Chimera of the chapel

Уилл выдвинул стул, стоящий рядом с Ганнибалом и с облегчением упал на него, громко вздохнув. Лектер протянул ему вилку, а Чийо ловко поставила на стол наполненные до краев миски. — Пибимпап, — объявила Чийо. — Блюдо из риса. Ганнибал с улыбкой приступил к перемешиванию ароматных слоев в миске, в то время как Уилл был поглощен попытками определить все компоненты блюда: жареное яйцо на вершине, кусочки моркови, яркий красный перец, сочная говядина и свежие огуречные лепестки, декорировавшие блюдо по кругу. Коричневый рис заполнял нижний ярус. — Твоя кулинарная палитра стала еще лучше, моя дорогая, — похвалил Ганнибал.—Бекон приправлен просто идеально. Что ты добавила? — Лук, черный перец, петрушка. — Бекон? — задумчиво спросил Уилл, искренне сбитый с толку. Он медленно просеивал ингредиенты в миске, пытаясь найти проблески мяса, затерянные среди бесконечного риса. Он не понимал, насколько грубым был его вопрос, пока Ганнибал незаметно не стукнул его по икре. — Э-э, выглядит аппетитно, спасибо. Кривая улыбка исказила лицо Чийо. Они ели в тишине; Уилл встал лишь для того, чтобы принести Ганнибалу дополнительную салфетку, хотя тот об этом не просил. Они чувствовали потребности друг друга. Уилл не хотел, чтобы Ганнибал напрягался — тот недавно перенес сильную лихорадку, как и он сам. Головокружение у него то появлялось, то исчезало совсем, но пока не уменьшалось. Буквально вчера Ганнибал споткнулся, вылезая из постели, и упал на пол, будто его конечности сделаны из вязкого теста, а не из крепких сухожилий, связок и костей. Уилл аккуратно вложил в руку Ганнибала салфетку, наблюдая, как тот пользуется ею, и кивает в знак признания. Ганнибал редко произносил слово «спасибо», но это связано с его чувством собственного достоинства. Уилл, в свою очередь, не искал пустой благодарности; он просто следовал инстинкту, не рассчитывая на похвалу. Ганнибал не выглядел как человек, который знал, как продолжать общаться с учетом новых изменений в их отношениях, хотя старался изо всех сил. В конце концов, он был джентльменом. — Прими лекарство, — пробормотал он, кладя две таблетки на ладонь Уилла. Тайленол, конечно, и эта мысль почти заставила Уилла рассмеяться от абсурдности ситуации. Безрецептурные «таблетки» были почти единственным, что у них оставалось; Уилл никогда не воспринимал их достаточно серьезно, как настоящие лекарства. Рисковая затея — давать Уиллу так много за один день, особенно когда их запасы быстро истощались, а лихорадка Ганнибала предвещала нечто зловещее. Если бы головная боль Уилла не была такой сильной, он точно бы задумался, стоит ли принимать оставшиеся таблетки. В итоге он все равно проглотил их и поймал взгляд Чийо, которая смотрела на него через стол — вернее, смотрела на его шею, где алели новые синяки. Ему резко захотелось объяснить, откуда они у него появились, но он бросил взгляд на Ганнибала и заметил багровый синяк на его челюсти, оставшийся от удара Уилла. Поэтому он промолчал, спокойно доедая свою тарелку риса. — Чийо рассказала мне о твоем морском путешествии, — объявил Ганнибал, заставив Уилла ускориться и быстрее просеивать составляющие блюда. — Но, если ты не возражаешь, мне бы хотелось услышать эту историю от тебя, — озорно улыбнулся он. — Ты оказался настоящим авантюристом. Уилл закашлялся, безуспешно борясь с крупным кусочком риса, застрявшем в горле, который он забыл прожевать. Фантомные рисинки ощутимо царапали его чувствительное горло. — Может быть, позже, — пробормотал он, испытывая смешанные чувства. Две пары глаз уставились на него, но они недооценивали его мастерство избегания зрительного контакта. На самом деле, он подумал, этот талант должен быть его единственной претензией на непревзойденный успех. За исключением тех случаев, когда он терялся в глазах Ганнибала. Эта мысль заставила его задуматься: мог ли это быть гипноз? В первые дни их знакомства он много раз ощущал подобное, хотя эти воспоминания все еще оставались размытыми. Возможно, Ганнибал был древним вампиром, обладающим необычными способностями, которые принуждали к непрерывному контакту — именно эта последняя мысль