Отблески зеленой звезды

      Утро пришло с громким и равнодушным стуком двери. Я спросонья не сразу вспомнила, где находилась. Комната же, в которой я проснулась, напоминала это одним лишь видом.       Вспомнилось сразу все: Лаик. Клятва, принесенная мною. Старое зеркало и порез, что за ночь затянулся, оставив лишь на лбу тоненькую нить.       Стук вновь повторился и стал более настойчивым и сильным. Казалось, что в следующий раз дверь не выдержит натиска стучавшего. Поэтому, чтобы мои опасения не подтвердились, я быстро умылась прохладной водой, что хоть немного привело меня в чувства, надела унарскую форму — мою же я смогу надеть только в Фабинов день, как и фамильное кольцо — единственную вещь, что напоминала мне об отце и не была взята достопочтенной «матушкой» — и выскочила в коридор. Где не встретилась ни с кем из тех, о ком были мысли в час темноты.        Появившийся слуга — что как-будто вылез из стены или же из потайного хода, о котором не знает даже Арамона, увидевший застывшего на пороге своей комнаты «юношу», выглядел слегка уныло, словно это место меняло людей под свой характер.       — Доброе утро, — тихий тонкий голос по прежнему напоминал писк, — прошу Вас следовать в трапезную, где Вас представят друг другу. Следуйте за мной.       Мрачный сводчатый зал куда мы пришли, мало походил на трапезную комнату: здесь было мало света, а в углу сиротливо стоял одинокий стол. Сам по себе он был огромен, но в пустом помещении казался чуть не скамеечкой для ног. Заняв отведенное место, я украдкой рассматривала тех, кто появился раньше.       Вот смуглый темноглазый, что вертелся на стуле напротив надорца, был южанином и можно было поспорить — кэналлийцем. Рядом безупречный юноша — из дома Приддов. Остальных увидеть помешало появления капитана.       — Унары, встать!       Я неожиданно вскочила вместе со всеми, ожидая продолжения и оно не замедлило последовать.        — Вы думаете, что я ваш капитан? — вопросил Арамона, — Нет! Эти полгода для вас я — бог и король. Мое слово — закон. Запомните это! Вы не герцоги, не графы и не бароны. Вы унары! МОИ унары!       Сейчас унары по очереди, начиная с того, рядом с которым я стою, выйдут на середину трапезной и громко и отчетливо назовут свое имя. Затем отец Герман прочтет молитву о здравии Его Величества и все отправятся в фехтовальный зал. Завтрак позже.       Толстый кареглазый парень встал точно на указанное место и гаркнул:       — Карл.       — «Унар Карл». Повторите.       — Унар Карл!        — Следующий.       Похожий на ласку брюнет, изящным движением поднялся из-за стола и, оказавшись рядом с Карлом, негромко сказал:        — Унар… Альберто.       — Следующий.       — Унар Эстебан.       Как-то странно звучит, слегка непривычно. Но теперь каждый при встрече на глазах ментора будет называть меня так.        Следующим за мной был бледный и худой — Бласко. Странно, имя кэналлийское, а по внешности не скажешь. У Жоржа на правой щеке родинка, Луитджи ростом с сидящую собаку, прыщавый — это Анатоль.        Валентин… Наследника Приддов зовут именно так, значит, я угадала верно, а Паоло и впрямь мог быть только кэналлийцем…        Имя Арно обожают в роду Савиньяков, так звали прошлого графа, так зовут младшего из его сыновей. Братьев Катершванцев — Йоган и Норбер; стоящий рядом с замеревшим Окделлом, это тот надорец под немигающим взглядом Арамоны, что замер возле бюргера. Наметанным глазов вижу, что северянину будет тяжело.       А что думать про меня? Какие трудности ожидают, если все вскроется? К тому же одной мне не справиться с тем, что меня поджидает на каждом углу поместья.        Константин, Эдвард, Жюльен, Макиано, Северин… Вот они, мои возможные друзья, и, одновременно, враги — те, с кем мне предстоит жить бок о бок в странном доме, где слуги похожи на мышей, а крысы — на полковников. Двадцать один человек, несчастливое число. Но я не верю в эти суеверие. Потому что они не могут стать причиной, что заставит меня повернуть назад.        Меня, дочь своего отца и матери, давшую клятву, не только этому месту, и людям ходящим по земле, но и тем, кто дорог моим воспоминаниям. А это слово нерушимо, забрать его я уже не вправе.       И для этого я должна сжать зубы и терпеть все: капитана Арамону, холодную келью, зимнюю слякоть и человеческую подлость…