снег сигарета и домофон

лето - это, казалось, одно из самых обожаемых времен года. летом тепло, летом не нужно ходить на учебу. лето - отдых, различные поездки куда только можно, курорты и прочая дребедень, о которой ты слышал только из телевизора или подслушал у обсуждающих что-то одноклассников. не то чтобы тебе было интересно. летом артем уезжает в лагерь. ты сам, если честно, не ебешь зачем ему туда. вот и ануфриев тоже не понимает, но вы оба хорошо знаете его мать, настолько хорошо, что у вас даже мыслей нет пытаться отговорить её. каждым летом, в течение нескольких лет, когда вы пытались вымолить у ануфриевой его сына, она только и делала, что злобно отказывала и крыла тебя хуями. ну, хуями она никого не крыла, но ты по взгляду читал, как она недовольна одному твоему появлению в ее поле зрения. уезжал то он всего на месяц, но вы вдвоем в этом месяце видели разлуку сравнимую с погребением в разных могилах, расположенных далеко друг от друга. ловишь себя на мысли, что хотел бы разделить с другом одну могилу на двоих. ну, именно поэтому вы оба и любите зиму. ни осень, ни весну: потому что весной все вокруг ощущается сначала слишком слякотным, потом резко ярким, а осенью вообще повеситься хочется. да ты бы и повесился давно, если бы не артем. артем стоит рядом, что-то бормочет, пока ты очень увлеченно рассматриваешь огромный сугроб за его спиной. где то сбоку сугроб желтый, ты улыбаешься, гадая про себя, собачья это ссанина или твоя вчерашняя. — алло, гараж, — он выводит тебя из транса и ты перестаешь глупо улыбаться помеченному снегу, — зырь. ануфриев выуживает из своего кармана пачку дешманских сигарет, ты недоверчиво пялишься на них. откуда он их достал, тебе остается только гадать, но артем решает не затруднять тебе жизнь. — да у мамкиного ебыря спер. чего ты так косишься, нормальные они, — он открывает потрепанную пачку и ты видишь наличие в ней только одной сигареты. он достаёт ее и протягивает тебе, ты принимаешь его подачку, хмыкнув. — пробовал уже? — ты крутишь сигарету в руке так же, как крутишь на уроках свои погрызанные ручки. артем улыбается. — не, тебя ждал. ты улыбаешься в ответ. мелочи, а приятно, а? он снова шарит по карманам куртки, теперь уже в поисках зажигалки. зажимаешь бедную сигарету меж зубов, артем чиркает зажигалкой. делая затяжку, ты не закашливаешься просто потому что уже курил раньше. не был зависим, но было парочку эпизодов, в которых ты таскал сигареты у матери, чисто из интереса. она и поймала тебя, тогда еще показушно плакала, ну ты и пообещал перестанешь таскать, только чтоб она успокоилась. артему ты это рассказывал, ты ему вообще много чего рассказываешь. ты передаешь ему сигарету, смакуя вкус табака на языке, который приличное время не чувствовал. когда ты там в последний раз курил? в двенадцать? артем принимает ее и повторяет за тобой, сразу же затягиваясь. и закашливается буквально через секунды две, пиздит себя по груди. он даже пару раз харкает на снег, отчего ты хочешь посмеяться. — блять, ну и дрянь, — он противоречит сам себе, повторно затягиваясь. все еще кашляет, но не так, как в первый раз, — вкус говна. — сначала у всех так, потом привыкаешь, — ты лыбу тянешь, артем снова затягивается. смотришь на него, он стоит так гордо, с сигаретной в руке — символом своего ненужного никому недо-бунта, весь из себя важного строит. вам обоим завтра в школу. ты, поглядывая на дымок, спрашиваешь: — ну как тебе? ануфриев выбрасывает недокуренную сигарету в снег, туда же сплевывая. — параша какая-то, че все по ним так угорают. и вы сразу же забиваете на эти сигареты, зажигалкой ануфриев пытается подпалить и так поломанные и выдавленные кнопки давно нерабочего домофона. ты тычешь по этим кнопкам под ануфриево хихиканье, все ещё чувствуя на языке привкус табака.