Chimera of the chapel

Ранним утром в Норманнской Часовне царила тишина.  Певчие птицы свистели за старой фенестеллой, солнечный свет проникал внутрь, смягчая жесткие линии архитектуры. Лицо Уилла тоже выглядело мягче в теплых лучах солнца. Ганнибал стоял у молитвенных свечей, как делал это раньше. Иногда он присаживался рядом с Уиллом, сидящим в первом ряду, и их тела зеркально отражали друг друга: скрещенные ноги, гладко зачесанные волосы, закрытые глаза. Но воздух вокруг Уилла становился холоднее: время утекало, а момент исчезал.  Внезапно Ганнибал решил потушить свечи. Но это было бесполезно: они снова загорались в мгновение ока. Они редко говорили.  А когда говорили, неясно было, обращались ли они друг к другу напрямую. — Как долго? — спросил Уилл, не уверенный, что сам понимает, о чем спрашивает. Как долго они уже были здесь? Как долго они еще будут здесь?   Как долго они делили часть его разума? — Не долго, — хрипло ответил Ганнибал. Слова эхом отразились от стен. Уилл услышал далекий хор, дополняющий очаровательный акцент. Он мог представить, что Ганнибал лишь призрак. Не более, чем тень. Идеал. Никто из них не был идеален. И Ганнибал, который молчал, пока к нему не обращались, и который не осмеливался оспаривать Божественное решение быть здесь, — не тот человек, которого он знал. Перспективы были довольно мрачны и холодны.  А утешение было так же эффективно, как попытка согреться тонким одеялом во время глубокой, суровой зимы. Несмотря на проблески самоанализа, которым пытался заниматься разум Уилла (можно отдать должное его сверхактивному воображению, которое, похоже, не может бросить его даже в пограничном состоянии его нервных путей), он не мог заставить себя остановиться представлять.  Было тихо. Он всегда ценил тишину. Он не мог сказать, когда появились одетые как монахини ангелы. Он не почувствовал внезапного вмешательства, просто что-то само изменилось в его сознании, когда он увидел знакомые черты Беверли Катц, Беллы Кроуфорд и Эбигейл Хоббс. Все трое парили над алтарем, улыбаясь ему. Эбигейл была так же прекрасна, как и при жизни, если не обращать внимание на печаль на ее лике, вызванную судьбой, дарованной ей с самого рождения. Это выглядело как насмешка над жизнью, которой он придерживался ранее, пребывая в искушенном, но ничем не обоснованном атеизме. Возможно, в этом что-то есть.  Эбигейл парила над ним. Её кожа была цвета летнего персика. Девушка словно светилась изнутри и протянула ему руку. Расстояние между ними было безмерным, как и течение времени в этом месте. Уилл вздохнул и выпрямил ноги. Он посмотрел на Ганнибала, который стоял спиной к нему. Свечи все-таки погасли. Мужчина смотрел на них сверху вниз, словно они могли дать ему ответы. — Прости, — прошептал он. Преломившись, голос заскользил по стенам. Эбигейл тяжело выдохнула, и нежное лицо исказилось горечью. Внезапно, потолок над Уиллом треснул, а пол содрогнулся. Он посмотрел на ангелов и демонов, с ревом сходивших с фресок.  Сквозь трещины на потолке проник обжигающий свет. Уилл закрыл глаза, отстраняясь от неизбежного. Он почувствовал, как тихий ручей превратился в яростный безжалостный поток. Вода давила на него. Он тонул.  Он не мог открыть глаза, даже если бы попытался. Он чувствовал, что часовня наполняется черной и красной жидкостью. Цвет казался настолько ярким, что он видел его даже сквозь закрытые тонкие веки. Он ощутил что-то густое как слизь на языке, когда жидкость наконец накрыла его. На кончике его языка ошеломляюще соленый вкус, проникающий глубоко в легкие, словно большой паук. Большой и жадный паук.  Он почувствовал зуд и скрежет где-то в сердце.

