Ночная вылазка

      Кэти замерла перед дверью.       — Черт! — связка ключей выпала у нее из рук. Туда же грохнулось ведерко со льдом.       Не будет же она в самом деле торчать перед мотелем, как какая-то грязная потаскуха?       А Кэти себя так и чувствовала.       Она, словно неудавшийся воришка из голливудского кинофильма, пыталась проникнуть в свою собственную дверь, в свой собственный номер, к собственному же, мать его, мужу. А еще был Джонни, который ей не принадлежал. Ей-богу, Кэти и не претендовала! А что касается самого Джонни… она не была уверена на счет него. На счет него и Бэнни.       Кэти снова выругалась, склоняясь над ключами, и уверено проворачивая хлипенькую ручку. Ненавидя себя, она громко откашлялась перед тем, как войти внутрь. Хотя и точно знала, что ее небольшое фиаско со льдом не могло остаться незамеченным, стены-то тут картонные, черт возьми, а двери и того хуже, жалкий кусок фанеры.       — Кэти? — задержавшись на мгновение, она, наконец, подняла взгляд: все было по-прежнему; узкая койка, Бэнни, которому бы следовало поменять перевязку, и он… конечно, там был он.       — Ага. Что говоришь?       — Не могла бы ты оставить нас еще на пару минут? Только пара минут.       Видно, тяжко Джонни давался разговор.       — Детка? — недовольно окликнул Бэнни, словно она какая-то идиотка, не понимающая простых слов.       — Ладно.       Пожалуй, дверь за ней захлопнулась чуточку громче, чем она ожидала.       Джонни выдавил улыбку, когда они вновь остались наедине.       Он нетерпеливо схватил чужую руку:       — Что говорят костоправы? Когда отчухаешься, а?       — Пару месяцев. Может, больше, — едва слышно бормочет Бэнни в подушку. — Не парься сильно, я ж не калека.       — Может, нужно чего? Помощь какая?       — Подыхаю, пластинку хочу послушать… а у Джагера альбом новый вышел.       Джонни хмыкнул, выудив зажигалку, но так и не закурил.       Херовая идея в больного дымить.       Навряд ли в этом захудалом мотеле вообще можно курить.       — Так я подгоню. Не вопрос.       Парень устало улыбнулся в ответ:       — Да тут нихера нет. На чем ее слушать? — он прикрыл глаза, тяжело вздыхая. — Проигрыватель нужен.       — Заметано. Будет тебе проигрыватель.       Разжав пальцы, он начал нервно покачиваться из стороны в сторону, поглядывая на задремавшего друга:       — … а хочешь, хочешь я убью их?       — Кого?       — Уродов, которые измывались над тобой, — прошипел Джонни, уставившись на дверь.       — Нет. Слышишь, не надо?       Звякнул замок.       Джонни вскочил на ноги, всучив Бэнни парочку смятых купюр.       — Пойду я. Бывайте, что ли?       — Спасибо, что зашел, — бледно отозвалась Кэти, как будто он к ней заглянул, ну честное слово!       Она подумала, что тому стоило букет цветов притащить. Мотель был средней паршивости, но убогая тумбочка смотрелась бы вполне сносно с несколькими веточками роз. Кэти зацепилась взглядом за сотню долларов, небрежно брошенную прямиком на пол. А денег у них еще хватало.       Бенни спал. Она обещала себе не забыть о проклятой перевязке, которую сам он наотрез отказывался менять.       «А как ты тогда хочешь ногу сохранить? — спросила она тогда. — Какого хрена только я этим занимаюсь?».       «Слушай, малышка… не хочешь делать всю эту херню, я и сам справлюсь».       Но Бэнни в очередной раз напиздел.       Повязку он поменял лишь однажды, и то только потому, что ее рядом не оказалось.       А Джонни сможет о нем так позаботиться?       