подтолкнула Уилла к пониманию, что он слишком долго игнорировал слона в комнате. В глубине души он не хотел делиться с Ганнибалом тонкостями и деталями своих путешествий, расставанием с Молли или даже тем, почему решился на его поиски после того, как все вокруг убедительно доказывали, что Ганнибал мертв. Чийо, должно быть, заполнила несколько пробелов, что сильно огорчало Уилла, но Ганнибал, казалось, не собирался оставаться в неведении дольше необходимого, и рвался заполнить недостающие пробелы. Что, впрочем, казалось справедливым, учитывая их общую историю. Но Уилл эгоист и предпочел наслаждаться комфортом чужого незнания. Ганнибал выглядел нетерпеливо, как всегда, даже когда временами старался казаться более сдержанным, чем кто-либо другой. Долгоиграющие планы мести и манипулятивные замыслы могли бы это опровергнуть, но когда он не получал желаемого… его это нервировало. Уилл не хотел проводить больше, чем это необходимо, времени рядом с раздраженным Ганнибалом. Несмотря на то, что тот не демонстрировал явное волнение, Уилл ощущал хищные, горячие волны интенсивной жажды знания, исходившие от него. — Ты не обидишь меня, сказав правду, — вмешалась Чийо, вытаскивая Уилла из задумчивости. Ее губы ловко сомкнулись вокруг вилки, она смаковала свернутый в спираль ломтик перца с беконом. Уилл бросил на нее сердитый взгляд и краем глаза заметил, как Ганнибал наклонил голову. — Какую правду? — поинтересовался он. — Уилл не хочет поднимать эту тему при мне, — пояснила она, поднимая руку, прежде чем кто-либо из них успел возразить. Посмотрев на Уилла она добавила, — наши с тобой отношения далеки от тех, что у тебя с Ганнибалом. Я понимаю. Ему не следовало рассказывать ей о своих близких отношениях с Ганнибалом. Это не в первый раз, когда его неотфильтрованный комментарий приводил к обратному эффекту. Ганнибал выглядел необычно тихим, Уилл бросил на него быстрый взгляд и увидел, как тот улыбается, глядя на свою еду — это была молчаливая, почти незаметная улыбка, скрывающая тайну, которой он не мог не поделиться, даже если ему этого не хотелось. Постепенно Уилл начал успокаиваться. — Я ценю это, Чийо, — ответил он. — Кстати, еда великолепная. Чийо ухмыльнулась и откусила еще один кусочек.

***

Уилл помогал Ганнибалу с физиотерапией с тех пор, как они отплыли. Каждый вечер они проводили около тридцати минут вместе на шершавом ковре, растягивая и сгибая конечности Ганнибала и постепенно возвращая ему его некогда сверхъестественную подвижность и гибкость. Прямо сейчас Ганнибал лежал на спине, топлес и в спортивных штанах, которые одновременно служили ему пижамой, одна его нога была вытянута к потолку. Уилл держал одну руку на задней стороне бедра, а другую — на передней части икры. — Сам сможешь согнуть? — подбодрил Уилл, не отпуская его. — Думаю, да, — ответил Ганнибал с торжествующим фырканьем, когда ему удалось сделать это движение. Порой его нога сдавалась и рушилась на пол, но иногда мышцы напрягались и препятствовали этому. К счастью, они наблюдали значительный прогресс с каждым днем. Бывали моменты, когда Ганнибал снова мог ходить, уверенными, целенаправленными шагами. Но иногда он спотыкался или хромал. — Хорошая работа, — похвалил его Уилл, коснувшись коленной чашечки. — Тебе не нужно хвалить меня, как одну из твоих бездомных собак, Уилл. Его настроение колебалось так же, как и его подвижность. — Ты в последнее время стал обидчивым, — заметил Уилл, осторожно позволяя ноге Ганнибала опуститься и помогая ему сесть. — Ты не привык к тому, что у тебя что-то не получается. Ганнибал поджал губы. — Думаю, три года, проведенные в учреждении Чилтона, опровергают твою теорию. — Ты сам себя туда отправил, — возразил Уилл. — Ты так думаешь? Уилл прижал руку Ганнибала к своей груди, массируя его пальцы; движения были немного резкими и едкими, но он старательно работал. — Впервые я чувствую, что мы на одной волне. — Мы не раз уже были на одной волне, — возразил Ганнибал. — Исторически? — уточнил Уилл, вдавливая костяшками пальцев в возвышение ладони Ганнибала. Тот не отдернул руку, лишь приподнял бровь от полученной боли. — Или в идеале? — Мы понимаем друг друга так, как никто другой. Ганнибал осторожно сгибал пальцы в напряженной руке Уилла, и против воли Уилл почувствовал, как его сердце смягчается от этого прикосновения. Он встретил взгляд Ганнибала с привычной осторожностью, прикрыв его пеленой безразличия. Чаще оказывалось проще позволить привязанности Ганнибала отскакивать от него, чем впитывать ее в себя. — Я вполне привык к тому, что что-то идет не так, Уилл. К чему я не привык, так это к… обязательствам. