Сквозь толщу льда

Холодно. Холодно так, что сводит зубы. Воздух вокруг сгущается настолько, что становится тяжело дышать. Лэйн прикрывает глаза, но не позволяет ни единой одинокой слезинке скатиться по щеке. У нее попросту не осталось внутри ничего, что провело бы за собой череду слез. Ей было настолько одиноко даже в толпе людей, что происходящее с ней ощущалось коркой льда, которую она никак не могла разморозить, через которую никак не могли прорваться эмоции. Лэйн плакала мыслями, душераздирающими, оставляющими шрамы в ее сознании и сердце. Ее жизнь давно потеряла краски. Перестала пестрить яркими местами и какими-либо надеждами. Все это осталось далеко. Настолько далеко, что хотелось взвыть волком от несправедливости жизни. Это было внутреннее одиночество. Каково это — из раза в раз надевать на лицо маску? Каково это — держать чувства за глыбой льда, пока тебя пытаются вывести на эмоции? Каково это — ощущать, что ты недостойна счастья? Недостойна и проблеска света? И весь мир останавливается, сжимаясь до размера молекулы. Чтобы в следующее мгновение расшириться настолько, что резкий провал в непроходимых сугробах этого заснеженного леса воссоздал обрыв и сбил ее с ног. Лэйн находится в невесомости недолго, чтобы успеть подумать о прощании со своим существованием. Приземляется твердо и очень болезненно. Может, что-то сломала... Тук-тук. Тук-тук. Удары сердца пульсацией отдаются в виски. Трясущаяся рука тянется сквозь заваливший ее снег вперед в надежде коснуться миража в виде чистого неба над головой. Но натыкается лишь на реальность. Холодящий ладонь снег. Даже покраснения от мороза на ее пальцах не различишь. Тьма. Легкие, заполненные колющим организм морозом. Тук-тук. Каково это, Лэйн, постоянно искать выход там, где его нет? Больно. Пусто. Привычно.                                     ***             Снег хрустит под торопливыми шагами. Лэйн до боли сжимает руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, на которых останутся блеклые следы в виде маленьких полумесяцев. Порой ей кажется, что они не исчезнут с ее кожи никогда. Она стискивает зубы, случайно прикусывая язык, и чувствует металлический привкус крови во рту. Ей хочется оказаться в поместье и сидеть над книгой, даже если ее спина будет отваливаться. Только не здесь. Не в кругу этого ужасного мороза. Какой только черт вывел ее обходить город лесом… — Ты можешь на меня опереться, — раздается где-то слева спокойный тембр Грега. Кажется, это он вытащил ее из под завала и без слов принял на себя ответственность довести до безопасного места еле стоящего на ногах криптографа. — Мы скоро будем в поместье, Лэйн. Потерпи. Потерпи. Она натерпелась на три жизни вперёд. Когда-нибудь это закончится? Лэйн уверена, что нет, но все равно продолжает упрямо идти, стараясь особо не опираться на помощь, а ноги с каждой секундой все сильнее вязнут в белом покрывале, окутавшем лес. Она много раз спотыкается, но все равно идет. Холод впивается в кожу, проникает внутрь и растворяется в венах, охлаждая и без того ледяную кровь. — Скажи генералу, что нашел это, — девушка не узнает свой охрипший голос, протягивает помятый жетон, найденный недавно у места, где провалилась под землю. — От тебя прозвучит менее подозрительно, раз так не хочешь создавать лишних проблем. Грег берет без ненужных фраз. Он продолжает оставаться настолько обходительным, что его, кажется, совершенно не тревожит то, какой работник появился в их отряде. Холодный, равнодушный, тихий. Тем не менее, смотря на дорогу и заходящий день, спрашивает: — Тебя возможно растормошить? Ты всегда такая отчужденная. Лэйн даже глаза не закатывает. Ей нестерпимо холодно, она