Amen

"Amen"

Тяжелое зловоние смерти стояло над огромным полем. Всего несколько дней назад на нем, может, трудились крестьяне из близлежащей деревеньки. Сейчас, когда деревня была сожжена дотла, а крестьян вырезали, трупы их повесив на деревья, над полем лились иные звуки. Звуки страха, топот копыт, крики людей и звон оружия, всё, всё это утопало в невыносимом смраде пота и грязи, крови и смерти. Небольшая дружина феодала, состоящая по большей части из крестьян и наёмных ландскнехтов сражалась с прибывшей вражеской армией. Она состояла из профессионалов и запросто разбивала любые надежды на спокойную жизнь. Даже в глуши, смерть достала своей костлявой и мерзкой рукой мужей и жен, детей и стариков, каждый, каждый, кто попадался под железный сабатон или люцернский молот, был растоптан, задавлен, убит и истерзан. Жалость – не то чуство, присущее воинам. Небольшим оплотом мира оставалась церковь. Небольшое бревенчатое здание с острым окончание небольшой колокольни и крестом, искуссно вырезанным из дерева когда-то жившим здесь умельцем-крестьянином. Именно в неё немногие воины феодала приносили убитых и раненых, что в прочем, умирали крайне быстро. Молодой священник был залит кровью, на его глазах постоянно стояли слёзы, а дрожащие, синие от волнения губы, тщетно по десять раз выдавали "Amen"... Стрелы с глухими ударами впивались в многолетние бревна, из которых был сложен храм Божиий и старый священник, с истощенным от поста и молитв за упокой лицом, вздрагивал каждый раз, когда раздавался этот удар. Стрела могла быть и зажжена, но дождь, Божии слезы по погибшим, тушил их, снова и снова.

"Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen."

Короткая молитва за упокой звучала опять. Но тут в массивных деревянных дверях храма показалась фигура человека, всадника в полном доспехе, его лицо скрывала полутьма и только доспех, затертый пылью, всё равно бликовал от света свечей. – Стой! Не убивай... - закричал молодой священник отпрянув от входа. Он не знал француз сей рыцарь, или англичанин, но осторожность никогда не вредила ему. – Да куда ж ты... - сказал рыцарь на ломанном английском, еле держась на ногах и покачиваясь из стороны в сторону. – Aide-moi, prêtre... - продолжил он на французком, - mon côté... – Француз... - полушепча отвернулся к старшему священнику аколит, - я убью его... Молодой парень медленно достал из-под рясы короткий кинжал и спрятал его в рукаве. Взяв медный канделябр с одной свечой, он подошел к рыцарю. На его пробитом копьём доспехе сочилась кровь. Он упал на колени, обессилев, и лишь шептал что-то о Боге и короле. Черные волосы, сбившиеся в засаленные пряди, окропленные кровью, ниспадали на лицо дворянина, его серые глаза с красными от лопнувших сосудов белкáми смотрели вверх, на деревянное распятие над алтарем. Меж его глазами и Христом встал аколит с занесенным ножом, как вдруг кто-то ударил молодого парня по руке, из-за чего нож выпал из его дрожащих рук на деревянный пол, воткнувшись острием в него. Старый священник с горящим от стыда взглядом схватил юношу за ворот рясы и потянул к алтарю. Насильно поставив его на колени, диакон хриплым голосом произнёс: – Читай... – Но отец! - было возразил парень. – Читай! Кому я говорю... С этого места читай, - сказал священник, указав пальцем на строку.

"Не убий."

– Повтори! - взревел старик

"Не убий."

– Что ты сказал? - будто не слыша вторил старик.

Не убий

Произнес неудавшийся убийца, и слезы прыснули из его глаз. Старый священник оставил его близ алтаря и пошел к рыцарю. Тот все молился. Уложив его на полу, диакон снял кирасу, выполненую, видно, у кузнеца за небольшие деньги, потому что металл был мягок, а рана глубока. Из нее, прямо из-под ребра, сочилась алая кровь. Священник принялся мотать бинт, но было уже поздно. "Amen..." было последним словом французкого рыцаря, парня, около 20 лет, не старше аколита.

"Requiem aeternam dona eis, Domine," (Вечный покой, даруй им, Господи)

Начал читать священник.

"et lux perpetua luceat eis." (И да сияет им свет вечный)

В его голосе, что-то надорвалось.

"Requiestcant in pace." (Да почивают они в мире.)

Старый француз, давно живущий в Англии и принявший здесь Веру Господа, заплакал о сыне своем.

"Amen"