привязали нас так крепко, что самим не вырваться. Казаки подожгли хворост, и пламя устремилось вверх, к помосту. Николай застыл на миг, а потом стал судорожно осматривать толпу в поисках помощи. Наши взгляды встретились. Его – полный безысходности и отчаяния. Мой – испуганный и злой.       Крик Вакулы послышался словно издалека. Внезапно загремел гром. Я посмотрел вверх и увидел, как небо затягивают грозовые тучи. Мелкий дождь быстро превратился в ливень. Пламя начало угасать. Волосы прилипли ко лбу, холодная вода заливала лицо и текла за шиворот, но я этого не замечал. Казалось, что всё закончилось.       Но казаки, распалённые злобой, просто так не сдались. Они отвязали Гоголя от столба и потащили к импровизированной виселице. Поставили Николая на пень и затянули петлю на шее. Я судорожно вздохнул и впился пальцами в верёвку, стараясь освободиться. Но и в этот раз ничего не вышло. Петля издевательски сдвинулась немного вниз и застыла, а до узла было не дотянуться.       Я захрипел от бессильной злобы и посмотрел на Николая. Он дрожал, а взгляд застыл на казаке, который распинался перед толпой и готов был в любой момент выбить опору у него из-под ног.       Звук выстрела оглушил. Казак закричал и с воем рухнул на землю. На площадь опустилась тишина, прерываемая стонами раненого. Я застыл, с ужасом глядя на шатающийся пень под ногами Гоголя. К счастью, всё обошлось – Николай устоял.       – Немедленно прекратить, – раздался хлёсткий приказ Гуро, и все застыли.       В тишине было слышно частое, хриплое дыхание Коли. Он с изумлением и радостью смотрел на воскресшего следователя.       – Яков Певтрович, – с трудом выговорил Николай сквозь повязку.       Я повернулся и ошарашенно уставился на живого Гуро. Он что-то говорил и говорил, но все его слова пролетали мимо ушей. Николай всё ещё стоял на пне с петлёй на шее и едва не падал в обморок. Из-за злости на Гуро я даже не заметил, как ко мне подошёл Вакула. Обратил внимание лишь тогда, когда с запястий исчезла верёвка. Рывком сдёрнул с головы жгут и почти бегом кинулся к Гоголю.       Гуро уже разогнал людей и тоже направился к Коле. Я успел первым. Зло посмотрел на Якова Петровича, взглядом предупреждая: “Не вмешивайся!”, и стянул с шеи Николая петлю. Обхватил его за плечи и помог спуститься на землю. Коля весь дрожал и с трудом стоял на ногах. Из глаз его текли слёзы, а ошалелый взгляд метался между мной и Гуро.       Вакула быстро развязал Николаю руки, а я осторожно стянул с головы жгут ткани. Под многозначительную ухмылку Гуро, поднял ошарашенного Колю на руки и понёс на постоялый двор. На удивление, писатель даже не пытался вырваться. Он устроил голову у меня на плече и обмяк, потеряв сознание.       …       Я открыл глаза и уставился в потолок. Сквозь шторы пробивался лунный свет. Очередное воспоминание так не вовремя пришло во сне. Тяжело сглотнув, я закрыл лицо руками. Медленно вдохнул и длинно выдохнул, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Слишком много всего навалилось за последнее время: убийства девушек, Всадник, обмороки Гоголя, его “смерть” и чудесное воскрешение, битва в усадьбе Данишевских.       Спать больше не хотелось. Я осторожно сел на постели, подтянул подушку к изголовью и прижался к ней спиной. Взгляд скользил по родным стенам и скудной мебели, а мысли были далеко отсюда. Ими давно завладел лишь один человек, вот только я не понял этого раньше, не захотел увидеть истинную природу своей привязанности. Списывал всё на Всадника и нечистую силу, а сам просто боялся копнуть глубже. Знал, что ответ мне не понравится.       Коля зацепил меня ещё в первую встречу. Было в нём что-то необычное, притягательное. Вот только он сам, скорее всего, этого не понимал. Стоял чуть поодаль с опущенной головой и словно прятался за Гуро. Хотя после его “смерти” начал оживать. Проявил характер, показал упрямство и смелость. Чего только стоит его вылазка в логово Зверя. Ведь не побоялся, пошёл один и спас девчонку.       