неимоверно валится с ног. — Спасибо. Нет. — Лэйн, я не считаю тебя своим врагом. У отряда общая цель, пожалуйста, пойми это. — Спасибо я сказала за то, что вызволил меня оттуда. «Нет» — ко всем прочим наводящим вопросам и оправданиям, — девушка произносит спокойным тоном, но звучит это почти грубо. Ее до сих пор колдышала и омрачала мысль о том, как отряд поступил с ней. — Мне неинтересно. Лэйн понимает, что это была необходимость. Понимает, что они должны были в ней удостовериться. Но копаться в воспоминаниях ее детства… Она не позволит. Девушка и без того не была никак морально привязана к отряду, а после их попыток вывернуть ее сознание наизнанку она и без того перестала с ними лишний раз пересекаться. Единственное исключение, которое она делала — позволяла себе бросать взгляды на противоречивого бессмертного, изредка с ним переговариваясь. Он вызывал в ней смешанные чувства, которые на фоне ее невменяемого равнодушия ко всему внешнему миру ощущались как наждачка по льду. Давай, Лэйн. Тебе просто нужно дойти до поместья и сесть за расшифровку книги. Одной. Разве что... Нет. Он — причина ее бессонных ночей, в которых она мучается от нетерпения еще раз его увидеть. Нет. Он сводит ее с ума, одним своим существованием отображает ей никчемность ее собственного, но вместе с тем — надежду на выявление и других оттенков в жизни, помимо привычных серых. Он — огонь среди заснеженного леса. Он — неизвестно откуда выявленная страсть там, где она неуместна. Он — напрасно горящая в ней надежда на то, что существование когда-то станет жизнью. Лэйн нельзя ни на что надеяться. Он уже подвел ее сегодня. Почему она продолжает думать о свете и прощении даже в момент, когда ее внешний и внутренний мир висит на грани уничтожения? Одна. Она будет одна. — Не холодно? — осторожно спрашивает парень под боком. Я не заслуживаю твоего тепла, Грег. Оставь его кому-то другому. Тебе до меня не достучаться. — Нет. Я привыкла. И в этом была вся разница. Ее никогда не влекло к действительно хорошим, светлым людям. В ней бушевала непроглядная тьма, шепчущая голосом дьявола. Если Лэйн куда и влекло, то исключительно в сторону многочисленных тайн Книги Апокалипсиса и светловолосого бессмертного, покрытого, казалось, еще большими занавесами зловещий истины о том, что мир не распределяется на хорошее и плохое. Непонятно, задевают ее слова Грега или нет. Он лишь неслышно вздыхает и дает ответ: — Как скажешь.                                     *** Время наступает около полуночи. Сменяемый друг друга отряд постепенно разбредается по комнатам, она слышит их шаги даже с едва устойчивой библиотеки. Теплый кашемировый плед покрывает отмерзшее тело. Чай не согревает душу, но руки — однозначно. Каково было бы быть бессмертной, Лэйн? Кем бы ты была? На чью сторону бы встала? Взгляд бегло скользит по витиеватым письменам, а мозг сосредоточенно анализирует поступающую информацию, раскладывая ее по воображаемым полочкам. Займись работой, а не бессмысленными раздумьями о невозможном. Тебе никогда не стать такой, как он. Иногда ее мозг просто переполняется новыми идеями, стремление выжить рвётся наружу, а руки трясутся в желании взять книгу и остервенело продолжить пытаться выжать из нее хоть что-то. Но там, где рвение, там и выгорание. Битый час Лэйн смотрит мимо строк, не задевающих сознания, и не может выдавить из себя хоть каплю той бури, что бушевала в ней пару часов назад. Чертовы мысли не о том. Совсем не о том… Резко она вновь перестает что-либо чувствовать. Мысли разбредаются и оставляют опустошенное сознание готовым для работы. Что с ней происходит? Это ее самый грязный секрет. И Лэйн существует, все думая... как