***

Уилл проснулся. Его сердце так громко колотилось, что он почти не слышал хрипы, вырвавшиеся из его горла.  Он задыхался. Сквозь гул в ушах он различал треск разрываемой ткани и скрип кожи и костей (руки, он больше не чувствует рук, как будто он все еще в воде), скрежет металлического каркаса больничной кровати. Металл такой же холодный, как вода. Медсестры держали его. Они выглядели как ангелы, от которых он едва спасся. Одна из них отчаянно пыталась перенастроить кислород, другая — закрепить его вязками. Тот, кто поместил его в эту палату, видимо ожидал, что они ему понадобятся.  — Мистер Грэм, вы меня слышите? — громко прокричала ему женщина с ярко-рыжими волосами. Он все еще задыхался, ожидая смерти. Казалось, буря никогда не сможет успокоиться. Дойдя до пика, она продолжала разбивать бурлящие волны о его легкие.  Он чувствовал, как волна расплаты обрушивается на него снова и снова. Но его сердце билось. Кислород аккуратно заполнял его легкие. Все казалось нереальным, когда адреналин начал отступать, а цвета медленно раскрашивали серый мир вокруг. Его глаза казались покрыты туманной пеленой, а горло как будто никогда не было настолько сухим, несмотря на... несмотря на причину, по которой он проснулся.   — Мистер Грэм, — повторила медсестра. — Да, — прохрипел он, отхаркнув слюну и, должно быть, унцию желчи. На вкус как гнилое мясо. Ирония первой мысли, которая пришла ему в голову после пробуждения, не ускользнула от него, — воды. Две медсестры убежали, пока третья вытирала беспорядок, который он устроил, а четвертая быстро и тихо с кем-то разговаривала по телефону, стоя у двери. Рыжая женщина подбежала к раковине, схватила стакан, налила в него проточной воды, и принесла ему. Выпив воду залпом и почувствовал себя как в Раю. — Пейте медленно, — попросила она. Он не обратил на это внимание. Вторым его порывом было попросить зубную щетку, но он чувствовал себя, как рыба, выброшенная на берег. Ему нужно, чтобы сердце полностью успокоилось. Ему нужно вспомнить, кто он. Который час. Где он находится. Вскоре в комнате осталась только рыжая женщина, суетящаяся вокруг него. Она бормотала что-то о том, что "надо позвонить Вашей жене" и "пожалуйста, отдыхайте и ради Бога не вставайте" таким тоном, что он понял: он пока заключенный, но никто не собирался говорить ему об этом напрямую. У них, должно быть, были четкие инструкции от ФБР. Принимая это во внимание, картина начала проясняться. — Меня зовут Уилл Грэм. Сейчас… — его голос продолжал быть хриплым от долго молчания. Он решил, что не разговаривал уже несколько дней. Взглянув на часы в другом конце комнаты, он продолжил, — сейчас 1:37 дня. Я в больнице. Это не должно было его успокоить, но тем не менее успокоило. Немного. Про себя он продолжил повторять эти слова. В конце концов, биение сердца замедлилось до того минимума, когда он смог как следует расслышать собственные мысли. Он повторял свою мантру, снова и снова, пока не вернулась рыжая медсестра. — Ваша жена скоро придет. Молли. Она тоже была в больнице, он это прекрасно знал. — Как долго? — спросил он, запинаясь. Те же самые слова, которые он спросил у Ганнибала в часовне. Но на этот раз он сформулировал конкретный вопрос: как долго он был без сознания? Но ему не нужно было договаривать.  Медсестра неловко поёрзала: — Три месяца, сэр. Боль в его суставах и мышцах немедленно дала о себе знать, как будто подтверждая обратный эффект плацебо. Он поморщился, пытаясь сесть, и понимая, что это, должно быть, был первый раз за долгое время, когда он напрягал мышцы. — Три месяца? — повторил он. — Я был… я был в коме? — Да. Честно говоря, мистер Грэм, это чудо, что вы живы. Еще вчера ваши жизненные показатели были в критическом состоянии. Никто обычно не выживает при падении с такой высоты, да еще и с сильной потерей крови. Сердце Уилла бешено заколотилось. Воспоминания накатывали, заполняя каждый уголок и щель в его сознании. Он оказался погребен под кровавыми образами. Боль, возвышение, объятия. Он так долго провел в часовне рядом с Ганнибалом, что даже не подумал задать вопрос. Он не мог представить, что Ганнибал может быть где-то еще, кроме как рядом с ним. Господи, три месяца. — Ганнибал. Это было все, что он смог произнести. Имя прозвучало отчаянно на его устах. — Где Ганнибал Лектер?— потребовал он яснее, а жар в груди усилился. Тяжесть внутри него подозрительно напоминала панику, и он почувствовал головокружение. Ничто из того, что он когда-либо произносил вслух, не казалось ему более важным. Медсестра побледнела и снова поёрзала, а её рука упала на дверную ручку. — Я, эм, принесу вам туалетные принадлежности. Пожалуйста, оставайтесь на месте, сэр! — уклонилась она от ответа и так скривилась, словно её мучила лихорадка. Уилл пророчил себе много долгих лет, чтобы измениться, и наконец это произошло. Он уже решил, что не будет пассивно лежать здесь и чахнуть, как было в первый ужасный раз, когда он попал в больницу. У него были вопросы, на которые нужно было ответить. Немедленно. И он их получит, кто бы ни стоял у него на пути. Вязки оказалось легко распутать. В конце концов, это были всего лишь липучки. Спасибо папе за все эти видеокассеты с записями Гудини где он показывал, как правильно выбираться из любых пут. Осторожно сняв кислородную трубку и капельницу, приклеенную к руке, Уилл попытался встать и тут же почти упал, когда его ноги коснулись кафельного пола. Он не ходил месяцами. Головокружение на мгновение затуманило его чувства, пока кровь не начала циркулировать по ногам, и он не убедился, что не упадет. Шаги, которые ему потребовались, чтобы дойти до ближайшей к кровати тумбе, больше походили на волочение старика, но он упорно следовал к намеченной цели. Одна нога вперед. Вторая нога вперед. Бинго. Его колени заскрипели, когда он наклонился, чтобы порыться в двух ящиках. Их содержимое было скудным. Связка носков и халатов, стандартные для больниц, и странный набор его вещей, разложенные по пластиковым пакетам. Он был удивлен, обнаружив свой телефон: засохшая кровь покрывала практически не поврежденный корпус. Он предположил, что ФБР, скорее всего, уже извлекло из него все необходимые доказательства и решило вернуть его законному владельцу. Возможно, Молли вмешалась, торгуясь с Бюро, как сделала бы любая верная жена. Эта мысль ему не понравилась. Сначала он решил, что телефон разрядился, но, удерживая кнопку питания в течение нескольких секунд, телефон постепенно начал оживать. Когда он смог проверить заряд батареи, то обрадовался, что еще как минимум половина заряда есть. Он пролистал свои контакты.