Я тяжело вздохнул. Мне не хотелось ломать жизнь Николаю своим признанием. У нас не было запрета на отношения между людьми одного пола. К этому относились спокойно и не осуждали. Вот только я видел, что Коля неравнодушен к Елизавете, да и она отвечала ему взаимностью. Это казалось странным, ведь Лиза – замужняя женщина – вдруг открыто проявила симпатию к молодому мужчине. Подслушанный разговор между Гуро и Елизаветой всё расставил по местам, но это было многим позже.       Когда продолжились убийства, стало поздно что-то говорить о чувствах. Многие факты указывали на то, что Гоголь либо Всадник, либо его пособник. Тогда я постарался закопать чувства так глубоко, как только мог. Намеренно отталкивал Николая от себя едкими замечаниями и обидными словами. Душа выла от обиженного взгляда писаря, но я был непреклонен. Всё пошло кувырком в тот момент, когда Коля впервые упал при мне в обморок. Я испугался за него и больше в тот день не язвил. Потом его приступы пугали меньше, но беспокойство за Николая стало вечным спутником.       Когда убили девушек на хуторе, я пришёл в ужас. Ярость и боль впились в сердце, разрывая его на части. Было горько осознавать, что Николай предал. Я доверился и жестоко поплатился за это. Из-за меня оборвалось много невинных жизней… О том, что было дальше, до сих пор страшно вспоминать.       Я глухо застонал и растёр руками лицо, стирая набежавшие слёзы. За окном медленно рассветало. Мысли стали путаться, голова потяжелела и клонилась к груди. Я стянул подушку ниже, лёг и уснул спокойным, крепким сном без кошмаров.       Глава 4. Путеводная нить       Пробуждение было приятным. Ничего не болело, только тугие повязки напоминали о том, что произошло. Ночные кошмары развеялись, не оставив и следа.       – Как вовремя вы проснулись, Александр Христофорович. Я уж было собирался уходить. Как вам спалось? – поинтересовался Бомгарт.       – Хорошо, Леопольд Леопольдович. Готов хоть сейчас идти к вам в гости, – немного соврал я и выжидающе посмотрел на врача.       – Сначала осмотр.       Бомгарт нахмурился и приготовился ругаться. Мне не хотелось спорить, настроение было слишком хорошим. Тем более Леопольд всё равно настоит на своём.       – Хорошо, – согласился я и сел на постели.       Леопольд Леопольдович удивлённо приподнял брови, но ничего не сказал. Он закатал рукава и приступил к осмотру. Управился быстро.       – Что ж, о работе, пока что, и речи быть не может, но вот прогуляться до моего дома вполне можно, – с улыбкой сказал Бомгарт.       – Замечательно! Расскажите, что происходит на хуторе.       Пока я одевался, Леопольд отчитывался. Казаков, затеявших бунт, посадили под стражу. Данишевских похоронили на кладбище за их усадьбой. Тело Марии сожгли, а труп Гуро отправили в Петербург. Оксану похоронили на кладбище Диканьки. Василина откуда-то прознала о том, что происходило в усадьбе до того, как они пришли на помощь, и рассказала Тесаку. А он, в свою очередь, поведал людям. Немного приукрасил то, как Николай защищал меня от ведьмы, но это во благо. Всадником объявили мужа Елизаветы, и все поверили. Бабы приходили в церквушку и всё плакали, каялись за содеянное с Гоголем. Мужики не спешили извиняться, но при виде Тесака или Вакулы прятали взгляд и спешили убраться подальше. В Диканьке наступило долгожданное затишье после бури.       …       На улице было по-осеннему прохладно, солнце светило ярко, но уже не грело. Дом Бомгарта находился недалеко, но мы шли непривычно долго. Казаки один за другим подходили с поклонами и извинениями. Я начал уставать, но не показывал этого. Когда увидел знакомую хату, мне с трудом удалось сдержать облегчённый вздох.       Дома у Леопольда вкусно пахло лечебными мазями и настоями. В углу, над окном, висели пучки трав. Там же находился стол с колбами и баночками разных форм и размеров. Рядом стояла кровать врача, а у противоположной стены разместили односпальную кровать для Николая. Я непроизвольно задержал дыхание, вглядываясь в бледное, словно мёртвое, лицо Коли. Страх за его жизнь вернулся с новой силой. Ноги подкосились, и я сел на лавку у двери.       – Александр Христофорович, всё в порядке? – обеспокоенно спросил Бомгарт.       – Да… да, всё нормально, – хрипло ответил я и медленно встал. – Помогите, пожалуйста, снять пальто.       