скоро кто-нибудь его раскроет? Подойдет к ней вплотную, возьмет за плечи и презрительно бросит в лицо: «ты пуста и абсолютно ничтожна». Лэйн не проронит ни слезинки в этот момент — настолько это есть чистейшей воды правда. Это именно то, что рассудок и сердце твердят ей абсолютно все время. Девушке бывало хотелось кричать о том, как сильно что-то внутри нее порой рвется отчаянной мольбой о том, что хочет, чтобы это «что-то» заметили. Растормошили, рассмотрели, высунули. Вернули ей себя. Но потом снова приходит тотальное опустошение, сменяемое абсолютным равнодушием. Да что же не так?                                     *** Черная рубашка, которую ей дала Анна, обрамляет худые плечи. Лэйн совсем перестала есть после того, как очнулась в отряде и стала его частью. Словно и без того утерянный мир перевернулся и никак не вставал на место. Это даже стало привычным. Сон не шел, застыв где-то на пол пути от луны. Бледной луны, как и ее лицо. Лэйн выпила четыре, а может шесть, кружек травяного чая, будто он поможет утолить болезненную пустоту внутри нее. Но ведь стало только хуже — теперь мысли пробудились и поглощали, словно бурлящий океан. И приходилось только одно — сидеть и мучатся, при свете луны. Время опустилось глубоко в позднюю ночь. Холодный ветер за окном библиотеки неосязаемо, но мысленно отчего-то покалывает кожу на лице, пока она всматривается в покрытые снегом дороги. Опоры второго этажа поместья скрипят, напоминая о неустойчивости шаткой конструкции. Это не пугает. Даже заставляет чувствовать некое родство с неодушевленным многолетним строением, перетерпевшим нападки самых разных настроений мороза. Именно так себя и ощущает она последнее время. Шатко. Неустойчиво. Внешние обстоятельства всегда лишали ее равновесия, но она держалась уверенно перед каждым. Пока внешним обстоятельством не стал он. Глухой звук приближающихся шагов отдается в ушах ускоряющимся ритмом сердца. Всегда тихий и бесшумно передвигающийся ангел неожиданно решил действовать так, чтобы она уловила его присутствие. Закончил патрулировать лес? Сколько она уже здесь сидит, что даже он вернулся с обхода? Чужие руки опускаются на край стола рядом, и ей не нужно поворачивать голову, чтобы понять, кто это. Его выдают бледность кожи и отсутствие покраснений на ней. Бессмертные ведь не могут мерзнуть. Он снова остается на дистанции, даже случайно не задевая ее плечом, когда присаживается рядом. И несмотря на то, что расстояние уже давно стало привычным, с каждым днем оно ощущается все больнее. Нагревается до предела, оставляя незаживающие ожоги, которые вот-вот начнут гнить. И как бы ей ни хотелось вдохнуть аромат кожи его, приблизиться к его лицу, оставив между ними считаные миллиметры; как бы ни хотелось зарыться руками в наверняка мягкие светлые волосы, а после переплести свои пальцы с его, она не сделает этого, пока тот сам не захочет. Захочет ли? Ей кажется, что она подобралась к нему ближе любого смертного человека, с которым тот когда-либо общался. Может быть, она смогла прикоснуться к его душе, даже если не могла прикоснуться к телу? Они оба не отрывают взгляда от заснеженных дорог вдалеке, за промерзлым, продувающим окном, каждый думает о своем, пока он не прерывает тягучее молчание: — Я знал, что ты будешь здесь. Лэйн тут же утыкается пустыми глазами на свои руки под столом, переводя непроглядный взгляд на огромный список томов, которые ей нужно проверить. Даже если он не увидел, он точно все понял. Несколько секунд проходит прежде чем она решается ответить, но тут же замирает. Слова застревают на полпути, когда она чувствует крошечное тепло возле своего мизинца. Сердце, бешено пульсируя, падает