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным мне, — сказал он, нахмурившись. — Я мог бы попросить Чийо заняться физиотерапией. — Нет, — ответил Уилл. — Я знаю, что ты не хочешь, чтобы она это делала, и я тоже. Ганнибал замолчал, и Уилл снова сконцентрировался на энергичном разминании его руки и предплечья. — Ты очень хочешь, чтобы я чувствовал себя обязанным тебе. Что тебе не нравится, так это чувство вины, которое ты из-за этого испытываешь. — Я никогда не чувствовал себя виноватым ни за что… — …И на этот раз я тоже не испытываю никакой вины. Ни за то, что сбросил нас с той скалы, ни за то, что позволил тебе гнить три года, — Уилл на мгновение замолк и пробормотал. — Ни за то, что женился на Молли. Ошибки, которые я совершил… может быть, они должны были вытащить из меня что-то ужасное, но этого не произошло. Я делаю то, что хочу делать — и, заметь, — я хочу быть здесь, с тобой. — В болезни и здравии? — риторически спросил Ганнибал. Уилл не позволил этому висеть между ними и пылиться. — И в горе, и в радости, — поклялся он. Пальцы Ганнибала слегка дернулись, и Уиллу пришлось сдерживать улыбку. Он понимал, что может предложить Ганнибалу лишь ограниченное количество вещей одновременно. Этот человек не заслуживал того, чтобы его заваливали всем, о чем он когда-либо мечтал. Спустя время, когда Уилл переместился на разминание другой ноги Ганнибала, тот тихо и задумчиво вздохнул, прежде чем попросил: — Расскажи мне о своей поездке. Смена темы… умилительная. Уилл внезапно обнаружил, что ему нравится дразнить Ганнибала больше, чем он ожидал. У них не было особо много позитивных разговоров, особенно с тех пор, как они вновь начали узнавать друг друга. Оба отвыкли быть на одной волне, даже если Ганнибал уверял, что они всегда на ней были. Возможно, он просто выдавал желаемое за действительное. — Когда я очнулся, Джек сказал, что ты мертв, — признался Уилл, сгибая колено Ганнибала и удивляясь дремлющей силе в его сухожилиях и мышцах. — Я ему не поверил. Поехал в Литву, потому что Фредди сообщила, что там что-то происходит. Подумал, что это мог быть ты. Вместо этого я нашел некоторые ответы о твоем местонахождении. Ганнибал хмыкнул, глядя на него с предельной заинтересованностью, которой Уиллу так отчаянно не хватало. — Ты пропустил несколько шагов. Уилл внимательно посмотрел на него. — Сильнее? — спросил он, прежде чем резким движением выпрямить ногу Ганнибала, заставив кости щелкнуть и вызвав у Ганнибала сдержанный стон. — Ты знаешь, о чем я говорю, — проворчал он, слегка сжимаясь и высвобождая ногу из хватки Уилла. Он оставил его лежать на полу и сам поднялся на ноги. В конце концов, он не мог бесконечно играть на высоком уровне. Ганнибал загнал Уилла в угол у комода, где тот искал пару носков. В течение дня его ноги то горели, то замерзали, и он не мог найти покоя. Энцефалит не облегчал ситуацию; он постоянно переходил от холодного пота к волнам жара. — Существуют ли еще границы между нами? — Между нами всегда будут границы, — парировал Уилл, вытаскивая пару бордовых носков. — Нравится тебе это или нет. Как будто ты сам не поддерживаешь свои. — Тогда я стучу в дверь без петель. — Скорее, я запираю её с одной стороны, пока ты активно выкручиваешь винты с другой. Это бессмысленная и бесконечная игра, в которую мы играем. Всегда толкаем, всегда тянем. Уилл не заметил, что Ганнибал отошел, пока не услышал, как пружины кровати скрипнули под его весом. В голосе мужчины звучала усталость, когда он вновь заговорил: — Тебе необязательно рассказывать мне, что случилось с твоей женой, Уилл. Как будто это была единственная причина, по которой он пытался остаться сдержанным и не