ПостГиМовская фантазия

Настоящий хаос из картинок, звуков, ощущений и чувств стихает ненадолго, лишь, когда Ярик оказывается на водительском кресле и выдыхает. Даёт себе несколько минут абсолютной тишины и темноты, прежде чем вырулить с парковки. Дышать всё ещё сложно из-за духоты и усталости, но в салоне вот-вот станет комфортно. А спешить некуда, вообще-то, только, если домой. Но там он планирует быть ближайшие дни почти безвылазно — куда ещё в такую жару? Опять за город, если только, в лес и к реке. Комаров кормить, ага. Романтично. Но, в принципе, он хочет. И даже всерьез об этом ещё подумает. Но не сейчас. Сейчас внутри все горит и полыхает, и кажется, что из через кожу этот жар выходит наружу, заставляя потеть ещё сильнее. Хотя, куда уж? Ему итак кажется, что сейчас его тело состоит от силы лишь процентов на 60 из воды. Глупости. Но в горле будто вулканическая лава. Ярик долго и жадно пьет, но напиться не может. Хотелось бы похолоднее и посвежее водичку, а не завалявшуюся и нагревшуюся в машине минералку, но надо быть осторожнее. Так легко простудиться в жару. А лежать с температурой и с больным горлом он точно не хочет. Хватит, видел уже недавно. Но, нет, завтра вместе с пресловутыми овощами он купит и мороженое. Снова забьет им холодильник, чтобы пару дней никуда не выходить. Иначе никак. Ярик пытается откашляться от воды — «чуть не подавился, руина», и кладет руки на руль. Прикрывает на мгновение глаза, восстанавливает дыхание — дорога в ночи свободная и быстрая, лёгкая. И теперь ярче вспоминаются ощущения. Их было сегодня много. Но мозг быстро отфильтровывает «лишнее». Ярослав не может сдержать улыбку и даже усмехается собственным мыслям: крепкие руки и плечи Кирилла, и внимательные взгляды, полные и восхищения и уважения, и всё ещё искреннего удивления. Было забавно. И мощно. И безумно. Особенно, на вручении награды. А уж что он там по поводу песенного шедевра им с Сашкой высказал потом. Хах. Всем бы такого понимающего коллегу. Сашка. Саша. Сашенька. Прикосновений было много, но хочется всегда больше. Ярко вспыхивают под пальцами на руле ощущения от гладкого Сашкиного подбородка. И что это с Яриком случилось? Схватил за лицо Казьмина прямо на сцене. Порыв случился во время блока " Икара», а тут уже точно Бродяга во всем виноват. Дерзкий темпераментный Волчонок, которого с таким огромным удовольствием Ярик «выпустил сегодня побегать». А Сашка все стерпел, подыграл, хотя за модными стеклами дорогих очков и промелькнуло удивление. Жарко и душно было сегодня везде. А рядом с Сашкой горячее всего. Сердце начало бесноваться, как сумасшедшее, ещё в гримёрке, пока Дима наводил красоту. И Ярик, сидя на диванчике с бутылкой ледяной водички, просто не мог отвести от Казьмина взгляда. А тот, как всегда, лишь ухмылялся и «стрелял» накрашенными глазками. И весь первый акт прятал свои ведьминские зелёные глаза за очками. Но, ведь только глаза. А Ярик не слепой. Почти невозможно было сдержаться, смотря на пухлые губы так близко, сколько бы раз ты их уже не целовал, зная каждую трещинку и изгиб. А скулы его невозможные, подчёркнутые грамотно косметикой? Дерзко и медленно пройтись бы по каждой языком, спускаясь по шее до самой цепочки. Да и воротник футболки оттянуть. А после " Сядь, пёс» и проснулось это животное, волчье, опасное, не Яриково вовсе, а стопроцентно изгойское. Так и представляется, как по одной грубой команде Икар или Брут, да пофиг, просто Сашка Казьмин, садится перед ним, перед Бродягой, на вымышленное бревно. И, глядя с лёгким испугом