куда-то в живот. Он прикоснулся к ней. Каина взаправду задевала мысль о том, что она ничего не помнила. Последние три года исчезли из ее памяти, будто их там и не было. Она потеряла память в связи с несчастным случаем, произошедшим на базе «Сибирь». И сейчас, сидя рядом с ней в библиотеке поместья Роткова, он видел, что ее взгляд изменился. Она изменилась. И от этого становилось нестерпимо... да, больно. Она недоверчиво смотрела на него, сжимая в руках чашку с остывшим травяным чаем. Ее любимым — хоть что-то осталось прежним. Она выглядела такой, какой была три года назад, а ему казалось, что он очутился в ужасном сне, в котором он видит свое прошлое. Все то, что у них было осталось лишь памятью, которая с годами поблекнет. Но он был готов начать заново. Собрать из мелких осколков, на которые рассыпалась его жизнь. Воскресить. Восстановить. Воссоздать. Он был готов. Лишь бы она дала ему второй шанс. Она всегда давала ему шанс на один больше, чем дали бы все остальные. — Расскажешь что-нибудь о том, что помнишь? — голос Каина был тягучим в привычной манере, но приятным. Так свойственно ангелам. Но вместе с тем что-то в его тембре проскальзывало… темное. — Я ни о чем так сильно не жалела как о том, что рассказала кому-то больше, чем стоило, — Лэйн поднимает на него этот ужасно опустошенный взгляд, которого она не заслуживает. Каин прекрасно ее понимает. Он слышал эти слова, он знает, как Лэйн они даются. — Что вообще кому-то что-то рассказывала. Рассказывала то, что они могут использовать против меня. Жалею, что сама вручила им оружие, которым можно выстрелить в меня же не прилагая больших усилий, — Лэйн прикрывает глаза, убирает ладонь и отводит печальный взгляд куда-то в сторону. Укутанная в плед рядом с кружкой чая и книгами она выглядела невероятно уютно, но очень пусто. Словно ее лишили души. — Жалею, что нельзя забрать обратно все свои тайны, рассказы и истории. Забрать и бережно сложить в шкатулку, а ключ бросить в пасть отродью. — Каин опускает глаза туда же, куда она смотрит, молча продолжая слушать то, что касается и его собственного сердца. — Вот этот момент, когда хочется замолчать навеки веков, но уже поздно. — Лэйн. — Ты ведь тоже ничего не рассказываешь. В ней скользят твердые нотки. Внутренний стержень на фоне беспросветного мороза. Стойкость юной девушки — одна из причин его восхищения. — Я хочу, чтобы ты вспомнила. — Вспомнила что? — Я буду ждать столько, сколько потребуется. Я не отвернусь от тебя, Лэйн. Девушка резко встает со стула, не обращая внимания на упавший плед. Отходит, поворачивается к нему и замирает, когда он вновь неожиданно и тихо оказывается совсем рядом. Приоткрытые губы, стеклянные глаза, смотрящие в его — уставшие и открытые. Искренние. — Ты сказал, что будешь защищать меня, но испарился при первой возможности. Может, это не твоя вина, не надо просить у меня бессмысленного прощения, но тогда и не стоит давать мне ложных надежд. Каина задевает это, но он продолжает в тишине библиотеки слушать ее. Не прикасаясь. Только глядя в ее глаза. — Я впервые за все время нахождения в отряде почувствовала малейшую толику безопасности и желания доверить его кому-то, помимо себя, но меня подвели. После этого я не чувствую ничего, кроме сомнений. Бесчисленных сомнений на твой счёт. Я ничего о тебе не знаю. Или не помню — как тебе угодно. Ты не рассказываешь. Только ждешь чего-то. О чем ты мне говоришь, чего ты хочешь? Может ты и готов ждать, пока я вспомню чудо, но я тебя — нет. Ангел слегка приподнимает крыло, словно неосязаемо пытается обнять. Не сводит с нее глаз. Она значительно ниже его, но им ничего не мешает бороться за то, чтобы отыскать в осколках