раскрываться. Ганнибал же провоцировал его. И даже зная это, Уилл клюнул на приманку. — Необязательно, — согласился он. — Но какую дверь я открываю этим решением? В комнату пассивных замечаний и неопределённых угроз? Слабых, почти незаметных оскорблений, точно нацеленных на мою боязнь одиночества? — Ты действительно думаешь обо мне настолько плохо? — Нет, ты просто слишком искусен в подобном. Умный. Тонкий. — И всё же ты не хочешь быть где-то ещё. Уилл закрыл глаза и гулко ударил кулаком по краю комода. — Или ты, или — ничего, Ганнибал. А «ничего» оставляет привкус смерти. Ганнибал молчал некоторое время, внимательно изучая стоящего перед ним мужчину, прежде чем спросил: — Ты просто тянешь время, Уилл? — Может быть, — пробормотал тот, наконец повернувшись к нему лицом. Ганнибал смотрел на него с неожиданной, почти неуместной нежностью, которая обострялась в этой обстановке. — А может быть, я просто не хочу, чтобы ты снова меня анализировал. — А если я пообещаю больше этого не делать? — почти игриво спросил Ганнибал. Его руки сложились на коленях с выжидательной грацией. Губы Уилла дергались, как бы он ни старался сопротивляться. — Что я получу, если ты нарушишь свое обещание? — Я не знал, что ты любишь торговаться, — задумчиво ответил Ганнибал, немного откинувшись назад и перенеся вес на один из локтей. — Можешь ударить меня по другой щеке. К собственному удивлению, Уилл рассмеялся — громко и искренне. — Тебе это слишком понравится. — Возможно мне больше подошла бы симметрия, — пробормотал Ганнибал, и лицо его на миг искривилось гротескным выражением фальшивого недовольства, а затем он лениво провёл пальцами по смуглому синяку, оставленному Уиллом. (Уилл не думал о том, каков синяк на вкус). — Ладно, — коротко ответил он, и его голос прозвучал чуть мягче. — Это вполне нормальный вариант. На кровати в комнате было достаточно места, чтобы не задевать другого даже локтем, но они сидели достаточно близко, чтобы ощущать незримое натяжение нити, соединяющей их. Уилл, глядя на стену напротив себя, пытался подобрать нужные слова — так, чтобы они ни в коем случае не выглядели как попытка копаться в прошлом Ганнибала. Он знал, каким сложным вопросом это могло стать. — Мы ведь направляемся во Францию, да? — наконец прервал он тишину, голос звучал ровно, но взгляд всё ещё цеплялся за едва различимые детали на стене. — Пока будем там, я хотел бы… заехать к Беделии. Ну, в Италию. Это ведь не слишком далеко? Ганнибал медленно повернул голову, изучая его молчаливым взглядом. Когда он наконец заговорил, в его голосе звучала столь же тщательная сдержанность: — Откуда ты знаешь, что Беделия сейчас в Италии? Уилл наконец повернулся к нему и тихо рассказал о своих видениях.

***

Разумеется, Ганнибал занялся психоанализом. Но на этот раз Уилл оказался в выигрыше. Может быть, он способен привыкнуть к этой психологической игре, если она дает ему очки. Система вознаграждений за его мучения была гораздо больше, чем чувство утраты, которое давило на его сердце от того, что он так часто обнажает свою душу. Он искусно избегал причины расставания с Молли: что он был слишком сосредоточен на поисках Ганнибала и делал все возможное — даже против ее воли — для достижения цели. Вместо этого он подробно остановился на том, что Молли «технически» изменила ему, пока он был под воздействием лекарств, и что их расставание стало легче, поскольку она не одобряла его предстоящие путешествия и интервью с Фредди. Тем не менее, Уилл был уверен, что Ганнибал уловил скрытый смысл его слов. На протяжении всего рассказа на лице Ганнибала читалось самодовольство. Уилл подумывал ответить ему на это ударом в челюсть. Симметричным. После того как он рассказал Ганнибалу об интервью Фредди (не упоминая оговорку, что она не может использовать термин «мужья-убийцы», так как это не совсем то, с чего он хотел бы начинать разговор с Ганнибалом), самодовольная аура Ганнибала сменилась на любопытство. — Я в восторге от перспективы прочитать новую статью Фредди Лаундс. — Это унизило Джека даже больше, чем вся история с Мириам Ласс, — предположил Уилл. Оба легли на спину, время от времени соприкасаясь