Леопольд окинул меня цепким взглядом, тяжело вздохнул и, ничего не сказав, помог снять верхнюю одежду.       – Я схожу за Василиной, она хотела с вами поговорить.       Бомгарт уже шагнул в сени, но я придержал его за локоть.       – Леопольд Леопольдович, а расскажите-ка мне, что творится с Василиной в последнее время?       Врач мелко вздрогнул, побледнел и отвёл взгляд. Стало понятно, что его слова мне не понравятся. Вот только Бомгарт молчал и, видимо, не собирался ничего рассказывать. Пока мы шли к его дому, я обдумал всё что знал, и вывод меня удивил.       – Хорошо, раз вы не хотите говорить, то послушайте меня, и исправьте, если что-то окажется не так, – я сел и потянул Бомгарта за локоть, заставив устроиться рядом.       – Во время сожжения Гоголя внезапно пошёл дождь. Чистое небо меньше чем за минуту затянуло грозовыми тучами и это без малейшего порыва ветра. Как только огонь потух, а Николая Васильевича отвязали от столба, ливень прекратился. Облаков снова не было, а Василина лежала без чувств на руках отца. И ведь она не испугалась, когда после похорон Гоголь воскрес и выбрался из могилы, словно вурдалак. Это может быть простым совпадением, не отрицаю, но вот другой пример. После спасения Николая Васильевича, и объяснений Гуро, мы поехали в усадьбу Данишевских. Об этом не знал никто. Нас не видели на улице, все сидели по хатам и боялись нос высунуть даже из окна. Про то, что было после драки с Всадником и говорить не стоит. Чудесным образом Василина приостановила кровь у Гоголя, а мне помогла не упасть в обморок и продержаться до хутора. Я ничего не забыл?       Бомгарт сидел, сгорбив плечи. Пальцы были сцеплены в замок, а взгляд уткнулся в пол.       – Александр Христофорович, пожалуйста, не мучьте меня. Вы ведь и сами всё поняли, – тихо сказал врач.       – Значит, ведьма, – я тяжело вздохнул. – С Василиной приведёшь и Вакулу. Девочку надо обучить. Не дело это, молодой колдунье да без присмотра старшего быть. Есть у нас на хуторе несколько старух, вот их и обсудим, да и Василинку спросим.       – Александр Христофорович, вы серьёзно? – Бомгарт изумлённо посмотрел на меня.       – А похоже, что я шучу? Под присмотром она не натворит бед, да и в будущем не обозлится на людей, если сейчас не увидит от них злобы и жестокости.       Леопольд облегчённо вздохнул, встал и ушёл за Василиной с Вакулой. Я собрался с силами, поднялся и подошёл к кровати, на которой спал Николай. Чёрные волосы беспорядочно лежали на подушке. Лицо было бледным, под глазами залегли тени, а губы потрескались. Если бы не слабо вздымающаяся грудь, можно было бы принять Колю за мертвеца. Я вздрогнул от ужасных воспоминаний и сел на короткую лавочку, которая стояла рядом с кроватью.       Едва касаясь, провёл ладонью по щеке Николая и заправил одну из выбившихся прядок ему за ухо. Дотянулся рукой до его ладони, которая лежала поверх одеяла, и переплёл наши пальцы.        – Где же плутает твоя душа, чудо моё ненаглядное? – прошептал я, мимолётно целуя Колю в висок.       Мысли путались. Думать о чём-то конкретном не было сил, и я просто смотрел на противоположную стену, устроив голову на плече Николая. Одно воспоминание сменялось другим. Как наяву виделись глаза Коли – льдисто-голубые, словно первый лёд. В них отражалось упрямство и желание доказать, что я ошибся, обвиняя его. Вот только доказывать уже было не нужно. Слышался его голос – немного хриплый, но такой манящий…       Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем во дворе послышались голоса. Я отпустил руку Николая, быстро поцеловал его в висок и встал. Первым на пороге показался Бомгарт, за ним вошли Вакула с Василиной. Мы сели за стол и завязался не долгий разговор.       