взглядов нечто, что будет похоже на надежду. — И я не виню тебя за это. Ты меня больше не знаешь. Пока. Но он готов бороться. А Лэйн... Лэйн про себя обречено качает головой. Сквозняк, проникший в душу, превращает в неподвижные ледяные фигуры непрожитые воспоминания, которые остались в ее сердце, но не в ее голове, и скоро, как ей кажется, доберется туда, где висит табличка «слишком поздно». Лэйн не знает, как с ними бороться. Лэйн не знает, хочет ли. Возможно ли разморозить табличку утерянного счастья и переписать ее на «у нас еще есть шанс»? Лэйн прерывает их столкновение взглядами, переводя его ему на чуть расстегнутую рубашку. Что это, глаза слезятся? Как, черт возьми, это контролировать? Не смей позориться, Лэйн. — Мне кажется, я знаю, чего ты хочешь на самом деле. Его голос звучит точно сквозь толщу заснеженной глыбы. Так чертовски хотелось все рассказать ему, поделиться тем, как пусто ей на душе, словно это помогло бы ей заполнить эту пустоту хоть чем-то человеческим. Как иронично на фоне того, что он — бессмертный. Его взгляд скользнул по ее волосам и носу, остановившись на полуопущенных глазах в ожидании ответа. — Ты забыла, кем ты была, и я хочу тебе напомнить. Твердый ответ… — Я не хочу быть прежней. Не менее упрямый вопрос, с ноткой жестокой иронии… — А ты помнишь какой ты была прежней? — Это неважно, — Лэйн вновь смотрит на него. Разве глаза могут быть настолько прекрасны и по-обреченному печальны одновременно? — Я больше никогда ею не буду. Если ты цепляешься лишь за обертку прошлой Лэйн, о которой не хочешь говорить в ожидании того, что я все вспомню сама — зря. Я не вернусь. Нам не о чем говорить, если все, что тебя интересует — это прошлое, которое я забыла. Каин не сразу находит, что ответить. Минуту, может дольше, рассматривает ее лицо и неспешно проговаривает… — Лэйн, ты осталась такой же. Лишь заглушила все чувства. Девушка словно от боли морщится, но берет себя в руки. Пытается дышать, чувствуя запах запрещенных, дьявольских, заброшенных томов. Это запах ее души? — Скажи. Скажи мне, что тебе интересна и нужна я. Та, что ты видишь перед собой. — Мне интересна и необходима только та Лэйн, что я вижу перед собой сейчас. Вместо этого она встает на носочки и прижимается к его холодному лбу, потому что любые слова кажутся ей никчемными. Обычной пылью, затерявшейся где-то на полках ее сознания. Он вдруг прикасается своими губами к ее. Легко и невесомо, давая возможность уйти, отстраниться. Частое дыхание бьет по ушным перепонкам, оглушая. Кажется, сердце пробьет грудную клетку, когда она возвращает ему поцелуй, не оставляя в друг друге ни капли целомудрия. Его поцелуй похож на шторм, который стирает города с лица земли. Он сплетает их языки, и ее хватает лишь на невнятные слова, стирающиеся в пространстве, в ответ. Она прикусывает его губу, оттягивая. Вжимается в него всем телом, желая быть ближе, как никто другой, как ни одна смертная, никогда не будет. Лэйн чувствует, как его холодные пальцы проникают под чернильную блузку, касаясь ребер, и жар расползается по венам. Наконец-то. Она с усилием отрывается от его горячих, одновременно ледяных губ и целует подбородок, шею, ключицы. Все, до чего может достать, чтобы оставить свой след. Его тело — чистый ангельский лист, который искренне хочется испачкать порочной страстью, оставляя мазки языком и всасывая кожу губами. Каин отстраняется, обхватывая ее хрупкие плечи. Облизывает раскрасневшиеся губы, пока голубые глаза, резко сменившиеся красным, безотрывно смотрят в ее лицо. Лэйн хочется, чтобы эта картина отпечаталась на обратной стороне ее век до конца дней, потому что чувствует, что это вот-вот подойдет к