руками. Уилл не оттягивал физическую близость так, как, вероятно, следовало бы. Они и так достаточно касались друг друга, и это вызывало у Уилла головокружение, почти наркотическое. Это чувство сокрушало его, и он уже ощущал себя достаточно подавлено, чтобы не противиться этому. — Теперь ты говоришь о моих моральных упущениях без страха, — заметил Ганнибал. — Убийство Дракона к этому располагает. — Какого красавца мы из него сделали, — прошептал Ганнибал, и Уилл вздрогнул, вынужденно закрывая глаза и испытывая искушение представить всю картину, которую они вместе нарисовали. — Да, — еле слышно произнес он в ответ. Настенные часы бесшумно тикали, Уилл перевернулся на бок и нахмурился, заметив, что выражение лица Ганнибала стало пустым, а глаза остекленели. — О чем ты думаешь? — спросил он, как обычно прямолинейно. Ганнибал моргнул и повернулся, отзеркаливая его позу. — Я ожидал, что ты возьмёшь свои слова назад. Он думал, что Уилл отступит от каждого откровения, которое потрясло его до глубины души, и что это вдохновит его поставить точку в их истории с Ганнибалом, поскольку он знал, что это было больше, чем они оба заслуживали. Испытать этот идеальный момент счастья и просто... продолжать жить. Но теперь, когда они оба здесь, что бы ни было, все равно было хорошо. — Нет, — покачал головой Уилл. — Я больше не буду себе лгать. — Даже для того, чтобы причинить мне боль? Уилл нахмурился. Его голос звучал по-детски капризно: — Почему ты так уверен, что я этого хочу? Ганнибал тоже поморщился; его глаза снова стали отстраненными и блестящими. Не раздумывая, Уилл протянул руку и коснулся его щеки. — Не закрывайся, — тихо прошептал он. — Я останусь, даже если ты сожжешь мир вокруг нас. Дрожь, пробежавшая по телу Ганнибала, была почти незаметна. — Ты причинил мне такую боль, как никто прежде. Не уверен, что я когда-либо ощущал хоть что-то подобное раньше, Уилл, — произнес Ганнибал, прижимая лицо ближе к его ладони. Тот напрягся, чувствуя горячее дыхание на своей коже — теплое и искушающее каким-то неописуемым, неосязаемым образом. — Я знаю, что сделал то же самое с тобой. Я боюсь лишь боли из прошлого, тех впечатлений, которые оставили след, даже несмотря на то доверие, которое испытываю к тебе сейчас. Это было удивительно, мягко говоря. Ганнибал так открыто делился своими чувствами, не облекая свои слова в вуаль и аллегорию. Он чувствовал боль так, как мог бы другой человек — как иногда испытывал Уилл. ПТСР казался слишком упрощенным определением того, что Уилл часто переживал; инстинктивное отторжение той эволюции, которой они с Ганнибалом достигли вместе, сводило с ума. Ганнибал отступал от каждой потребности, желания и нужды, которые из него вытягивали, возвращаясь к тому, кем он был в прошлом, когда снова оказывался в замкнутом пространстве, от которого терялся. Ганнибал изменил его, и он изменил Ганнибала, но их прошлое оставалось ярким, как и прежде. — Мне знакомо это чувство, — признался он, проводя большим пальцем по подбородку Ганнибала. — Я нахожу это странно успокаивающим, — пробормотал Ганнибал, выглядя одновременно воодушевленным и в то же время ошарашенным физическим контактом. — Общение — это то, чем занимаются нормальные люди. Ганнибал ухмыльнулся. — И в чем тут веселье? — Ты сумасшедший, — хрипло воскликнул Уилл, отдергивая руку, прежде чем он захочет наклониться ближе и прикоснуться к нему еще сильнее. Непрошенное желание, вызванное сильной привязанностью, которую они оба испытывали, было на той постоянной волне, связывающей их за пределами физического мира. Подавить его было сложно, особенно когда Ганнибал протянул руку и коснулся висков Уилла, неосознанно потирая то место, где у него сильнее всего болело. — Боже, — вздохнул он. — Я и забыл, какие сильные боли вызывает энцефалит. — Хуже, чем в первый раз? — Нет, это невозможно. Тогда я практически сгорел. — Сядь, — произнес Ганнибал, вставая. — Пожалуйста. Уилл медленно поднялся, стараясь не усугубить адскую головную боль. Вместо того, чтобы сказать ему перевернуться, Ганнибал грубо схватил его за талию (Уилл старался не фокусироваться на этом), и повернул его лицом к