и предвкушением (да, он так умеет, зараза), медленно разводит ноги. И облизывает свои невозможные губы. И у Ярика-Бродяги дёргается кадык от сглатывания, а взгляд непроизвольно скользит по идеальному телу, задерживается на складках брюк, что уже почти не скрывают возбуждение. И в глазах, словно от фитиля из Сашкиных зелёных, вспыхивает искрой желание. Ярик-Бродяга не любит начинать с нежностей, поэтому сразу кидается к объекту вожделения и быстро справляется с его одеждой. Здесь проще снова представить Сашку с концерта — фирменные шорты мгновенно оказываются у щиколоток вместе с красной повязанной рубашкой. И Ярик- Бродяга впивается в обнажённые бедра пальцами, наклоняется и втягивает жадно, по-звериному, запах; замечает лёгкую дрожь мышцев и дразнится, едва касаясь кончиком, ведёт по нежной светлой коже по внутренней стороне от колена до самой кромки белоснежного белья. И в конце давит сильнее, проходится всей поверхностью языка, утыкается носом в промежность. И легко царапает бедро — красные следы тут же исчезают на коже. Живот все чаще и резче подрагивает от каждого нового поцелуя, полуукуса и жаркого поглаживания, с обязательным проникновением пальцев под белье. Но Волчонок пока просто дразнится, не хочет брать и давать сразу все, исследует территорию, немножко, совсем чуть-чуть, мучает добычу, заставляя вздрагивать в сладкой неге от предвкушения. Жертва сводит Волка с ума и он наслаждается, шире разводя руками идеальные стройные бедра и показательно облизываясь. Он сдерживается почти с трудом, когда Саша запрокидывает голову и дышит ртом, а кадык «танцует» под тонкой кожей. Волчонку хочется взгрызться в него поцелуем, прижаться к шее носом и потереться, коснуться пухлой нижней губы кончиком языка — только попробовать на вкус; но он остаётся сидеть между ног. Довести жертву до полного исступления — вот его задача. Снизу, не смотря на позу, он продолжает чувствовать свою безграничную власть над этим человеком. Это же не он тут бесстыдно разводит ноги, выставляя на показ уже возбуждённый член. Хотя, до себя дотронуться хочется все сильнее и сильнее. Но так уж и быть, поскулит, порычит, но потерпит. Любовник протяжно стонет, когда Бродяга умело берет в рот и жадно помогает себе и пальцами, касаясь везде и сразу. Слюны слишком много — он всегда хочет его сильно и жадно. Даже сейчас, в неожиданной горячей фантазии. А что дальше? Саша- Икар, податливый и нежный, наивный «платиновый мальчик», верящий в счастье, изгибается до красиво очерченных мышц пресса и поддается, позволяет себя ласкать. И боится быть громким. Он исключительно принимает все ласки, немного сдерживается, теряясь в пространстве. Бродяги даже не касается, цепляясь до побелевшие костяшек за бревно. Закусывает губу и жмуриться, жадно сглатывает. Отдается почти отчаянно, но с огромным удовольствием, которого не скрыть: Волчонок чувствует его в каждом подрагивании мышц и тихом всхлипе. А что же Саша- Брут, «предательская морда», смазливая, но не такая уж и простая? Брут намного сложнее устроен, он «второй» при «платиновом» мальчике, но не забывает и про свои выгоды. Дружба есть, но лишь такая и до тех пор, пока Брута все устраивает. С Бродягой у него другая динамика. И любовь, значит, другая была бы. У них с Бродягой нет ничего общего, на первый взгляд, кроме принципов и целеустремлённости, пресловутые «лёд» и «пламень», но это и будоражит сознание и нервы. Если Бродяга влюбится, он не отступит и не отдаст. А от Брута всего можно ожидать. Брут бы точно схватился за плечи или за