Сердце на части

      Он вошёл в комнату, как ни в чём не бывало, хоть на его лице и было написано удивление. Юля, не успевшая ещё остыть от гнева, нарастающего внутри со скоростью света, начала медленно подходить к нему.       — Ты… Ты предал меня, — Марк сглотнул, понимая, что в их квартире назревает буря. — Ты бросил меня. Ты растоптал меня, мои чувства и моё доверие к тебе. Ты даже не попрощался. Кто ты после этого? Скажи мне, кто ты?!       — Всё ещё твой муж, — его голос был тихим по сравнению с её, но достаточно громким, чтобы Паршута услышала и ещё больше разъярилась.       — Муж? — из её уст вырвался короткий смешок, в котором читалась не только насмешка, но и всё её горе, с которым она жила это время. — Да я в жизни никогда не хотела бы такого мужа, как ты! — Марк почувствовал, как этими словами она резанула его сердце.       Один осколок.       — Ты… Ты… — Юля поняла, что не может сказать про него ничего плохого. Семь счастливых лет совместной жизни в браке не позволили бы. Но Паршута была настойчива в своём желании уколоть его так же, как это сделал он. Не просто уколоть, а заставить страдать так же, как страдала она. — Ты подонок, Марк. Ты сжёг всё светлое, что было внутри меня, и после этого ты смеешь называть себя моим мужем?       — Юля…       — Молчи! Не смей ничего говорить. У тебя нет на это права больше.       Следующий осколок сердца.       — Ты убил меня, Марк, — Юля только сейчас заметила, что слёзы уже градом стекали по её лицу. Тишман понимал, что он сделал. Осознавал всю свою неправоту и подлость, которую он совершил. Он не отрицал всех её слов, знал, что никакие оправдания не исправят эту ситуацию. Но он хотел, чтобы Юля его выслушала. Очень хотел, но не мог вставить ни слова. — Ты убил меня, слышишь?!       — Юля, пожалуйста, послушай меня…       — Заткнись! — Паршута задыхалась от гнева, переполняющего её, от слёз, от духоты, которая схватила её за горло и не отпускала с того самого момента, как она взяла в руки их фотографию.       В следующее мгновение она почувствовала тошноту и, оттолкнув Марка в сторону, выбежала из комнаты. Тишман проследил за ней и не сразу осознал, что происходит. А когда опомнился и побежал за ней, дверь уже была закрыта на замок.       — Юля, открой! — он несколько раз постучал в дверь, но остался без ответа. Шум воды заглушал всё, что происходит внутри, и Марк, ещё несколько минут постояв рядом, отчаялся и сел на пол рядом с дверью.       Всё это время, которое он провёл здесь, в этой квартире, без Юли, было для него адом, но что творилось с его девочкой там, за тысячи километров от Москвы, Тишман и представить себе не мог. Если бы его бросили так же, как он Юлю — без какого-либо объяснения причин, без нормально прощания, — он сошёл бы с ума сразу же, в первые несколько часов. У него не было другого выбора, но Юля теперь никогда не выслушает его.       Дверной замок щёлкнул через пятнадцать минут после того, как он сел у двери, и, увидев Юлю, на которой не было лица, Марк подорвался в мгновение и взял её за локоть. Юля еле держалась на ногах, а Марк не мог понять, что с ней случилось.       — Что с тобой?       — Просто вызови мне скорую и скройся с глаз. Видеть тебя не хочу, — её голос был надорван, а глаза красные от слёз. Марк решил не устраивать допрос сейчас и сделал всё, как она просила — кроме второго пункта.       Когда врачи скорой помощи сказали, что требуется госпитализация, Марк не на шутку испугался. Он десять минут сидел на кухне, ожидая, когда закончится осмотр, а потом врач не стал посвящать его в подробности и просто сказал, что Юлю они забирают. Тишман, конечно же, пошёл к машине вместе с ней, хоть она и протестовала. Врач был явно на её стороне, но когда Марк сообщил, что он муж, и имеет полное право ехать с ней, безмолвно, но без сильного желания, согласился. Но после Юлиного «пока ещё муж» мужчина снова почувствовал себя разбитым.       Ещё один осколок сердца вонзился в его грудь.       Всю дорогу до больницы Марк не сводил глаз со своей жены, а она, наоборот, всеми способами пыталась не смотреть на него — даже на мгновение её взгляд не касался его. Один раз он совершил попытку взять её за руку, и только тогда она наградила его своим взглядом — полным ненависти к нему и отчаяния.       — Не прикасайся ко мне.       Это было единственной фразой, которую она произнесла после того, как они покинули квартиру.       — Что с тобой случилось, Юля? — он повторил свой вопрос, когда они вернулись в квартиру.       — Я тебе повторяла уже несколько раз. Уйди и не возвращайся ко мне никогда, — Юля, даже не посмотрев на него, ушла в спальню, а Марк — за ней. Он был уверен, что «повторяла» было не про то, что она сказала дальше, а про другое.       «Ты убил меня…»       — Если ты не хочешь говорить, дай мне объясниться. Пожалуйста, Юля, — он стал у двери и смотрел, как она ложится под одеяло. Ему показалось, что Паршута вдыхала запах, которым их одеяло было пропитано. Его запах.       — Марк, почему ты не можешь понять, что я не хочу тебя слушать? Ты мне сказал всё той запиской ещё тогда, когда бросил меня в чужой стране. Ты можешь сказать, что мы там прожили несколько лет, но можешь ли ты осознать, что сколько бы лет мы там ни находились, домом везде для меня был ты? Неважно, где мы были и сколько времени это длилось. А теперь представь, что тебя выгнали из дома. Самый родной человек. Что бы ты почувствовал? — Марку было больно. Больно слушать всё то, что она говорит, а ещё больнее осознавать, что она права. Абсолютно права.       Кажется, он почувствовал ещё один осколок своего сердца.       — У тебя есть пять минут, но если я почувствую, что ты лжёшь мне — а я прекрасно могу это почувствовать, ты знаешь, — я остановлю тебя и ты уйдёшь из этой квартиры навсегда, — он не знал, стоит ли ему пройти ближе к кровати или стоять там же, на пороге, поэтому взял стул и присел около двери, так, чтобы Юля могла его видеть.       Их общий друг — Даниэль — с самого начала их жизни в Испании помогал осваиваться им в Барселоне, а потом выяснилось, что он ещё и отличный продюсер. Единственный минус, который не учёл Марк, состоял в том, что мужчина готов был чуть ли не буквально вгрызаться в горло за права на песни. Тишману не было сложно в этом плане — он знал Даниэля много лет, поэтому эту часть своего творчества он мог доверить другу.       — А знаешь, mi amigo, ты просчитался, — он кинул на стол перед Марком стопку бумаг. Тишман в полном непонимании начал пролистывать все эти документы и понял, что это счета — как выяснилось после прочтения, все те указанные в листах суммы он должен был выплатить Даниэлю в кратчайшие сроки. — Никакие адвокаты тебе не помогут, Марик.       — Чего ты хочешь? — Тишман не мог поверить в то, что его предали. Его друг, которому он однажды помог выбраться из практически такой же ямы, в которую попал сейчас он.       — Да ничего особенного. Просто уезжай из страны и всё, — он улыбнулся самой ужасной улыбкой из всех, что были в его арсенале. — А, и ещё… Ты не должен ничего говорить Паршуте. Ты знаешь, в Барселоне — да и во всей Европе, чего уж — у меня есть разные связи. Ты можешь потерять всё, — Даниэль подошёл к Марку ближе и присел на край стола. — И когда и говорю всё, я имею в виду всё, Марк. Ты же понимаешь, да?       — Ты мразь, Даниэль. Вот что я тебе на это отвечу, — он скинул все бумаги со стола и направился к выходу из кабинета. — Не смей трогать Юлю. Если я узнаю, что ты что-то с ней сделал, я найду тебя везде, и никакие твои угрозы и бумажки тебя не спасут.       Марк старался рассказывать так кратко, как только мог, чтобы уложиться в эти пять минут, которые отвела ему Юля. За это время он ни разу не взглянул на неё, а зря — на её лице сменилась масса эмоций: от непонимания до ужаса. Она не знала, верить ему или нет. Её душа кричала о том, что он говорит правду, ведь этот человек прожил с ней столько лет и ни разу не солгал ей. А преданое, брошенное сердце твердило об обратном. Юля просто разрывалась между двумя чувствами и не могла решить, что из этого истина. Она не заметила, как слёзы вновь потекли по её щекам. Ей хотелось, чтобы вся эта ситуация оказалась кошмарным сном. Она была бы очень рада проснуться сейчас в их доме в Барселоне — да даже здесь, в этой квартире, — но в его объятиях. А реальность только приводила её в ужас, заставляя сомневаться в собственных мыслях и чувствах.       — Я… Я не знаю, Марк… — Тишман услышал, что она снова плачет, и, не желая слушать никаких её протестов, подошёл к ней и сжал её ладонь в своих, оставив несколько невесомых поцелуев, а потом прижался лбом к её руке. Хотелось быть ближе к ней спустя эти мучительные несколько недель. — Я не хочу сейчас об этом думать. Я не могу… Пожалуйста, уйди.       Юля заснула через пару минут, а Марк ещё какое-то время сидел рядом, слушая её прерывистое дыхание и сжимая её руку в своих. Он чувствовал, как она не сильно, но ощутимо сжимала пальцами его ладонь в ответ. Она плакала даже во сне. Он не мог представить себе всю ту боль, что она несла на своих плечах всё это время после того, как он улетел в Москву. Хотел бы забрать все эти чувства у неё, но не мог.       Он посидел ещё несколько минут и ушёл, стерев перед этим с её лица слёзы.       Сердце на части.