изголовью кровати, и Уилл оказался сидящим перед Ганнибалом, краем глаза наблюдая, как тот потянулся к нему. — Сиди спокойно. Уилл не дергался; он лишь на мгновение замер, мысленно готовясь к тому, что Ганнибал убьет его после откровенного разговора. Внезапно пальцы Ганнибала оказались в его волосах, но они не гладили его нежно — они разминали и растирали напряженные, болезненные участки, где его кожа чувствовалась горячей и влажной. Уилл застонал, отшатываясь от сильных ощущений, но Ганнибал с силой притянул его обратно. Несколько долгих минут Уилл испытывал болезненные ощущения. Он морщился и тихонько скулил при каждом мучительном толчке, но затем костяшки пальцев Ганнибала легли на оба виска одновременно, и в его голове взорвалось неистовое наслаждение. Его конечности и поза обмякли, пока Ганнибал продолжал массировать то же самое место, пока он не почувствовал себя пластилином. Он с радостью стал бы куском бездумного теста, лишь бы Ганнибал не останавливался. — Тебе не нужно этого делать, — невнятно произнес Уилл, и тут же пожалел о своих словах, услышав, как легко и радостно звучит его голос. — Я был бы рад сделать это для тебя, если ты позволишь, — ответил Ганнибал, не останавливаясь. Уилл, конечно, не стал предлагать дважды. — Ты так внимателен к моей физиотерапии. Уилл фыркнул, чувствуя себя немного игривым от вновь обретенного облегчения. — Ты не мог хотя бы это сделать в первый раз, когда лгал, что мой мозг не горит? Уилл ощутил теплое дыхание у себя на шее и принял его за смех. — Сомневаюсь, что ты позволил бы мне это, Уилл. — Если бы я и позволил кому, то только тебе. Пальцы Ганнибала замерли в его волосах, но Уилл не был в настроении для драматизированных размышлений мужчины и откинулся назад, пока его позвоночник не выровнялся с грудью Ганнибала. Руки возобновили свое первоначальное давление, и Уилл вздохнул с тяжелым облегчением. Он знал, что Ганнибал обнюхивает его макушку, массируя ее, но, честно говоря, ему было все равно. Если это означало, что Ганнибал продолжит, он мог делать все, что угодно, даже если запах лихорадки и болезни мозга поощрял его. Головная боль, мучившая Уилла несколько дней, почти полностью исчезла, и он был слишком близок к блаженству, чтобы переживать. — Ты гораздо спокойнее, чем я когда-либо видел, — сказал Ганнибал. — Возможно, это потому, что ты нашёл себе другое судно в море? Уиллу потребовалось время, чтобы вспомнить тот разговор. Он рассказал Ганнибалу о том, как ему нравится наблюдать за своим домом в Вулф Трапе издалека — это было единственное время, когда он чувствовал себя в безопасности. В тот момент это была правда. Он находил утешение в холодном зимнем воздухе, который мог достичь только его дома, и никакого другого. Еще в самом начале, во времена до Ганнибала, о которых даже странно думать, он помнил, как встретился с агентом по недвижимости. Гибкая пожилая женщина, перечислявшая все преимущества дома, была ошеломлена, когда Уилл спросил о том, что нужно исправить, и согласился на высокую цену, несмотря на огромный список вещей, которые требовали ремонта. Ему хотелось чего-то, что он мог бы построить сам, подправить и улучшить. Но вскоре это стало напоминать нечто более приземленное — стену, крепость, как выразился Ганнибал в их первую встречу. Лодка, но даже больше того — буй в море, когда крепость океана начала бушевать, стонать и отвергать его. Он никогда бы не пошёл ко дну, каким бы лишённым дыхания он ни ощущал себя среди четырёх стен своей прихожей, гостиной и спальни. Это могло ощущаться как лодка, но это была не она. Уилл погрузился в атмосферу полной открытости, когда ответил: — Думаю, это потому, что на этот раз я крепко держу весло. Он слышал улыбку Ганнибала и сам невольно подражал ей. Массаж продолжался еще час. Хоть в этом не было необходимости, оба наслаждались бессловесной близостью. Ганнибал, несомненно, стремился задать еще несколько вопросов о его путешествиях, а Уилл пытался придумать, как он опишет то, что сделал с лодыжкой приспешника Чилтона. — Сколько осталось до Франции? — пробормотал Уилл. Губы Ганнибала коснулись его уха, когда он прошептал: — Уже скоро.