Я поблагодарил Василину за наше спасение и предложил обучение у наставницы. Вакула одобрил мою идею с учёбой дочери, а она и вовсе обрадовалась возможности развивать свой дар. Наставницу тоже выбрали быстро. Кузнец знал всех на хуторе, и смог точно сказать, к кому стоит обратиться. Когда речь зашла о том, что Василина хотел рассказать мне, она зарумянилась и попросила отца и Бомгарта выйти. Те так удивились, что даже спорить не стали. А потом настал мой черёд краснеть. Девочка, смущаясь и пряча взгляд, призналась, что благодаря дару невольно увидела мои чувства к Гоголю. Василина сказала, что видит между мной и Николаем тонкую нить, с помощью которой душа Коли может найти дорогу обратно в наш мир. Вот только на это нужно время. Нить слишком тонка и её не видно в том месте, где оказался Николай. Нужно говорить с ним, звать домой, и тогда связь станет крепче и ярче, выделяясь на границе между миров. А дальше всё зависит только от Коли. Захочет ли он вернуться? Не решит ли остаться там?       …       Несколько дней подряд я практически жил у Бомгарта. Он не разрешил перенести Николая ко мне, а теперь сам же и страдал. Я приходил к девяти утра, выпроваживал врача работать или гулять, садился у кровати Гоголя и говорил, говорил, говорил… Хотел показать ему все события моими глазами. Рассказать о том, что чувствую. Уходил я в сумерках. Так продолжалось четыре дня.       На пятый день всё изменилось. Я рассказывал Николаю о своей молодости и привычно держал его за руку. Когда мои пальцы слабо сжали в ответ, дыхание перехватило, а слова комом застряли в горле. Взгляд метнулся к лицу Коли и утонул в сонных льдисто-голубых глазах.       – Ты вернулся, – прошептал я и счастливо улыбнулся.       – Вернулся, – хрипло сказал Коля и слабо улыбнулся в ответ.       Мне с трудом удалось сдержать слёзы облегчения. Я судорожно вздохнул. Нехотя высвободил ладонь из руки Коли и налил полстакана воды. Одной рукой поддерживая голову Николаю, другой поднёс стакан к его губам и помог утолить жажду.       Нужно было позвать Леопольда, но мне не хотелось оставлять Колю одного. И понимал ведь, что всё самое страшное позади и с ним больше ничего не случится, но всё равно переживал.       – Пойду позову Бомгарта, а ты лежи и не вздумай вставать, хорошо? – спросил я, с мольбой глядя на Колю.       – Хорошо, – Николай едва заметно улыбнулся.       Я так торопился, что забыл надеть пальто. Вылетев на улицу, едва ли не бегом кинулся к импровизированной лечебнице. У Леопольда сегодня не планировалось работы, и он хотел навести порядок в лечебных настоях. Дорога заняла от силы минут десять, но и они показались вечностью. Пока шёл, много раз пожалел о том, что именно сегодня решил прийти пешком, а не приехать на лошади. Я почти побежал, когда впереди показалась крыша лечебницы. Во дворе никого не было. Рывком отворив дверь, чуть не сбил с ног Бомгарта. Он едва успел отскочить внутрь хаты.       – Николай очнулся! – радостно выпалил я в лицо ошарашенному доктору.       До дома Леопольда мы практически бежали. Когда пришли, Коля полулежал в кровати и задумчиво рассматривал потолок. Увидев нас, он улыбнулся и немного хрипло сказал:       – Леопольд Леопольдович, рад вас видеть!       – Николай Васильевич, наконец-то вы проснулись!       Я сел на лавку у входа, чтобы не мешать доктору. Осмотр занял много времени, Леопольд не хотел упустить ни малейшей детали. Под конец Николай уже в открытую зевал. Бомгарт закончил, и довольно сказал:       – Вы практически здоровы! Ещё пару дней отлежитесь и всё будет замечательно!       – Раз я практически здоров, то расскажите мне, чем всё закончилось, – попросил Коля.       – Николай Васильевич, да вы же почти спите. Давайте в другой раз, – в голосе врача слышалась улыбка.       – Нет, сейчас. Я имею право знать, что произошло, – Коля нахмурился, глаза его на миг почернели.       Я встревоженно переглянулся с Бомгартом. Он выглядел озадаченным и слегка напуганным. Значит, мне не показалось. Действительно – Тёмный.       Мы с Леопольдом медлили. Никто не хотел раскрывать дурные вести, но было понятно, что придётся. Причём, прямо сейчас, а то с Николая станется и тьму применить. Я тяжело вздохнул. Видимо, говорить придётся мне.       – Леопольд Леопольдович, налейте сразу воды, – от моих слов Коля побледнел, хотя, казалось, куда уж больше?       Бомгарт послушался мгновенно. Он сел на лавку рядом с кроватью Николая, и налил в стакан воды. Я собрался с силами и коротко сказал:       – Яков Петрович не выжил. Марию убил Всадник. Елизавета Андреевна была ранена в битве с сестрой и погибла.       