***

      Остряк понимающе похлопал его по плечу.       — Иди за ним, давай!       — Чего? — закуривая, отозвался Бэнни. Молодняк надрался вусмерть, подливая и ему в ответ на все протесты.       — Хочешь, чтобы я вслух сказал? — насмешливо зашептал новый приятель. — Да босс того и гляди вскочет на тебя, как на суку! Только ты это… давай без кулаков, а?       — Да ты черт, чувак. Всерьез просишь не начинать драку кому-то с костылем?       Остряк смачно затянулся, протягивая руки к костру:       — Ну уж прости. Мудак.       — И что… остальные тоже так считают? — осторожно начал Бэнни, щелкая зажигалкой. Какая это по счету…?       — Вроде у ваших парней есть глаза и уши, да некоторые туповаты, но все очевидно. Мне-то уж точно.       Бэнни обвел взглядом их разношерстную компанию; на них двоих никто не обращал внимания.       Стремительно темнело. А к ночи у него всегда начинала ныть рана.       Кэти присела на краешек толстенного дуба, что служил за место скамейки, потягивая пиво. Она выглядела уставшей, и он знал, что виноват в этом. Бэнни вообще во многом виноват, жена неустанно твердила ему об этом.       — А ты запал или как…?       — Да не-не! Забирай, как говорится, — хрипло хохочет Остряк, обдавая его едким дымом.       Он зябло передернул плечами. Осень в том году подкралась незаметно, едва-едва окрасив зеленое в желтое, но холод захватил всех врасплох. Сначала столбик термометра резко опускался ночью, особенно в предрассветный час, а сейчас уже с заходом солнца.       Промозглый ветер забирался под косуху, хлестал по голой шее, и пара бутылочек пива не могла исправить ситуацию.       Остряк курил, что покрепче, дурь или легкую травку, Бэнни не знал. Он только видел, как передернуло темные глаза пеленой. Ну и торчок! Его взгляд то и дело возвращался к Кэти, что цедила то самое пиво, а в сторону Бэнни даже и не поворачивалась. Она сгорбилась, завороженно уставившись в янтарно-золотистые языки пламени, лижущие бревна.       И Джонни. Он тоже смотрел. Но не на огонь, нет, он смотрел, как его отблески играют на чужом лице, скользят по волосам.       Ему вконец осточертел вой Клауса Майне, рывками доносящийся из дешевых колонок. Кэл пьяно цепляется за куртку босса, принимаясь нашептывать что-то ему в ухо, Бенни только видит, как в полумраке быстро шевелятся его губы. Он опирается лбом о собственные руки, сложенные в «замок», пытаясь отогнать боль. Ступню вновь прошибает жаром, мерзко покалывает. Ему хочется домой. Поспать.       Нечто заставляет его вздрогнуть, как от холода. Он решает, что это жена мягко тормошит за плечо, хочет уехать. Но Бэнни только натыкается на пристальный взгляд уходящего Джонни. Широкая спина утопает в темноте, только виднеется белоснежная эмблема их клуба.       Сонни подмигивает, лыбясь в полупустую банку из-под содовой. Брюси недовольно тянется в карман, вытягивая бабло и швыряя его в Остряка, а потом громко ржет, потрепав того по плечу, мол, честный выигрыш, козел.       Бенни идет следом. И Кэти тоже замечает, как они двое говорят без слов.       Кэти — вовсе не дура.       А Бэнни совершенно точно насрать на что там ставили Сонни с Брюси.       — Хочешь прокатиться? — это первое, что спрашивает Джонни, когда он доковылял до него.       — Там Кэти…       — Парни предупредят ее, — жилистая кисть нырнула в куртку, вытаскивая зажигалку. — И подбросят, если нужно.       Джонни подкурил ему, раздраженно пнув камешек, попавшийся на пути. Носок берцев выстукивает незнакомый Бэнни ритм.       — Поехали.       Он хромает, с трудом доползая до тачки. Джонни застывает, оглянувшись на собственный байк.       — Прости, пацан… я замотался, — пальцы юрко забираются под локоть, вытаскивая костыль. — Куда его?       Господи боже, босс забыл, что у него чертова клюка, с которой он ходит… буквально повсюду.       — Да неважно. Брось в багажник.       — Тебе типо прелечь нужно?       — Не, я спереди поеду, — отрезал Бэнни, все еще балансируя на одной ноге.       Раскрыв дверцы, Джонни помог ему забраться на пассажирское:       — Ладно, полезай внутрь.       