волосы, насаживаясь сильнее, заставляя Волчонка скалиться и кашлять, и обязательно бы напоминал «прятать зубки». Брут бы тоже принимал ласки, но захотел бы так, как нравится ему. Чуть грубее, более неоднозначно. Возможно, кончил бы Волку в глотку, поправил брюки и встал, будто бы забыв о чужом возбуждении. Но пламя в глазах Волчонка его обжигает, плавит светлую броню, поэтому продолжение неизбежно. Бродяга ни за что не согласился бы на позицию " нижнего» при первом разе, и Брут бы долго отказывался. Но, в конце концов, согласился бы. Но оставил бы на гладкой горячей коже Бродяги розовые следы от укусов. Мол, я тоже умею кусаться, дружочек. И я позволяю тебе трахать меня неистово только потому, что сам этого хочу. А Бродяге плевать, когда «браслетничек» стонет под ним и отвечает на смазанные поцелуи, теряясь в реальности. Волчонок все видит в его искрящемся изумрудном взгляде и довольно рычит, толкаясь все глубже и горячее. Брут идеален и прекрасен, он полностью его, даже, если будет это отвергать. А после, Бродяга с неистовством станет его, потому что так в его системе координат тоже правильно: когда по-настоящему, по любви до дрожи и не сдерживаемых стонов. В жаркой фантазии все возможно, главное, что выбирать не приходиться. Голова идёт кругом от каждого. Приближаясь к пику, Бродяга роняет любовника на лопатки, остервенело снимает одежду — здесь это вдруг лоскутные джинсы, а не брюки Бродяги; да и на запястьях любовника всё ещё намотаны красные и черные шнурки — образы с концерта ничуть не мешают удовольствию; и сразу толкается между влажных твердых бедер с удивительной лёгкостью, но кроет до искр перед глазами от ощущения горячей тесноты; крадет мокрый поцелуй с пухлых губ и цепляется мертвой хваткой, оставляя следы. Это Его жертва, Его добыча, Его «браслетник», Его Сашка Казьмин. И становится безумно хорошо. Баярунас облизывает губы, вытирает пот с лица и ёрзает на сидении, судорожно пристегиваясь. — Твою мать… Открывает чат и пишет короткое сообщение. А потом снова ёрзает и открывает последнюю переписку с Сашкой и сначала даже немного зависает на последнем сообщении, а потом хмыкает и всё-таки поправляет член через одежду и старается побыстрее вернуть руки на руль. «Подростковый секс меня не интересует. Да и тебя тоже, Ярик)» Они с Казьминым перед ГиМом опять в ночи болтали про секс. Два дебила. Не болтать надо, а чаще встречаться. И какова же вероятность на сегодня, интересно? Ярослав быстро вбивает в навигатор адрес и начинает следовать по новому маршруту. Плевать. Он просто сделал сегодня такой выбор. Это все чертов Волчонок, ненасытный, страстный, дикий и раззадоренный на фестивале почти до предела. И Ярослав не будет с ним сегодня бороться. Хотя, нет стопроцентной уверенности, что этой ночью он всё-таки останется не один. В квартире тихо и душно. Не включая свет, Ярик сразу буквально с головой ныряет под душ и выдыхает. Немного расслабляется. Но продолжает видеть перед собой зелёные подведенные глаза и пухлые улыбающиеся губы. Ладно, ок, он тут сейчас один, он взорвется, нахрен, если не подрочит в этой давно любимой и подзабытой ванной. Но громко стонать Ярик себе запрещает и утыкается раскрасневшимся лицом в полотенце. Потом его же повязывает на бедра и в полутьме полу-реальности раздвигает диван, стелит простынь и просто падает на него, почти мгновенно засыпая. На краю сознания мелькает мысль, написать всё-таки Сашке, что он здесь, но Ярик так и не шевелится. Просыпается резко, словно из-под воды выныривает, глаза распахивает. И тут же слышит