С каждым моим словом Николай опускал голову всё ниже. Когда я закончил, он сидел, обхватив руками колени и уткнувшись в них лбом. Были слышны тихие всхлипы. На слова Леопольда Коля не реагировал.       Сердце болезненно сжалось. Я встал и подошёл к кровати. Подхватив Николая под коленями и лопатками, поднял его на руки и сел на постель. Коля вздрогнул, обхватил меня руками и уткнулся головой в изгиб шеи. Я почувствовал, как по коже побежали дорожки слёз.       Бомгарт тихо вышел, оставив нас наедине. Николай дрожал и всхлипывал всё громче. Я крепче прижал его к себе. Укачивая его, слово ребёнка, раз за разом повторял, что всё будет хорошо. Через какое-то время Коля задышал ровнее, а потом уснул. Я осторожно уложил его в постель, накрыл одеялом и мимолётно поцеловал в висок. Облегчённо выдохнув, вышел на улицу.       – Как он? – тут же спросил Леопольд.       – Уснул. Я побуду с ним.       Бомгарт тяжело вздохнул и пошёл в лечебницу. Я вернулся в дом и устроился на лавке около кровати. Николай спал, подтянув колени к груди. Волосы разметались по подушке и это было завораживающе. Чёрное на белом, словно рисунок чернилами на бумаге. Волнение медленно отступало. О том, что будет дальше, я старался не думать. Слишком сложно.       В этот день Николай больше не просыпался. Когда я уходил, то не смог удержаться и мимолётно поцеловал его в висок.       Глава 5. Долгожданное счастье       За время, что я не выполнял свои обязанности, накопилось достаточно много дел. Тесак весьма неплохо разбирался с проблемами, но некоторые из них требовали моего личного решения. Я приступил к работе на следующий же день после того, как Николай очнулся. Теперь всё время у меня уходило на решение накопившихся вопросов. К вечеру сил практически не оставалось. Я устало брёл до дома, раздевался и обессиленно падал на постель, моментально засыпая.       Так прошла седмица. Бомгарт ругался на моё безответственное отношение к собственному здоровью, но ничего не мог поделать. Лишь тяжело вздыхал и едва ли не за шкирку тащил меня обедать. Пока ели, Леопольд уговаривал меня заглянуть к Николаю. Я ссылался на несколько больших стопок документов, которые требовали моего скорейшего изучения, и спешил закончить обед. Но дело было вовсе не в работе…       Даже себя я не хотел признаться в том, что попросту избегаю разговора с Колей. Помнит ли он, что я говорил ему, когда пытался вернуть с грани миров? Помнит поцелуи? Или всё ещё тоскует по Елизавете?       Николай довольно быстро восстановился. Уже на третий день Бомгарт отпустил его на постоялый двор, но заходил к нему каждый день. Коля несколько раза заглядывал ко мне и пытался поговорит. Я снова и снова ссылался на работу и мягко выпроваживал его. Душа выла от обиженного взгляда, а разум твердил: “ Отпусти, не ломай ему жизнь”.       Очередной день начался точно так же, как и все предыдущие – с разбора бумаг. Вот только Бомгарт в этот раз пришёл намного раньше обеда.       – Леопольд Леопольдович, что-то случилось? – с тревогой спросил я, отложив очередной документ.       Бомгарт сел на стул для посетителей и некоторое время молчал. А если что-то с Колей? Сердце тревожно сжалось, а потом забилось с удвоенной силой.       – Александр Христофорович, я хотел с вами поговорить. Это касается Николая Васильевича.       Дыхание перехватило. Кажется, я побледнел.       – Александр Христофорович, да не пугайтесь вы так! Всё с Николаем Васильевичем хорошо. Жив, здоров, умирать не собирается.       Я облегчённо выдохнул и зло передёрнул плечами. Что б, Гуро с Елизаветой в преисподней икалось! Довели… совсем нервным стал.       – Тогда о чём вы хотели поговорить? – спросил я, вернувшись к бумагам.       – О том, что вы любите Николая, но не подпускаете его к себе. И сами же страдаете от этого.       Ответ Леопольда оглушил. Я медленно поднял взгляд на Бомгарта и сказал, с трудом сдерживая раздражение:       – Леопольд Леопольдович, это не ваше дело!       – Моё. Или в бреду вы звали другого Колю, а не нашего Николая Васильевича? Тогда не смею мешать.       