Алана (Домашний номер)

Алана (Рабочий номер)

BSHCI

Доктор Штраус

Доктор Крелбойн

Джек

Молли

…

Пробежавшись глазами по первым нескольким контактам, он сделал глубокий вдох и выбрал. Он не был уверен, что убедило его позвонить на домашний телефон Аланы, но терпеливо ждал, пока гудок не прошел один раз, а затем механический голос не произнес: “Этот номер больше не существует". Ну конечно. Ганнибал мог убить Алану и ее семью, или она могла сбежать. Последнее казалось наиболее вероятным, она была достаточно умна, чтобы попытаться скрыться от Лектера, который определенно разгуливал на свободе. Уилл прикусил губу, прокручивая контакты, отчаянно пытаясь не думать о скале, падении, и ударе о воды океана, который его отключил. Ему нужно было знать, как он попал в больницу. Кто его нашел, где его нашли. Ему действительно нужно было знать, где Ганнибала видели в последний раз. Нехотя он позвонил Джеку. Он был почти удивлен, когда Джек взял трубку. Они оба тяжело дышали в динамик в течение нескольких застывших мгновений, пока Джек не бормотал:  — Уилл, это ты? — Да. Я очнулся. — Господи. Ты уже позвонил Молли? — Нет. Ей позвонили из больницы. — Они не должны были сообщать ей, пока не позвонят мне, — прорычал Джек. На другом конце трубки послышался звон ключей. — Проклятая бюрократия. Просто... оставайся на месте. Я уже еду. "Это все неважно", — Уиллу хотелось закричать. — Джек, — у него перехватило дыхание, и в этот момент ключи перестали звенеть. На том конце стояла оглушительная тишина. — Джек, пожалуйста, мне нужно понять, как я сюда попал. Мне нужно знать… — Он мертв, Уилл, — хрипло ответил Джек, тяжело вздохнув. Теплая боль ударила между глаз Уилла. Телефон выскользнул из его руки и грохнулся на твердую кафельную плитку. Защитный чехол полностью раскололся на две части, но он не обратил на это внимание. Он смотрел на стену перед собой, его взгляд был расфокусирован. Он слышал, что его зовут, но слова не доходили до него. "Мертв". Эта мысль не приходила ему в голову. Термины "Ганнибал Лектер" и "Мертв" казались несовместимыми, как смесь воды и масла. Воздух загустел, Уиллу казалось, словно его приковали к месту, и гравитация безжалостно тянула его вниз. Он еле волочил ноги, выходя в коридор, и вглядываясь в привычные, но теперь такие чужие пейзажи. Нигде не было оленей, кровь не текла ни из вентиляционных шахт, ни из окон. Медсестры, заметив, что он выскользнул из палаты, окружили его, но боялись прикоснуться. Благодаря их усилиями, Уилла удалось загнать обратно в кровать. Он не то чтобы сопротивлялся, но и не помогал.  Он обнаружил, что застрял в словах Джека. Окончательно. Беспробудно. Джек не приукрашивал. Ганнибал Лектер мертв. Мир, должно быть, почувствовал себя спокойнее и безопаснее от этого; Уилл же ощущал пустоту. Он не заметил, что дрожит, пока медсестра не попыталась воткнуть иглу капельницы на место, откуда он ее вырвал. Фиолетовый синяк скрывал прокол. Вязки вернулись на место, а из-за двери шепотом доносились извинения медсестер, которые не должны были извиняться за то, что им просто приказали делать свою работу. Одна из них оказалась более заботливой, чем остальные, она нашла подушку помягче и положила ее ему под голову. Должно быть, он выглядел очень расстроенным. Он закрыл глаза, когда они ушли, и попытался представить Норманнскую часовню. Это было невероятно сложно. Все казалось далеким, не помогала даже его эмпатия. Или, быть может, он был разлучен с Ганнибалом так долго, что больше не мог вызывать в воображении дворцы, принадлежащие сложному уму этого человека. Так было и раньше, когда он жил с Молли. Через некоторое время он перестал слышать зов во сне. Он перестал видеть Ганнибала в каждой часовне, мимо которой проезжал. Он даже перестал чувствовать его запах в осеннем ветре. Но когда они снова встретились в BSHCI, все вернулось на круги своя. Как будто он никогда и не бросал его. Уилл открыл глаза и стиснул зубы, глядя на унылый серый потолок.