такое знакомое характерное сопение рядом. Автоматически тянет руку, хватает за запястье и укладывает тяжёлую чужую руку аккурат к себе на живот. И гладит в темноте, почти не открывая глаз. Сопение смолкает. И Ярик уже в предвкушении первого Сашкиного слова после пробуждения. — Яяяярричееек. Спи давай. — Не могу. Все. — Смоги. Ярик чуть поворачивается, смотрит на Сашку — тот даже глаза не открыл. — Не могу. Вспоминаю, как отлюбил тебя в машине …вот-вот. — А? В смысле? Саша, ожидаемо, дёргается и окончательно, похоже, просыпается. — Ну после фестиваля. Фантазия разыгралась. Сашка моргает несколько раз и укладывается поудобнее, но руку свою не убирает, хотя, Ярик продолжает ее держать в своих. — А подробности? И Сашка совершает невозможное — включает ночник. Ярик смешно жмурится и тянется, чтоб коснуться Сашкиного виска или волос — хочется безумно. Такой он милый и заспанный, глаза едва открываются. Да Ярик и сам не лучше. И он всё ещё в одном полотенце же лежит. Сашка в трусах. — Да Бродя отсосал тебе и отлюбил. — Чего? Надо отдать должное Казьмину — слышал он спросони всегда плохо, но глазки вытаращил и бровки приподнял. — Ну, это, в фантазии моей. Я типа Бродяга, отлюбил тебя. Только я не догнал, кто это был, Брут или Икар. Видать, мне похер, все равно же ты. — Кончил и отрубился, правильно я понимаю? — Саш, ну что за допрос? Не в машине, уже в ванной. Эм, ну, да. — И даже не написал, что сюда приедешь. — Ну Сааашенька… Ярик лезет сверху целоваться и чувствует, как уверенно чужая рука ложится на поясницу, чуть сдвигая полотенце. — Да я тоже не заметил, как вырубился рядом с тобой. А теперь вот чувства…накатывают. — Прекрасно. Ну хочешь, как в фантазии моей сейчас? Бродя страстный любовник. — Ха, ну да. А какой из меня сейчас Икар? Весь текст, нахрен, повылетал сегодня. — Да забудь. Так хочешь или нет? — Хочу. Но спать ещё больше. — Сашка, Сашка. — А сам-то? Вырубился, даже полотенце не снял. И Саша потянул полотенце с бедер. Ладони мягко прошлись по обнажившимся бёдрам и ягодицам. Ярик не смог скрыть довольную улыбку. — Ну вот, другое дело. — Не другое. Яр, ну блин. Член-то у меня, конечно, встанет, а вот я — вряд ли, чтоб его… — Все, не продолжай, Казьмин. Тихо и устало они смеются вместе, периодически покашливая. Опять бас-баритонами проснутся. А Ярик, похоже, вообще, может и без голоса. Но целовать лениво Сашкину грудь никто ему не запретит. Ну хоть немного ласки и тепла, так хочется. Да, сил у него тоже не осталось на горячие подвиги, что нафантазировались в машине, но нельзя упускать ни минуты, пока почти лежишь на Казьмине, самом родном и любимом. Какую бы фигню он там не пытался нести спросони. — Спать давай, Ярик. Утром вернёмся к твоим фантазиям, обещаю. — Я сам тебя верну, не успеешь глаза открыть, — и Ярик легко чмокнул Сашку в грудь. — Поцелуешь хоть? — Ну начинается. Сначала, пососемся, потом отсоси, потом… — Боже, Казьмин. В моей фантазии ты просто поддавался и стонал. И было круто. — Фантазёр и извращенец. Я пипец как спать хочу. И ровно настолько же я сейчас счастлив. Доволен? — и Саша улыбается, гладит по спине, но легко, на ягодицы не спускается. Ярик льнет ближе, гладит в ответ по покатым гладким горячим плечам и по груди, укладывается рядом и немножко хмурит брови. — Почти. — Ну иди сюда, Волчонок. — Рррыыы. Сашка смеётся, целует с нежностью и долго, немного лениво, но Ярика устраивает такой темп. Усталость накрывает ежесекундно. В теплых объятиях он отключается ещё быстрее, чем в первый раз. Впрочем, Саша тут же следует за ним.