Тот водит охуенно, и даже выпитое не помешает ему быть на высоте. Бэнни вообще не уверен, что тот сегодня пил что-то крепче пива.       Когда они срываются с места, мчась вдоль безлюдных улиц, замершего ночью города и пустующего шоссе — Бэнни забывает о боли.       До бара добираются слишком скоро, он хотел бы еще попетлять вокруг, хоть пару кругов.       На этот раз Джонни уже ждет его на улице, упрямо подав руку.       — А, у меня подарок есть для тебя, — замявшись, бормочет босс. — Блядь, я ту штуку в машине забыл!       Только оказавшись в баре, жарком и смердящим сигаретным дымом, Бэнни понял, что без костыля.       Здесь все еще клубился мрак, пока Джонни не щелкнул выключателями.       — Налить тебе?       — Не, я ж на таблетках, — бормочет он, затягиваясь никотином, нелепо крутнувшись на стуле.       — Да ладно тебе, Бэнни, я знаю, что поможет забыть об этой проклятой ноге!       Джонни действительно орудует за стойкой, звеня бутылками.       — Это для меня? — невольно улыбнувшись, спрашивает парень, указывая на проигрыватель, кое-как завернутый в пергамент.       — Ага.       Он хочет пройтись пальцами по лакированным бортам, вдохнуть запах винила. Но вместо этого торчит на стуле, не собираясь подняться. Костылей он так и не замечает.       — Круто. Спасибо, правда. Послушаем?       — Не уверен, что здесь найдется что-то в твоем стиле, но глянем… на вот, выпей пока.       Че-е-ерт! Как же, твою мать, он устал! Бенни просто на мгновение прилег на стойку.       «Только прикрою глаза, на секунду», — успело пронестись в мыслях. А потом он отрубился.       

***

      — Малыш?       Он пощёлкал пальцами, привлекая чужое внимание.       — М-м… чего?       — Ты заснул, — подставив стакан с выпивкой под нос, рапортует Джонни.       Его ведет. Как же его, блядь, ведет.       Рассудок медленно ускользает, а ведь он даже не обдолбался.       Ему кажется, что у него сносит крышу. Сколько же, сука, он сможет еще продержаться?       Бэнни насмешливо кривит губы, осушая стакан в один глоток.       «Понимает же, козел, все понимает, правда?».       — Извини, от таблеток, наверное, — шепчет тот, стискивая сигарету зубами. — Клевый проигрыватель. Точно отдаешь?       — Он твой.       Они обо замолкают, теряясь в густом дыме.       Джонни вдруг замечает, как на него уставился Бэнни.       — Чего? — привычно грубо бросает он.       Тот едва заметно улыбается, пожимает плечами:       — Не знаю. Ничего. Забортистая фигня получилась.       — Сам придумал, сам перемешал, и, вот, кто-то уже потягивает не маргариту, а это дикое месиво.       Глубокие басы проникали в мозги, заглушая слова, а ему и посрать, если честно.       — Только не начинай за клуб, хорошо, Джонни?       — А ты хорошенько обдумал мое предложение? — рявкнул он, пододвинувшись к приятелю. Знакомая непроницаемая маска на лице вместо эмоций. — Не глупи.       — Так не должно быть. Я не стану управлять клубом без тебя…       Джонни уже понесло, он вообще не был уверен, что сможет остановиться:       — Решил соскочить, друг? Дело в Кэти, да? Она и тебе на уши присела?       — Пока ты во главе «Вандалов», я буду в клубе, уйдешь — я тоже, — перехватывая взгляд напротив, отзывается пацан. — Я не хочу пиздеть тебе, Джонни. Только не тебе.       Он заметил, что тонкая рука постоянно потирает травмированную ногу. На автомате.       — Можем пройти в кабинет.       — Да не. Я в порядке, Джонни. Может, нальешь и себе тоже?       Он отмахнулся, вскочив с места:       — Лучше не стоит.       — Только давай оставим эту тему? — осторожно предложил парень, затушив окурок.       — А о чем мы тогда будем трепаться? О байках? — нависнув над ним, прошипел Джонни.       Бэнни заискивающе глядит, словно щенок, не боится, совсем нет, но… не поддается:       — Будем говорить, о чем угодно, о чем хочешь… Кэти приходила?       — Парни растрепали?       Пацан, как всегда, сплошная непосредственность.       — Просто спросил. Так приходила или нет?       — … приходила, — наконец, выдавил он. — Слово в слово передавать не стану, уж извини.       