Полость

«Знали ли вы, что Акивили абсолютно пуст внутри? Да-да, тот самый Акивили, который Эон Освоения, на самом деле лишь полая фигура без мяса и крови. Наверное, для вас это имеет такое же значение, как для КММ разрушение мелкой не платящей планеты, то есть, никакого. Однако для Безымянных, увидевших как из их Эона (хотя, больше товарища) ничего не вытекает после ранения… Дело тогда произошло на одной из тех планет, название которых забывает даже бывалый навигатор. Акивили вышел с экспресса на холодную песочную поверхность. Акивили беспечно прошёлся вперёд, проверяя местность на предмет опасностей. Акивили вернулся через минуту после того, как скрылся из глаз Безымянных, без руки. Бинты распустились и безвольно свисали вниз, пока правое предплечье было разделено ровно пополам, будто его обрубили только что наточенным лезвием. Людей напугала тогда не потеря руки – пустота внутри ужаснула намного больше. Свет, попадающий в руку, чуть открывал внутреннюю стенку Эона. Такого же цвета, что и кожа Акивили, ни оттенком темнее или краснее. Некоторые с тех пор не могут на Акивили без флешбэков смотреть, бедолаги.» Аха крутится вокруг себя в голове пересматривая отрывки с того самого дня открывшихся пустот. Идёт и крутится. А куда он идёт? Конечно, к Акивили. Будто есть ещё куда. Без стука пробирается в комнату. Может, он бы пугал Акивили, подходя к нему из-за спины с хлопушками, каждый раз, но Эон Освоения уже на второй такой приход понял схему и сразу поворачивался к вечно улыбчивому самому-обычному-безымянному. В этот раз всё так же. Вот только улыбка Ахи красуется во все 43 зуба. Вместо заведомо провальной попытки напугать Аха в открытую подходит к Акивили. Близко-близко. Молча разглядывает его лицо, такое славное, мало что понимающее. Его хочется схватить, мять и рвать, как одного из тех миловидных котят. Но вместо живодёрства Аха лишь мягко целует Акивили в лоб. Не успевает Акивили ответить хоть чем-то – его голова набухает, покрывается большими и мелкими волдырями, которые лопаются один за другим, как воздушный шарик лицо раздувается, глазные яблоки вот-вот и вылетят в разные стороны. Глухой хлопок заложил бы уши любому человеку. Как хорошо, что Аха не человек. Он смотрит по сторонам, взглядом собирая куски Акивили. Перед ним спокойно сидит туловище без головы. Пусть телу и нечем видеть, но смотрит оно на Аху с непониманием. Шею разорвало полностью. Акивили теперь начинается с ключиц. Аха взялся за его плечи, словно дитя навис над широкой дырой в теле. Наклонился, опустив лицо, увидев примерно то, что ожидал: однотонный телесный цвет везде. Акивили даже не потрудился разукрасить себя изнутри! Тут ни конфетти, ни брызг, ни пятен странных, абсолютная скукота. Набрав воздух в легкие Аха громко протянул «ау», в надежде услышать эхо из пустого Акивили. Нет. Нету. Ничего. Ожидаемо, и оттого так невесело. Кусочки Эона Освоения, валяющиеся по комнате, помалу начинают дёргаться. Медленно двигаются к ближайшим изрядно пожёванным частичкам, собираясь в комки, после чего все они направляются к телу, видимо, всё-таки не могут стерпеть милых издёвок. Аха улыбается. Ну а чему сейчас можно не радоваться? Он запускает свои руки в сосуд из Акивили. Внутри они неестественно выгибаются, болезненно удлиняются и утончаются, пальцы на кистях прибавляют в количестве фаланг: теперь где-то их четыре, где-то пять, и все они холодным дождём капают внутри Акивили. Трогают, хлопают подушками обезображенных пальцев, проникают в каждую щелку. Одна рука заливает всю правую сторону, вливаясь в ладонь Акивили изнутри. Аха шевелит своим телом, вместе с ним двигается и тело Освоения. Акивили любопытно. Может, он бы и мог в миг собраться и сказать Ахе пару ласковых, но вместо этого он наблюдал и утопал с Радости. Со стороны копошащийся в чьем-то бескровном теле клоун выглядел жутко, но Акивили всё ещё чувствовал тело. Ощущал, как Аха наполняет его, как гладит везде одновременно, как целует его…целует? Горячие долгие поцелуи прожигали изнутри, тело пылало. Хотелось бы сказать, что метафорически, но нет – на одежде расползалась чернота, обугленная по краям и дымящаяся. Аха, блядь, ну можно было хотя бы не здесь? Акивили, точнее то, что было ошмётками головы, кинулся к двери. Деформируя кусок в тонкую плотную «ткань», которая была больше похожа на плоскую тератому, он закрыл собой проход, единственный доступ к кислороду в каюте. При этом он всё ещё чувствовал крайне странное, приятное жжение в груди, сопровождающееся жидким холодом во всём остальном теле. – Я зашёл слишком далеко? Смех эхом пронёсся по комнате. – Ты всегда заходишь слишком далеко. Источника у этих слов не было, реплика прозвучала везде, но так, чтобы услышал её только Аха. После довольно грубого упрёка, по крайней мере таким его Аха воспринял, сделав себе лишний комплимент, он растаял. Буквально. Вытек из тела Акивили, плюхая очутился около закрывающего щели в двери Акивили, проникая сквозь него. Аха заходит не только далеко, но и глубоко, причём даже откинув любой сексуальный посыл. Акивили казалось, что Радость на миг захватила каждый его атом, пройдясь, потоптавшись, поцеловав все его молекулы, и оставив полностью опустошённым. Конечно, Акивили соберётся, восстановит свою подгорелую одежду, глубоко вдохнёт. И снова будет ждать, когда Аха зайдёт в комнату, и от него воздух в миг нальётся ароматом безумия.