Бомгарт внимательно посмотрел на меня, тяжело вздохнул и хотел было подняться, но я придержал его за локоть.       – Леопольд Леопольдович, вы ведь понимаете, что у Николая Васильевича нет будущего в Диканьке? Оставить его здесь всё равно что обрезать ему крылья. Я не хочу для него такой жизни.       – А вы спросили, чего хочет сам Николай? Или решили всё за него? Он обижен на вас, но всё ещё можно исправить. Если не хотите потом мучиться, то идите и поговорите с ним. Он как раз пошёл гулять на запруду.       Бомгарт встал и вышел, оставив меня наедине с моими мыслями. Немного помедлив, я позвал Тесака, отдал ему распоряжения и пошёл на запруду. На улице было пасмурно и холодно. Унылые серые тучи скрыли солнце. С неба крупными хлопьями полетел первый снег.       Перед холмом я на миг остановился, перевёл дыхание и решительно направился к запруде. Снег прекратился, оставив после себя холод и сырость. По земле пополз туман, а вдалеке показалась разрушенная мельница.       Николая я увидел сразу. На фоне серого пейзажа фигура в чёрном выделялась словно чернильное пятно на светлой бумаге. Он стоял ко мне спиной, и смотрел на колыхающуюся воду. Странно, ветра же нет…       Внезапно из воды вышли две девушки в ночных рубашках. Я изумленно застыл и ошарашенно смотрел на них, не веря своим глазам. Что за чертовщина?! Неужели… мавки? Я вздрогнул и со всех ног кинулся к Коле. Утопленницы вились около него, смеялись, что-то говорили и медленно подводили всё ближе к запруде. Николай шагнул в воду.       – Коля, назад! – в ужасе закричал я.       Николай вздрогнул, но не обернулся. Ещё чуть-чуть пробежать, он совсем рядом! Коля зашёл в ледяную воду до середины сапога. Я с разбегу влетел в водоём. Мавки зашипели, крепче вцепились Николаю в руки и потянули его вперёд, прямо в омут. Я обнажил саблю, и утопленницы отшатнулись, зашипев. Одной рукой держа оружие перед собой, другой схватил Колю за плечо, и мы осторожно вышли из воды.       Остановились только тогда, когда дошли до мельницы. Меня всё ещё потряхивало от напряжения, а Николай был подозрительно молчалив. Я убрал саблю и тяжело вздохнул, стараясь не накричать на безответственного писателя.       – Николай Васильевич, какого чёрта вас понесло одного так близко к воде?       Ответа не последовало. Коля стоял, наклонив голову и молчал. Чёрные волосы скрывали его лицо. Я насторожился. Беспокойство ледяными мурашками пробежалось по спине и впилось иглами в сердце. Неужели они успели навредить Николаю? Я шагнул ближе к Коле, одной рукой взял его за плечо, а другой осторожно поднял голову за подбородок. Взгляд утонул в удивлённых льдисто-голубых глазах.       – Николай Васильевич, вы в порядке? Они вас не ранили? – с тревогой спросил я, вглядываясь в лицо Коли.       – Не ранили… Всё в порядке, – тихо ответил писатель.       Я облегчённо выдохнул и отпустил его. Беспокойство сменилось раздражением.       – Так какого лешего вы не ответили мне сразу?!       – Александр Христофорович, что вы на меня кричите?       Ну вот, я снова его обидел, но остановиться уже не мог. Слишком сильно испугался за него.       – Хочу и имею право! Вас едва не утопили, а вы стоите, словно ничего и не было!       – После того, как меня заживо похоронили, это кажется сущей мелочью.       Николай сказал это с таким спокойствием, что я поперхнулся очередной едкой фразой. Знает, куда бить и про что напомнить. Истинный Тёмный. Но, всё же, что-то было не так. Внезапно я понял, что показалось мне странным с самого начала. Мавки словно играли с ним. В воду вели осторожно и медленно, будто не хотели навредить и ждали, когда я добегу. Девушка, убитая в усадьбе Данишевских – кажется, Оксана – тоже была мавкой. Неприятная догадка тяжёлым камнем рухнула на душу и обожгла сердце.       – Николай Васильевич, никакой опасности не было, да? Вы всё это подстроили? – с тихим рыком спросил я.       Коля виновато посмотрел на меня и едва заметно кивнул. Я разозлился, но тут же успокоился и горько усмехнулся.       – Вы хотели, чтобы я ещё раз почувствовал этот ужас?! Понял, что не переживу, если потеряю вас? Так вот, я почувствовал и понял! Я люблю вас, Николай Васильевич! И делайте с этой информацией что хотите!       Коля расплылся в довольной улыбке, шагнул ко мне и мимолётно поцеловал в губы. В его глазах плясали черти.       – Зачем же так официально, Александр Христофорович? Я же чудо ваше ненаглядное. Или сами забыли, как меня назвали?       – Ты всё помнишь? – дыхание перехватило.       – Абсолютно всё. Спасибо, что снова спас меня, – улыбка Николая вышла неприлично довольной.       – А ты спас меня, – тихо сказал я и не выдержал.       Прижал Колю к себе и целовал, целовал, целовал… до сбившегося дыхания, до звёздочек перед глазами. Мы с трудом смогли оторваться друг от друга. Коля был просто до неприличия счастливым, и я ощущал себя точно так же.       Погуляв около часа по опушке леса, мы пошли на хутор. Я вернулся к работе, а Николай остался рядом со мой и стал помогать. Закончили мы в сумерках.       – По домам? – спросил Коля, потягиваясь.       – Можно по домам, а можно ко мне, – улыбнулся я, обняв Николая со спины.       Коля развернулся в кольце моих рук, и я устроил голову у него на плече. Какое-то время мы стояли молча, наслаждаясь объятиями.       – Второй вариант мне нравится больше, – тихий голос Николая защекотал ухо, по спине побежали мурашки.       Я улыбнулся, немного отстранился, полюбовался на алеющие щёки Коли и мимолётно поцеловал его. На улице окончательно стемнело, лишь луна, иногда выглядывающая из-за облаков, разбавляла сумрак. До моего дома шли, держась за руки.       Дом встретил привычной тишиной и едва уловимым запахом пороха. Лунный свет лился из окна, выделяя очертания мебели. Я скинул пальто и повесил на крючок у двери, а вот Николай замялся на пороге.       – Будь как дома, – мягко сказал я, помогая ему раздеться.       Коля благодарно улыбнулся. Его заалевшие щёки было видно даже в полумраке. Я осторожно потянул его вглубь комнаты и усадил на кровать, а сам стал зажигать свечи. Счастье приятным теплом разливалось в груди.       – Александр Христофорович, я понимаю, что время не подходящее, но мне хотелось бы поговорить с вами… о моём даре. Сразу всё объяснить.       Тихий голос заставил отвлечься от монотонного занятия. Я обернулся, внимательно посмотрел на опущенную макушку Коли и тяжело вздохнул. Отложив в сторону спички, подошёл к кровати и сел рядом с Николаем, взяв его за руку.        – Коля, ты же сам просил меня без официоза, – тихо напомнил я писателю, мягко подняв его голову за подбородок и глядя в льдисто-голубые глаза. – Твой дар меня не пугает. Почти. Когда ты на ровном месте падаешь в обморок – это жутко. Но в остальном… Как можно бояться того, кто спас тебе жизнь? Да, ты – Тёмный. Но для меня это не имеет никакого значения. Да и обруч остался у меня, так что не пропаду.       Николай со смесью обиды и страха посмотрел на меня, но, увидев в моих глазах смешинки, облегчённо вздохнул.       – Снова язвишь?       – Но ведь сработало.       Я поднялся, прошёл к сундуку и вынул оттуда тканевый мешок с обручем. Вернулся к Коле и сказал:       – Пусть хранится у тебя. Такая вещь должна быть под присмотром колдуна.       – Спасибо, – Николай с благодарностью улыбнулся.       Обруч был обёрнут в несколько слоёв ткани, помимо мешка, и Коля без опасений взял его в руки. В первый миг всё было нормально, а потом Николай побледнел, откинул голову назад, захрипел и рухнул на бок без чувств. Я вздрогнул, в сердце ледяными иглами впился страх. Выругавшись сквозь зубы, с трудом выдернул мешок с обручем из сведённых судорогой пальцев. Николай не очнулся. Он вздрагивал, с хрипом хватал ртом воздух и что-то бессвязно бормотал. Я подхватил его на руки, крепко прижал к себе и сел на кровать.       – Я рядом, всё хорошо, – шептал я, покрывая невесомыми поцелуями его лицо.       К счастью, Коля быстро очнулся. Он всё ещё дрожал, но дыхание его постепенно выравнивалось. Николай растерянно посмотрел на меня, залился румянцем и поспешно отвёл взгляд.       – Что ты видел? – немного хрипло спросил я.       – Я… я не понял, – едва слышно ответил Коля и ещё сильнее покраснел, даже кончики ушей стали алыми.       