Бэнни закивал, пряча улыбку за изящными пальцами:       — Я и так все понимаю.       — Правда? Так уж и понимаешь, парень? — Джонни продолжал зажимать его, а тот не выказывал ни капли сопротивления.       Ему такое нравилось.       Строптивые — полная херня.       Барный табурет со скрежетом отъезжает в сторону, упершись о стойку. Края столешницы врезается ему в поясницу, но тот только морщится.       — Теперь не уверен. Заинтриговал. Колись.       — Много чего было сказано, всего не припомню. Что-то в духе ревнивых жен: «Оставь Бэнни, он — мой, тебе не принадлежит». Спасибо Кэти, что скандал не закатила, а она умеет, знаю.       — Похоже на нее. — Только и отвечает Бэнни.       Его, наконец, выводит эта пресная физиономия.       — Сам ты что скажешь? Принадлежишь мне? — пальцы тянутся к полным губам, сжимая. — Говоришь, что все понимаешь… ну, отвечай!       — Куда я свалю, пока ты меня держишь?       — Держу? Ебнулся? — он заносит кулак, с трудом не вмазав ему.       — Ладно, проехали…       Бенни оглядывается в поисках костылей.       Джонни попросту не вытащил их из багажника.       — Идем в кабинет. Давай руку?       Рослый и тощий, его все равно было легко поднять. Протащив того по коридору, Джонни привалил тело к креслу. Не составило труда рвануть на нем куртку, оставив болтаться где-то на руках.       У него так стоит, что сводит зубы. Он нервно зыркает на пацана, облизывая пересохшие губы.       Бэнни понимающе улыбнулся, позволяя раздеть, распластавшись в кресле и раскинув руки в стороны.       Красивый. Сам же знает. Не может не знать. Не может не знать, что у него крышу сносит от одной такой улыбки.       Он вжимает его в спинку, упав сверху. Бэнни хмурится от давления на больную ногу, и все еще не сопротивляется. Джонни на это и рассчитывал. А, может, они оба.       — Многих ты тут обрабатываешь, Джонни? Мне называть имена? Ладно. Корки? Нет? Тогда… Кэл? — тихо нашептывал на ухо Бэнни, пока он сдирал с него шмотки. Что было чертовски неудобно с метрами бинта на ноге. Дурацкие варенки торчат на узких бедрах, звякает бляшка на толстом отеческом ремне. Он едва-едва удерживает джинсы на слишком тощей заднице. Джонни обязательно бы оценил иронию, но только в другой раз. Сейчас ему насрать на дурацкий грубый ремень, который вовсе не подходил Бэнни.       — Нет.       «Нет, не многих».       Или же: «Нет, не этих».       Может, он имел в виду: «Нет, никого»?       Бэнни не понимал, что это значит. И впрочем, какая нахуй разница?       Джонни скользит губами по высокой шее, задевая треугольник кадыка и острые ключицы. А тот… не противится, чуть шумно выдыхает через нос, глаза с поволокой от выпивки смотрят из-под светлых ресниц, созидают. Не осуждают. Как смотрят на голодного бродягу, что выпрашивает мелочи, дабы надраться.       — Блядь, какой же ты, какой ты, — бормочет он, переплетая пальцы с чужими, залипая на мгновение; то не руки зардевшего мужика, а пианиста, творца, они вполне могли бы держать кисть, а не очередную сигарету. Но даже с ней тот выглядит, как ебанное произведение искусства.       — М-м, так, какой же я? — Губы мажут по щеке, ладонь тянется к затылку, притягивая к себе.       Когда Джонни пытается перевернуть его, нелепо уткнув носом в прокуренную спинку дивана, у него все еще стоит. Он даже успел приспустить штаны. А когда собирается трахнуть его, то охеревает от злой иронии, принимаясь хохотать:       «Серьезно, да?».       Джонни оставляет Бэнни без ответа, да никто и не ждет его, откровенно говоря. Его пальцы обхватывают того между ног, быстро елозя ладонью вверх-вниз. Чертов пацан продолжает молчать, как воды в рот набрал, только мелко толкается в руку.       «Сука, — решает Джонни, — я бы позволил тебе выебать меня, малец».       Бэнни не просит. Он вовсе нихера не говорит больше. У него кровит рана, а от боли взмокла спина, даже на заднице выступили капельки пота.       Джонни чувствует, что тот кончает, рванувшись вперед бедрами, и думает, что может немного подождать, прежде чем свалит из клуба.