концу. У них нет совместного продолжения. Они — висящая над головой погибель друг для друга. Или спасение? Серые тона ее будней затопят каждый из клочков воспоминаний, связанных с ним, но этот будет самым любимым. Окрашенный в кровавые оттенки боли и страсти. В ледяные — оттенки жгучего мороза по венам и хладнокровия. Тихий вопрос, ее застеленный непролитыми слезами взгляд, дрожь тела от смеси холода и тепла его прикосновений… — Что будет дальше? Его такой же тихий ответ, словно они оба боятся быть услышанными… — Лэйн… Даже если этот мир и мир бессмертных будут на грани уничтожения… даже если ты ничего не вспомнишь… Его дыхание становиться еще тяжелее. — Я не отвернусь от тебя, Лэйн. В одно мгновение ее губы вновь соединяются с его, и к ней возвращается то далекое, но до боли знакомое ощущение космического взрыва под кожей. Словно… она уже испытывала подобное когда-то. С ним? Он впивается в нее, подхватывая тело, приподнимая его, ее ноги обхватывают его талию, когда давление между их губами возрастает. Каин лишь сильнее вжимает ее в книжный стеллаж, повалив несколько огромных томов на деревянный пол, и теперь между ними не остается ни капли свободного пространства. Его язык проходится по нижней губе, оттягивая ее, пока они сливаются в поцелуе. Белые крылья позади него трепещут от накатившей волны чувств, Лэйн прикасается к ним, от чего Каина еще больше бросает в страстную смесь противоречивых движений. Она не хотела признавать, но нечто человеческое внутри нее после пробуждения давно жаждало связи, которая разожгла бы в ней огонь. Сокрушивший лед ее сердца. Но он не был огнём. Он был атомным реактором — его губы, которые прижимались к ее, обращали кровь в радиоактивную смесь, а тихие заглушенные стоны, опаляющие кожу, устраивали вторичные взрывы в ее венах. Сила его жарких поцелуев возрастала, пока она не почувствовала, как они обжигают её кожу. Разморозь меня. Отогрей чертово дьявольское сердце. Дай мне сгореть заживо в какофонии этого проклятого отродьями мира. Он был как лавина, упавшая с гор и одним шагом с обрыва, чтобы разбиться. Она же продолжала лезть вверх, несмотря на вероятность захлебнуться под пластами снега. Продолжала совершать тот самый шаг, чтобы вновь рухнуть в бездну отчаяния, граничащего с надеждой на будущее с ним. Это чувство было всепоглощающим. Захватывающим с головы до пят и кипящим, будто тебя бросили в жерло вулкана с извергающейся лавой. Она пыталась топить его, обхватывая руками за шею, перекрывая доступ к кислороду, но в итоге только ее легким не оставалось воздуха, а чувство продолжало жить. Она с самого момента, как проснулась в поместье Роткова, замечала его растрёпанные светлые волосы в толпе военных из отряда, словно её глаза были прицелом, а он — мишенью, в которую ей никогда не удавалось попасть. Он всегда исчезал. Каин был лавиной, сбивающей ее с ног, и одним шагом с обрыва, чтобы разбиться. Лэйн упрямо шла сквозь снежные пласты и совершала очередной шаг. — Я верю тебе, — шепнула девушка в самые губы. Каин опустил ее на твердую поверхность и едва заметно улыбнулся. Почти дерзко, так чертовски на фоне его ангельской, душераздирающей красоты. Ее сердце, кажется, начинало отмирать. Его — болело, но любило. Продолжало ждать. Он слегка сжал ее распущенные волосы на затылке. Взглянул в глаза самым искренним взглядом, не оставляющим никаких сомнений. Лэйн чувствовала, как сквозь толщу льда ее сердца и рассудка начинало что-то прорываться. Воспоминания? Надежды? Вера? Лэйн смогла слегка улыбнуться за все время, пребываемое в промозглом Роткове. Лэйн смогла пересилить себя и обнять его. Сквозь толщу льда она, наконец, отогревалась его противоречиями.