Мне в голову пришла безумная догадка, заставив нервно усмехнуться.       – Коленька, неужели ты увидел что-то неприличное? – ехидно протянул я.       Николай вздрогнул и попытался спрятаться за волосами, но не успел. Я осторожно поцеловал его и, почувствовав отклик, углубил поцелуй. Коля обнял меня за шею и теснее прижался к груди. Я судорожно вздохнул, разорвав на миг поцелуй, и тут же снова жадно смял такие желанные мягкие губы. Лёгкие жгло от недостатка воздуха, а мы всё не могли оторваться друг от друга. От возбуждения перед глазами плясали звёзды, а штаны казались болезненно тесными.       Я мягко разорвал поцелуй и довольно прищурился, услышав тихий стон разочарования. Голубые глаза, затуманенные желанием, расстроенно и вопросительно посмотрели на меня.       – А не слишком ли мы торопимся, Николай Васильевич? У вас рана полностью зажила только седмицу назад. Большие нагрузки вам противопоказаны, – немного хрипло сказал я.       Николай непонимающе посмотрел на меня, а потом покраснел так, что даже шея покрылась алыми пятнами.       – И кто из нас ещё Тёмный? – смущённо буркнул он.       – Мы друг друга стоим. А вот с обручем ещё раз попробуем завтра, – тихо засмеялся я, а потом понял, как это прозвучало.       Я почувствовал, как жар смущения опалил щёки и кончики ушей. Коля подавился вдохом и закашлялся, пряча глаза. В комнате стало слишком жарко. Я удобнее устроил Колю у себя на руках и встал, направившись к двери. Улица встретила ледяным воздухом и ясным звёздным небом. Осторожно опустив Николая на ноги, сразу же прижал его спиной к себе.       Звёздами любовались не долго. Холод ночи быстро привёл мысли и чувства в порядок, и мы вернулись в дом. Коля украдкой зевал, да и меня уже клонило в сон. Мы разделись и забрались под одеяло. Я притянул Николая к себе, устроив его голову у на своём плече.       – Я буду рядом. Всегда, – прошептал я, целуя Колю в висок.       – А я не подпущу к тебе ни одну нечисть, – в сонном голосе Николая звучали стальные нотки.       Засыпали мы в объятиях друг друга. Довольные и счастливые.       …       Сразу о наших отношениях мы рассказали только Вакуле и Бомгарту. Они искреннее обрадовались и пообещали никому не говорить. Жители Диканьки ещё не отошли от злодеяний Всадника и до сих пор настороженно относились к Коле. Я не хотел сразу раскрывать наши отношения всем, опасался, что навлеку неприятности. Постепенно всё стало меняться в лучшую сторону. К Николаю привыкли и стали относиться намного лучше. Вскоре всё окончательно наладилось. Колю приняли жители Диканьки и даже дети, следуя примеру Василины, перестали от него шарахаться.       О том, что мы встречаемся, на хуторе узнали спустя три седмицы. Тесак, не вовремя заглянувший ко мне, застал нас с Николаем за поцелуем, и на радостях разболтал своим друзьям. И понеслось… На следующий день уже вся Диканька знала о наших отношениях. К счастью, к этой новости все отнеслись спокойно и даже радостно. Мне показалось это странным, и я осторожно расспросил Тесака.       Оказалось, что до прибытия Гуро, я, по мнению людей, был хоть и строгим, но более сдержанным. Когда продолжились убийства и появился Всадник, меня стали опасаться едва ли не больше, чем столичного следователя. Николая же сторонились из-за его тёмной части, хоть и не могли знать про неё. Люди подспудно ощущали, что Гоголь опаснее, чем кажется.       Всё изменилось, когда мы с Колей начали встречаться. Даже Тесак признался, что ему стало легче находится рядом с нами. Было странно услышать это от собственного помощника, но зато всё встало на свои места.       Я облегчённо вздохнул и улыбнулся. Жизнь наладилась. Я обрёл верных друзей, а рядом со мной был любимый человек. На хуторе наступило долгожданное спокойствие. Девицы по-доброму хихикали, глядя на нас с Николаем, и исподтишка гадали, весной мы справим свадьбу или летом. Какие они наивные. Я не собирался так долго ждать. Вакула обещался выковать кольца к Рождеству, а уж предложение руки и сердца я оттягивать не намерен. В конце концов, Рождественская ночь – самое чудесное время для сердечных дел.

01.07.2024 – 17.07.2024